В Портленде внятен поэту
Русский бухгалтерский труд:
Нынче отнимут котлету,
Завтра четыре вернут.

Мытарю счет раскрывает уста,
В мир простирает лапу:
Видит Быков в себе Христа,
Чувствует римского папу.

По сути, XXI век начался 11 сентября 2001 года. Это век войны террора и цивилизации. И ведет он прямиком в объятия Большого Брата. Потому что сохранить себя цивилизация сможет только в формате полицейского государства.

И тут нет ничего нового под солнцем. Меняются только технологии и их доступность. Действие рождает противодействие. Сегодня дроны практически бесконтрольны, завтра под контролем окажется любой щелчок клавиши.

Война хаоса и порядка примет другие формы. Возможно, она станет изоморфной происходящему у нас в головах. Возможно, ноосфера – та же банка с пауками, а совсем не то, что грезилось академику Вернадскому. Мысль материальна. Она создает и тюрьму, и свободу.

Либеральная интеллигенция никогда не признается в том, что ее отказ учитывать культурные основы российского быта есть надежный способ его самосохранения. Следует признать, что это самая влиятельная секретная служба. Аналитический опыт здесь не копится. При этом каждый человек прекрасно осведомлен, как следует вести себя «по понятиям», как пользоваться неформальными практиками или гигантскими ресурсами двоемыслия.

Даниил Дондурей

Принципы не становятся менее священными, если нельзя гарантировать их вечного существования. В действительности, желание подкрепить свою веру в то, что в некотором объективном царстве наши ценности вечны и непоколебимы, говорит лишь о тоске по детству с его определенностью и по абсолютным ценностям нашего первобытного прошлого. "Осознавать относительную истинность своих убеждений, — говорил замечательный писатель нашего времени, — и все же непоколебимо их держаться — вот что отличает цивилизованного человека от дикаря". Возможно, требовать большего — глубокая и неустранимая метафизическая потребность, но позволять ей направлять наши действия, — симптом не менее глубокой, но куда более опасной нравственной и политической незрелости.

Исайя Берлин, "Две концепции свободы"

И.Е.Репин — В.В.Стасову, 22 января 1905 г.: «Ах, как надоело!.. Как невыносимо жить в этой преступной, бесправной, угнетающей стране. Скоро ли рухнет эта вопиющая мерзость власти невежества?»

Розанов о супругах Репиных в «Уединённом» (1912): «Оба они погружены в демократию и — только и мечтают о том, как бы получить заказ от двора. Точнее, демократия их происходит от того, что они давно не получают заказов от двора».

Написано 10 лет назад. С Днем России!

ПАТРИОТИЗМ КАК ВАЖНЕЙШЕЕ ИЗ ИСКУССТВ
обращение Гильдии кинодраматургов
Союза кинематографистов России
ко всем заинтересованным лицам

Обозначившийся раскол российской творческой интеллигенции на почве политических разногласий – проблема не менее серьезная, чем экономический кризис. Кризисы приходят и уходят, а интеллигенция остается. Духовные скрепы невозможно насадить как картошку при Екатерине: они могут стать лишь предметом общественного договора - тем, что объединяет людей на прочной основе гражданского согласия.

Гражданское согласие - высшее воплощение патриотизма. Он изобретен не в России: патриотизм вдохновлял создателей греческих полисов, римского права и Декларации независимости. Можно шельмовать это слово, но нельзя отменить любовь к родине и потребность её выражать.

Вспомним Чаадаева: “Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной”. Так и кажется, что эти слова вписываются в круг мыслей, которые могут способствовать вкладу кинодраматургов в оздоровление и развитие России.

Наше общество как никогда нуждается в смягчении нравов. Проблемы, которые стоят на пути к этой цели, надо формулировать, не обходя острых углов. Замалчивание и сглаживание не способствуют результату. Наша работа – не в очернительстве или украшательстве, а в обнаружении смыслов, которые могут способствовать взаимопониманию самых разных людей.

