I.
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
..............
II.
Его мы очень смирным знали,
Когда не наши повара
Орла двуглавого щипали
У Бонапартова шатра.
..............
III.
Гроза двенадцатого года
Настала — кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский бог?
..............
IV.
Но бог помог — стал ропот ниже,
И скоро силою вещей
Мы очутилися в Париже,
А русский царь главой царей.
..............
V.
И чем жирнее, тем тяжеле.
О русский глупый наш народ,
Скажи, зачем ты в самом деле
..............
VI.
Авось, о Шиболет народный,
Тебе б я оду посвятил,
Но стихоплет великородный
Меня уже предупредил
..............
Моря достались Албиону
..............
VII.
Авось, аренды забывая,
Ханжа запрется в монастырь,
Авось по манью Николая
Семействам возвратит Сибирь
..............
Авось дороги нам исправят
..............
Сей муж судьбы, сей странник бранный,
Пред кем унизились цари,
Сей всадник, папою венчанный,
Исчезнувший как тень зари,
..............
Измучен казнию покоя
..............
IX.
Тряслися грозно Пиренеи,
Волкан Неаполя пылал,
Безрукий князь друзьям Мореи
Из Кишинева уж мигал.
..............
Кинжал Л тень Б
..............
X.
Я всех уйму с моим народом, —
Наш царь в конгрессе говорил,
А про тебя и в ус не дует,
Ты александровский холоп
..............
XI.
Потешный полк Петра Титана,
Дружина старых усачей,
Предавших некогда тирана
Свирепой шайке палачей.
..............
XII.
Россия присмирела снова,
И пуще царь пошел кутить,
Но искра пламени иного
Уже издавна, может быть,
..............
XIII.
У них свои бывали сходки,
Они за чашею вина,
Они за рюмкой русской водки
..............
XIV.
Витийством резким знамениты,
Сбирались члены сей семьи
У беспокойного Никиты,
У осторожного Ильи.
..............
XV.
Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.
XVI.
Так было над Невою льдистой,
Но там, где ранее весна
Блестит над Каменкой тенистой
И над холмами Тульчина,
Где Витгенштейновы дружины
Днепром подмытые равнины
И степи Буга облегли,
Дела иные уж пошли.
Там Пестель — для тиранов
И рать .... набирал
Холоднокровный генерал,
И Муравьев, его склоняя,
И полон дерзости и сил,
Минуты вспышки торопил.
XVII.
Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико
Лишь были дружеские споры,
И не входила глубоко
В сердца мятежная наука,
Все это было только скука,
Безделье молодых умов,
Забавы взрослых шалунов,
Казалось .........
Узлы к узлам .......
И постепенно сетью тайной
Россия ..........
Наш царь дремал .....
..............
"Евгений Онегин"
Десятая глава.
А. С. Пушкин.
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
..............
II.
Его мы очень смирным знали,
Когда не наши повара
Орла двуглавого щипали
У Бонапартова шатра.
..............
III.
Гроза двенадцатого года
Настала — кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский бог?
..............
IV.
Но бог помог — стал ропот ниже,
И скоро силою вещей
Мы очутилися в Париже,
А русский царь главой царей.
..............
V.
И чем жирнее, тем тяжеле.
О русский глупый наш народ,
Скажи, зачем ты в самом деле
..............
VI.
Авось, о Шиболет народный,
Тебе б я оду посвятил,
Но стихоплет великородный
Меня уже предупредил
..............
Моря достались Албиону
..............
VII.
Авось, аренды забывая,
Ханжа запрется в монастырь,
Авось по манью Николая
Семействам возвратит Сибирь
..............
Авось дороги нам исправят
..............
Сей муж судьбы, сей странник бранный,
Пред кем унизились цари,
Сей всадник, папою венчанный,
Исчезнувший как тень зари,
..............
Измучен казнию покоя
..............
IX.
Тряслися грозно Пиренеи,
Волкан Неаполя пылал,
Безрукий князь друзьям Мореи
Из Кишинева уж мигал.
..............
Кинжал Л тень Б
..............
X.
Я всех уйму с моим народом, —
Наш царь в конгрессе говорил,
А про тебя и в ус не дует,
Ты александровский холоп
..............
XI.
Потешный полк Петра Титана,
Дружина старых усачей,
Предавших некогда тирана
Свирепой шайке палачей.
