«Это – парадокс цивилизаторского сознания, характерного для многих русских генералов и офицеров, начиная с первого великого конкистадора – генерала князя Цицианова, которого Ермолов считал эталонной фигурой в завоевании Кавказа и который за какие-нибудь четыре года его командования на Кавказе – с 1802-го по 1806-й – заложил принципиальные основы военной и административной политики России в крае. Цивилизаторская идея как идея оправдания кавказской конкисты была окончательно сформулирована при Ермолове – непреклонном европоцентристе по своим культурным и государственным представлениям.
Вольтерьянец Вельяминов покупал у казаков и солдат отрубленные головы горцев не по изуверству, а из научных соображений – он отсылал черепа в Петербург, в Академию наук для антропологических исследований. Для него, выученика энциклопедистов, Монтескье в частности, способ существования горцев и само их миропредставление были принципиально незаконны, алогичны. Их следовало уничтожить или заставить жить правильно. Органичное сопряжение цивилизаторской идеи с идеей государственной необходимости – а геополитические интересы России, безопасность ее южных границ и прилегающих к ним областей, устроение Закавказья, новых императорских территорий, действительно требовали захвата, замирения или по крайней мере блокирования бушующего Кавказа, – породило тот психологический тип кавказского солдата – в широком смысле, – который и вынес всю неимоверную тяжесть этой безжалостной, не знающей правил, изнурительной войны» (Гордин Я. Кавказ: земля и кровь. СПб., 2000).
Вольтерьянец Вельяминов покупал у казаков и солдат отрубленные головы горцев не по изуверству, а из научных соображений – он отсылал черепа в Петербург, в Академию наук для антропологических исследований. Для него, выученика энциклопедистов, Монтескье в частности, способ существования горцев и само их миропредставление были принципиально незаконны, алогичны. Их следовало уничтожить или заставить жить правильно. Органичное сопряжение цивилизаторской идеи с идеей государственной необходимости – а геополитические интересы России, безопасность ее южных границ и прилегающих к ним областей, устроение Закавказья, новых императорских территорий, действительно требовали захвата, замирения или по крайней мере блокирования бушующего Кавказа, – породило тот психологический тип кавказского солдата – в широком смысле, – который и вынес всю неимоверную тяжесть этой безжалостной, не знающей правил, изнурительной войны» (Гордин Я. Кавказ: земля и кровь. СПб., 2000).
Одной из форм возрождения в обществе затхлого имперского духа и колонизаторских амбиций является популяризация жизни и деятельности царских генералов и министров, попытка навязать их в качестве новых кумиров. И популяризация этой их деятельности, дискредитировавшей себя, прежде всего, в глазах прогрессивных русских писателей и историков, оценки которых сегодня зачастую игнорируются, приобретает абсолютно однобокий характер.
Письмо Патимат Гусейновой [Перевод с арабского]:
«Одному из самых ученых [мужей] уммы пророка и первому знатному лицу из потомков Ахмада, достойному, высокочтимому ученому (алиму) Нурмухаммаду ал-Авари.
Мир вам от Властелина, Всезнающего [Аллаха]. Затем. Я желаю вам, чтобы Аллах облачил вас в одежду здоровья и благополучия.
Далее. О, отец, дошло до меня, что вас удивило то, что Аллах наградил нас каплей из моря знаний, однако вас удивили всего лишь брызги сталкивающихся волн моря знаний, которые попали на меня. Но эти [мои знания] не являются чем-либо удивительным, потому что я не являюсь выдающейся женщиной и первой, кто сделал шаги в этой области [знаний]. Известны примеры, которые свидетельствуют о том, какие шаги сделали женщины [в изучении] различных наук. Об этом свидетельствуют исторические книги.
Среди них [выдающихся женщин] – писательница Аиша ал-Ба‘унийа, которую восхваляли многие ученые и высокую степень учености которой признавали многочисленные писатели. Ее бесподобное по своему стилю сочинение, которое называется «Раскрытие ясного» («Фатх ал-Мубин»), и комментарии к этой книге свидетельствуют о совершенстве ее языка.
Среди знаменитых женщин – ученая высочайшей степени Зайнаб ад-Димашки – наставница выдающегося ученого хафиза Ибн Хаджара.