Известно, что интерес российских телезрителей к отечественному телепродукту превосходит интерес к телепродукции иностранной. Что дальше? Какие особые смыслы должны изобрести российские сценаристы? А, может, не искать черную кошку в тёмной комнате, а просто включить свет? Посмотреть вокруг, увидеть и показать нашу подлинную жизнь во всем ее богатстве и противоречиях? Только это может стать вкладом российского кино в мировую культуру. Мы существуем в общем пространстве гуманистических ценностей, и наша задача – воплощение национального своеобразия в общечеловеческом контексте.

Своей программой-максимум мы считаем культурную экспансию России. Когда не единичные истории наших режиссеров покоряли бы международные кинофестивали, а российские сериалы демонстрировались зарубежными телеканалами. Эта задача не кажется нам утопической. Пути ее реализации лежат и в совершенствовании государственной культурной политики. Сегодня ее целями провозглашены укрепление гражданской идентичности и создание условий для воспитания граждан. Применительно к нашему цеху мы видим решение этих задач в развитии драматургического мастерства.

Мы призываем отнестись к государственной поддержке не как к системе раздачи грантов по приоритетной патриотической тематике, а как к задаче поддержки и развития драматургического мышления, в основе которого - не изобретение красивых сказок, а осмысление существующей реальности в позитивном ключе. Основа драматургии – конфликт. Но суть драматургического конфликта, как и любого кризиса, не в бесконечной конфронтации, а в возможностях, которые он открывает для самых неожиданных путей преодоления препятствий, казавшихся безнадежными.

Модели поведения и нравственные примеры современных киногероев должны быть близки каждому гражданину России. Настоящий патриотизм и есть преодоление препятствий. Он – в способности и готовности брать на себя ответственность. Патриот - это человек, который спрашивает себя, что он может дать своей стране. Обратим внимание, как умело Голливуд транслирует высокие патриотические смыслы, объединяющие нацию. В России этого почему-то принято стесняться: кино отдельно, а патриотизм – отдельно. Не будем воспринимать патриотизм как некий маркер политических убеждений: он взывает к объединению, а не разобщению страны.

Россия – не карта, а живая земля, и люди, которые на ней живут. Все разные, только история у нас одна. Воспитание – одна из форм сбережения народа.

Окончание:

Работа драматурга – изучая и сострадая, через судьбы самых разных героев показывать, что радости и беды у нас общие; учить людей понимать друг друга, чтобы каждый из нас был вправе повторить за поэтом:

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.

Наше общество нуждается в диалоге. Хорошо решать проблемы не за счет друг друга, а помня, что свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого. Этим обращением мы хотели бы начать профессиональную дискуссию о том, какие истории нужны нам сегодня. Не тематика определяет содержание произведений, а драматургический подход. Один и тот же сюжет может стать и бессмысленным пропагандистским клише, и воплотиться в сложную историю, в которой многообразие человеческих правд соединится с главным – с тем, с чего начинается родина.

"Если в мире всё бессмысленно, — сказала Алиса, — что мешает выдумать какой-нибудь смысл?"

Каждый русский, посидев «за политику» месяц в тюрьме или прожив год в ссылке, считает священной обязанностью своей подарить России книгу воспоминаний о том, как он страдал. И никто, до сего дня, не догадался выдумать книгу о том, как он всю жизнь радовался, а между тем в стране, где живут по книгам, такое сочинение не только имело бы оглушительный успех, но тотчас же вызвало бы ряд подражаний. А так как русский человек привык выдумывать жизнь для себя, делать же ее плохо умеет, то весьма вероятно, что книга о счастливой жизни научила бы его, как нужно выдумывать такую жизнь.

А.М.Горький

Пишут, что в Израиль, который не воюет со своими соседями, за последние дни вернулось порядка 30 000 человек. Видимо, есть патриотизм курильщика и патриотизм здорового человека, и это совсем другое дело. Как и большинство россиян, свои национальные интересы большинство израильтян чувствуют прекрасно (хотя про всех евреев, и прежде всего — «леваков», этого не скажешь).

