ПОКРОВКА
На сотнях чужих фотографий
Я появляюсь на заднем плане.
(Бегущий, идущий, застывший с открытым ртом)
То есть: дети, их родители,
Бабушки и дедушки,
Мартышки и орлы,
Железная коза, с рогами, натертыми до блеска,
Клоун с большой головой,
Золотой ковбой,
И просто красивый фасад здания —
И я на заднем плане.
Обязательно.
Непременно.
Я.
Шел мимо, никого не трогал,
И не успел проскочить под спуск курка палки для селфи.
О, эти палки для селфи — стволы новых винтовок.
Сколько раз я был чуть не убит случайным попаданиям.
И если верить древним,
Совсем древним людям —
То каждый такой щелчок —
Крадет душу
Мою, а не вашу.
2021
ОЛЕГ МАКОША
На сотнях чужих фотографий
Я появляюсь на заднем плане.
(Бегущий, идущий, застывший с открытым ртом)
То есть: дети, их родители,
Бабушки и дедушки,
Мартышки и орлы,
Железная коза, с рогами, натертыми до блеска,
Клоун с большой головой,
Золотой ковбой,
И просто красивый фасад здания —
И я на заднем плане.
Обязательно.
Непременно.
Я.
Шел мимо, никого не трогал,
И не успел проскочить под спуск курка палки для селфи.
О, эти палки для селфи — стволы новых винтовок.
Сколько раз я был чуть не убит случайным попаданиям.
И если верить древним,
Совсем древним людям —
То каждый такой щелчок —
Крадет душу
Мою, а не вашу.
2021
ОЛЕГ МАКОША
***
Уютно пить вино
В зашторенной квартире,
Пусть за окном метель,
И лучше, что — она.
Идешь домой сквозь снег,
И видишь — в целом мире,
Горит одно окно,
Та точечка — одна.
Идешь сквозь снег домой,
И видишь — лампа светит,
И знаешь, человек
Сидит и пьет вино.
И хочется туда,
Сквозь вьюгу, мглу и ветер,
Сквозь горькие года
Так хочется туда.
Как хорошо сейчас
В квартире оказаться
Пусть за окном — метель,
И лучше, что — она.
Сидеть и пить вино,
От мира — отказаться.
Сидеть и пить вино.
Сидеть и пить вино.
2021
ОЛЕГ МАКОША
Уютно пить вино
В зашторенной квартире,
Пусть за окном метель,
И лучше, что — она.
Идешь домой сквозь снег,
И видишь — в целом мире,
Горит одно окно,
Та точечка — одна.
Идешь сквозь снег домой,
И видишь — лампа светит,
И знаешь, человек
Сидит и пьет вино.
И хочется туда,
Сквозь вьюгу, мглу и ветер,
Сквозь горькие года
Так хочется туда.
Как хорошо сейчас
В квартире оказаться
Пусть за окном — метель,
И лучше, что — она.
Сидеть и пить вино,
От мира — отказаться.
Сидеть и пить вино.
Сидеть и пить вино.
2021
ОЛЕГ МАКОША
Forwarded from Олег Демидов: единственный из (Олег Демидов)
ХЕРЕС
Т.И.
Дни летят, как пули в тире,
Их задача — выбивать,
Хорошо сидеть в квартире
И культурно выпивать.
Бутерброды, чашка чаю,
Рюмка хересу — не скисла,
Я не то что бы скучаю —
Я не вижу больше смысла.
За окном метель и вьюга,
Завтра — оттепель — плюс три,
Жаль, что нету со мной друга,
И душа болит внутри.
Хоть плюс три, хоть плюс четыре,
Мы не будем набиваться,
Хорошо сидеть в квартире
И спокойно напиваться.
И в душе — в открытой ране —
Незачем обид копить,
Пока деньги есть в кармане,
Хорошо сидеть и пить.
2021
ОЛЕГ МАКОША
(P.s. фотография — Алика Якубовича)
Т.И.
Дни летят, как пули в тире,
Их задача — выбивать,
Хорошо сидеть в квартире
И культурно выпивать.
Бутерброды, чашка чаю,
Рюмка хересу — не скисла,
Я не то что бы скучаю —
Я не вижу больше смысла.
За окном метель и вьюга,
Завтра — оттепель — плюс три,
Жаль, что нету со мной друга,
И душа болит внутри.
