Но затем наступает 1936 год, ставший крайне важным для советской историографии Гражданской войны в Крыму. Именно в этот год были расстреляны целый ряд важнейших деятелей крымского истпарта (в первую очередь Юрий Гавен и Владимир Елагин), и в целом именно с 1936-го началось истребление старых крымских большевиков, большинство из которых ранее были очень респектабельными деятелями, вполне заслуженно пользовавшиеся уважением в партии. Некоторые из них считались героями ряда ключевых событий в истории революционного Крыма, и потому в литературе о них писали соответствующе.
Из-за истребления живых героев революционных событий в регионе возник, своего рода, вакуум в героическом пантеоне памяти крымской истории 1917-1920 годов, и его нужно было кем-то заполнить. И здесь очень кстати оказались те самые таврические комиссары. Они погибли в далёком 1918-м, и при всём желании под дальнейшие партийные чистки они не попадут.
Потому с 1936 года ситуация круто меняется – таврические комиссары начинают "бронзоветь", превращаться в исключительно материалы для агитпроповской литературы, тем самым происходит второй, "антиоппозиционный" мемориальный поворот в отношении комиссаров. Их деятельность выставляется исключительно с положительной стороны, а их факт их гибели сакрализируется. Именно на период второго мемориального поворота пришлась установка нового, гораздо более пафосного памятника над братским захоронением комиссаров (1940 год установки, фото №1 в посте) и установкой мемориальной таблички на здании, в подвале которого содержались Слуцкий и Ко (фото №2 в посте).
2) Особый акцент на "вкладе" таврических комиссаров в борьбе с "троцкисто-бухарино-зиновье-левокоммунистическо-фашистскими агентами и предателями", то бишь их противопоставление другим крымским большевикам, успевшими стать жертвами внутрипартийных чисток. Вкупе с новым импульсом в деле популяризации памяти о них это должно было затмить память о, как тогда писалось, «троцкистском бандите, фашистском шпионе» Юрии Гавене и прочих крымских коммунистах, на которых были также налеплены схожие клейма.
Подобной, весьма примитивной и идеологически ангажированной схемой "верные ленинцы Слуцкий, Тарвацкий и т.д vs троцкистские мрази Гавен, Островская и т.д." подменялась более объективная картина противоречий между различными центрами силы в Таврической губернии (севастопольская, симферопольская организации РКП(б), крымские левые эсеры, Центрофлот, институт Главного комиссара Черноморского флота, матросы, сухопутные войска и т.д.), которую стремился вырисовать крымский истпарт. Да, тот же Юрий Гавен был склонен обходить целый ряд острых вопросов об истории Крыма в 1917-1918 годов, которые могли бросить тень на него лично, однако даже несмотря на это крымский истпарт (в том числе и) под его руководством не стеснялся поднимать вопросы, которые показывали ошибки крымских большевиков в целом (и симферопольской, и севастопольской организаций РКП(б)). И это, безусловно, заслуживает уважения. Сталинская историография на подобную саморефлексию уже способна не была.
Все эти пертурбации в переписывании и фальсификации крымской революционной истории имели далеко идущие последствия и оказали негативное влияние на советскую историческую науку эпохи после XX и XXII съездов КПСС (но об этом, впрочем, поговорим как-нибудь в другой раз).
Из-за истребления живых героев революционных событий в регионе возник, своего рода, вакуум в героическом пантеоне памяти крымской истории 1917-1920 годов, и его нужно было кем-то заполнить. И здесь очень кстати оказались те самые таврические комиссары. Они погибли в далёком 1918-м, и при всём желании под дальнейшие партийные чистки они не попадут.
Потому с 1936 года ситуация круто меняется – таврические комиссары начинают "бронзоветь", превращаться в исключительно материалы для агитпроповской литературы, тем самым происходит второй, "антиоппозиционный" мемориальный поворот в отношении комиссаров. Их деятельность выставляется исключительно с положительной стороны, а их факт их гибели сакрализируется. Именно на период второго мемориального поворота пришлась установка нового, гораздо более пафосного памятника над братским захоронением комиссаров (1940 год установки, фото №1 в посте) и установкой мемориальной таблички на здании, в подвале которого содержались Слуцкий и Ко (фото №2 в посте).