А вот российская «прогрессивная интеллигенция», отчего-то называемая «либералами», воспитывалась на каких угодно идеалах, кроме национальных интересов. Причем не последние 30-50 лет, а последние лет двести. Это удивительное племя, породившее и ВОСР, и ГУЛАГ, которое Игорь Шафаревич вслед за Огюстеном Кошеном называл «малым народом», с еврейским народом связано очень косвенно.

Речь о движимых ресентиментом пассионариях, которые мечтают установить очередное царство справедливости. Но плох тот малый народ, который не мечтает превратиться в большой. Так малый народ, оседлавший революцию в России, построил свое государство и вернулся к его имперским истокам, осознав национальные интересы. Но внутри советской империи появился свой малый народ (который по тем или иным причинам не нашел себя в строительстве СССР или был отторгнут).

И речь не о противниках советской власти: как раз, скорее о ее ситуативных союзниках, которые сначала обслуживали ее и кормились при ней, а потом с удовольствием ее разрушали. Из этого малого народа выросли (или были выращены) и националистические элиты союзных республик, которые в зависимости от коньюнктуры были готовы и ложиться под ГКЧП, и разрывать Советский Союз.

Примерно то же самое произошло и в демократической России, где характерным примером отторгнутого представителя «малого народа» стал немец Альфред Рейнгольдович Кох: за верность империи он рассчитывал получить кресло сенатора, но схлопотал уголовное дело, обиделся и превратился в украинского патриота. Однако не сарказма ради я этот разговор завел.

Он — о воспитании, в котором национальные интересы не рефлексируются, а растворяются. В котором та или иная идеология разъедает здравый смысл и разрушает государства. Размывает культурные коды и разрывает связь времен. Воспитании, в результате которого идиоты готовы хоть залезть в бессмертный барак, лишь бы противостоять Бессмертному полку.

И дело тут не только и не столько в каком-нибудь USAID, — а прежде всего в почве, благоприятствующей распространению ментальных вирусов. Лозунгами, как и антибиотиками, эти вирусы не лечатся. Цивилизация живет в ролевых моделях поведения. В культуре героев, а не овощей. В культуре рефлексии, основанной на системе ценностей. В культуре доказательства этих ценностей.

Так выжил еврейский народ, лишенный своего государства и языка. Так он сумел через тысячелетия их возродить. Свой «малый народ» существует сегодня и в Израиле. Но перед лицом экзистенциальной угрозы идеологии пасуют. Нет ничего нового под солнцем в любой части света: цивилизации конкурируют в борьбе за выживание. Можно выбирать свою команду, но за чужую играют только полезные кому-то идиоты.

Мысль никогда не бывает свободна. Она ограничена умственным горизонтом человека.

Станислав Ежи Лец

РОССИЯ, КОТОРУЮ МЫ ПОТЕРЯЛИ

"Столы эти не отличались ни утонченностью французской кухни, ни грудами мяса пиров плотоядного Альбиона. Они были просты и сыты, как русское гостеприимство.

Обыкновенно, после водки, которая в разных графинах, графинчиках и бутылках стояла на особенном столике с приличными закусками из балыка, семги, паюсной икры, жареной печенки, круто сваренных яиц, подавали горячее, преимущественно состоящее из кислых, ленивых или зеленых щей, или из телячьей похлебки, или из рассольника с курицей, или из малороссийского борща (последнее кушанье очень часто являлось на столе графа Разумовского, урожденного малоросса).

За этим следовали два или три блюда холодных, как то: ветчина, гусь под капустой, буженина под луком, свиная голова под хреном, судак под галантином, щука под яйцами, разварная осетрина, сборный винегрет из домашней птицы, капусты, огурцов, оливок, каперсов и яиц; иногда подавалась говяжья студень с квасом, сметаной и хреном, или разварной поросенок и ботвинья преимущественно с белугой.

После холодного непременно являлись два соуса; в этом отделе употребительнейшие блюда были – утка под рыжиками, телячья печенка под рубленым легким, телячья голова с черносливом и изюмом, баранина с чесноком, облитая красным сладковатым соусом; малороссийские вареники, пельмени, мозги под зеленым горошком, фрикасе из пулярды под грибами и белым соусом, или разварная сайка, облитая горячим клюковным киселем с сахаром.

