В назиданиe коллегам, желающим нести поэзию в массы. Вот и масса нарисовалась в комментариях к посту Артема Новиченковa (спасибо ему за внимание к!), в анфас и профиль: ничего кроме оскорблений и беззубых смехуечков для "одного из л....x" (эпитет на совести автора) не нашлось. Тем хуже для этих убогоньких.
Forwarded from Артем Новиченков|Говорящий тростник
Делюсь с вами поэмой Дениса Ларионова, одного из лучших поэтов, пишущих на русском языке. Много лет назад я брал у Дениса интервью (так и не изданное), в котором спросил его, хотел бы он написать поэму. Он ответил примерно следующее «да, я хотел бы, но пока не знаю, как и каким языком». И вот язык найден:
«Не я»
«Не я»
Тридцать лет назад Тур Ульвен покончил с собой. Год назад я написал рецензию на том его избранного, к которому продолжаю возвращаться. Рецензия вроде бы тоже получилaсь.
Forwarded from Смерть студента (Denis Larionov)
В скандинавском номере "Флагов" - моя рецензия на одну из важнейших поэтических книг последнего года - большое избранное Тура Ульвена, выпущенное Издательством Ивана Лимбаха.
https://flagi.media/page/3/online_issue/28#piece771
https://flagi.media/page/3/online_issue/28#piece771
Посмотрел фильм Екатерины Арениной из проекта "Проект" про работу кгбшных, а затем фсбшных внештатных сотрудников в поле молодежных движений, с 1980-х и по конец 2010-х гг. (от экологов до лгбтк+). Думаю, Арениной удалось очертить наименьшее общее кратное путинизма (и не только путинизма), да и еще показать его авторов, "конторских" мелких бесов. Если кто захочет посмотреть - должен предупредить, что фильм довольно травматичный во многих отношениях.
https://www.youtube.com/watch?v=P-TwKpqJ9qo&t=7157s
https://www.youtube.com/watch?v=P-TwKpqJ9qo&t=7157s
YouTube
Агенты спецслужб насиловали и вербовали 40 лет | Историческое расследование
Поддержать «Проект»: https://www.proekt.media/donate/
«Есть что-то, что всех нас объединяет. Сегодня в России мы называем это нашими традиционными ценностями. Это фундамент нашей жизни, нашего бытия».
Владимир Путин много лет оправдывает любые преступления…
«Есть что-то, что всех нас объединяет. Сегодня в России мы называем это нашими традиционными ценностями. Это фундамент нашей жизни, нашего бытия».
Владимир Путин много лет оправдывает любые преступления…
"Недавно в дружеской беседе, стремясь найти некое «наименьшее общее кратное», характерное как для those who left так и для those who stayed, мой собеседник предположил, что это опустошение, семантика которого простирается от психического состояния до экзистенциального статуса, очерченного Сэмюэлем Беккетом и Леоном Богдановым. В окружающей меня действительности я вижу много попыток игнорировать это состояние, и это очень понятно: из меланхолийных осколков трудно собрать пристойный стейтмент, позволяющий устоять на ногах и еще что-то делать. Тем не менее, именно в этой плоскости находится фундамент, из которого могут возникнуть новые связи." (это я говорю)
Дорогие коллеги Анна Родионова и Лера Бабицкая из прекрасного нового ресурса о тексте, пространстве и природе "гало" предложили мне сделать вот такой материал: небольшое интервью о ландшафтно-визуальных делах и поэтическую подборку за семнадцать лет моей, так сказать, творческой деятельности.
https://halomedia.space/village-gluing
Дорогие коллеги Анна Родионова и Лера Бабицкая из прекрасного нового ресурса о тексте, пространстве и природе "гало" предложили мне сделать вот такой материал: небольшое интервью о ландшафтно-визуальных делах и поэтическую подборку за семнадцать лет моей, так сказать, творческой деятельности.
https://halomedia.space/village-gluing
halomedia.space
«Поселковые склейки». Разговор с Денисом Ларионовым о ландшафте и 10 поэтических текстов
Денис Ларионов
Четыре года назад Василий Бородин покончил с собой. Помню этот день как сейчас: анабиоз, непонимание, слезы тех, с кем говорил о нем. Я категорически не разделяю распространенного среди коллег уменьшительно-ласкательного к нему отношению ("Вася", "светлый поэт", etc.), он был разный и сложный. До поры ему хватало сил справляться с (принципиально неразрешимым) конфликтом, который стоял в центре его жизни и письма. Если бы я даже был уполномочен говорить об этом, то не знал бы как описать его. Пронзенность? Уязвимость? Прекарность? Да, но без побочных контекстов этих слов: то романтически-кровожадных, то аляповато-прагматичных.
