От литературных мемуаров естественно ожидать пира с именами для глаз, ожидаешь рассказов о настойке из ящериц на заднем дворе Джима Харрисона или сплетен из спальни Анджелы Картер, но с первых страниц мемуаров Стивена Мура меня встретила настоящая драма, настолько спорная и неоднозначная, что даже в подборку никакую не включишь - либо перескажешь друзьям, либо поразмышляешь у себя в бложике.
Жил в начале восьмидесятых студент, переоткрывший Уильяма Гэддиса широкой публике. Звали его Стивен Мур, по натуре он был меланхоличным и боязливым, и несмотря на пару резонансных работ в университетских кругах, не мог найти работу по специальности, поскольку в зарождающемся вареве мультикультурализма белые цисгендерные мужчины, исследующие белых цисгендерных писателей перестали считаться ходовым рабочим активом. Ближе ко дну он знакомится с Джоном О'Брайеном, запускающим свое издательство Dalkey Archive, изначально нацеленное на переиздание старых книг, но позже перезапускающее карьеры и открывающее новых авторов.
О'Брайен нещадно эксплуатирует и гнобит Мура (одного из трех сотрудников издательства, двое других - сам О'Брайен и его бывшая секретарша, набирающая тексты), повесив на того создание обложек, редактуру и корректуру книг, маркетинговые мероприятия и воплощение мечты О'Брайена - стать главным американским издательством, попутно проворачивая аферу с выбиванием грантов на неинтересные ему переводные издания ради, что в один момент станет единственным способом существования Долки. Кроме, разве что, комедийных инициатив типа помещения именного блерба на оборот книги за 1000$ - аналог сегодняшних донатов за помещение своего имени на специальной странице. Мур рассказывает о тщеславии своего начальника (тот пишет отзывы от фейковой профессорши из Франции и пытается продвинуть нарратив Долки как локомотива американского книгоиздания), его некомпетентности, кривой редактуре без согласования с авторами, и манипулятивности, да так, что в конце первой части уже ясно, что все издательство обязано Муру, т.к. все самые значимые титулы выходили именно под его контролем. В то же время Мур находит новых авторов, продвигает их, влюбляет в себя литературный мир, пока издатель поднимает с этого сочные котлеты и расплачивается нищенской зарплатой и командировками на фестивали.
Однако принимая во внимание то, что "Дни Долки" вышли спустя два года после смерти шефа, текст рябит от невыплеснутой желчи одностороннего разоблачения, не играя на руку рассказчика, так как порождает сразу несколько полярных эмоций, достойных круглого дискуссионного стола, поскольку фиксирует в письме архетипичную историю о справедливости и неоднозначности процесса созидания - несмотря на аферы и негодяйский образ О'Брайена с эксплуатированием/обслуживанием общественных хотелок, Долки остается легендарным издательством, пусть и построенном на крови и мясе Мура, буквально принесшего свою жизнь в жертву искусству. Оба джентльмена, конечно же, в разной степени получили свое признание, пусть и с разными мотивами - на дистанции в 50 или даже 20 лет большинству мимо проходящих читателей будет безразличен факт того, что издатель выпускал книги с корыстной подложкой - выпарив всю воду, останется лишь факт выпущенных книг, обогативших (чужую) культуру, и даже со вскрытием всех секретов никто не станет задним числом переименовывать Долки в издательство имени С. Мура - любой кент с района скажет вам: найди увлеченного сотрудника и можешь кайфовать всю оставшуюся жизнь - в современных компаниях даже не указывают имена участников больших проектов. Порядочные, одинокие и восторженные люди все еще лучшие машины для эксплуатации, и по их следу по жизни идут такие хищники как Джон О'Брайен.