Хоть плюс три, хоть плюс четыре,
Мы не будем набиваться,
Хорошо сидеть в квартире
И спокойно напиваться.
И в душе — в открытой ране —
Незачем обид копить,
Пока деньги есть в кармане,
Хорошо сидеть и пить.
2021
ОЛЕГ МАКОША
Forwarded from Олег Демидов: единственный из (Олег Демидов)
***
В Лавре запах закончился ладана,
Раскололось на два Рождество.
Чёрт украл полумесяц с Гренландией,
Теша старческое естество.
Пулемёты, патроны и дроны,
Каски, броники да кистеня́ —
Всё везут и везут эшелоны,
Извлекая нутро на меня.
Мы полгода штурмуем посадку,
От неё уже нет и следа.
И дурман разложения сладкий
Придушили чуть-чуть холода.
Новый ротный осунулся быстро,
С перепою на мины полез.
Забирать приезжали чекисты.
Он прогнал их огнём АГС.
По три раза отъехали в госпиталь,
Метка «Годен» понятна без слов,
Снова вертится, вертится, Господи,
Серпантин бесконечных бинтов.
Танк ровняет снаряд за снарядом
Строй днепровских оскаленных лбов,
Приезжай и ложись с нами рядом,
Ты же хочешь Одессу и Львов.
Мы дадим тебе плитник и каску,
И жетон, и на шею шнурок.
Забирай хоть Херсон, хоть Аляску.
Я пытался, герой, я не смог…
В небе солнце размытое корчится,
Грязь сочится из серых снегов.
Никогда ничего не закончится.
Нас сегодня кидают на Льгов.
ВАДИМ ПЕКОВ
В Лавре запах закончился ладана,
Раскололось на два Рождество.
Чёрт украл полумесяц с Гренландией,
Теша старческое естество.
Пулемёты, патроны и дроны,
Каски, броники да кистеня́ —
Всё везут и везут эшелоны,
Извлекая нутро на меня.
Мы полгода штурмуем посадку,
От неё уже нет и следа.
И дурман разложения сладкий
Придушили чуть-чуть холода.
Новый ротный осунулся быстро,
С перепою на мины полез.
Забирать приезжали чекисты.
Он прогнал их огнём АГС.
По три раза отъехали в госпиталь,
Метка «Годен» понятна без слов,
Снова вертится, вертится, Господи,
Серпантин бесконечных бинтов.
Танк ровняет снаряд за снарядом
Строй днепровских оскаленных лбов,
Приезжай и ложись с нами рядом,
Ты же хочешь Одессу и Львов.
Мы дадим тебе плитник и каску,
И жетон, и на шею шнурок.
Забирай хоть Херсон, хоть Аляску.
Я пытался, герой, я не смог…
В небе солнце размытое корчится,
Грязь сочится из серых снегов.
Никогда ничего не закончится.
Нас сегодня кидают на Льгов.
ВАДИМ ПЕКОВ
Forwarded from Олег Демидов: единственный из (Олег Демидов)
Дорогие друзья, дорогие братья и сёстры, дорогая родня!
23 февраля в Нижнем Новгороде состоится первый в своём роде большой музыкально-поэтический рок-концерт ко Дню Защитника Отечества! Максимально неформально и неформатно, народно и непротокольно, жизнеутверждающе, весело и с драйвом!
В программе — «Лампасы», «ПолДень Победы», Елена Курбанова, Дмитрий Клычков, Вадим Месяц, дуэт «Полный Труньдец», «Любава», а также поэты Владимир Безденежных, Олег Демидов, Сергей Михеев, Евгения Ловгун и др. Будут сюрпризы!
Ночной клуб «Ненависть» (Нижневолжская набережная, 19к1). Начало в 16:00.
Вход бесплатный!
23 февраля в Нижнем Новгороде состоится первый в своём роде большой музыкально-поэтический рок-концерт ко Дню Защитника Отечества! Максимально неформально и неформатно, народно и непротокольно, жизнеутверждающе, весело и с драйвом!
В программе — «Лампасы», «ПолДень Победы», Елена Курбанова, Дмитрий Клычков, Вадим Месяц, дуэт «Полный Труньдец», «Любава», а также поэты Владимир Безденежных, Олег Демидов, Сергей Михеев, Евгения Ловгун и др. Будут сюрпризы!