Четвертая перемена состояла из жареных индеек, уток, гусей, поросят, телятины, тетеревов, рябчиков, куропаток, осетрины с снятками, или бараньего бока с гречневой кашей. Вместо салата подавались соленые огурцы, оливки, маслины, соленые лимоны и яблоки.

Обед оканчивался двумя пирожными – мокрым и сухим. К мокрым пирожным принадлежали: блан-манже, компоты, разные холодные кисели со сливками, яблочные и ягодные пироги (нечто вроде нынешних суфле), бисквиты под битыми сливками, яичницы в плошечках с вареньем (то же, что современные повара называют омлетом или французской яичницей), мороженое и кремы. Эти блюда назывались мокрыми пирожными, потому что они кушались ложками; сухие пирожные брали руками. Любимейшие кушанья этого сорта были: слоеные пироги, франшипаны, левашники, дрочены, зефиры, подовые пирожки с вареньем, обварные оладьи и миндальное печенье.

Сверх того к горячему всегда подавались или кулебяки, или сочни, или ватрушки, или пироги и пирожки. Кулебяка до сих пор сохранила свой первобытный характер: она и тогда была огромным пирогом с разнообразнейшею начинкою, из сухих белых грибов, телячьего фарша, визиги, манных круп, сарачинскаго пшена, семги, угрей, налимных молок, и проч. и проч. Пироги и пирожки по большей части имели жирную мясную начинку с луком, либо с капустой, яйцами, морковью и очень редко с репой.

Все это орошалось винами и напитками, приличными обеду. На столе ставили квасы: простой, красный, яблочный, малиновый и кислые щи. Подле квасов помещали пива, бархатное, миндальное, розовое с корицей и черное (вроде портера). Официянты беспрестанно наливали гостям в широкие бокалы вина: мадеру, портвейн, кипрское, лиссабонское, венгерское, и в рюмки: лакрима, кристи, малагу, люнель. Но более всего выпивалось наливок и ратафий разных сортов.

После полуторачасового обеда хозяин и гости вставали из-за стола. Желающие кушали кофе; но большинство предпочитало выпить стакан или два пуншу, и потом все откланивались вельможному хлебосолу, зная, что для него и для них, по русскому обычаю, необходим послеобеденный отдых".

"Москва за столом", журнал "Москвитянин", 1856

Проститутки учат нравственности, идиоты — уму, моральные уроды — красоте. Возможно, жить в своём мире нормально. Но считать, что твоя оптика является единственно верной, — не то чтобы абсурдно (абсурд не наказуем), а чревато. Преимущественно для других. Расплачиваются бездомные, а не коровьевы, которые подговорили их кричать «караул!» Впрочем, готовность кричать или скакать тоже возникает не от большого ума. В жажде большой справедливости слишком много от мелочного ощущения, что тебе недодали.

Словно смотришь в бинокль перевернутый —
Все, что сзади осталось, уменьшено,
На вокзале, метелью подернутом,
Где-то плачет далекая женщина.

Снежный ком, обращенный в горошину, —
Ее горе отсюда невидимо;
Как и всем нам, войною непрошено
Мне жестокое зрение выдано.

Что-то очень большое и страшное,
На штыках принесенное временем,
Не дает нам увидеть вчерашнего
Нашим гневным сегодняшним зрением.

Мы, пройдя через кровь и страдания,
Снова к прошлому взглядом приблизимся,
Но на этом далеком свидании
До былой слепоты не унизимся.

Слишком много друзей не докличется
Повидавшее смерть поколение,
И обратно не все увеличится
В нашем горем испытанном зрении.