Четыре текста почти наобум.
* * *
танец горит и воля та
танец горит и пустота
вот эта музыка холод лба
мокрая улица и труба
чёрная плёнка и световой
горестный ливень и первый вой
вой это гинзберг живёт внизу
чешет подтяжки жуёт слезу
видимость гинзберг чужая власть
нежность отчаянья началась
вырви нам вырви чужие лбы
выйди из зеркала и судьбы
в ритме изменчивого труда
видимость тела его слюда
разность измены и простоты
чёрные мокнущие бинты
эти бинты начинают ныть
если сказать и очисти ны
***
чай разлетается чуть-чуть
вмятыми шариками: путь
из них любого — невесом,
«проснувшись в сон»,
и космонавты их легко
по́ носу щёлкнут, как мальков,
или в наушниках — не «что»,
а решето:
в сетчатом треске тишины —
само безмыслие длины
крутящего себя пути,
и
ты прости,
что не пишу тебе, как прошёл сегодняшний день;
я латал обшивку
и смотрел боковым зрением, как
дальние звёзды — вспышками — объединялись в фигуры,
а
потом между ними так же мгновенно терялась связь
***
и не ветер — огромный ветер
против шерсти земли
земля рыжая земля вечер
шли
прошли
часть пути
и ещё идти
а земля отпускает ветер выгнуться небом
или — нет, не погладить, а один раз провести
по ноябрьской шерсти земли
пока все не видят
***
СТИХИ О СОВЕТСКОМ ЦИРКЕ
воздушно-капельным путём
ресниц улов ли век улов
изнанку гладит тянет тень
как чудо-лучики от слов
на циферблате цирковом
педальки -- ноги достают
едва, но ставят на канат
и подмигнув спине поют
что не подхватишь не продашь
канат уже над пустырём
и над болотом-волдырём
ли валуном-монастырём
летит из сточенных зубов
слюнной вальсок словарный вар
и вьют подхвачены трубой
канат -- другой -- лучи-слова
и ты влезаешь по нему
где всё не весит ничего
под веки вечные всему
под веки вечные всего
Четыре текста почти наобум.
* * *
танец горит и воля та
танец горит и пустота
вот эта музыка холод лба
мокрая улица и труба
чёрная плёнка и световой
горестный ливень и первый вой
вой это гинзберг живёт внизу
чешет подтяжки жуёт слезу
видимость гинзберг чужая власть
нежность отчаянья началась
вырви нам вырви чужие лбы
выйди из зеркала и судьбы
в ритме изменчивого труда
видимость тела его слюда
разность измены и простоты
чёрные мокнущие бинты
эти бинты начинают ныть
если сказать и очисти ны
***
чай разлетается чуть-чуть
вмятыми шариками: путь
из них любого — невесом,
«проснувшись в сон»,
и космонавты их легко
по́ носу щёлкнут, как мальков,
или в наушниках — не «что»,
а решето:
в сетчатом треске тишины —
само безмыслие длины
крутящего себя пути,
и
ты прости,
что не пишу тебе, как прошёл сегодняшний день;
я латал обшивку
и смотрел боковым зрением, как
дальние звёзды — вспышками — объединялись в фигуры,
а
потом между ними так же мгновенно терялась связь
***
и не ветер — огромный ветер
против шерсти земли
земля рыжая земля вечер
шли
прошли
часть пути
и ещё идти
а земля отпускает ветер выгнуться небом
или — нет, не погладить, а один раз провести
по ноябрьской шерсти земли
пока все не видят
***
СТИХИ О СОВЕТСКОМ ЦИРКЕ
воздушно-капельным путём
ресниц улов ли век улов
изнанку гладит тянет тень
как чудо-лучики от слов
на циферблате цирковом
педальки -- ноги достают
едва, но ставят на канат
и подмигнув спине поют
что не подхватишь не продашь
канат уже над пустырём
и над болотом-волдырём
ли валуном-монастырём
летит из сточенных зубов
слюнной вальсок словарный вар
и вьют подхвачены трубой
канат -- другой -- лучи-слова
и ты влезаешь по нему
где всё не весит ничего
под веки вечные всему
под веки вечные всего
Новая книга (сборник рассказов) ОВ доступна к предзаказу.