Среди них (знаменитых женщин) – Зайнаб, дочь Абу ал-Касима (Зайнаб бинту Аби ал-Касим), которая обучалась у ряда выдающихся ученых и которой дана была иджаза6 и ривайа, как [была дана ученым мужам] Абу Мухаммаду Исмаилу ибн Абу ал-Касиму ан-Нисабури, Абу ал-Музаффару ал-Муниму ал-Кушайри, выдающемуся ученому аз-Замахшари и Ибн Халликану.
Также [в числе знаменитых женщин] – знаток мусульманского права Каримат, дочь Мухаммада (Каримат бинту Мухаммад), известная поэтесса; Такия, дочь Абу ал-Фараджа из Александрии (Такийа бинту Абу ал-Фарадж ал-Искандари), и другие, которые пребывают в благоденствии и память о которых вечна.
И это все не является удивительным. Удивительным является то, какое безразличие проявляют люди в отношении обучения своих дочерей, их воспитания согласно шариату, развитию их мышления, согласно исламской мудрости, не учитывая их (женщин) желания и готовность в [изучении] этого. Между тем, необходимость этого (т.е. обучения женщин, их воспитания и образования) разъясняет тот, кто не берет это с воздуха.
Ведь наука является опорой религии. И мужчина, и женщина являются равными по отношению к религиозным обязанностям. И я не знаю причину того, почему мужчины не уделяют внимания обучению дочерей (отвергают обучение дочерей), уподобляя их некоторым животным или же неодушевленной вещи. Без всякого образования оставляют их в стороне, предавая забвению в уголках домов по непонятным причинам, более запутанным, чем паутина. Разве они не слышали обращение их Господа: «Аллах не закрывает глаза на то, что делают несправедливые».
Или же они не подчиняются словам (повелениям) Господа Всевышнего: «И узнают те, которые совершили несправедливость, куда они будут возвращены».
Это всё, о мой ученый отец, я разъяснила в этой моей речи (в этом послании). И [после этого] я облегченно вздыхаю, освобождаюсь от меланхолии, и отдыхает мой обеспокоенный ум, хотя сердце обуяно мыслью тревоги о дочерях, которые тонут во мраке невежества, и мы это, к сожалению, видим. И нет у них (женщин) ни этого приятного мира, ни [знания] религии, с помощью которого они могут надеяться получить хорошее местопребывание [на том свете]. Я сожалею об этих жертвах, моя скорбь – по безгрешным [женщинам], которые стали жертвой невежества».
[Переписано] почерком ученого Назира, сына Ника-Мухаммада из селения Дургели, да
смилуется над ним Аллах.
«Одному из самых ученых [мужей] уммы пророка и первому знатному лицу из потомков Ахмада, достойному, высокочтимому ученому (алиму) Нурмухаммаду ал-Авари.
Мир вам от Властелина, Всезнающего [Аллаха]. Затем. Я желаю вам, чтобы Аллах облачил вас в одежду здоровья и благополучия.
Далее. О, отец, дошло до меня, что вас удивило то, что Аллах наградил нас каплей из моря знаний, однако вас удивили всего лишь брызги сталкивающихся волн моря знаний, которые попали на меня. Но эти [мои знания] не являются чем-либо удивительным, потому что я не являюсь выдающейся женщиной и первой, кто сделал шаги в этой области [знаний]. Известны примеры, которые свидетельствуют о том, какие шаги сделали женщины [в изучении] различных наук. Об этом свидетельствуют исторические книги.
Среди них [выдающихся женщин] – писательница Аиша ал-Ба‘унийа, которую восхваляли многие ученые и высокую степень учености которой признавали многочисленные писатели. Ее бесподобное по своему стилю сочинение, которое называется «Раскрытие ясного» («Фатх ал-Мубин»), и комментарии к этой книге свидетельствуют о совершенстве ее языка.
Среди знаменитых женщин – ученая высочайшей степени Зайнаб ад-Димашки – наставница выдающегося ученого хафиза Ибн Хаджара.
Среди них (знаменитых женщин) – Зайнаб, дочь Абу ал-Касима (Зайнаб бинту Аби ал-Касим), которая обучалась у ряда выдающихся ученых и которой дана была иджаза6 и ривайа, как [была дана ученым мужам] Абу Мухаммаду Исмаилу ибн Абу ал-Касиму ан-Нисабури, Абу ал-Музаффару ал-Муниму ал-Кушайри, выдающемуся ученому аз-Замахшари и Ибн Халликану.
