На днях в книжном клубе Кафки-Оруэлла, на семинаре Школы гражданского просвещения обсуждали с Инной Березкиной и Денисом Дженжера книгу Азар Нафиси Читая Лолиту в Тегеране. Спасибо за этот разговор.
Есть обширная литература о французском и американском exceptionalism. У россиян представление об исключительности тоже, кажется, впитано с детства. Читая Лолиту – отличное лекарство от этого.
Первые два десятилетия в Иране после исламской революции 1979 года и в России после прихода к власти Путина: что общего? Но сходство опыта поразительное.
Нафиси, университетская преподавательница литературы, вернулась в Тегеран после революции и пыталась со своими студентками пережить тиранию, сохранив индивидуальную свободу. Читая Лолиту – одновременно роман, мемуар, литературная критика, социальная история.
Это книга о том, как диктатура травмирует людей, а литература лечит. Об этом все книги Нафиси, включая последнюю, Read Dangerously: The Subversive Power of Literature in Troubled Times.
Как могут Приглашение на казнь и Лолита передавать жизнь в тоталитарном Иране, а Читая Лолиту в Тегеране – жизнь в России при Путине?
Пока сохранялась возможность читать, хотя бы в домашнем клубе, там еще можно было жить. Литература была направлением бегства от тошнотворной реальности и способом ее понимания.
Студентки Нафиси стали объектом тотального контроля: одежда, тело, дружба, мысли. Литература осталась единственным пространством свободы. Как Цинциннат Ц., они фактически были приговорены к убийству за то, что не такие, как все. За непрозрачность.
Чтобы спастись, надо было стать незаметной. Отчуждение, диссоциация со своими эмоциями, телом становилось единственным способом выжить на фоне проверок на девственность, обвинений в «прозападных взглядах» и поведении.
Гумберт сделал Лолиту воплощением своей мечты, отняв у нее имя (Долорес), голос, историю, возможность говорить своими словами, сделал ее порождением своего воображения, лишил ее реальности, кроме существующей в его голове – солипсист, присваивающий себе чужую жизнь, дающий ей новую личность.
Фрагментами чужой мечты стали и женщины в Иране. Тоталитаризм отнимает у человека его судьбу, делая его рабом чужого представления о должном. Жизнь одного человека поглощается, конфискуется другим. Права на счастье и жизнь по своему усмотрению не остается.
Аятолла Хомейни превращает нас в объекты своего воображения, как Гумберт Лолиту, пишет Нафиси. Украденная свобода сделала иранок изгнанницами в своей стране. Как Цинцинната Ц., их вынуждали участвовать в собственной казни, отказаться от прежнего я, отречься от своих действий и друзей. Они тоже пытались «вернуть эту землю себе» (цитата из Нафиси, не из БГ).
Власть хотела, чтобы в многолетней войне с Ираком иранцы видели войну с Западом – главным врагом, великим Сатаной, «атакующим самые основы нашей культуры», насилующим ее, совершающим акт культурной агрессии.
Нафиси теряла свою страну. Не в один миг, постепенно – это история поражения, постепенной сдачи позиций.
Суровый аятолла, пишет Нафиси, решил насадить свою мечту целой стране, вылепив нас по своему близорукому замыслу, по идеалу мусульманской женщины. Отказ принять этот идеал равносилен политическому неповиновению, экзистенциальному бунту. Приняв его, можно было увидеть в зеркале незнакомку.
А потом, как сейчас в России, стали закрывать издательства и книжные магазины. Людей стирали, делали лишними и невидимыми. Начались исчезновения, убийства противников режима, пытки. Сталин лишил души Россию, «рассеяв старую смерть», Хомейни поступил так с Ираном.
Чувство родства со своей страной было утрачено, и Нафиси поняла, что пора ехать: «Жизнь в Исламской республике похожа на секс с нелюбимым человеком», для которого нужно отчуждение, диссоциация. Вмененный Ирану образ победил за пределами страны. Его восприятие стало стереотипно-мифологическим, и теперь нужно доказывать, что в Иране не все исламисты, а в России не все – сторонники Путина и войны.
На днях в книжном клубе Кафки-Оруэлла, на семинаре Школы гражданского просвещения обсуждали с Инной Березкиной и Денисом Дженжера книгу Азар Нафиси Читая Лолиту в Тегеране. Спасибо за этот разговор.