Ночной клуб «Ненависть» (Нижневолжская набережная, 19к1). Начало в 16:00.
Вход бесплатный!
Forwarded from Олег Демидов: единственный из (Олег Демидов)
ПРОДАВЕЦ ТУЧ
Когда цари не поминали,
когда цветы не поливали,
пролепетала даль: «Хвали!»
Мои весёлые сандалии
в свои ладошки поплевали,
и пальцы ластились в крови.
Я сохранил хрустальный вызов
принцесс из дальнозорких высей
и ничего не попросил.
Но я из камня песню высек,
столкнул я лбами бесов бисер,
и прохрипели те — спаси!
И вот, рассеянно и нервно
перебирая тучи неба,
я захотел продать одну,
ту, что красой блистала немо,
похожая на Псковский кремль
и на погибшую жену.
Мне деньги отсчитали нагло,
потом её побрили наголо
и за собою увели.
Она купилась и заплакала,
вся вышла, и с кровавой дракою
во мне скончался ювелир!..
<1974-1975>
ЛЕОНИД ГУБАНОВ
Когда цари не поминали,
когда цветы не поливали,
пролепетала даль: «Хвали!»
Мои весёлые сандалии
в свои ладошки поплевали,
и пальцы ластились в крови.
Я сохранил хрустальный вызов
принцесс из дальнозорких высей
и ничего не попросил.
Но я из камня песню высек,
столкнул я лбами бесов бисер,
и прохрипели те — спаси!
И вот, рассеянно и нервно
перебирая тучи неба,
я захотел продать одну,
ту, что красой блистала немо,
похожая на Псковский кремль
и на погибшую жену.
Мне деньги отсчитали нагло,
потом её побрили наголо
и за собою увели.
Она купилась и заплакала,
вся вышла, и с кровавой дракою
во мне скончался ювелир!..
<1974-1975>
ЛЕОНИД ГУБАНОВ
Forwarded from Олег Демидов: единственный из (Олег Демидов)
***
Всё переплыл, всё переплавил
и с красной нитью переплёл,
от непонятных слов избавил,
а все понятные — извёл,
истосковал, забыл, измерил,
и йод заката наутёк
пустился, перепутав берег,
где я тебя всю жизнь берёг.
Но после всех волхвов и порок
от ржавых ножниц горьких губ
ты убежала с книжных полок
понюхать порох там, где люб
твой властелин и властилитель
в кольчуге всех скандальных лет.
О, муза милая, простите,
ведь там, где кровь, лучился свет.
Истосковал, забыл, измерил...
ты по стеклу босой пришла,
с улыбкой открывались двери
вплоть до небесного посла.
А после, сиротою, разве
испытывала гнев и боль,
ведь останавливали казни,
чтобы услышать голос твой.
И выше был костёр и ветер
трепался с Сатаной в ночи.
И шёпот был в народе — ведьма!
Святая — пели палачи!..
ЛЕОНИД ГУБАНОВ
Всё переплыл, всё переплавил
и с красной нитью переплёл,
от непонятных слов избавил,
а все понятные — извёл,
истосковал, забыл, измерил,
и йод заката наутёк
пустился, перепутав берег,
где я тебя всю жизнь берёг.
Но после всех волхвов и порок
от ржавых ножниц горьких губ
ты убежала с книжных полок
понюхать порох там, где люб
твой властелин и властилитель
в кольчуге всех скандальных лет.
О, муза милая, простите,
ведь там, где кровь, лучился свет.
Истосковал, забыл, измерил...
ты по стеклу босой пришла,
с улыбкой открывались двери
вплоть до небесного посла.
А после, сиротою, разве
испытывала гнев и боль,
ведь останавливали казни,
чтобы услышать голос твой.
И выше был костёр и ветер
трепался с Сатаной в ночи.
И шёпот был в народе — ведьма!
Святая — пели палачи!..
ЛЕОНИД ГУБАНОВ
ВОСПОМИНАНИЕ О 1952 ГОДЕ
На фотографии дурной
Четвертый «Б». Нас ровно тридцать —
Остриженных под общий ноль,
Одетых бедно, круглолицых.