Жил в начале восьмидесятых студент, переоткрывший Уильяма Гэддиса широкой публике. Звали его Стивен Мур, по натуре он был меланхоличным и боязливым, и несмотря на пару резонансных работ в университетских кругах, не мог найти работу по специальности, поскольку в зарождающемся вареве мультикультурализма белые цисгендерные мужчины, исследующие белых цисгендерных писателей перестали считаться ходовым рабочим активом. Ближе ко дну он знакомится с Джоном О'Брайеном, запускающим свое издательство Dalkey Archive, изначально нацеленное на переиздание старых книг, но позже перезапускающее карьеры и открывающее новых авторов.
О'Брайен нещадно эксплуатирует и гнобит Мура (одного из трех сотрудников издательства, двое других - сам О'Брайен и его бывшая секретарша, набирающая тексты), повесив на того создание обложек, редактуру и корректуру книг, маркетинговые мероприятия и воплощение мечты О'Брайена - стать главным американским издательством, попутно проворачивая аферу с выбиванием грантов на неинтересные ему переводные издания ради, что в один момент станет единственным способом существования Долки. Кроме, разве что, комедийных инициатив типа помещения именного блерба на оборот книги за 1000$ - аналог сегодняшних донатов за помещение своего имени на специальной странице. Мур рассказывает о тщеславии своего начальника (тот пишет отзывы от фейковой профессорши из Франции и пытается продвинуть нарратив Долки как локомотива американского книгоиздания), его некомпетентности, кривой редактуре без согласования с авторами, и манипулятивности, да так, что в конце первой части уже ясно, что все издательство обязано Муру, т.к. все самые значимые титулы выходили именно под его контролем. В то же время Мур находит новых авторов, продвигает их, влюбляет в себя литературный мир, пока издатель поднимает с этого сочные котлеты и расплачивается нищенской зарплатой и командировками на фестивали.
Однако принимая во внимание то, что "Дни Долки" вышли спустя два года после смерти шефа, текст рябит от невыплеснутой желчи одностороннего разоблачения, не играя на руку рассказчика, так как порождает сразу несколько полярных эмоций, достойных круглого дискуссионного стола, поскольку фиксирует в письме архетипичную историю о справедливости и неоднозначности процесса созидания - несмотря на аферы и негодяйский образ О'Брайена с эксплуатированием/обслуживанием общественных хотелок, Долки остается легендарным издательством, пусть и построенном на крови и мясе Мура, буквально принесшего свою жизнь в жертву искусству. Оба джентльмена, конечно же, в разной степени получили свое признание, пусть и с разными мотивами - на дистанции в 50 или даже 20 лет большинству мимо проходящих читателей будет безразличен факт того, что издатель выпускал книги с корыстной подложкой - выпарив всю воду, останется лишь факт выпущенных книг, обогативших (чужую) культуру, и даже со вскрытием всех секретов никто не станет задним числом переименовывать Долки в издательство имени С. Мура - любой кент с района скажет вам: найди увлеченного сотрудника и можешь кайфовать всю оставшуюся жизнь - в современных компаниях даже не указывают имена участников больших проектов. Порядочные, одинокие и восторженные люди все еще лучшие машины для эксплуатации, и по их следу по жизни идут такие хищники как Джон О'Брайен.
Можно и о хорошем, светлом - с распродажей почти всей лавки пандемониума, захотелось преобразить полки красивыми, видными книгами, ублажающими пальцы, глаза и дух. Осмелюсь на недавно озвученное сравнение: с книгами как с часами - до некоторого ценового порога ты берешь качество и надежность, дальше - концентрированный флекс. Но тем не менее, несмотря на обилие товара из низкого бюджетного поля, мало издательств, живущих на верхнем пограничье - всегда существует психологическое разделение между 9 и 10 тысячами рублей, и пространство этой ватерлинии - отдельная ниша. И стоит начать исследование этой ниши, соотнося ассортимент с ценами и качеством, выявится однозначный фаворит - Folio Society. Независимые репринт издательства чаще всего оказываются проектами одной семьи или человека, потому от них не услышать речей о коммерческом разгоне, ничего подобного не звучало и из уст директоров Folio Society - до недавнего времени, пока за руль не встала Джоанна Рейнольдс, прошедшая бойни коммерческих компаний, включая статистически-исследовательскую компанию Which?, где прямо исследовались привычки покупателей.
