Несколько комментариев на мой пост по Витязевой натолкнули меня вот на какую мысль. Мы говорим словосочетание «информационная война», но здесь дело вообще не в информации. Здесь дело в интуитивном понимании механики производства «настроения», эмоциональных состояний, причём в масштабах целого общества, то, о чём любит говорить Семён Уралов — «колесо генотьбы», зрада-перемога. Гипотеза о том, что в публичной сфере возможны «взрослые» обсуждения между людьми, которые способны целенаправленно и ответственно управлять своими эмоциональными состояниями, не поддаваясь на внешние манипуляции — мягко говоря, оптимистическая. И по всему выходит, что известная доля правды в тезисе о том, что реальные проблемы должны обсуждаться строго в непубличной плоскости, таки есть.
Но, уж поверьте, я очень много участвую и в непубличных обсуждениях самого разного уровня. Самое сильное впечатление на меня производят высокие руководители, которые в свободное от основных занятий время втихую волонтёрят, искренне считая, что они так больше помогут фронту, чем на своём основном рабочем месте. Иногда довольно масштабно волонтёрят — разумеется, никак не светясь. Это само по себе многое говорит о «штатных» механизмах системы, в том числе о механизмах обратной связи.
Однако если говорить о кабинетных обсуждениях, в них есть ещё одна черта. Это деградация экспертизы в замкнутых сообществах. Люди, которые варятся в собственном соку, рано или поздно, что называется, «отстают от жизни», какими бы глубокими экспертами в своей теме они ни были. А потом старшие умирают, а экспертиза передаётся, что называется, c потерями — и мы получаем в следующем поколении «тайных спецов», которые, мало того что тайные, не знают толком вообще ничего. Но при этом общество продолжает быть в уверенности, что где-то есть секретная дверь, за которой сидят люди с квадратными головами и всё знают, в отличие от профанов с улицы.
Одно из самых удивительных открытий в 22-м для меня было, что наша любительская команда больше понимает про боевое применение тактических беспилотников, чем штатные ответственные за вопрос структуры в МО. И это не наша самооценка — это, наоборот, их запрос на подготовку спецов и учебных курсов. Сейчас я этому уже куда меньше удивляюсь — они в основном следили за основным «потенциальным противником» и его военным строительством (с упором на большое-сложное-дорогое), а ключевой прогресс в этой сфере происходил совсем в других точках планеты.
Это позволило мне выдвинуть на одном из таких совещаний радикальный тезис, что одна из главных организационных проблем — это не изменившаяся со времён Холодной войны политика секретности. Скорость и темп изменений важнее скрытности — если они «у себя» устаревают раньше, чем противник успевает их повторить или найти противоядие, ты в выигрыше, а вот если из-за ограничений ты не успеваешь вовремя масштабировать успешные практики, и они остаются точечными «аналоговнетами» — тогда нет у тебя никакого превосходства.
Какой из этого вывод должен последовать — пока рано говорить. Но одно понимаю — чисто внутриполитическая задача «эмоционального контроля» общества и «накачки позитивом» точно не самая важная, если мы действительно хотим победить. А вот ускоренное взросление активной части общества — в самых разных смыслах этого слова — пожалуй, важнее. Но это очень неприятный для многих ход мысли. Причём вне зависимости от взглядов.
Несколько комментариев на мой пост по Витязевой натолкнули меня вот на какую мысль. Мы говорим словосочетание «информационная война», но здесь дело вообще не в информации. Здесь дело в интуитивном понимании механики производства «настроения», эмоциональных состояний, причём в масштабах целого общества, то, о чём любит говорить Семён Уралов — «колесо генотьбы», зрада-перемога. Гипотеза о том, что в публичной сфере возможны «взрослые» обсуждения между людьми, которые способны целенаправленно и ответственно управлять своими эмоциональными состояниями, не поддаваясь на внешние манипуляции — мягко говоря, оптимистическая. И по всему выходит, что известная доля правды в тезисе о том, что реальные проблемы должны обсуждаться строго в непубличной плоскости, таки есть.
Но, уж поверьте, я очень много участвую и в непубличных обсуждениях самого разного уровня. Самое сильное впечатление на меня производят высокие руководители, которые в свободное от основных занятий время втихую волонтёрят, искренне считая, что они так больше помогут фронту, чем на своём основном рабочем месте. Иногда довольно масштабно волонтёрят — разумеется, никак не светясь. Это само по себе многое говорит о «штатных» механизмах системы, в том числе о механизмах обратной связи.
Однако если говорить о кабинетных обсуждениях, в них есть ещё одна черта. Это деградация экспертизы в замкнутых сообществах. Люди, которые варятся в собственном соку, рано или поздно, что называется, «отстают от жизни», какими бы глубокими экспертами в своей теме они ни были. А потом старшие умирают, а экспертиза передаётся, что называется, c потерями — и мы получаем в следующем поколении «тайных спецов», которые, мало того что тайные, не знают толком вообще ничего. Но при этом общество продолжает быть в уверенности, что где-то есть секретная дверь, за которой сидят люди с квадратными головами и всё знают, в отличие от профанов с улицы.
Одно из самых удивительных открытий в 22-м для меня было, что наша любительская команда больше понимает про боевое применение тактических беспилотников, чем штатные ответственные за вопрос структуры в МО. И это не наша самооценка — это, наоборот, их запрос на подготовку спецов и учебных курсов. Сейчас я этому уже куда меньше удивляюсь — они в основном следили за основным «потенциальным противником» и его военным строительством (с упором на большое-сложное-дорогое), а ключевой прогресс в этой сфере происходил совсем в других точках планеты.
Это позволило мне выдвинуть на одном из таких совещаний радикальный тезис, что одна из главных организационных проблем — это не изменившаяся со времён Холодной войны политика секретности. Скорость и темп изменений важнее скрытности — если они «у себя» устаревают раньше, чем противник успевает их повторить или найти противоядие, ты в выигрыше, а вот если из-за ограничений ты не успеваешь вовремя масштабировать успешные практики, и они остаются точечными «аналоговнетами» — тогда нет у тебя никакого превосходства.
Какой из этого вывод должен последовать — пока рано говорить. Но одно понимаю — чисто внутриполитическая задача «эмоционального контроля» общества и «накачки позитивом» точно не самая важная, если мы действительно хотим победить. А вот ускоренное взросление активной части общества — в самых разных смыслах этого слова — пожалуй, важнее. Но это очень неприятный для многих ход мысли. Причём вне зависимости от взглядов.
BY ЧАДАЕВ
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. "There are a lot of things that Telegram could have been doing this whole time. And they know exactly what they are and they've chosen not to do them. That's why I don't trust them," she said. Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts. Since January 2022, the SC has received a total of 47 complaints and enquiries on illegal investment schemes promoted through Telegram. These fraudulent schemes offer non-existent investment opportunities, promising very attractive and risk-free returns within a short span of time. They commonly offer unrealistic returns of as high as 1,000% within 24 hours or even within a few hours. Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.”
from us