..............
XII.
Россия присмирела снова,
И пуще царь пошел кутить,
Но искра пламени иного
Уже издавна, может быть,
..............
XIII.
У них свои бывали сходки,
Они за чашею вина,
Они за рюмкой русской водки
..............
XIV.
Витийством резким знамениты,
Сбирались члены сей семьи
У беспокойного Никиты,
У осторожного Ильи.
..............
XV.
Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.
XVI.
Так было над Невою льдистой,
Но там, где ранее весна
Блестит над Каменкой тенистой
И над холмами Тульчина,
Где Витгенштейновы дружины
Днепром подмытые равнины
И степи Буга облегли,
Дела иные уж пошли.
Там Пестель — для тиранов
И рать .... набирал
Холоднокровный генерал,
И Муравьев, его склоняя,
И полон дерзости и сил,
Минуты вспышки торопил.
XVII.
Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико
Лишь были дружеские споры,
И не входила глубоко
В сердца мятежная наука,
Все это было только скука,
Безделье молодых умов,
Забавы взрослых шалунов,
Казалось .........
Узлы к узлам .......
И постепенно сетью тайной
Россия ..........
Наш царь дремал .....
..............
"Евгений Онегин"
Десятая глава.
А. С. Пушкин.
Мыслящий пролетариат
I. Властитель слабый и лукавый, Плешивый щеголь, враг труда, Нечаянно пригретый славой, Над нами царствовал тогда. .............. II. Его мы очень смирным знали, Когда не наши повара Орла двуглавого щипали У Бонапартова шатра. .............. III. Гроза…
"Евгений Онегин" точно про любовь?
Anonymous Poll
26%
Естественно
67%
Нет конечно
15%
Я тебе сейчас напишу в комментариях про что
Мыслящий пролетариат
"Евгений Онегин" точно про любовь?
Подсказка для голосующих:
Еще Белинский писал, что "Евгений Онегин" -- это "энциклопедия русской жизни".
Еще Белинский писал, что "Евгений Онегин" -- это "энциклопедия русской жизни".
Forwarded from Оружие Критики
Бастующие жандармы и казаки, планирующие бежать вместе с заключенными стражники, либералы, спонсирующие забастовщиков, грабящий банк губернатор и доносящие большевикам на начальство полицейские — горячечный сон на революционную тематику? Нет — это история Новороссийской республики!
Данный материал является кратким пересказом воспоминаний В. Д. Сокольского — активного участника событий 1905 г. и одного из активных деятелей очага революционной демократии — Новороссийской республики. После прочтения нашей статьи настоятельно рекомендуем ознакомиться с его работой, которую мы публикуем ниже.
Читать полностью: https://teletype.in/@die_waffe_der_kritik/eA9D9c0T9FH
P.S. Касаемо поста выше — из-за некоторых трудностей работа над роликом и прочими материалами затянулась. Однако спешим заверить: на этой неделе мы компенсируем упущенное. Следите за обновлениями ТГ- и YouYube-каналов.
Данный материал является кратким пересказом воспоминаний В. Д. Сокольского — активного участника событий 1905 г. и одного из активных деятелей очага революционной демократии — Новороссийской республики. После прочтения нашей статьи настоятельно рекомендуем ознакомиться с его работой, которую мы публикуем ниже.
Читать полностью: https://teletype.in/@die_waffe_der_kritik/eA9D9c0T9FH
P.S. Касаемо поста выше — из-за некоторых трудностей работа над роликом и прочими материалами затянулась. Однако спешим заверить: на этой неделе мы компенсируем упущенное. Следите за обновлениями ТГ- и YouYube-каналов.
Из воспоминаний мирового посредника Н. Крылова о расстреле взбунтовавшихся крестьян в селе 12 апреля 1861 года:
"Граф порывисто скомандовал: "Барабан!" Дробь окончилась. Подошел к графу священник и попросил сказать напутствие. Священник обратился к народу и почти рыдающим голосом говорил, чтобы покаялись и каждый в душе своей исповедовал бы грехи свои, что по их заблуждению смерть идет неминучая...
Священник широким крестом осенил народ; вся ближайшая толпа набожно перекрестилась, многие утирали слезы.
Граф твердо скомандовал: "Третий раз барабан!" Дробь окончилась. "Пальба шеренгою, третья шеренга!"