Константин Симонов

Виссарион Белинский в письме Павлу Анненкову (1–10 декабря 1847 г.): «Наводил я справки о Шевченке и убедился окончательно, что вне религии вера есть никуда негодная вещь. Вы помните, что верующий друг мой говорил мне, что он верит, что Шевченко – человек достойный и прекрасный. Вера делает чудеса – творит людей из ослов и дубин, стало быть, она может и из Шевченки сделать, пожалуй, мученика свободы. Но здравый смысл в Шевченке должен видеть осла, дурака и пошлеца, а сверх того, горького пьяницу, любителя горелки по патриотизму хох.ацкому. Этот хох.ацкий радикал написал два пасквиля – один на г<осударя> и<мператора>, другой – на государыню и<мператриц>у. Читая пасквиль на себя, г<осударь> хохотал, и, вероятно, дело тем и кончилось бы, и дурак не пострадал бы, за то только, что он глуп. Но когда г<осударь> прочел пасквиль на и<мператри>цу, то пришел в великий гнев, и вот его собственные слова: «Положим, он имел причины быть мною недовольным и ненавидеть меня, но ее-то за что?» И это понятно, когда сообразите, в чем состоит славянское остроумие, когда оно устремляется на женщину. Я не читал этих пасквилей, и никто из моих знакомых их не читал (что, между прочим, доказывает, что они нисколько не злы, а только плоски и глупы), но уверен, что пасквиль на и<мператри>цу должен быть возмутительно гадок по причине, о которой я уже говорил. Шевченку послали на Кавказ солдатом. Мне не жаль его, будь я его судьею, я сделал бы не меньше. Я питаю личную вражду к такого рода либералам. Это враги всякого успеха. Своими дерзкими глупостями они раздражают правительство, делают его подозрительным, готовым видеть бунт там, где нет ничего ровно, и вызывают меры крутые и гибельные для литературы и просвещения. Вот Вам доказательство. Вы помните, что в «Современнике» остановлен перевод «Пиччинино» (в «Отечественных записках» тож), «Манон Леско» и «Леон Леони». А почему? Одна скотина из хох.ацких либералов, некто Кулиш (экая свинская фамилия!) в «Звездочке» (иначе называемой <…>, журнале, который издает Ишимова для детей, напечатал историю Малороссии, где сказал, что Малороссия или должна отторгнуться от России, или погибнуть. Цензор Ивановский просмотрел эту фразу, и она прошла. И немудрено: в глупом и бездарном сочинении всего легче недосмотреть и за него попасться. Прошел год – и ничего, как вдруг государь получает от кого-то эту книжку с отметкою фразы. А надо сказать, что эта статья появилась отдельно, и на этот раз ее пропустил Куторга, который, понадеясь, что она была цензорована Ивановским, подписал ее, не читая. Сейчас же велено было Куторгу посадить в крепость. К счастию, успели предупредить графа Орлова и объяснить ему, что настоящий-то виноватый – Ивановский! Граф кое-как это дело замял и утишил, Ивановский был прощен. Но можете представить, в каком ужасе было министерство просвещения и особенно цензурный комитет? Пошли придирки, возмездия, и тут-то казанский татарин Мусин-Пушкин (страшная скотина, которая не годилась бы в попечители конского завода) накинулся на переводы французских повестей, воображая, что в них-то Кулиш набрался хох.ацкого патриотизма, – и запретил «Пиччинино», «Манон Леско» и «Леон Леони». Вот, что делают эти скоты, безмозглые либералишки. Ох эти мне хох.ы! Ведь бараны – а либеральничают во имя галушек и вареников с свиным салом! И вот теперь писать ничего нельзя – всё марают. А с другой стороны, как и жаловаться на правительство? Какое же правительство позволит печатно проповедывать отторжение от него области? А вот и еще следствие этой истории. Ивановский был прекрасный цензор, потому что благородный человек. После этой истории он, естественно, стал строже, придирчивее, до него стали доходить жалобы литераторов, – и он вышел в отставку, находя, что его должность несообразна с его совестью. И мы лишились такого цензора по милости либеральной свиньи, годной только на сало».

Реальные выборы имеют мало общего с их идеологически-пропагандистскими восхвалениями. Большое число граждан, имеющих право голоса, игнорирует выборы, мотивируя это тем, что от их участия или неучастия ничто не изменится, что результаты выборов не меняют ничего в их положении, что большинство кандидатов им неизвестно лично, что кандидатов где-то выбирают в узком кругу и потом навязывают избирателям.

