СЛОВО дня: мультифункциональный пидорас.
Он же сертифицированный говноед.
Твиттерские треды лучшие.
Он же сертифицированный говноед.
Твиттерские треды лучшие.
А искусство — это же так просто, на самом-то деле. Это ремесло, и грязное ремесло — буквально грязное, вечно по уши в краске или глине, кто как. А то, что вы вкладываете и перезакладываете трижды и душу, и ум, и руки (да, руки прикладывают) — так это любой хороший сантехник, и врач, и архитектор делают то же самое. И не факт, кстати, что тогда ремесло становится искусством. Для этого требуются время и отрешенность, и резкость, и точность, но и тогда — не факт. Никто не может предугадать, перейдешь ли ты эту грань, сколько бы ни заплатил.
Глория Му, «Жонглеры»
Глория Му, «Жонглеры»
Ну и магия, конечно, в этом есть — «материализация чувственных идей».
Химеру, порожденную воображением, ты можешь перевести в материал, перетащить в реальный мир — если хватит мастерства, разумеется. Магия — это большой соблазн, тебя сжигают и азарт, и любопытство, всегда страсть как интересно посмотреть, что за голем выйдет из твоих рук, насколько это будет близко тому, что тебе показывали там, в саду ярких образов.
Глория Му, «Жонглеры»
Химеру, порожденную воображением, ты можешь перевести в материал, перетащить в реальный мир — если хватит мастерства, разумеется. Магия — это большой соблазн, тебя сжигают и азарт, и любопытство, всегда страсть как интересно посмотреть, что за голем выйдет из твоих рук, насколько это будет близко тому, что тебе показывали там, в саду ярких образов.
Глория Му, «Жонглеры»
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Я никогда не обманывала его, не говорила, что люблю, но разве это имеет значение? Человек живет с кем-то, кто ведет себя как любящий — спит с ним, разговаривает, смеется, держит за руку, а потом вдруг оказывается, что все это — пустота. Ничего не было, не было ничего, этот кто-то просто пережидал грозу, набирался сил, зализывал раны, а тот, наивный, любящий, для него — просто промежуток. Обидно тратить время своей жизни на то, чтобы быть для этого бесчестного кого-то промежутком, перевалочным пунктом, дешевым отелем, в котором проводят ненастную ночь, а потом покидают, не оглянувшись.
Никто не вправе так поступать с любящими, никто не может безнаказанно пожирать чужую жизнь.
Глория Му, «Жонглеры»
Никто не вправе так поступать с любящими, никто не может безнаказанно пожирать чужую жизнь.
Глория Му, «Жонглеры»
Forwarded from Хаос высшего порядка
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Про часы и бытие
Когда я поняла, что выход из кризиса найден, то решила сделать себе подарок. Кризис занял почти полгода, и был сложной экзистенциальной хуйней, возможно, об этом тоже следует написать, не знаю, надо?
Каким должен быть подарок, я не знала, и в ходе хаотичных плясок стало понятно, что это будут часы какие-нибудь. Следующий невод вернулся с коллекцией часов — красивые до смерти. Из небольшой коллекции выбрать было уже проще, пару вариантов отвалились из-за цвета, а к остальным пяти я решила прочитать описание.
Начала с самых симпатичных, ими же и закончила — оказалось, коллекция посвящена философским терминам (а я с некоторых пор снова люблю философию), оказалось, самые симпатичные часы сделаны под вдохновением от Хайдеггера и называются таким словом специальным, которое вкратце описывает мой обратный путь из кризиса — Dasein, «здесь-бытие». Я решила, что это отличный знак, мы с ними будем счастливы — теперь и навсегда, у нас впереди примерно вечность в среднесрочных планах.
Сегодня часы приехали, и я смотрю на эти черные линии, которые все время движутся, и внутри меня какой-то важный пазл оказывается складывается. Это удивительное чувство, думаю я, спасибо старине Хайдеггеру.
О, думаю я, а писала ли я что-нибудь про Dasein? Не исключено ведь. Поиск по блогу показал, что писала — ровно в тот день, когда начался мой кризис, постила мем про «Времени нет», и шутила что хотя бы бытие есть (а небытия, как известно, нет).
Так сложилось красиво, что даже чуточку пьянит — кризис начался с бытия и часов, и закончился бытием и часами. Только, как говорится, это две большие разницы — потому что теперь и бытие есть, и время.
Вот же оно, время, секунды его расцветают гипнотическим узором, все время новым, и это будет длиться и длиться, пока не кончится завод. А он не кончится, они заводятся от движения. Как и все мы, думаю я. Почти совсем как мы.
Когда я поняла, что выход из кризиса найден, то решила сделать себе подарок. Кризис занял почти полгода, и был сложной экзистенциальной хуйней, возможно, об этом тоже следует написать, не знаю, надо?
Каким должен быть подарок, я не знала, и в ходе хаотичных плясок стало понятно, что это будут часы какие-нибудь. Следующий невод вернулся с коллекцией часов — красивые до смерти. Из небольшой коллекции выбрать было уже проще, пару вариантов отвалились из-за цвета, а к остальным пяти я решила прочитать описание.
Начала с самых симпатичных, ими же и закончила — оказалось, коллекция посвящена философским терминам (а я с некоторых пор снова люблю философию), оказалось, самые симпатичные часы сделаны под вдохновением от Хайдеггера и называются таким словом специальным, которое вкратце описывает мой обратный путь из кризиса — Dasein, «здесь-бытие». Я решила, что это отличный знак, мы с ними будем счастливы — теперь и навсегда, у нас впереди примерно вечность в среднесрочных планах.
Сегодня часы приехали, и я смотрю на эти черные линии, которые все время движутся, и внутри меня какой-то важный пазл оказывается складывается. Это удивительное чувство, думаю я, спасибо старине Хайдеггеру.
О, думаю я, а писала ли я что-нибудь про Dasein? Не исключено ведь. Поиск по блогу показал, что писала — ровно в тот день, когда начался мой кризис, постила мем про «Времени нет», и шутила что хотя бы бытие есть (а небытия, как известно, нет).
Так сложилось красиво, что даже чуточку пьянит — кризис начался с бытия и часов, и закончился бытием и часами. Только, как говорится, это две большие разницы — потому что теперь и бытие есть, и время.
Вот же оно, время, секунды его расцветают гипнотическим узором, все время новым, и это будет длиться и длиться, пока не кончится завод. А он не кончится, они заводятся от движения. Как и все мы, думаю я. Почти совсем как мы.
Так нельзя, думала я, а с нами надо что-то делать.
Пристегивать к креслу, как Алекса в «Заводном апельсине», фиксировать голову и насильно заставлять смотреть голливудские мелодрамы. О любви. О доверии. Пока не затошнит. Чтобы мы научились любить. Чтобы мы научились позволять себя любить.
Потому что никто не вправе поступать так с любящими. Так их беречь. Решать за них.
Глория Му, «Жонглеры»
Пристегивать к креслу, как Алекса в «Заводном апельсине», фиксировать голову и насильно заставлять смотреть голливудские мелодрамы. О любви. О доверии. Пока не затошнит. Чтобы мы научились любить. Чтобы мы научились позволять себя любить.
Потому что никто не вправе поступать так с любящими. Так их беречь. Решать за них.
Глория Му, «Жонглеры»