Ротный гаркнул: "Товсь! Третья шеренга, вверх, клац! Пли!" Залп раздался, умолк, а из окна кто-то закричал: "Не бойтесь! Пугают!" Толпа подхватила: "Пугают! Не расходитесь!"
Граф скомандовал: "Пальба отделениями! Пустите-ка туда в этих крикунов!" Ротный подхватил команду: "Пальба отделениями, правый фланг, начинай! Унтер-офицеры, не зевать!" Унтер-офицер командует: "Правое отделение, клац!" Ротный показал солдатам: "Целься вот в тех крикунов! Пли!" В густой толпе казалось, что никакого эффекта эти двенадцать пуль не произвели.
С другой стороны гаркнула кучка: "Стойте крепко! Пугают!" Следующее отделение пустило пули в эту сторону. Из окна крикнули: "Крепко стойте, только три раза стрелять будут!" Толпа завопила те же слова, а унтер-офицеры делали свое дело... Народ стал падать десятками, а так как ни вправо, ни влево за теснотою нельзя было раздаться, то толпа заволновалась и шарахнулась бежать ближе к фронту. Крик, гам, вопли, топот, дым и громкий голос какого-то казака: "Обходят!" — сбили пальбу с очереди, и она превратилась в беглый огонь... Паника была, может быть, только одну минуту, но пока скомандовали "отбой", пока барабанщик пробил дробь, народ бежал, падал, кувыркался, прыгали с крыш, прятались во дворы, бросались под кручу берега р. Бездны, перебегали реку, рассыпались по огородам, по полю и густою массою бежали по улице".
"Граф порывисто скомандовал: "Барабан!" Дробь окончилась. Подошел к графу священник и попросил сказать напутствие. Священник обратился к народу и почти рыдающим голосом говорил, чтобы покаялись и каждый в душе своей исповедовал бы грехи свои, что по их заблуждению смерть идет неминучая...
Священник широким крестом осенил народ; вся ближайшая толпа набожно перекрестилась, многие утирали слезы.
Граф твердо скомандовал: "Третий раз барабан!" Дробь окончилась. "Пальба шеренгою, третья шеренга!"
Ротный гаркнул: "Товсь! Третья шеренга, вверх, клац! Пли!" Залп раздался, умолк, а из окна кто-то закричал: "Не бойтесь! Пугают!" Толпа подхватила: "Пугают! Не расходитесь!"
Граф скомандовал: "Пальба отделениями! Пустите-ка туда в этих крикунов!" Ротный подхватил команду: "Пальба отделениями, правый фланг, начинай! Унтер-офицеры, не зевать!" Унтер-офицер командует: "Правое отделение, клац!" Ротный показал солдатам: "Целься вот в тех крикунов! Пли!" В густой толпе казалось, что никакого эффекта эти двенадцать пуль не произвели.
С другой стороны гаркнула кучка: "Стойте крепко! Пугают!" Следующее отделение пустило пули в эту сторону. Из окна крикнули: "Крепко стойте, только три раза стрелять будут!" Толпа завопила те же слова, а унтер-офицеры делали свое дело... Народ стал падать десятками, а так как ни вправо, ни влево за теснотою нельзя было раздаться, то толпа заволновалась и шарахнулась бежать ближе к фронту. Крик, гам, вопли, топот, дым и громкий голос какого-то казака: "Обходят!" — сбили пальбу с очереди, и она превратилась в беглый огонь... Паника была, может быть, только одну минуту, но пока скомандовали "отбой", пока барабанщик пробил дробь, народ бежал, падал, кувыркался, прыгали с крыш, прятались во дворы, бросались под кручу берега р. Бездны, перебегали реку, рассыпались по огородам, по полю и густою массою бежали по улице".
Из речи Байрона в палате лордов в защиту луддитов (обнищавших рабочих, ломавших станки) в 1812 году:
"Вы называете этих людей чернью, преступной, опасной и невежественной, и считаете, по-видимому, что единственный способ смирить многоголовое чудовище — это отрубить ему несколько лишних голов... А понимаем ли мы, чем мы обязаны черни? Ведь это чернь обрабатывает ваши поля и прислуживает в ваших домах, ведь это из черни набирается ваш флот и вербуется ваша армия, ведь это она дала вам возможность бросить вызов всему миру, — но она бросит вызов вам самим, если нуждой и небрежением будет доведена до отчаяния! Вы можете называть этих людей чернью, но не забывайте, что чернь очень часто выражает чувства всего народа".