Forwarded from Новое литературное обозрение
Мы открываем предзаказ на сборник рассказов Оксаны Васякиной «Такого света в мире не было до появления N.»
Новую книгу Оксаны Васякиной составили 11 рассказов о женщинах: в каждой из этих историй, разворачивающихся в нулевых и десятых, героини дрейфуют по съемным квартирам, индийским гостиницам, комнатам в центре Москвы и не боятся рисковать. Рассказчица наблюдает за тем, как их судьбы раз за разом повисают на волоске; иногда она вмешивается в ход событий, но всегда остается немного в стороне. За этой «устраненностью» повествовательницы — напряженный поиск источника и природы собственных одиночества и заброшенности.
Оксана Васякина — писательница, лауреатка премий «Лицей» (2019) и «НОС» (2021).
Оформить предзаказ на книгу со скидкой 25% можно на nlobooks.ru.
Новую книгу Оксаны Васякиной составили 11 рассказов о женщинах: в каждой из этих историй, разворачивающихся в нулевых и десятых, героини дрейфуют по съемным квартирам, индийским гостиницам, комнатам в центре Москвы и не боятся рисковать. Рассказчица наблюдает за тем, как их судьбы раз за разом повисают на волоске; иногда она вмешивается в ход событий, но всегда остается немного в стороне. За этой «устраненностью» повествовательницы — напряженный поиск источника и природы собственных одиночества и заброшенности.
Оксана Васякина — писательница, лауреатка премий «Лицей» (2019) и «НОС» (2021).
Оформить предзаказ на книгу со скидкой 25% можно на nlobooks.ru.
Forwarded from Фигуры речи (В. К.)
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
#стихи_девяностых_годов
Всеволод Некрасов
Брюзжание - недооцененный жанр, риторический потенциал и психофизические свойства которого требует пристального рассмотрения. Кроме шуток.
Всеволод Некрасов
Брюзжание - недооцененный жанр, риторический потенциал и психофизические свойства которого требует пристального рассмотрения. Кроме шуток.
•
реклама
реклама
реклама
реклама
реклама
реклама
реклама
реклама
а мое какое дело
а мое какое дело
а мое какое дело
мое дело маленькое
•
итого
и того
и того
вота
вота чего вам
и вота вам это
открытое общество
еще чего
значит
***
и везде везде везде
эфесбе
эфесбе
эфесбе
и в москве
и везде
и в сфере
в сфере
сфере
всего
в обществе
вообще
в атмосфере
в атмосфере
в атмосфере
эфесбе
в бизнесе
весь
пафос
эфесбе
бенефис
эфесбе
фига себе
в смысле
ничего себе песенки
ничего себе началось
третье тысячелетие
или еще нет
обозначилось
и это ли еще будет
то есть
и не это ли уже
было
* * *
маргинальный
андерграунд
в авангарде
вроде как
и выходит так
в андерграунде
контркультура
контркультура
интегрируется
как в Санктпетербурге
интертекстуально
вот врут-то
и ведь все врут
и андерграунд
не маргинальный
(а маргинальный
тогда он не авангард)
и не андерграунд он
да и культура не контр
никакой
и дорогие мои
дорогие мои
не интегрируется
не интегрируется
и не интегрируется
и скоро сорок лет как
фиг *
интегрируется
__________
* Пригов
вот он интегрируется
кооперируется
с каким-нибудь там
другом своим
вроде Бори Гройса
#стихи_девяностых_годов
Александр Шаталов
Несмотря на непроходящий мрак, хочется робко напомнить, что сейчас Pride Month. В связи с этим я вспомнил (вернее, мне напомнили) о существовании текстов Александра Шаталова, о котором в двух словах и не расскажешь. Я, например, вырос на его еженедельной передаче о книгах "Графоман", где впервые узнал о тех, чьи тексты сегодня исследую (от Харитонова до Парщикова); между тем, он еще был и весьма тонким поэтом, пишущим на гомоэротические темы (квир-автором? хотя гомосексуальные чувства и соприкосновения у него решены в каннингемовом ключе, мб только более безнадежно). Можно было бы сказать, что эти стихи не особо оригинальны на фоне англоязычной гей-поэзии, но, парадоксальным образом, Шаталов вырастал из духа позднесоветской полуразрешенной и разрешенной поэзии (его ближайшей подругой была Татьяна Бек), встречающейся с возможностями описания предельного человеческого опыта (который для его поколения воплощался в эротико-гедонистических делах). Если нужен схематизм, то его поэзия - нечто среднее между Анашевичем и Могутиным.