Влетев с двух ног в Folio, она реструктурировала формат, тогда напоминавший Литературные памятники - оставила упор на дизайне и качестве, но сильно расширила каталог - не только добавив нехудожественные книги-призеры, но и включая современные прорывные книги: в прошлом году сезонным хедлайнером был медитативный сайфай "Долгий путь к маленькой сердитой планете" от Бекки Чамберс, а в этом доверили выбор читателям, предложив определить Великий Американский Роман - на момент последнего голосования, в лидерах значились "Радуга тяготения", "Одинокая голубка" и "Моби дик" - это потому что "Кровавый меридиан" и "Депеши" уже вышли. Еще одно радикальное новшество, Рейнольдс полностью вывела книги Фолио из розничной продажи и сосредоточила торговлю в инстаграме и на сайте - с того момента, если верить статистике, Фолио в стабильном плюсе. Компания все реже выпускает лимитированные издания с автографами или специфическими дополнениями (типа литографий Тома Филлипса) и каждый сезон представляет десяток новых проверенных временем и успехом титулов, следуя былым стандартам качества - каждый переплет сшивается вручную, каждая посылка проверяется под подпись и упаковывается как яйца динозавра. Комбинируя все вышеописанные факторы, не кажется странным, что возраст аудитории снизился до 25 - с безразличием мейджоров к долговечности продаваемых книг и с неспособностью инди-издательств издавать что-то, не ломающееся по корешку при 0.75 прочтении, модель Фолио видится первопроходцем равноценного бартера между издателем и требовательным покупателем с разными уровнями глубины кармана - те же британцы из Faber уже окунули ноги в эти воды и пытаются продвигать делюкс-издания своих авторов, но там, где воин в железных доспехах только делает замах, боец в кожарной броне наносит несколько ударов. А за полем их сражения океан букинистики.
Влетев с двух ног в Folio, она реструктурировала формат, тогда напоминавший Литературные памятники - оставила упор на дизайне и качестве, но сильно расширила каталог - не только добавив нехудожественные книги-призеры, но и включая современные прорывные книги: в прошлом году сезонным хедлайнером был медитативный сайфай "Долгий путь к маленькой сердитой планете" от Бекки Чамберс, а в этом доверили выбор читателям, предложив определить Великий Американский Роман - на момент последнего голосования, в лидерах значились "Радуга тяготения", "Одинокая голубка" и "Моби дик" - это потому что "Кровавый меридиан" и "Депеши" уже вышли. Еще одно радикальное новшество, Рейнольдс полностью вывела книги Фолио из розничной продажи и сосредоточила торговлю в инстаграме и на сайте - с того момента, если верить статистике, Фолио в стабильном плюсе. Компания все реже выпускает лимитированные издания с автографами или специфическими дополнениями (типа литографий Тома Филлипса) и каждый сезон представляет десяток новых проверенных временем и успехом титулов, следуя былым стандартам качества - каждый переплет сшивается вручную, каждая посылка проверяется под подпись и упаковывается как яйца динозавра. Комбинируя все вышеописанные факторы, не кажется странным, что возраст аудитории снизился до 25 - с безразличием мейджоров к долговечности продаваемых книг и с неспособностью инди-издательств издавать что-то, не ломающееся по корешку при 0.75 прочтении, модель Фолио видится первопроходцем равноценного бартера между издателем и требовательным покупателем с разными уровнями глубины кармана - те же британцы из Faber уже окунули ноги в эти воды и пытаются продвигать делюкс-издания своих авторов, но там, где воин в железных доспехах только делает замах, боец в кожарной броне наносит несколько ударов. А за полем их сражения океан букинистики.