Байрон, конечно, великий. Маркс еще не родился, утопический социализм был еще невразумительным, а Байрон, даже несмотря на свое происхождение, уже выступал в защиту рабочих. Почти пролетарский поэт.
"Вы называете этих людей чернью, преступной, опасной и невежественной, и считаете, по-видимому, что единственный способ смирить многоголовое чудовище — это отрубить ему несколько лишних голов... А понимаем ли мы, чем мы обязаны черни? Ведь это чернь обрабатывает ваши поля и прислуживает в ваших домах, ведь это из черни набирается ваш флот и вербуется ваша армия, ведь это она дала вам возможность бросить вызов всему миру, — но она бросит вызов вам самим, если нуждой и небрежением будет доведена до отчаяния! Вы можете называть этих людей чернью, но не забывайте, что чернь очень часто выражает чувства всего народа".
Байрон, конечно, великий. Маркс еще не родился, утопический социализм был еще невразумительным, а Байрон, даже несмотря на свое происхождение, уже выступал в защиту рабочих. Почти пролетарский поэт.
Михаил Бакунин предостерегает молодежь от создания неправильных кружков:
"... весьма немногие, соединяющие в себе доктринаризм псевдоученый с наклонностями к драматизму, и социализм по книжкам с пустопорожнью и самолюбивыми мечтами о конспирации и о революции, стремились бы создать тайные кружки.
Но какие кружки?
Кружки, без сомнения основанные, в их собственном мнении, для единой пользы Народа, но вне Народа, над ним. Кружки, состоящие исключительно из молодых, доктринерно-образованных конспираторов-социалистов и революционеров по книжкам, упояющихся самомечтанием, своим собственным, большею частью пустым, но горящим словом, попадающихся и пропадающих не за дело, а за слова, и обреченных самим положением своим столько же, сколько и направлением своих мыслей, на жалкое безделье и бессилье, потому что сила и дело только в Народе, а между ними и Народом — пропасть".
Из статьи "Постановка революционного вопроса".
Действительно, пропадать за слова, а не за дела нет смысла.
"... весьма немногие, соединяющие в себе доктринаризм псевдоученый с наклонностями к драматизму, и социализм по книжкам с пустопорожнью и самолюбивыми мечтами о конспирации и о революции, стремились бы создать тайные кружки.
Но какие кружки?
Кружки, без сомнения основанные, в их собственном мнении, для единой пользы Народа, но вне Народа, над ним. Кружки, состоящие исключительно из молодых, доктринерно-образованных конспираторов-социалистов и революционеров по книжкам, упояющихся самомечтанием, своим собственным, большею частью пустым, но горящим словом, попадающихся и пропадающих не за дело, а за слова, и обреченных самим положением своим столько же, сколько и направлением своих мыслей, на жалкое безделье и бессилье, потому что сила и дело только в Народе, а между ними и Народом — пропасть".
Из статьи "Постановка революционного вопроса".
Действительно, пропадать за слова, а не за дела нет смысла.
214 лет назад, 11 июня (по новому стилю) 1811 года, родился Виссарион Белинский, великий мыслитель, предшественник и вдохновитель всех революционных направлений в России, включая народовольцев и большевиков.
Как писал Чернышевский, "тысячи людей сделались людьми", благодаря Белинскому: "Целое поколение воспитано им".
В статье "Еще один поход на демократию" Ленин писал, что во время и после революции 1905 года люди понесли с базаров книги Белинского, как мечтал Некрасов в поэме "Кому на Руси жить хорошо": "Теми идеями Белинского и Гоголя, которые делали этих писателей дорогими Некрасову — как и всякому порядочному человеку на Руси — была пропитана сплошь эта новая базарная литература..."
Неслучайно, величайшие революционеры в истории — большевики — читали Белинского. Без него им было бы труднее.
Как писал Чернышевский, "тысячи людей сделались людьми", благодаря Белинскому: "Целое поколение воспитано им".