В конце 1990-х прекратил писать стихи. Были у него и другие амплуа, умел человек жить. RIP.
Прикреплю в комментарии его подборку.
* * *
Да, он таким и может быть,
"в сферу удивленного взора
алмазный Нью-Йорк берется",
сосны молодые уже выросли, газоны подстрижены,
облака кучерявые на небе замерли без движения.
Какой же эта жизнь должна быть безумной,
чтобы вдруг картинкой такой обернуться.
Языка моего порезанного
по кадыку твоему нервное движение.
Голову на колени твои положу,
глаза зажмурю, чувствую
ветра горячего слабое дуновение,
пахнет травою скошенной,
может быть, манго немного, сужу
по знакомым запахам.
Мандарины зеленые темнеют среди листвы,
вдалеке какие-то строения
закатное солнце отражают,
божья коровка лениво ползет по руке,
в чуть приоткрытый мой рот
гусеницы шелковистые вползают,
за ухом у меня цветок тропический полыхает,
волосы локонами по плечам рассыпались,
кожа на руках моих лопается и оттуда выбегают
жуки какие-то навозные, сороконожки
и прочая нечисть и мразь,
и весь я отныне под небом безумным и чистым,
на этом чужом континенте,
где овцы на зеленых лугах пасутся,
ветром становлюсь порывистым
или ручьем лучистым,
Нью-Йорком алмазным,
живым продолжением собственного хуя.
31 декабря 1996,
Хьюстон
Александр Шаталов
Несмотря на непроходящий мрак, хочется робко напомнить, что сейчас Pride Month. В связи с этим я вспомнил (вернее, мне напомнили) о существовании текстов Александра Шаталова, о котором в двух словах и не расскажешь. Я, например, вырос на его еженедельной передаче о книгах "Графоман", где впервые узнал о тех, чьи тексты сегодня исследую (от Харитонова до Парщикова); между тем, он еще был и весьма тонким поэтом, пишущим на гомоэротические темы (квир-автором? хотя гомосексуальные чувства и соприкосновения у него решены в каннингемовом ключе, мб только более безнадежно). Можно было бы сказать, что эти стихи не особо оригинальны на фоне англоязычной гей-поэзии, но, парадоксальным образом, Шаталов вырастал из духа позднесоветской полуразрешенной и разрешенной поэзии (его ближайшей подругой была Татьяна Бек), встречающейся с возможностями описания предельного человеческого опыта (который для его поколения воплощался в эротико-гедонистических делах). Если нужен схематизм, то его поэзия - нечто среднее между Анашевичем и Могутиным.
В конце 1990-х прекратил писать стихи. Были у него и другие амплуа, умел человек жить. RIP.
Прикреплю в комментарии его подборку.
* * *
Да, он таким и может быть,
"в сферу удивленного взора
алмазный Нью-Йорк берется",
сосны молодые уже выросли, газоны подстрижены,
облака кучерявые на небе замерли без движения.
Какой же эта жизнь должна быть безумной,
чтобы вдруг картинкой такой обернуться.
Языка моего порезанного
по кадыку твоему нервное движение.
Голову на колени твои положу,
глаза зажмурю, чувствую
ветра горячего слабое дуновение,
пахнет травою скошенной,
может быть, манго немного, сужу
по знакомым запахам.
Мандарины зеленые темнеют среди листвы,
вдалеке какие-то строения
закатное солнце отражают,
божья коровка лениво ползет по руке,
в чуть приоткрытый мой рот
гусеницы шелковистые вползают,
за ухом у меня цветок тропический полыхает,
волосы локонами по плечам рассыпались,
кожа на руках моих лопается и оттуда выбегают
жуки какие-то навозные, сороконожки
и прочая нечисть и мразь,
и весь я отныне под небом безумным и чистым,
на этом чужом континенте,
где овцы на зеленых лугах пасутся,
ветром становлюсь порывистым
или ручьем лучистым,
Нью-Йорком алмазным,
живым продолжением собственного хуя.
31 декабря 1996,
Хьюстон
Вчера поучаствовал в презентации книги друга и коллеги Ларисы Муравьевой "Написано в Западном Берлине", вышедшей в новом издательстве Shel(f).