Застыли, кто во что горазд,
Тот пялится, тот корчит рожи,
И этот, равный среди нас,
И я ему наставил рожки.
Отмечен галочкой, стоит,
Как будто я беду накликал.
Он будет молнией убит
В овраге, в первый день каникул.
Я понарошку умирал,
А вживе смерть узнал впервые.
За что и кто его карал?
За тройки, что ли, годовые?
В кроткий гроб, на всю-то жизнь
Вселился из барачных комнат
Тот мальчик — Репников, кажись, —
А имя, хоть убей, не вспомнить…
ВЛАДИМИР СЕРГИЕНКО
На фотографии дурной
Четвертый «Б». Нас ровно тридцать —
Остриженных под общий ноль,
Одетых бедно, круглолицых.
Застыли, кто во что горазд,
Тот пялится, тот корчит рожи,
И этот, равный среди нас,
И я ему наставил рожки.
Отмечен галочкой, стоит,
Как будто я беду накликал.
Он будет молнией убит
В овраге, в первый день каникул.
Я понарошку умирал,
А вживе смерть узнал впервые.
За что и кто его карал?
За тройки, что ли, годовые?
В кроткий гроб, на всю-то жизнь
Вселился из барачных комнат
Тот мальчик — Репников, кажись, —
А имя, хоть убей, не вспомнить…
ВЛАДИМИР СЕРГИЕНКО
Forwarded from Олег Демидов: единственный из (Олег Демидов)
***
За дуновеньями тёплого ветра,
Перебирая листву,
Вкрадчивый дождь начался незаметно
И разошёлся вовсю.
Куришь, приляжешь, забыться не можешь,
Книгу возьмёшь наугад,
Бросишь, любимую зря растревожишь
Поздним звонком невпопад.
Мигом разрушит взаимное счастье,
Что намечтал за двоих...
... Я не заметил, как дождь в одночасье
Кончился, ветер притих.
Я погружаюсь в кошмар полусонный,
И напоследок слышны:
Гул самолёта, комар монотонный,
Мерные капли по краю балкона,
Мертвенный звон тишины...
ВЛАДИМИР СЕРГИЕНКО
За дуновеньями тёплого ветра,
Перебирая листву,
Вкрадчивый дождь начался незаметно
И разошёлся вовсю.
Куришь, приляжешь, забыться не можешь,
Книгу возьмёшь наугад,
Бросишь, любимую зря растревожишь
Поздним звонком невпопад.
Мигом разрушит взаимное счастье,
Что намечтал за двоих...
... Я не заметил, как дождь в одночасье
Кончился, ветер притих.
Я погружаюсь в кошмар полусонный,
И напоследок слышны:
Гул самолёта, комар монотонный,
Мерные капли по краю балкона,
Мертвенный звон тишины...
ВЛАДИМИР СЕРГИЕНКО
***
Крутится, вертится стих над судьбой,
крутится вертится век молодой,
падает, просит пощады, горит
и не сгорает, и снова творит.
Где эта улица, эта судьба,
где эта молодость, что так слаба,
так непонятно-спокойна к себе,
так аккуратно-безвольна в борьбе?
Где эта хватка, житейский закал,
где эти деньги, что каждый алкал,
где эта улица, где этот дом,
где эта курица, что в мой бульон?
Крутится, вертится век молодой,
все обессмертится, станет судьбой,
станет кусочком бумаги. Потом
тихо истлеет, и дело с концом.
АЛИК РИВИН
Крутится, вертится стих над судьбой,
крутится вертится век молодой,
падает, просит пощады, горит
и не сгорает, и снова творит.
Где эта улица, эта судьба,
где эта молодость, что так слаба,
так непонятно-спокойна к себе,
так аккуратно-безвольна в борьбе?
Где эта хватка, житейский закал,
где эти деньги, что каждый алкал,
где эта улица, где этот дом,
где эта курица, что в мой бульон?
Крутится, вертится век молодой,
все обессмертится, станет судьбой,
станет кусочком бумаги. Потом
тихо истлеет, и дело с концом.
АЛИК РИВИН
***
Вот ты, Москва моя, моя упрямая,
как вкрадчивое торжество,
вот столь за мамою, вот столь без мамы я,
вот столько разом прожито.
На пепельной скатёрке кладбища
зачокаются чаши лип.