Есть обширная литература о французском и американском exceptionalism. У россиян представление об исключительности тоже, кажется, впитано с детства. Читая Лолиту – отличное лекарство от этого.
Первые два десятилетия в Иране после исламской революции 1979 года и в России после прихода к власти Путина: что общего? Но сходство опыта поразительное.
Нафиси, университетская преподавательница литературы, вернулась в Тегеран после революции и пыталась со своими студентками пережить тиранию, сохранив индивидуальную свободу. Читая Лолиту – одновременно роман, мемуар, литературная критика, социальная история.
Это книга о том, как диктатура травмирует людей, а литература лечит. Об этом все книги Нафиси, включая последнюю, Read Dangerously: The Subversive Power of Literature in Troubled Times.
Как могут Приглашение на казнь и Лолита передавать жизнь в тоталитарном Иране, а Читая Лолиту в Тегеране – жизнь в России при Путине?
Пока сохранялась возможность читать, хотя бы в домашнем клубе, там еще можно было жить. Литература была направлением бегства от тошнотворной реальности и способом ее понимания.
Студентки Нафиси стали объектом тотального контроля: одежда, тело, дружба, мысли. Литература осталась единственным пространством свободы. Как Цинциннат Ц., они фактически были приговорены к убийству за то, что не такие, как все. За непрозрачность.
Чтобы спастись, надо было стать незаметной. Отчуждение, диссоциация со своими эмоциями, телом становилось единственным способом выжить на фоне проверок на девственность, обвинений в «прозападных взглядах» и поведении.
Гумберт сделал Лолиту воплощением своей мечты, отняв у нее имя (Долорес), голос, историю, возможность говорить своими словами, сделал ее порождением своего воображения, лишил ее реальности, кроме существующей в его голове – солипсист, присваивающий себе чужую жизнь, дающий ей новую личность.
Фрагментами чужой мечты стали и женщины в Иране. Тоталитаризм отнимает у человека его судьбу, делая его рабом чужого представления о должном. Жизнь одного человека поглощается, конфискуется другим. Права на счастье и жизнь по своему усмотрению не остается.
Аятолла Хомейни превращает нас в объекты своего воображения, как Гумберт Лолиту, пишет Нафиси. Украденная свобода сделала иранок изгнанницами в своей стране. Как Цинцинната Ц., их вынуждали участвовать в собственной казни, отказаться от прежнего я, отречься от своих действий и друзей. Они тоже пытались «вернуть эту землю себе» (цитата из Нафиси, не из БГ).
Власть хотела, чтобы в многолетней войне с Ираком иранцы видели войну с Западом – главным врагом, великим Сатаной, «атакующим самые основы нашей культуры», насилующим ее, совершающим акт культурной агрессии.
Нафиси теряла свою страну. Не в один миг, постепенно – это история поражения, постепенной сдачи позиций.
Суровый аятолла, пишет Нафиси, решил насадить свою мечту целой стране, вылепив нас по своему близорукому замыслу, по идеалу мусульманской женщины. Отказ принять этот идеал равносилен политическому неповиновению, экзистенциальному бунту. Приняв его, можно было увидеть в зеркале незнакомку.
А потом, как сейчас в России, стали закрывать издательства и книжные магазины. Людей стирали, делали лишними и невидимыми. Начались исчезновения, убийства противников режима, пытки. Сталин лишил души Россию, «рассеяв старую смерть», Хомейни поступил так с Ираном.
Чувство родства со своей страной было утрачено, и Нафиси поняла, что пора ехать: «Жизнь в Исламской республике похожа на секс с нелюбимым человеком», для которого нужно отчуждение, диссоциация. Вмененный Ирану образ победил за пределами страны. Его восприятие стало стереотипно-мифологическим, и теперь нужно доказывать, что в Иране не все исламисты, а в России не все – сторонники Путина и войны.
BY Events and texts
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change. DFR Lab sent the image through Microsoft Azure's Face Verification program and found that it was "highly unlikely" that the person in the second photo was the same as the first woman. The fact-checker Logically AI also found the claim to be false. The woman, Olena Kurilo, was also captured in a video after the airstrike and shown to have the injuries. The original Telegram channel has expanded into a web of accounts for different locations, including specific pages made for individual Russian cities. There's also an English-language website, which states it is owned by the people who run the Telegram channels. In this regard, Sebi collaborated with the Telecom Regulatory Authority of India (TRAI) to reduce the vulnerability of the securities market to manipulation through misuse of mass communication medium like bulk SMS.
from us