Также [в числе знаменитых женщин] – знаток мусульманского права Каримат, дочь Мухаммада (Каримат бинту Мухаммад), известная поэтесса; Такия, дочь Абу ал-Фараджа из Александрии (Такийа бинту Абу ал-Фарадж ал-Искандари), и другие, которые пребывают в благоденствии и память о которых вечна.
И это все не является удивительным. Удивительным является то, какое безразличие проявляют люди в отношении обучения своих дочерей, их воспитания согласно шариату, развитию их мышления, согласно исламской мудрости, не учитывая их (женщин) желания и готовность в [изучении] этого. Между тем, необходимость этого (т.е. обучения женщин, их воспитания и образования) разъясняет тот, кто не берет это с воздуха.
Ведь наука является опорой религии. И мужчина, и женщина являются равными по отношению к религиозным обязанностям. И я не знаю причину того, почему мужчины не уделяют внимания обучению дочерей (отвергают обучение дочерей), уподобляя их некоторым животным или же неодушевленной вещи. Без всякого образования оставляют их в стороне, предавая забвению в уголках домов по непонятным причинам, более запутанным, чем паутина. Разве они не слышали обращение их Господа: «Аллах не закрывает глаза на то, что делают несправедливые».
Или же они не подчиняются словам (повелениям) Господа Всевышнего: «И узнают те, которые совершили несправедливость, куда они будут возвращены».
Это всё, о мой ученый отец, я разъяснила в этой моей речи (в этом послании). И [после этого] я облегченно вздыхаю, освобождаюсь от меланхолии, и отдыхает мой обеспокоенный ум, хотя сердце обуяно мыслью тревоги о дочерях, которые тонут во мраке невежества, и мы это, к сожалению, видим. И нет у них (женщин) ни этого приятного мира, ни [знания] религии, с помощью которого они могут надеяться получить хорошее местопребывание [на том свете]. Я сожалею об этих жертвах, моя скорбь – по безгрешным [женщинам], которые стали жертвой невежества».
[Переписано] почерком ученого Назира, сына Ника-Мухаммада из селения Дургели, да
смилуется над ним Аллах.
«С Патимат Гази-Мухаммад заключал махр трижды. Сначала, когда ей было тринадцать лет и она была ещё маленькой. Бракосочетание с несовершеннолетней женой считается действительным только в случае непогрешимости мужа, опасаясь, что его махр оказался недействительным, будучи женат на ней, совершил повторный обряд махра при исполнении ею пятнадцати лет. Ещё раз заключил махр, когда он утвердил шариат. При заключении махра обязательным является присутствие двух справедливых свидетелей. До введения шариата у людей не было исламских знаний, но теперь, после установления им шариата, обучив каждого мусульманина всему необходимому, счёл желательным обновить махр, и вновь заключил его. После женитьбы на Патимат, Гази-Мухаммад отправился мутаалимом в Унцукуль, дома ему никак не удавалось заглядывать в книги, чтобы, изучая книгу, испытывать знания людей».
«Переходя от одного учителя к другому, он имел возможность жить во многих местностях и обществах Дагестана, встречался со многими учениками, которые как и он приезжали из разных мест за учёностью» . Общаясь с ними, Гази-Мухаммад знакомился с их нравами, обычаями и настроениями под влиянием последних событий. «Убеждённый, красноречивый, он перед ними произнес свои первые, страстные, полные суровой воинственности и нетерпимости к русским, речи о необходимости объединения и совместной борьбы» . Учёность, мужество, ораторские дарования, всё это вместе не могло не производить на слушателей обаяния, и Гази-Мухаммад уже во время своей учёбы имел последователей и усердных помощников для будущей деятельности. Очарованные слушатели возвращались в родные селения, рассказывали о своём товарище и таким образом о Гази-Мухаммаде постепенно узнавали в разных обществах.
Прослышав об известном алиме, как бы далеко он ни находился, Гази-Мухаммад направлялся к нему, чтобы поучиться у него и… испытать учителя. «В полемике, когда начинались вопросы, он умел заставить замолчать всех, какой бы крупный алим там не был» .
Прослышав об известном алиме, как бы далеко он ни находился, Гази-Мухаммад направлялся к нему, чтобы поучиться у него и… испытать учителя. «В полемике, когда начинались вопросы, он умел заставить замолчать всех, какой бы крупный алим там не был» .