В статье "Еще один поход на демократию" Ленин писал, что во время и после революции 1905 года люди понесли с базаров книги Белинского, как мечтал Некрасов в поэме "Кому на Руси жить хорошо": "Теми идеями Белинского и Гоголя, которые делали этих писателей дорогими Некрасову — как и всякому порядочному человеку на Руси — была пропитана сплошь эта новая базарная литература..."
Неслучайно, величайшие революционеры в истории — большевики — читали Белинского. Без него им было бы труднее.
"Белинский же был — решительно нашим настоящим воспитателем. Никакие классы, курсы, писания сочинений, экзамены и все прочее не сделали столько для нашего образования и развития, как один Белинский, со своими ежемесячными статьями. Мы в этом не различались от остальной России того времени. Громадное значение Белинского относилось, конечно, никак не до одной литературной части: он прочищал всем нам глаза, он воспитывал характеры, он рубил рукою силача патриархальные предрассудки, которыми жила сплошь до него вся Россия, он издали приготавливал то здоровое и могучее интеллектуальное движение, которое окрепло и поднялось четверть века позже. Мы все — прямые его воспитанники".
Владимир Стасов (1824 — 1906), музыкальный критик, искусствовед и историк.
Из статьи "Гоголь в восприятии русской молодежи 30-40-х годов".
Владимир Стасов (1824 — 1906), музыкальный критик, искусствовед и историк.
Из статьи "Гоголь в восприятии русской молодежи 30-40-х годов".
"Достоевский, душа моя (бессмертная) жаждет видеть Вас. Приходите, пожалуйста, к нам, Вас проводит человек, от которого Вы получите эту записку. Вы увидите всё наших, а хозяина не дичитесь, он рад Вас видеть у себя".
Письмо Белинского Достоевскому, 10 июня 1845 года.
Белинский по-доброму, так сказать, троллил Достоевского. Белинский был атеистом, а Достоевский ему как-то пытался доказать, что душа бессмертна. Эти споры нашли свое отражение и в "Братьях Карамазовых".
Письмо Белинского Достоевскому, 10 июня 1845 года.
Белинский по-доброму, так сказать, троллил Достоевского. Белинский был атеистом, а Достоевский ему как-то пытался доказать, что душа бессмертна. Эти споры нашли свое отражение и в "Братьях Карамазовых".
"Любовь к отечеству, любовь к государству... как ни мудри над этими схоластическими различиями, одно ясно: это — не любовь к истине, не любовь к справедливости. Патриотизм всегда будет добродетелью, покоящейся на пристрастии; он приводит иногда к самопожертвованию и всегда — к завистливому вожделению, к скаредному и эгоистическому консерватизму. Любовь к ближнему недалека здесь от ненависти к соседу".
Александр Иванович Герцен. "Новая фаза русской литературы". 1862 год.
Александр Иванович Герцен. "Новая фаза русской литературы". 1862 год.
Заметка из газеты "Искра" о нравах высшего общества из города Шуя:
"Раз представитель капитала, Павлов, представитель правительства, жандармский ротмистр, представитель русских попов-инквизиторов, Евлампий, отправились с целью напиться до осатанения за много верст от Шуи. И точно что напились (были, конечно, с ними и другие), начали безобразить и чуть не подрались. Потом все заставляли попа Евлампия задать в своем поповском балахоне плясового трепака, но поп Евлампий, напившись, сделался строптив и ни за что не хотел идти плясать. Тогда разгневанные друзья выгнали пьяного попа, и поп пешком уже верст девять отмахал к Шуе (по какой-то случайности не завалился в канаву), и только на десятой версте догнала много спустя посланная подвода и довезла строптивого попа до дома".
1901 год.
"Раз представитель капитала, Павлов, представитель правительства, жандармский ротмистр, представитель русских попов-инквизиторов, Евлампий, отправились с целью напиться до осатанения за много верст от Шуи. И точно что напились (были, конечно, с ними и другие), начали безобразить и чуть не подрались. Потом все заставляли попа Евлампия задать в своем поповском балахоне плясового трепака, но поп Евлампий, напившись, сделался строптив и ни за что не хотел идти плясать. Тогда разгневанные друзья выгнали пьяного попа, и поп пешком уже верст девять отмахал к Шуе (по какой-то случайности не завалился в канаву), и только на десятой версте догнала много спустя посланная подвода и довезла строптивого попа до дома".
1901 год.