Но несоответствие реальных выборов их пропагандистскому образу не означает, что они суть нарушения неких разумных норм. Обывательские представления о неких абсолютно справедливых и честных выборах в принципе неосуществимы. Даже тогда, когда выборы должностных лиц происходят в группах из нескольких десятков человек, начинаются конфликты, интриги, махинации, насилие, обман и т. п. А в обществе из многих миллионов человек это тем более неизбежно.

Западная система выборов демонстрирует максимум того, что вообще возможно с точки зрения некоей честности по чисто «техническим» причинам. Но если даже допустить, что реализовалась бы абсолютная справедливость, в кандидаты выдвигались бы умнейшие и честнейшие граждане, все кандидаты имели бы одинаковые условия и т. д., положение во власти не улучшилось бы. Скорее всего, оно ухудшилось бы, ибо были бы выбраны не профессионалы управления, а устраивающие большинство безликие дилетанты, и вели бы они себя не по правилам поведения во власти, а как примитивные новички. Единственным спасением тогда было бы, если бы избранные морально чистые гении срочно обучились обманывать, заниматься демагогией, воровать и прочим порокам реальных политиков.

Суть западной системы выборов заключается не в том, чтобы осуществлять абстрактную идею демократии, а в том, чтобы дать возможность практически отобрать каких-то лиц в органы власти и узаконить их в качестве таковых. Выборы есть характерная для западнизма форма легитимации власти. Никакой другой основы легитимации тут нет. Рассматривать в качестве основы легитимности власти законодательство (конституцию) ошибочно чисто логически. Законы устанавливают лишь процедуры легитимации власти.

Александр Зиновьев

1847. Гоголь — Белинскому:

"Вы говорите кстати, будто я спел похвальную песнь нашему правительству. Я нигде не пел. Я сказал только, что правительство состоит из нас же. Мы выслуживаемся и составляем правительство. Если же правительство огромная шайка воров, или, вы думаете, этого не знает никто из русских? Рассмотрим пристально, отчего это? Не оттого ли эта сложность и чудовищное накопление прав, не оттого ли, что мы все кто в лес, кто по дрова. Один смотрит в Англию, другой в Пруссию, третий во Францию. Тот выезжает на одних началах, другой на других. Один сует Государю тот проект, другой иной, третий, опять иной. Что ни человек, то разные проекты и разные мысли, что ни город, то разные мысли и проекты...

Как же не образоваться посреди такой разладицы ворам и всевозможным плутням и несправедливостям, когда всякий видит, что везде завелись препятствия, всякий думает только о себе и о том, как бы себе запасти потеплей квартирку? Вы говорите, что спасенье России в европейской цивилизации. Но какое это беспредельное и безграничное слово. Хоть бы вы определили, что такое нужно разуметь под именем европейской цивилизации, которое бессмысленно повторяют все. Тут и фаланстерьен, и красный, и всякий, и все друг друга готовы съесть, и все носят такие разрушающие, такие уничтожающие начала, что уже даже трепещет в Европе всякая мыслящая голова и спрашивает невольно, где наша цивилизация? И стала европейская цивилизация призрак, который точно никто покуда не видел, и ежели пытались ее хватать руками, она рассыпается. И прогресс, он тоже был, пока о нем не думали, когда же стали ловить его, он и рассыпался.

Отчего вам показалось, что я спел тоже песнь нашему гнусному, как вы выражаетесь, духовенству? Неужели слово мое, что проповедник Восточной Церкви должен жизнью и делами проповедать. И отчего у вас такой дух ненависти? Я очень много знал дурных попов и могу вам рассказать множество смешных про них анекдотов, может быть больше, нежели вы. Но встречал зато и таких, которых святости жизни и подвигам я дивился, и видел, что они - созданье нашей Восточной Церкви, а не Западной. Итак, я вовсе не думал воздавать песнь духовенству, опозорившему нашу Церковь, но духовенству, возвысившему нашу Церковь".