Однажды в Гимры по делам прибыл известный учёный Саид Араканский, у которого в своё время обучался и Гази-Мухаммад. Учёный спросил у одного из своих гимринских кунаков: «Знаешь ли ты такого мутаалима из ваших по имени Гази?» Тот ответил: «Знаю. Есть такой, мутаалимом скитается по разным местам, разным селениям» Саид сказал ему: «Эх! Валлахи, оказывается, ты не знаешь его! Я не потому тебя о нём спрашивал, что сам не знаю о нём. Спрашивал, чтобы узнать, знаете ли вы о его учёности, какой он сильный. Оказывается, вы не знали. Это не такой простой человек. В нашем хиндалальском обществе не найдётся алима, равного ему... В одно время он приходил ко мне брать у меня уроки, а ушёл о меня – дав уроки мне. Он человек особенного склада, позже вы узнаете его силу» .
По свидетельству Гасана ал-Алкадари, «в знании арабских наук он (Гази-Мухаммад) отличался в совершенстве. И до его выступления, когда он был преподавателем, дагестанские учёные, довершавшие образование при нём, очень хвалили его знание наук, а также не скрывали отсутствия у него практичности в мирских делах» .
За время своей научной деятельности Мухаммад-Кади Дибиров подготовил 12 учебников и научных изданий. Например, «Букварь для взрослых» на аварском языке был напечатан 1927 г. в 1-ой Гостиполитографии Даггосиздата в Буйнакске тиражом 5075 экземпляров; хрестоматия «Детский мир» для 2-го года обучения на аварском языке тиражом 4000 экземпляров и тоже на кумыкском языке тиражом 10000 экземпляров в 1922 году. Вместе с тем он перевел с русского на местные языки 20 книг, при этом одновременно работает в Наркомпросе
Обсуждались и другая не менее важная проблема о пожертвованиях, расходуемых по завещанию покойников («хайрат»). В своем выступлении Дибиров просит собравшихся авторитетных религиозных деятелей способствовать разумному, рациональному расходованию «хайрата». «В Дагестане, – сказал он, – на пожертвование по завещанию покойников на зияратах (на гробницах шейхов) и др. расходуются довольно солидные суммы, которые, если подсчитать, составляют громадные средства. Все эти средства расходуются неразумно, на съедение». Дибиров считал разумным использовать эти средства «на полезные общественные нужды», на развитие народного образования «и этим оказывать помощь культурному возрождению края» .
Мухаммед Надир-шах (1883-1933) — король Афганистана (1929-1933). 8 ноября 1933 г. во время торжественной церемонии в лицее «Неджат» был застрелен 19-летним учащимся лицея Абдул Халик Хазаром. Покушавшийся был немедленно арестован и приговорён к смертной казни через четвертование, его ближайшие родственники (включая отца и дядю) — повешены.
После установления Советской власти в Дагестане весной 1920 г., в Буйнакске создается религиозная организация «Дини-Джамиат». Организатором ее был Бадави-Кади Адильбеков (1885-1929 гг.) выходец из с. Буглен. В молодости он получил религиозное образование, обучаясь в селениях: Буглен, Тарки, Нижнее Казанище, Куппа. Затем работал общественным кадием в с. Капчугай, Тарки-Хасан, Чонт-аул, Буглен, преподавал основы ислама в Темир-Хан-Шуринском реальном училище, работал редактором газеты при горском правительстве. С 1919 г. являлся кадием в Темир-Хан-Шуре. Руководящим органом организации являлась так называемая «Тройка» (председатель, казначей, секретарь), причем официально Адильбеков председателем не состоял, хотя и руководил организацией, будучи городским кадием. В 1927 г. когда материальное положение организации ухудшилось, поскольку часть вакуфного имущества у «Дини-Джамиат» была отобрана властями, то по инициативе Адильбекова была произведена реорганизация руководящего органа «Дини-Джамиата» – вместо «Тройки» был организован так называемый «Дини-Комитет», который занимался не только чисто религиозными вопросами, но и общественно-политическими. В 1929 г. Дагестанским отделом ОГПУ были арестованы 75 человек, представителей "Дини-комитета", 20 из которых были растреляны, остальные получили различные наказания: заключения в концлагеря сроком на 10 лет, 5 лет, 3 месяца.
