USSResearch

В своей статье "As Above, So Below: Astrology and the Fate of Soviet Scientism" (Как вверху, так и внизу: астрология и судьба советского сциентизма) Джозеф Келлнер показывает, что взрывной интерес к астрологии в позднем СССР был не капризом «падения империи», а логичным продолжением особой русской традиции «спекулятивной науки», где техника и мистика веками соседствовали. Автор ведёт рассказ тремя параллельными сюжетами: биографией подпольного астролога-математика Михаила Левина, эволюцией журнала «Наука и религия» и судьбой «дочери эпохи Спутника» — астронома Ольги Галанкиной, для которой звёзды превратились из объекта научного интереса в персональный компас во время распада страны.

Келлнер начинает с яркого эпизода: в августе 1991-го Левин, узнав о путче по радиоприёмнику лесника, развернул в рюкзаке астрономические таблицы и тут же объявил спутникам-туристам, что мятеж обречён, ведь тридцатилетний планетарный цикл Советского проекта подходит к концу. Этот «полевой прогноз» символизирует спрос на «космическую перспективу» именно тогда, когда партийная наука перестала давать внятные ответы.

Чтобы показать, откуда взялся такой спрос, автор возвращается к 1957 году. Запуск «Спутника-1» породил поколение, которое совместило восторг перед техникой и надежду на духовное обновление – популярные журналы вроде «Техники – молодёжи» и «Знание – сила» печатали одновременно статьи о ракетах и очерки о телекинезе или внеземных цивилизациях. Астрология органично вписалась в эту «спекулятивную» атмосферу, хотя оставалась под запретом.
Левин вырос ребёнком академической элиты, но, столкнувшись с антисемитскими квотами, ушёл в «внутреннюю эмиграцию». Он отлавливал астрологические трактаты в спецхране Ленинки, переводил их по словарю и устраивал квартирные семинары. Даже каталог Библиотеки Конгресса США он использовал как карту к запрятанным в московских фондах изданиям. К концу 1970-х Левин уже читал первые подпольные курсы и собирал кружок будущих преподавателей.
История Галанкиной противопоставлена Левину. Девочка из рабочей подмосковной семьи ловила взглядами советские спутники на дачном небе, поступила на астрофак МГУ и до 1987 года считала астрологию предрассудком. Всё изменилось на лекции по истории астрономии в старой Краснопресненской обсерватории, где профессор ради шутки показал дореволюционный «популярный гороскоп». Галанкина «почувствовала, как звёзды обрели смысл», и вскоре записалась к Левину — сначала в домашний кружок, а затем в основанную им Московскую академию астрологии.

Ключевым медиатором между подпольем и массовой аудиторией стал журнал «Наука и религия». Задуманный в 1959 году как кузница научного атеизма, к 1987-му он печатал преимущественно методички для лекторов-безбожников. Однако «перестройка» поменяла правила: тираж поднялся с 200 тыс. до 700 тыс., а доля «восточных и эзотерических» тем выросла с <10 % до 40 % контента. Рубрику «Письма читателей» разросшуюся до сотен откликов в месяц редакция превратила в орган обратной связи; лозунг «читатель всегда прав» означал передачу духовной власти публике. Апогеем стала публикация в 1989 году двухтомной статьи «Астрология: за и против», где классический марксист разъяснял, почему усталый от «компьютера-бога» советский гражданин тянется к звёздной гармонии. За ней последовала серия переводов Линды Гудман – первый систематический гороскоп на русском, напечатанный без цензурных комментариев.
Социология подтверждает массовость явления: опрос 1990 года зафиксировал, что 49 % россиян, включая треть убеждённых атеистов, верят во влияние звёзд; в 1991-м среди выпускников вузов доля «верящих» поднялась до 57 % – показатели, сопоставимые или даже превышающие веру в Бога. Уже к 1992 году гороскопы шли по центральному ТВ, а через год – на страницах делового «Коммерсанта».