И самое сентиментальное: узнал о смерти Муни я в период любви к прозе Дениса Джонсона, разыскивая Фискадоро в твердом переплете. Там и встретился подписанный экземпляр, оказавшийся книгой из личной библиотеки Теда Муни — писатель, как и многие мужчины, принесшие жизнь в жертву искусству, доживал дни в одиночестве, в окружении книг. О смерти же сообщила сестра писателя, она, похоже, в дальнейшем и выставила библиотеку на продажу.
Вместе с проставленной датой — 15 мая 1985 года — можно представить, что Фискадоро как-то повлияла на второй роман Муни: в нем по касательной затрагивается тема альтернативной реальности и использования ядерного оружия. Есть и пометки в книге. Очень сюрреалистичное чувство схваченной из воздуха взаимосвязи. Что о Фискадоро — это самый неординарный роман Джонсона, сочиненный после прочтения Золотой ветви Фрэзера и повествующий о роли культуры после апокалипсиса. Мы даже до недавнего времени думали о его издании, заодно взяв на себя миссию по достойному представлению автора на земле русской, но, похоже, при наших жизнях не видать ему роскоши богатых репрезентаций, бухтящих из всех возможных стволов. Помянем удальцов мира сего🙏
Вместе с проставленной датой — 15 мая 1985 года — можно представить, что Фискадоро как-то повлияла на второй роман Муни: в нем по касательной затрагивается тема альтернативной реальности и использования ядерного оружия. Есть и пометки в книге. Очень сюрреалистичное чувство схваченной из воздуха взаимосвязи. Что о Фискадоро — это самый неординарный роман Джонсона, сочиненный после прочтения Золотой ветви Фрэзера и повествующий о роли культуры после апокалипсиса. Мы даже до недавнего времени думали о его издании, заодно взяв на себя миссию по достойному представлению автора на земле русской, но, похоже, при наших жизнях не видать ему роскоши богатых репрезентаций, бухтящих из всех возможных стволов. Помянем удальцов мира сего
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
У товарища и коллеги Radial Matrix сегодня пост о сравнении пунктуации в “Кровавом меридиане” и “Авессаломе, Авессаломе!” — у Кормака, естественно, знаков поменьше, но то не выпендреж, а туго составленные предложения. Хотел написать побольше об этом, но сегодня получил в личную коллекцию “Джо” Ларри Брауна — первый его роман, написанный после полноценного ухода с работы ради писательской карьеры. И вот, оцените его пунктуацию при абсолютно нескупой прозе — каждое предложение как полноценная строфа, прочтите их вслух; проза, которую стоит ставить в пример определения слова “мелодия”.
Еще было вот такое проклятое - какое-то время в интернете продавался совместный сценарий адаптации "On The Road" Керуака от Копполы и Майкла Герра. Стоил он 95 000 USD, а фильм планировали выпустить в 2007 году, почти утвердившись в финальном варианте, поскольку в прошлые разы писать сценарий предлагали Харри Крюзу и Расселу Бэнксу. В итоге фильм вышел в 2012 году без Герра, с уставшим Копполой в продюссерском кресле, а от изначальной задумки осталось только присутствие Кристен Стюарт.
Целый пост не говорил о Маккарти, но я же не на диете!
Пишут, что семья Кормака разрешила исследовать его библиотеку и перенести содержимое онлайн. На доброе дело собирают деньги, но у вас нет международной визы - считайте, я заплатил. Смотря на количество коробок, верится, что получится не только узнать что-то новое о влияниях на жизнь КМ (включая дружбу с Уильямом Гэддисом, туманную не только для гэдиссоведов, но и для следопытов Кормака), но и открыть для себя очень много крутой литературы. Вот, смотрите.
Пишут, что семья Кормака разрешила исследовать его библиотеку и перенести содержимое онлайн. На доброе дело собирают деньги, но у вас нет международной визы - считайте, я заплатил. Смотря на количество коробок, верится, что получится не только узнать что-то новое о влияниях на жизнь КМ (включая дружбу с Уильямом Гэддисом, туманную не только для гэдиссоведов, но и для следопытов Кормака), но и открыть для себя очень много крутой литературы. Вот, смотрите.