А вы ещё не смотрели документальный фильм "Георгий Жжёнов. Русский крест. От тюрьмы и от сумы..."? На канале "Культура". Нет? Тогда обязательно посмотрите!
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
По поводу осведомлённости Шамиля относительно положения дел на арене военных действий любопытным представляется высказывание непосредственного участника событий английского автора Хамфри Сэндвита, являвшимся во время Крымской войны генеральным инспектором госпиталей. Описывая ситуацию вокруг Карс, он писал:
«Ещё одну народность, которую можно увидеть в Карсе, – это дагестанцы, или последователи Шамиля, воина-пророка. Их язык – аварский, язык, совершенно отличный от языка любого другого народа. Их оружие тоже своеобразно, хотя оно мало отличается от того, что носят по всей Черкесии. Их пистолеты, необычной формы, носятся сзади на поясе, который вместе с вышеупомянутой кавказской камой представляют их вооружение, с которым дагестанцы разгуливают по улицам. Когда он сидит верхом на коне, большая изогнутая сабля без гарды и орнаментированное ружье дополняют его снаряжение. Рукоять сабли раздвоена, так что всадник, спешиваясь, кладет винтовку на рукоять, и выстрелом наносит смертельный удар. Многие из них переходят и возвращаются через хорошо охраняемую русскую границу дорогами, известными только им самим; и, пересекая скалистые горы Грузии, держат Шамиля в курсе политических событий».
«Ещё одну народность, которую можно увидеть в Карсе, – это дагестанцы, или последователи Шамиля, воина-пророка. Их язык – аварский, язык, совершенно отличный от языка любого другого народа. Их оружие тоже своеобразно, хотя оно мало отличается от того, что носят по всей Черкесии. Их пистолеты, необычной формы, носятся сзади на поясе, который вместе с вышеупомянутой кавказской камой представляют их вооружение, с которым дагестанцы разгуливают по улицам. Когда он сидит верхом на коне, большая изогнутая сабля без гарды и орнаментированное ружье дополняют его снаряжение. Рукоять сабли раздвоена, так что всадник, спешиваясь, кладет винтовку на рукоять, и выстрелом наносит смертельный удар. Многие из них переходят и возвращаются через хорошо охраняемую русскую границу дорогами, известными только им самим; и, пересекая скалистые горы Грузии, держат Шамиля в курсе политических событий».
Из полученных сведений в 1927 г.
«…Вообще, повсеместные беспокойства, причиняемые мелкими партизанскими отрядами Советской власти на Северном Кавказе и сочувствие всего населения горским националистам, заставила большевиков усвоить в последнее время новую тактику в борьбе с национальным движением на Северном Кавказе. Придя к заключению, что репрессии и террор не достигают цели, большевики решили не останавливаться ни перед какими затратами и бросают в горы большие суммы денег для подкупа влиятельных и беспокойных элементов. Также щедро оплачиваются тайные агенты, которые должны доносить обо всём происходящем в горах: о самых маленьких собраниях и приезжих лицах».
«…Вообще, повсеместные беспокойства, причиняемые мелкими партизанскими отрядами Советской власти на Северном Кавказе и сочувствие всего населения горским националистам, заставила большевиков усвоить в последнее время новую тактику в борьбе с национальным движением на Северном Кавказе. Придя к заключению, что репрессии и террор не достигают цели, большевики решили не останавливаться ни перед какими затратами и бросают в горы большие суммы денег для подкупа влиятельных и беспокойных элементов. Также щедро оплачиваются тайные агенты, которые должны доносить обо всём происходящем в горах: о самых маленьких собраниях и приезжих лицах».
«Тогда Шамиль послал к ним своего сына Гази-Мухаммада вместе с несколькими мюридами, среди которых были Инкачилдибир, наиб Аварии, не имевший войска, и знающий ученый Хаджи-Али Чохский, до этого бывший посланником (сафир) имама к наибам и его доверенным лицом в выборе мест для крепостей. На Хаджи-Али Чохском была кольчуга имама, которую подарила ему Умулкулсум, жена генерал-лейтенанта Аслан-хана, правителя Кумуха, когда его завоевал имам. По чистоте и блеску не было ей равной. Казалось, что она из чистого серебра. На каждом кольце ее было выбито слово «Аллах» – подобное бывает редко».