Шоссе по-пьяному оскаблится,
улыбкой чащу пропилив
застав, шлагбаумы заламывая,
метя аллейною листвой, —
к тебе, Москва моя, моя упрямая,
как вкрадчивое торжество.
АЛИК РИВИН
Вот ты, Москва моя, моя упрямая,
как вкрадчивое торжество,
вот столь за мамою, вот столь без мамы я,
вот столько разом прожито.
На пепельной скатёрке кладбища
зачокаются чаши лип.
Шоссе по-пьяному оскаблится,
улыбкой чащу пропилив
застав, шлагбаумы заламывая,
метя аллейною листвой, —
к тебе, Москва моя, моя упрямая,
как вкрадчивое торжество.
АЛИК РИВИН
***
Сердце плавает в тарелке с кровью.
Тёплый суп — попробуй, пей!
Я люблю такой любовью,
что она теплее всех супей.
Я хочу в тебя кусочек хлеба
с каплей крови положить,
чтобы ты была ничья, как небо,
чтобы вольно было жить.
Чтобы сердце, как пропеллер, билось
и журчало, как пчела,
чтобы ты в кого-нибудь влюбилась,
но не с мужем не спала.
Детка, много ль человеку надо?
Только жизнь и смерть потом,
бочку крови, плитку шоколада,
и один Володькин том.
АЛИК РИВИН
Сердце плавает в тарелке с кровью.
Тёплый суп — попробуй, пей!
Я люблю такой любовью,
что она теплее всех супей.
Я хочу в тебя кусочек хлеба
с каплей крови положить,
чтобы ты была ничья, как небо,
чтобы вольно было жить.
Чтобы сердце, как пропеллер, билось
и журчало, как пчела,
чтобы ты в кого-нибудь влюбилась,
но не с мужем не спала.
Детка, много ль человеку надо?
Только жизнь и смерть потом,
бочку крови, плитку шоколада,
и один Володькин том.
АЛИК РИВИН
***
Талант ведь не картошка,
в кооперативе нет,
так дайте мне немножко
картошков и конфет.
Я Чарли-безработный,
я Алик-лоботряс,
живу я как животный,
но услаждаю вас.
Я усики не брею,
бо нету тимаков,
я жизни не жалею
для пташечных стихов.
<1930-е>
АЛИК РИВИН
Талант ведь не картошка,
в кооперативе нет,
так дайте мне немножко
картошков и конфет.
Я Чарли-безработный,
я Алик-лоботряс,
живу я как животный,
но услаждаю вас.
Я усики не брею,
бо нету тимаков,
я жизни не жалею
для пташечных стихов.
<1930-е>
АЛИК РИВИН
***
Слёз неба чистых не проси у бляди
и сахара в солёном не ищи,
Одессы не откроешь в Ленинграде,
увы, все люди здесь — прыщи.
Все девочки здесь критику читали,
все мальчики французски говорят,
все делали аборты, все глотали,
кто любит в рот, кто брезгует — тот в зад.
И это жизнь? И этой жизни ради
влачить, как … , постылое житьё,
ходить испрашивать у каждой бляди,
как ей понравится моё в её глубинах битиё?
Да, я любил деваху не такую,
и вот она как птичка смылась в даль,
и я пишу и плакаю в сухую,
хоть всякое о Нине я слыхал.
Но сурово брови мы насупим,
и смолчим, и бросим ревновать
к прошлому, и в нынешнее вступим:
Нина — это не её кровать.
Я люблю тебя и, значит, всё в порядке,
ничего не думал, ничего не знал,
были мы влюбленные ребятки,
были мы жидовские цыплятки
и ходили писать на вокзал.
<1930-е>
АЛИК РИВИН
Слёз неба чистых не проси у бляди
и сахара в солёном не ищи,
Одессы не откроешь в Ленинграде,
увы, все люди здесь — прыщи.
Все девочки здесь критику читали,
все мальчики французски говорят,
все делали аборты, все глотали,
кто любит в рот, кто брезгует — тот в зад.
И это жизнь? И этой жизни ради
влачить, как … , постылое житьё,
ходить испрашивать у каждой бляди,
как ей понравится моё в её глубинах битиё?
Да, я любил деваху не такую,
и вот она как птичка смылась в даль,
и я пишу и плакаю в сухую,
хоть всякое о Нине я слыхал.