2) Особый акцент на "вкладе" таврических комиссаров в борьбе с "троцкисто-бухарино-зиновье-левокоммунистическо-фашистскими агентами и предателями", то бишь их противопоставление другим крымским большевикам, успевшими стать жертвами внутрипартийных чисток. Вкупе с новым импульсом в деле популяризации памяти о них это должно было затмить память о, как тогда писалось, «троцкистском бандите, фашистском шпионе» Юрии Гавене и прочих крымских коммунистах, на которых были также налеплены схожие клейма.
Подобной, весьма примитивной и идеологически ангажированной схемой "верные ленинцы Слуцкий, Тарвацкий и т.д vs троцкистские мрази Гавен, Островская и т.д." подменялась более объективная картина противоречий между различными центрами силы в Таврической губернии (севастопольская, симферопольская организации РКП(б), крымские левые эсеры, Центрофлот, институт Главного комиссара Черноморского флота, матросы, сухопутные войска и т.д.), которую стремился вырисовать крымский истпарт. Да, тот же Юрий Гавен был склонен обходить целый ряд острых вопросов об истории Крыма в 1917-1918 годов, которые могли бросить тень на него лично, однако даже несмотря на это крымский истпарт (в том числе и) под его руководством не стеснялся поднимать вопросы, которые показывали ошибки крымских большевиков в целом (и симферопольской, и севастопольской организаций РКП(б)). И это, безусловно, заслуживает уважения. Сталинская историография на подобную саморефлексию уже способна не была.
Все эти пертурбации в переписывании и фальсификации крымской революционной истории имели далеко идущие последствия и оказали негативное влияние на советскую историческую науку эпохи после XX и XXII съездов КПСС (но об этом, впрочем, поговорим как-нибудь в другой раз).
group-telegram.com/Red_and_white_Crimea/769
Create:
Last Update:
Last Update:
Но затем наступает 1936 год, ставший крайне важным для советской историографии Гражданской войны в Крыму. Именно в этот год были расстреляны целый ряд важнейших деятелей крымского истпарта (в первую очередь Юрий Гавен и Владимир Елагин), и в целом именно с 1936-го началось истребление старых крымских большевиков, большинство из которых ранее были очень респектабельными деятелями, вполне заслуженно пользовавшиеся уважением в партии. Некоторые из них считались героями ряда ключевых событий в истории революционного Крыма, и потому в литературе о них писали соответствующе.
Из-за истребления живых героев революционных событий в регионе возник, своего рода, вакуум в героическом пантеоне памяти крымской истории 1917-1920 годов, и его нужно было кем-то заполнить. И здесь очень кстати оказались те самые таврические комиссары. Они погибли в далёком 1918-м, и при всём желании под дальнейшие партийные чистки они не попадут.
Потому с 1936 года ситуация круто меняется – таврические комиссары начинают "бронзоветь", превращаться в исключительно материалы для агитпроповской литературы, тем самым происходит второй, "антиоппозиционный" мемориальный поворот в отношении комиссаров. Их деятельность выставляется исключительно с положительной стороны, а их факт их гибели сакрализируется. Именно на период второго мемориального поворота пришлась установка нового, гораздо более пафосного памятника над братским захоронением комиссаров (1940 год установки, фото №1 в посте) и установкой мемориальной таблички на здании, в подвале которого содержались Слуцкий и Ко (фото №2 в посте).
2) Особый акцент на "вкладе" таврических комиссаров в борьбе с "троцкисто-бухарино-зиновье-левокоммунистическо-фашистскими агентами и предателями", то бишь их противопоставление другим крымским большевикам, успевшими стать жертвами внутрипартийных чисток. Вкупе с новым импульсом в деле популяризации памяти о них это должно было затмить память о, как тогда писалось, «троцкистском бандите, фашистском шпионе» Юрии Гавене и прочих крымских коммунистах, на которых были также налеплены схожие клейма.
Подобной, весьма примитивной и идеологически ангажированной схемой "верные ленинцы Слуцкий, Тарвацкий и т.д vs троцкистские мрази Гавен, Островская и т.д." подменялась более объективная картина противоречий между различными центрами силы в Таврической губернии (севастопольская, симферопольская организации РКП(б), крымские левые эсеры, Центрофлот, институт Главного комиссара Черноморского флота, матросы, сухопутные войска и т.д.), которую стремился вырисовать крымский истпарт. Да, тот же Юрий Гавен был склонен обходить целый ряд острых вопросов об истории Крыма в 1917-1918 годов, которые могли бросить тень на него лично, однако даже несмотря на это крымский истпарт (в том числе и) под его руководством не стеснялся поднимать вопросы, которые показывали ошибки крымских большевиков в целом (и симферопольской, и севастопольской организаций РКП(б)). И это, безусловно, заслуживает уважения. Сталинская историография на подобную саморефлексию уже способна не была.
Все эти пертурбации в переписывании и фальсификации крымской революционной истории имели далеко идущие последствия и оказали негативное влияние на советскую историческую науку эпохи после XX и XXII съездов КПСС (но об этом, впрочем, поговорим как-нибудь в другой раз).
Из-за истребления живых героев революционных событий в регионе возник, своего рода, вакуум в героическом пантеоне памяти крымской истории 1917-1920 годов, и его нужно было кем-то заполнить. И здесь очень кстати оказались те самые таврические комиссары. Они погибли в далёком 1918-м, и при всём желании под дальнейшие партийные чистки они не попадут.
Потому с 1936 года ситуация круто меняется – таврические комиссары начинают "бронзоветь", превращаться в исключительно материалы для агитпроповской литературы, тем самым происходит второй, "антиоппозиционный" мемориальный поворот в отношении комиссаров. Их деятельность выставляется исключительно с положительной стороны, а их факт их гибели сакрализируется. Именно на период второго мемориального поворота пришлась установка нового, гораздо более пафосного памятника над братским захоронением комиссаров (1940 год установки, фото №1 в посте) и установкой мемориальной таблички на здании, в подвале которого содержались Слуцкий и Ко (фото №2 в посте).
2) Особый акцент на "вкладе" таврических комиссаров в борьбе с "троцкисто-бухарино-зиновье-левокоммунистическо-фашистскими агентами и предателями", то бишь их противопоставление другим крымским большевикам, успевшими стать жертвами внутрипартийных чисток. Вкупе с новым импульсом в деле популяризации памяти о них это должно было затмить память о, как тогда писалось, «троцкистском бандите, фашистском шпионе» Юрии Гавене и прочих крымских коммунистах, на которых были также налеплены схожие клейма.
Подобной, весьма примитивной и идеологически ангажированной схемой "верные ленинцы Слуцкий, Тарвацкий и т.д vs троцкистские мрази Гавен, Островская и т.д." подменялась более объективная картина противоречий между различными центрами силы в Таврической губернии (севастопольская, симферопольская организации РКП(б), крымские левые эсеры, Центрофлот, институт Главного комиссара Черноморского флота, матросы, сухопутные войска и т.д.), которую стремился вырисовать крымский истпарт. Да, тот же Юрий Гавен был склонен обходить целый ряд острых вопросов об истории Крыма в 1917-1918 годов, которые могли бросить тень на него лично, однако даже несмотря на это крымский истпарт (в том числе и) под его руководством не стеснялся поднимать вопросы, которые показывали ошибки крымских большевиков в целом (и симферопольской, и севастопольской организаций РКП(б)). И это, безусловно, заслуживает уважения. Сталинская историография на подобную саморефлексию уже способна не была.
Все эти пертурбации в переписывании и фальсификации крымской революционной истории имели далеко идущие последствия и оказали негативное влияние на советскую историческую науку эпохи после XX и XXII съездов КПСС (но об этом, впрочем, поговорим как-нибудь в другой раз).
BY Красно-белый Крым
Share with your friend now:
group-telegram.com/Red_and_white_Crimea/769