👍43❤13🔥7😢7🤯4😁3👎1🤬1

www.group-telegram.com/us/USSResearch.com/5821

4.38K viewsJun 18 at 20:17

В своей статье "As Above, So Below: Astrology and the Fate of Soviet Scientism" (Как вверху, так и внизу: астрология и судьба советского сциентизма) Джозеф Келлнер показывает, что взрывной интерес к астрологии в позднем СССР был не капризом «падения империи», а логичным продолжением особой русской традиции «спекулятивной науки», где техника и мистика веками соседствовали. Автор ведёт рассказ тремя параллельными сюжетами: биографией подпольного астролога-математика Михаила Левина, эволюцией журнала «Наука и религия» и судьбой «дочери эпохи Спутника» — астронома Ольги Галанкиной, для которой звёзды превратились из объекта научного интереса в персональный компас во время распада страны.

Келлнер начинает с яркого эпизода: в августе 1991-го Левин, узнав о путче по радиоприёмнику лесника, развернул в рюкзаке астрономические таблицы и тут же объявил спутникам-туристам, что мятеж обречён, ведь тридцатилетний планетарный цикл Советского проекта подходит к концу. Этот «полевой прогноз» символизирует спрос на «космическую перспективу» именно тогда, когда партийная наука перестала давать внятные ответы.

Чтобы показать, откуда взялся такой спрос, автор возвращается к 1957 году. Запуск «Спутника-1» породил поколение, которое совместило восторг перед техникой и надежду на духовное обновление – популярные журналы вроде «Техники – молодёжи» и «Знание – сила» печатали одновременно статьи о ракетах и очерки о телекинезе или внеземных цивилизациях. Астрология органично вписалась в эту «спекулятивную» атмосферу, хотя оставалась под запретом.
Левин вырос ребёнком академической элиты, но, столкнувшись с антисемитскими квотами, ушёл в «внутреннюю эмиграцию». Он отлавливал астрологические трактаты в спецхране Ленинки, переводил их по словарю и устраивал квартирные семинары. Даже каталог Библиотеки Конгресса США он использовал как карту к запрятанным в московских фондах изданиям. К концу 1970-х Левин уже читал первые подпольные курсы и собирал кружок будущих преподавателей.
История Галанкиной противопоставлена Левину. Девочка из рабочей подмосковной семьи ловила взглядами советские спутники на дачном небе, поступила на астрофак МГУ и до 1987 года считала астрологию предрассудком. Всё изменилось на лекции по истории астрономии в старой Краснопресненской обсерватории, где профессор ради шутки показал дореволюционный «популярный гороскоп». Галанкина «почувствовала, как звёзды обрели смысл», и вскоре записалась к Левину — сначала в домашний кружок, а затем в основанную им Московскую академию астрологии.

Ключевым медиатором между подпольем и массовой аудиторией стал журнал «Наука и религия». Задуманный в 1959 году как кузница научного атеизма, к 1987-му он печатал преимущественно методички для лекторов-безбожников. Однако «перестройка» поменяла правила: тираж поднялся с 200 тыс. до 700 тыс., а доля «восточных и эзотерических» тем выросла с <10 % до 40 % контента. Рубрику «Письма читателей» разросшуюся до сотен откликов в месяц редакция превратила в орган обратной связи; лозунг «читатель всегда прав» означал передачу духовной власти публике. Апогеем стала публикация в 1989 году двухтомной статьи «Астрология: за и против», где классический марксист разъяснял, почему усталый от «компьютера-бога» советский гражданин тянется к звёздной гармонии. За ней последовала серия переводов Линды Гудман – первый систематический гороскоп на русском, напечатанный без цензурных комментариев.
Социология подтверждает массовость явления: опрос 1990 года зафиксировал, что 49 % россиян, включая треть убеждённых атеистов, верят во влияние звёзд; в 1991-м среди выпускников вузов доля «верящих» поднялась до 57 % – показатели, сопоставимые или даже превышающие веру в Бога. Уже к 1992 году гороскопы шли по центральному ТВ, а через год – на страницах делового «Коммерсанта».

BY USSResearch