Но сурово брови мы насупим,
и смолчим, и бросим ревновать
к прошлому, и в нынешнее вступим:
Нина — это не её кровать.
Я люблю тебя и, значит, всё в порядке,
ничего не думал, ничего не знал,
были мы влюбленные ребятки,
были мы жидовские цыплятки
и ходили писать на вокзал.
<1930-е>
АЛИК РИВИН
Forwarded from Олег Демидов: единственный из (Олег Демидов)
***
Турецкие серьги бровей
нависли над синим колодцем —
там, где частоколом колотятся
ресницы любимой моей.
А красные лодочки губ
какой уже год перевёрнуты —
там спят все мои перевёртыши
и жаркая страсть к очагу.
Таинственный танец тоски,
все бабы пропали бесследно.
И нежность встаёт на мыски —
на цыпочки сердца бессмертного!
ЛЕОНИД ГУБАНОВ
Турецкие серьги бровей
нависли над синим колодцем —
там, где частоколом колотятся
ресницы любимой моей.
А красные лодочки губ
какой уже год перевёрнуты —
там спят все мои перевёртыши
и жаркая страсть к очагу.
Таинственный танец тоски,
все бабы пропали бесследно.
И нежность встаёт на мыски —
на цыпочки сердца бессмертного!
ЛЕОНИД ГУБАНОВ
Forwarded from Олег Демидов: единственный из (Олег Демидов)
* * *
Я спросил у продавщицы:
— Что за круглая вещица?
Дурно пахнет, вся лоснится,
И зачем в ней столько дыр?
Отвечала продавщица,
На меня начав сердиться:
— Это вовсе не "вещица",
Это пища, это — сыр!
Говорю я продавщице:
— Я, признаться, удивиться
Вынужден, как говорится,
Это что еще за "сыр"?
Закричала продавщица,
Зарычала, как тигрица:
— Дурак! Идиот! Хулиган!
Это сыр, Сыр, СЫР!!!
Или я сошла с ума...
1980-е
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВ
Я спросил у продавщицы:
— Что за круглая вещица?
Дурно пахнет, вся лоснится,
И зачем в ней столько дыр?
Отвечала продавщица,
На меня начав сердиться:
— Это вовсе не "вещица",
Это пища, это — сыр!
Говорю я продавщице:
— Я, признаться, удивиться
Вынужден, как говорится,
Это что еще за "сыр"?
Закричала продавщица,
Зарычала, как тигрица:
— Дурак! Идиот! Хулиган!
Это сыр, Сыр, СЫР!!!
Или я сошла с ума...
1980-е
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВ
* * *
А Пушкин — это не про нас,
Про нас писали Долматовский,
Твардовский, Бедный, Исаковский,
А Пушкин — это не про нас.
И Тютчев — это не про нас,
Про нас писали Заболоцкий,
Зиновьев, Каменев и Троцкий,
А Тютчев — это не про нас,
И даже Бальмонт не про нас,
Про нас — Сапгир и Окуджава,
С. Михалков с Г. Регистаном,
А Бальмонт — это не про нас.
И Достоевский — не про нас,
Про нас — "Вопросы ленинизма",
Вышинский, Зощенко и Визбор,
А Достоевский — не про нас.
И Гоголь тоже — не про нас...
1980-е
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВ
А Пушкин — это не про нас,
Про нас писали Долматовский,
Твардовский, Бедный, Исаковский,
А Пушкин — это не про нас.
И Тютчев — это не про нас,
Про нас писали Заболоцкий,
Зиновьев, Каменев и Троцкий,
А Тютчев — это не про нас,
И даже Бальмонт не про нас,
Про нас — Сапгир и Окуджава,
С. Михалков с Г. Регистаном,
А Бальмонт — это не про нас.
И Достоевский — не про нас,
Про нас — "Вопросы ленинизма",
Вышинский, Зощенко и Визбор,
А Достоевский — не про нас.
И Гоголь тоже — не про нас...
1980-е
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВ
* * *
— Есть у вас больные люди?
— Есть у нас больные люди.
— Что вы будете им делать?
— Мы им будем удалять!
— Как?
— Наши умные науки
в наши мускульные руки
штуки разные вложили,
мы любые сухожилья
можем резать, можем рвать.
— Ну а кости?
— Кости будем мы ломать!
Мы при помощи специальных
пил-зубил универсальных
будем кости им ломать!
— А самих их?
— Зарывать!
Зарывать в сырую землю
и водою поливать.
— А когда больных не будет?
— Мы лечить здоровых будем!
— Что вы будете им делать?
— Мы им будем удалять!
1980-е
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВ
— Есть у вас больные люди?
— Есть у нас больные люди.
— Что вы будете им делать?
— Мы им будем удалять!
— Как?
— Наши умные науки
в наши мускульные руки
штуки разные вложили,
мы любые сухожилья
можем резать, можем рвать.
— Ну а кости?
— Кости будем мы ломать!
Мы при помощи специальных
пил-зубил универсальных
будем кости им ломать!
— А самих их?
— Зарывать!
Зарывать в сырую землю
и водою поливать.
— А когда больных не будет?
— Мы лечить здоровых будем!
— Что вы будете им делать?
— Мы им будем удалять!
1980-е
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВ
Forwarded from Олег Демидов: единственный из (Олег Демидов)
* * *
У рыб моих характер золотой,
Они живут себе, забот не зная,
Плывут по кругу полосатой стаей,
Следа не оставляя за собой.
У них всегда прозрачная вода,
О чистоте ее заботятся улитки
И стебелечки водорослей хлипких,
И я ее меняю иногда...
А Бог — ну да, конечно, с ними Бог...
1980-е
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВ
У рыб моих характер золотой,
Они живут себе, забот не зная,
Плывут по кругу полосатой стаей,
Следа не оставляя за собой.
У них всегда прозрачная вода,
О чистоте ее заботятся улитки
И стебелечки водорослей хлипких,
И я ее меняю иногда...
А Бог — ну да, конечно, с ними Бог...
1980-е
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВ
* * *
У Петрова зубов полон рот,
У Смирнова же совсем наоборот —
Один спереди, один в глубине
Да в кармане еще штуки две.
Вот смеется над Смирновым народ:
"У Петрова-то зубов полон рот,
А у этого — смотрите все! —
Два во рту, а два — черт-те где!.."
Раз приходит к Петрову Смирнов,
Говорит ему: "Послушай, Петров,
У тебя зубов невпроворот,
У меня же — посмотри — наоборот.
Надо мною все смеются вокруг,
Поделись со мной зубами, мой друг!"
Призадумался зубастый Петров:
"Вроде гладко рассуждает Смирнов.
У него-то дыра, а не рот,
У меня же зубов полон рот..."
Говорит Петров: "Так и быть! —
Говорит: — Давай зубы делить".
У Петрова во рту — пустота,
У Смирнова во рту — пустота,
Говорит Смирнов: "Крашота!"
Говорит Петров: "Крашота!"
Не обидно никому — красота.
Ничего, что во рту пустота,
Ведь в карманах зато красота!
У тебя вошемнадцать жубов,
У меня вошемнадцать жубов,
Улыбается беззубый Петров,
Ухмыляется беззубый Смирнов...
1980-е
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВ
У Петрова зубов полон рот,
У Смирнова же совсем наоборот —
Один спереди, один в глубине
Да в кармане еще штуки две.
Вот смеется над Смирновым народ:
"У Петрова-то зубов полон рот,
А у этого — смотрите все! —
Два во рту, а два — черт-те где!.."
Раз приходит к Петрову Смирнов,
Говорит ему: "Послушай, Петров,
У тебя зубов невпроворот,
У меня же — посмотри — наоборот.
Надо мною все смеются вокруг,
Поделись со мной зубами, мой друг!"
Призадумался зубастый Петров:
"Вроде гладко рассуждает Смирнов.
У него-то дыра, а не рот,
У меня же зубов полон рот..."
Говорит Петров: "Так и быть! —
Говорит: — Давай зубы делить".
У Петрова во рту — пустота,
У Смирнова во рту — пустота,
Говорит Смирнов: "Крашота!"
Говорит Петров: "Крашота!"
Не обидно никому — красота.
Ничего, что во рту пустота,
Ведь в карманах зато красота!
У тебя вошемнадцать жубов,
У меня вошемнадцать жубов,
Улыбается беззубый Петров,
Ухмыляется беззубый Смирнов...
1980-е
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВