Кажется, что идиоты множатся. И в этом суть нашего времени.
Отличительные признаки идиотов
1) Они = крик.
2) Они = то, что вы бы придумать не смогли, даже если съесть суп из мухоморов.
3) Их тянет к звездам. Они мечтают продолбить луну. Грандиозе сальто-мортале.
4) Им кажется, что тайные правительства хотят их съесть. Врагов пора громить, вскрывая их тайники.
5) Все – в вертикаль. Всё – в единый кулак! Мы - земля героев, исполнить 100+, надзор с вышки, если что – на…
6) Расстрелять – всех тех. Распотрошить – за то, что. Взорвать – всех там.
7) Изобретательны в том, чтобы достать вас так глубоко, чтобы вы закричали: «Мама!»
8) Левой рукой правое ухо. Как способ земного существования.
9) Когда вы их слышите, вас тянет зарыться в песок. Вы зачарованно смотрите по сторонам и спрашиваете: «Кто это? Как это может быть? Как я сюда попал?»
10) Они непотопляемы. В них влюблены режимы. Они усыпаны звездами. У них карманы кенгуру.
11) Даже если вы перемрете, они будут считать, что одержали победу.
12) Вам будет полный конец, когда они набегут кучей.
13) Они долго и хорошо живут, со вкусом питаясь.
14) Нет ничего, что бы не смогли совершить идиоты, питаясь собственным воображением.
Какое же счастье, что есть те, с кем можно тихо и спокойно говорить, и смотреть в их ясные глаза, и они - все понимают, стараясь избегать темноты
Из моей новой книги "Потрясенные общества"
Главное в ней - что делать? Правила жизни в эпоху перемен
Озон https://www.ozon.ru/product/potryasennye-obshchestva-pravila-zhizni-v-epohu-peremen-mirkin-yakov-moiseevich-1855684877/
Отличительные признаки идиотов
1) Они = крик.
2) Они = то, что вы бы придумать не смогли, даже если съесть суп из мухоморов.
3) Их тянет к звездам. Они мечтают продолбить луну. Грандиозе сальто-мортале.
4) Им кажется, что тайные правительства хотят их съесть. Врагов пора громить, вскрывая их тайники.
5) Все – в вертикаль. Всё – в единый кулак! Мы - земля героев, исполнить 100+, надзор с вышки, если что – на…
6) Расстрелять – всех тех. Распотрошить – за то, что. Взорвать – всех там.
7) Изобретательны в том, чтобы достать вас так глубоко, чтобы вы закричали: «Мама!»
8) Левой рукой правое ухо. Как способ земного существования.
9) Когда вы их слышите, вас тянет зарыться в песок. Вы зачарованно смотрите по сторонам и спрашиваете: «Кто это? Как это может быть? Как я сюда попал?»
10) Они непотопляемы. В них влюблены режимы. Они усыпаны звездами. У них карманы кенгуру.
11) Даже если вы перемрете, они будут считать, что одержали победу.
12) Вам будет полный конец, когда они набегут кучей.
13) Они долго и хорошо живут, со вкусом питаясь.
14) Нет ничего, что бы не смогли совершить идиоты, питаясь собственным воображением.
Какое же счастье, что есть те, с кем можно тихо и спокойно говорить, и смотреть в их ясные глаза, и они - все понимают, стараясь избегать темноты
Из моей новой книги "Потрясенные общества"
Главное в ней - что делать? Правила жизни в эпоху перемен
Озон https://www.ozon.ru/product/potryasennye-obshchestva-pravila-zhizni-v-epohu-peremen-mirkin-yakov-moiseevich-1855684877/
OZON
Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен | Миркин Яков Моисеевич купить на OZON по низкой цене (1855684877)
Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен | Миркин Яков Моисеевич – покупайте на OZON по выгодным ценам! Быстрая и бесплатная доставка, большой ассортимент, бонусы, рассрочка и кэшбэк. Распродажи, скидки и акции. Реальные отзывы покупателей. (1855684877)
Чтобы впасть в отчаяние, достаточно быть великой княгиней, распродававшей драгоценности по дешевке (Париж в 1920-х был переполнен русскими камнями) с тем, чтобы вложить деньги в неудачные предприятия (вина мужа, конечно) и бесповоротно потерять их.
Кормиться то на что?
«Я почувствовала себя маленькой и беззащитной. Надо было выходить из этого пейзажа и по-новому строить себя». Так написала в своих «Воспоминаниях» великая княгиня Мария Павловна, внучка Александра II.
Лучшее имущество – мозги? Новые идеи в самый разгар кризиса? Она устроила вышивальную мастерскую на 50 человек, будучи хорошо знакомой с Шанель и получая от нее поток заказов. Но не просто так. Сначала всё изучила «с самых низов». Под чужим именем устроилась в вышивальную мастерскую, начав с самых простых операций, последовательно пройдя весь путь к «Марье - искуснице».
Ее учили вышивке в детстве. «Пальцы изнывали по делу. Я предвкушала муки и радости творчества». «Под вымышленным именем, в старом платье и новехоньком рабочем халате, благоразумно оставив дома драгоценности, я с утра пришла на фабрику». «Много дней я горбатилась над машиной, неустанно давя ногою педаль; окон в мастерской не было, освещение тусклое, в воздухе – взвесь пыли и масла».
Благословенный Зингер! За месяц она овладела машиной. «Я часами совещалась с Шанель, объяснявшей, что ей требуется, и дававшей указания. Ей предлагались рисунки на бумаге, потом они переводились в материал и снова показывались ей».
«Первые узоры были составлены, шелка подобраны». «Кроили у Шанель, остальное была наша работа». «Дрожа, как в лихорадке, мы проделали все, что от нас требовалось». Самые сложные вышивки княгиня делала сама. И, вот – ура! Она увидела – в первый раз - свою работу в «Ритце», одном из лучших отелей в Париже, «на даме за соседним столом.
Признаюсь, мне стоило огромного труда не глазеть на даму и удержать руки, рвавшиеся ощупать знакомый рисунок».
Великая княгиня, всё потерявшая («все, что мы оставили в России, пошло прахом»), с «поверженными идеалами»? Нет, молодая женщина чуть за 30, которая «безоглядно, до смешного верила в будущее. Не имея никакого опыта в делах, я ни на минуту не задумалась об ожидавших меня трудностях; а задумайся я, и при всей моей жажде деятельности я вряд ли решилась бы продолжать. А так мне кружили голову азарт и отвага молодого генерала накануне решающего сражения» (Великая княгиня Мария Павловна. «Воспоминания»).
Так победим! Победим и мы, как это делали миллионы старших, придумывая, строя, выкармливая свои семьи в самых непредвиденных обстоятельствах. Будем верить в будущее, будем делать себя в сто раз дороже, будем находить в себе умения, о которых мы и помыслить не могли. Живой деятельный ум, полный энергии, всегда справится с тем, что подкидывает ему жизнь, пусть даже она заваливает нас булыжниками.
Кормиться то на что?
«Я почувствовала себя маленькой и беззащитной. Надо было выходить из этого пейзажа и по-новому строить себя». Так написала в своих «Воспоминаниях» великая княгиня Мария Павловна, внучка Александра II.
Лучшее имущество – мозги? Новые идеи в самый разгар кризиса? Она устроила вышивальную мастерскую на 50 человек, будучи хорошо знакомой с Шанель и получая от нее поток заказов. Но не просто так. Сначала всё изучила «с самых низов». Под чужим именем устроилась в вышивальную мастерскую, начав с самых простых операций, последовательно пройдя весь путь к «Марье - искуснице».
Ее учили вышивке в детстве. «Пальцы изнывали по делу. Я предвкушала муки и радости творчества». «Под вымышленным именем, в старом платье и новехоньком рабочем халате, благоразумно оставив дома драгоценности, я с утра пришла на фабрику». «Много дней я горбатилась над машиной, неустанно давя ногою педаль; окон в мастерской не было, освещение тусклое, в воздухе – взвесь пыли и масла».
Благословенный Зингер! За месяц она овладела машиной. «Я часами совещалась с Шанель, объяснявшей, что ей требуется, и дававшей указания. Ей предлагались рисунки на бумаге, потом они переводились в материал и снова показывались ей».
«Первые узоры были составлены, шелка подобраны». «Кроили у Шанель, остальное была наша работа». «Дрожа, как в лихорадке, мы проделали все, что от нас требовалось». Самые сложные вышивки княгиня делала сама. И, вот – ура! Она увидела – в первый раз - свою работу в «Ритце», одном из лучших отелей в Париже, «на даме за соседним столом.
Признаюсь, мне стоило огромного труда не глазеть на даму и удержать руки, рвавшиеся ощупать знакомый рисунок».
Великая княгиня, всё потерявшая («все, что мы оставили в России, пошло прахом»), с «поверженными идеалами»? Нет, молодая женщина чуть за 30, которая «безоглядно, до смешного верила в будущее. Не имея никакого опыта в делах, я ни на минуту не задумалась об ожидавших меня трудностях; а задумайся я, и при всей моей жажде деятельности я вряд ли решилась бы продолжать. А так мне кружили голову азарт и отвага молодого генерала накануне решающего сражения» (Великая княгиня Мария Павловна. «Воспоминания»).
Так победим! Победим и мы, как это делали миллионы старших, придумывая, строя, выкармливая свои семьи в самых непредвиденных обстоятельствах. Будем верить в будущее, будем делать себя в сто раз дороже, будем находить в себе умения, о которых мы и помыслить не могли. Живой деятельный ум, полный энергии, всегда справится с тем, что подкидывает ему жизнь, пусть даже она заваливает нас булыжниками.
Жизнь в «потрясенном» обществе – это, как правило, дистресс, долгий, сильнейший. Это – вызовы самой способности жить.
На эти вызовы нужно отвечать, чтобы выжить, действуя в полной неизвестности, когда будущее несет высокие риски.
Для этого могут быть правила.
Правила действия в полной неизвестности
1) Принять решения – как быть с самим собой, с близкими. Что делать, куда деться, ради чего, договориться со всеми.
2) «Умчись – застынь - бейся». Карта личных решений (возможных) приведена ниже.
3) Не мы первые. Как это делалось – и делается, множество историй – см. ниже.
4) В любой момент понимать, что происходит. Где мы, на каком свете. Слушать и читать всех – отделить зерна, правду, от плевел.
5) Понимать – в чем риски, представлять их чувственно, как всё будет, не отгораживаться.
6) Понимать, что привычные вещи, доступные, как воздух, могут перестать работать. Их просто не будет. Спросить себя, что будешь делать, когда это произойдет. Вода, еда, тепло, деньги, связь, движение
7) Ловить тренды – выше риски или ниже. Чуять его на кончиках пальцев.
8) Уходить в живые деньги, в то, что можно быстрее продать, чтобы удержаться на плаву.
9) Думать – куда податься из зон неоправданного риска.
10) Опережать события хотя бы на шаг, опережать толпу.
11) Не обольщаться, не тешить себя иллюзиями, не привязываться.
12) Жить – на полную катушку. Не позволять отнимать время жизни тому, что тебе навязали.
13) Делать, что должно, на стороне добра. Четко различать – где добро и где зло, и когда они превращаются друг в друга.
14) Не дразнить, не провоцировать зло. Не делать зла.
15) Не трогать чужую покинутую собственность. Только ради отчаянного выживания
16) Рациональность, разум, шахматная игра, просчитывать свои ходы.
17) Есть обстоятельства, когда все это не работает. Мы в этом не виноваты – виновата жизнь. Особенно когда отвечаешь за других. Или если иррационален, так устроен.
18) Легко сказать, сделать, может быть, невозможно.
19) Ну и ладно.
20) Принять это, простить себя, принять все риски и будь что будет – делать и сделать то, что должно.
Из моей новой книги "Потрясенные общества" (2025)
Озон https://www.ozon.ru/product/potryasennye-obshchestva-pravila-zhizni-v-epohu-peremen-mirkin-yakov-moiseevich-1855684877/
На эти вызовы нужно отвечать, чтобы выжить, действуя в полной неизвестности, когда будущее несет высокие риски.
Для этого могут быть правила.
Правила действия в полной неизвестности
1) Принять решения – как быть с самим собой, с близкими. Что делать, куда деться, ради чего, договориться со всеми.
2) «Умчись – застынь - бейся». Карта личных решений (возможных) приведена ниже.
3) Не мы первые. Как это делалось – и делается, множество историй – см. ниже.
4) В любой момент понимать, что происходит. Где мы, на каком свете. Слушать и читать всех – отделить зерна, правду, от плевел.
5) Понимать – в чем риски, представлять их чувственно, как всё будет, не отгораживаться.
6) Понимать, что привычные вещи, доступные, как воздух, могут перестать работать. Их просто не будет. Спросить себя, что будешь делать, когда это произойдет. Вода, еда, тепло, деньги, связь, движение
7) Ловить тренды – выше риски или ниже. Чуять его на кончиках пальцев.
8) Уходить в живые деньги, в то, что можно быстрее продать, чтобы удержаться на плаву.
9) Думать – куда податься из зон неоправданного риска.
10) Опережать события хотя бы на шаг, опережать толпу.
11) Не обольщаться, не тешить себя иллюзиями, не привязываться.
12) Жить – на полную катушку. Не позволять отнимать время жизни тому, что тебе навязали.
13) Делать, что должно, на стороне добра. Четко различать – где добро и где зло, и когда они превращаются друг в друга.
14) Не дразнить, не провоцировать зло. Не делать зла.
15) Не трогать чужую покинутую собственность. Только ради отчаянного выживания
16) Рациональность, разум, шахматная игра, просчитывать свои ходы.
17) Есть обстоятельства, когда все это не работает. Мы в этом не виноваты – виновата жизнь. Особенно когда отвечаешь за других. Или если иррационален, так устроен.
18) Легко сказать, сделать, может быть, невозможно.
19) Ну и ладно.
20) Принять это, простить себя, принять все риски и будь что будет – делать и сделать то, что должно.
Из моей новой книги "Потрясенные общества" (2025)
Озон https://www.ozon.ru/product/potryasennye-obshchestva-pravila-zhizni-v-epohu-peremen-mirkin-yakov-moiseevich-1855684877/
OZON
Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен | Миркин Яков Моисеевич купить на OZON по низкой цене (1855684877)
Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен | Миркин Яков Моисеевич – покупайте на OZON по выгодным ценам! Быстрая и бесплатная доставка, большой ассортимент, бонусы, рассрочка и кэшбэк. Распродажи, скидки и акции. Реальные отзывы покупателей. (1855684877)
Вот 11 наивных заповедей жизни народов друг с другом. Вместо войны. Точно не Новый Завет, но их стоит придерживаться.
1. Не убий. Не нанеси раны. Не причини вреда.
2. Не мешай.
3. Не возносись.
4. Не унижай.
5. Не отчуждай от себя.
6. Не сторонись.
7. Не принижай.
8. Храни, как зеницу ока.
9. Понимай и принимай.
10. Конкурируй, даже отчаянно конкурируй
11. Люби и перемешивайся.
Последняя заповедь – она же первейшая и древнейшая.
Можно читать снизу вверх, немедленно воплощая действием.
Ненавидеть убывание народов.
Пусть они прибывают.
Ненавидеть музеи, остающиеся от народов.
Пусть будет их жизнь.
И есть еще одна заповедь, в которой есть смысл:
– Не унижай себя ненавистью.
Вдруг. Когда-нибудь.
1. Не убий. Не нанеси раны. Не причини вреда.
2. Не мешай.
3. Не возносись.
4. Не унижай.
5. Не отчуждай от себя.
6. Не сторонись.
7. Не принижай.
8. Храни, как зеницу ока.
9. Понимай и принимай.
10. Конкурируй, даже отчаянно конкурируй
11. Люби и перемешивайся.
Последняя заповедь – она же первейшая и древнейшая.
Можно читать снизу вверх, немедленно воплощая действием.
Ненавидеть убывание народов.
Пусть они прибывают.
Ненавидеть музеи, остающиеся от народов.
Пусть будет их жизнь.
И есть еще одна заповедь, в которой есть смысл:
– Не унижай себя ненавистью.
Вдруг. Когда-нибудь.
Сколько раз в наших блужданиях по миру совершенно незнакомые люди предлагали свою помощь, лишь стоит остановиться и начать оглядываться. Ты не помнишь их лиц, ты никогда их больше не увидишь, но они то под зонт впустят (мелкий дождь!), то дорожку укажут, когда ты с ужасом оглядываешься, то сфотографируют с близким человеком, чтобы навсегда остаться на этой улице и в это время - вдвоём.
Как мы им благодарны! А ещё есть надежда, что мы предназначены друг для друга, не только бить, и больше всего- не бить, а быть поодиночке, но все вместе.
Когда говорят - другая культура, они - другие, лучше всего посмотреть на маленьких детей. Они все совершенно одинаковы, всех цветов, всех происхождений - смеются, плачут, морщатся, играют, любят совершенно одинаково.
И в этом тоже есть надежда - на единство, на понимание, когда-нибудь, на единую суть человечества, призванного мириться, а не колотить до последней капли.
Как же когда-то воевали в балканских войнах, в 1912 -1913 годах, все против всех, соседей бить - не перебить. К тому же спусковой крючок первой мировой.
Сейчас мы там преимущественно расслабляемся, а не зорко озираемся по сторонам, пока не свалилось что-то на голову.
Терпеть, ждать, делать, творить в том, где вы больше всего сильны, чтобы лава остывала хотя бы по клочкам
Как мы им благодарны! А ещё есть надежда, что мы предназначены друг для друга, не только бить, и больше всего- не бить, а быть поодиночке, но все вместе.
Когда говорят - другая культура, они - другие, лучше всего посмотреть на маленьких детей. Они все совершенно одинаковы, всех цветов, всех происхождений - смеются, плачут, морщатся, играют, любят совершенно одинаково.
И в этом тоже есть надежда - на единство, на понимание, когда-нибудь, на единую суть человечества, призванного мириться, а не колотить до последней капли.
Как же когда-то воевали в балканских войнах, в 1912 -1913 годах, все против всех, соседей бить - не перебить. К тому же спусковой крючок первой мировой.
Сейчас мы там преимущественно расслабляемся, а не зорко озираемся по сторонам, пока не свалилось что-то на голову.
Терпеть, ждать, делать, творить в том, где вы больше всего сильны, чтобы лава остывала хотя бы по клочкам
Что бы позаимствовать у японцев? Тишину. Чистоту. Космические сооружения в Токио. Безопасность. Лёгкое дыхание. Улыбки и поклоны. Удобство - продуманность каждой человеческой детали. Самые чистые в мире уличные туалеты. Это - чудо, везде, повсюду. Сдержанность, индивидуальность - боязнь потерять лицо. Полупустое метро (как они это сделали в гигантской городской агломерации?). Рыбные ресторации с seafood. Сверхбыстрые и сверхдлинные поезда. Японские сады и зелень - на каждом кусочке жизни. Адаптивность. Тихая энергия, разлитая повсюду.
Городские и сельские ландшафты - не хуже/ лучше, чем в Западной Европе. Смогли взять у Запада гораздо больше, чем Запад был готов взять у них. Все надписи - дубль на английском. Все приметы традиционной культуры. - улыбнуться, в радость. Щеголи в кимоно - побродить в выходные. Вежливый поклон всему вагону, прощаясь - это контролёр.
Домики их кажутся соломенными, но никакие волки их не съедят. А если съедят, то японцы их встретят с каменным выражением лица. Главное, не потерять лицо.
Не потеряют. Ожидаемая продолжительность жизни 84+. Блестящая победа после поражения.
Нам бы так победить. Самих себя
Городские и сельские ландшафты - не хуже/ лучше, чем в Западной Европе. Смогли взять у Запада гораздо больше, чем Запад был готов взять у них. Все надписи - дубль на английском. Все приметы традиционной культуры. - улыбнуться, в радость. Щеголи в кимоно - побродить в выходные. Вежливый поклон всему вагону, прощаясь - это контролёр.
Домики их кажутся соломенными, но никакие волки их не съедят. А если съедят, то японцы их встретят с каменным выражением лица. Главное, не потерять лицо.
Не потеряют. Ожидаемая продолжительность жизни 84+. Блестящая победа после поражения.
Нам бы так победить. Самих себя
"Любимое произведение. Рекомендую всем". Это отзыв о моей новой книге "Потрясенные общества." (18 июня)
Читательский рейтинг - высший, 5.
Цена - 581 руб. Ее сегодня увеличили на 150 руб.
Озон https://www.ozon.ru/product/potryasennye-obshchestva-pravila-zhizni-v-epohu-peremen-mirkin-yakov-moiseevich-1855684877/
Читательский рейтинг - высший, 5.
Цена - 581 руб. Ее сегодня увеличили на 150 руб.
Озон https://www.ozon.ru/product/potryasennye-obshchestva-pravila-zhizni-v-epohu-peremen-mirkin-yakov-moiseevich-1855684877/
OZON
Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен | Миркин Яков Моисеевич купить на OZON по низкой цене (1855684877)
Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен | Миркин Яков Моисеевич – покупайте на OZON по выгодным ценам! Быстрая и бесплатная доставка, большой ассортимент, бонусы, рассрочка и кэшбэк. Распродажи, скидки и акции. Реальные отзывы покупателей. (1855684877)
Мы не знаем, когда будет наш поворотный день, день, когда у нас обозначится совершенно другая судьба, когда мы должны были бы думать о роке, о силах, тяготеющих над нами, но этот день или даже дни есть. Мы можем лишь ощущать, что нас куда-то несет, что нас захватило потоком, и только потом, когда-нибудь мы скажем себе – вот этот день был первым, был поворотным.
Но есть день – особенный, почти 30 тысяч других дней прошли после него, 80 лет, скоро почти век. День, когда те, кто были внутри него, должны были знать, скорее, холодной кожей, сердцем, дрожью ощущать – в их жизни поворот, и никто не знает, что будет именно с ними? Что? Только мы это знаем, потому что у нас в руках – их дневники, их письма, их речь.
Чудовищно и странно, что именно в этот день, утром 22 июня 1941 г. «Правда» в статье «Свобода и необходимость» критически писала: «Метафизическое понимание обусловленности воли людей неизбежно приводит к фатализму… к взгляду, что человек лишь игрушка в руках таинственной судьбы, рока, необходимости». В этот день все было именно так. 195 млн человек отправились, каждый – к своей судьбе.
22 июня, воскресенье. Радио, «11.30 – 12.15, доклад академика Келлера «Дарвинизм в советской науке», 12.15 – Цыганские песни и танцы». Именно в 12.15 Молотов скажет: «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну».
22 июня в Большом театре – премьера «Ромео и Джульетты» Гуно. Она состоялась. Утром во МХАТе – «Синяя птица», погоня за счастьем, вечером – «Анна Каренина» (ее покажут больше 1000 раз). В Москве в этот вечер идут «Двенадцатая ночь», «Виндзорские проказницы», «Шут Балакирев» Мариенгофа, в театре «Эрмитаж» - джаз-оркестр Утесова, в «Метрополе» кино – «Песнь о любви», в цирке – шапито – человекообразная обезьяна Чарли, и билеты стоят 1 руб. 50 коп. Таким обещала этот день «Правда», когда вышла утром 22 июня 1941 г.
14 июня 1941 г. Георгий Эфрон, 16 лет, Марина Цветаева – мать. «Я человек действия... Поэтому я и мечтаю о будущем. Больше всего я надеюсь на свою будущую профессию, которая позволит мне действовать, используя все свои силы «до конца», одним прыжком пересиливая трудности, громя препятствия... Может быть, этого и не будет?!».
Этого не будет. Через три года он погибнет на фронте. 23 июня 1941 г. «В день объявления войны я виделся с Валей. Мы шлялись, говорили обо всем этом... Мы продолжаем наш флирт. Мы ходили смотреть «Путевку в жизнь», старый фильм, который я видел, когда мне было шесть лет. Хороший фильм, но довольно жалкий, мы с ней много хохотали... Она очень милая... Она очень остроумна. Она мне нравится».
«Путевка в жизнь» шла в этот день в кинотеатре «Арктика». Последние кадры «Путевки» – погибшего юнца, ему как раз 15 – 16 лет, торжественно везут на паровозе. Кинотеатр был на Хитровке, в старой лютеранской кирхе. Георгий и Валя. Она – его первая привязанность. Они потом еще виделись в дни московского отчаяния, в 20-х числах октября 1941 г.
«Она… не знает, о чем думать, кому верить, и очень боится немцев, хочет бежать пешком или отравиться морфием, если они войдут в Москву». Они снова ходили в кино. Она принесла ему белого хлеба. В ноябре 1943 г. выслала ему деньги. И всё. Весь смех, вся история, все встречи, всё, что не сложилось, исчезло – в гибели одного и в том, что другая растворилась в истории, тоже исчезла, не оставив следов на поверхности.
Пока же утром, 22 июня 1941 г., нет никаких поворотных дней, нет судеб или рока, жизнь идет своим летним чередом. Николай Бернгардт, Ленинград: «Мы в ресторане. Огромный выбор всевозможных вин, холодных и горячих закусок. Сегодня воскресенье, можно разрешить себе выпить. Раздается звон хрусталя, в красивых бокалах не буржуазный напиток, а предмет широкого массового потребления – русская московская водочка… «Ну, еще по одной, уж больно жизнь хороша»… И вдруг отчетливый ясный голос диктора…».
Бернгардт, 4 сентября 1941 г.: «Прошел деревню. Она совершенно пуста… двери настежь. Где же наша армия, не заблудился ли я.
Но есть день – особенный, почти 30 тысяч других дней прошли после него, 80 лет, скоро почти век. День, когда те, кто были внутри него, должны были знать, скорее, холодной кожей, сердцем, дрожью ощущать – в их жизни поворот, и никто не знает, что будет именно с ними? Что? Только мы это знаем, потому что у нас в руках – их дневники, их письма, их речь.
Чудовищно и странно, что именно в этот день, утром 22 июня 1941 г. «Правда» в статье «Свобода и необходимость» критически писала: «Метафизическое понимание обусловленности воли людей неизбежно приводит к фатализму… к взгляду, что человек лишь игрушка в руках таинственной судьбы, рока, необходимости». В этот день все было именно так. 195 млн человек отправились, каждый – к своей судьбе.
22 июня, воскресенье. Радио, «11.30 – 12.15, доклад академика Келлера «Дарвинизм в советской науке», 12.15 – Цыганские песни и танцы». Именно в 12.15 Молотов скажет: «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну».
22 июня в Большом театре – премьера «Ромео и Джульетты» Гуно. Она состоялась. Утром во МХАТе – «Синяя птица», погоня за счастьем, вечером – «Анна Каренина» (ее покажут больше 1000 раз). В Москве в этот вечер идут «Двенадцатая ночь», «Виндзорские проказницы», «Шут Балакирев» Мариенгофа, в театре «Эрмитаж» - джаз-оркестр Утесова, в «Метрополе» кино – «Песнь о любви», в цирке – шапито – человекообразная обезьяна Чарли, и билеты стоят 1 руб. 50 коп. Таким обещала этот день «Правда», когда вышла утром 22 июня 1941 г.
14 июня 1941 г. Георгий Эфрон, 16 лет, Марина Цветаева – мать. «Я человек действия... Поэтому я и мечтаю о будущем. Больше всего я надеюсь на свою будущую профессию, которая позволит мне действовать, используя все свои силы «до конца», одним прыжком пересиливая трудности, громя препятствия... Может быть, этого и не будет?!».
Этого не будет. Через три года он погибнет на фронте. 23 июня 1941 г. «В день объявления войны я виделся с Валей. Мы шлялись, говорили обо всем этом... Мы продолжаем наш флирт. Мы ходили смотреть «Путевку в жизнь», старый фильм, который я видел, когда мне было шесть лет. Хороший фильм, но довольно жалкий, мы с ней много хохотали... Она очень милая... Она очень остроумна. Она мне нравится».
«Путевка в жизнь» шла в этот день в кинотеатре «Арктика». Последние кадры «Путевки» – погибшего юнца, ему как раз 15 – 16 лет, торжественно везут на паровозе. Кинотеатр был на Хитровке, в старой лютеранской кирхе. Георгий и Валя. Она – его первая привязанность. Они потом еще виделись в дни московского отчаяния, в 20-х числах октября 1941 г.
«Она… не знает, о чем думать, кому верить, и очень боится немцев, хочет бежать пешком или отравиться морфием, если они войдут в Москву». Они снова ходили в кино. Она принесла ему белого хлеба. В ноябре 1943 г. выслала ему деньги. И всё. Весь смех, вся история, все встречи, всё, что не сложилось, исчезло – в гибели одного и в том, что другая растворилась в истории, тоже исчезла, не оставив следов на поверхности.
Пока же утром, 22 июня 1941 г., нет никаких поворотных дней, нет судеб или рока, жизнь идет своим летним чередом. Николай Бернгардт, Ленинград: «Мы в ресторане. Огромный выбор всевозможных вин, холодных и горячих закусок. Сегодня воскресенье, можно разрешить себе выпить. Раздается звон хрусталя, в красивых бокалах не буржуазный напиток, а предмет широкого массового потребления – русская московская водочка… «Ну, еще по одной, уж больно жизнь хороша»… И вдруг отчетливый ясный голос диктора…».
Бернгардт, 4 сентября 1941 г.: «Прошел деревню. Она совершенно пуста… двери настежь. Где же наша армия, не заблудился ли я.
На грядке нашел морковку, она не красная, а черная, огурец дряблый. Соли нет, хлеба нет». В 1942 году – Бернгардта уже нет. Или он есть, но о нем ничего неизвестно. Но пока за окном - 22 июня, и как хороша жизнь!
Что будут думать, когда будут читать наши дневники, наши письма? Через десять лет? Позже? Ведь мы сейчас еще не знаем, что с нами произойдет. Когда ты смотришь на мир глазами другого человека, когда переносишься на много десятков лет тому назад и попадаешь в его дом, в его походку, в его мысли, в его круг, в его книги, ты начинаешь говорить и думать его языком, и ты знаешь, что с ним случится дальше – это нелегко, особенно когда ты сам сто раз проходил по Москве Покровским бульваром или - через Фонтанку - двигал к Неве. Можно закрыть глаза, и вот приходит день 22-й, июнь, год 1941-й от Рождества Христова, ровно 80 лет тому назад, день поворотный – но для кого и как?
Владимир Стеженский, 19 лет, 22 июня 1941 г. «Сижу дома, готовлюсь к экзамену… Тишина и покой. И вдруг по радио… Сволочи, наглые звери… Мы пошли… на Арбат делать необходимые покупки. Купили соли, спичек, сахара. Везде длиннющие очереди, на улицах полно людей. Что-то будет… На улицах погасили фонари. Затемнение. Это новое слово, придется к нему привыкать».
Что-то будет. Но что будет, что? 10 сентября 1941 г. «…Болезненно хочу света… Хотя бы немножко света, хотя бы крошечных фонариков, узкой светлой полосой уходящих в даль Садовых».
Что впереди – ему неизвестно. И болезненно хочется света. Ровно через год, 13 октября 1942 г., уже в армии, он обращается к самому себе - будущему, как будто бы он уже выжил, как будто уже все прошло, хотя все только начиналось, и все еще было впереди.
«Вспомни, как… на Волге в ноябре месяце ты валялся на сыром и грязном полу в конторе «Лесхоза», где сквозь дырявую крышу виднелись звезды на морозном небе; вспомни, как скитался ты по вокзалам и вагонам, как бродил от хаты к хате в происках ночлега; вспомни, как лежал в сыпняке на краю от смерти и впервые услышал, как свистят пули и воют мины; вспомни страшные дни Ростова, пожары, взрывы, кровь; вспомни, как лежал ты в канаве в Красной Слободке, над головой свистели пули, в метрах в семидесяти шли немецкие автоматчики; вспомни, как рвались мины в станице Пшехской и как ты драпал оттуда на продырявленной в решето автомашине, держа на весу свою повязанную тряпкой окровавленную руку; вспомни, как рвались рядом бомбы, и ты, лежа в крохотной канавке возле станции Пшиши или у разъезда Гойтх мысленно отсчитывал свои последние секунды; вспомни, как лежал в дырявом шалаше, абсолютно мокрый и продрогший, лязгая от холода зубами; как сутками голодал, рылся в опавших листьях и ветках, ища упавшие груши, яблоки или каштаны…
Вспомни, содрогнись и задумайся над тем, кто и что ты сейчас есть, так ли ты устроил свою жизнь, за которую сам столько перенес и за которую погибли твои друзья. Ты должен быть счастлив, черт, побери! Иначе не стоит сейчас и жить. Смерть ведь так близко, стоит только во время бомбежки вылезти из щели».
Он не знал, что выживет, и пройдет всю войну, и будет существовать в долгой и, надеемся, счастливой жизни. Рок пощадил его. Но пока за окном - 22 июня 1941 г., 12 часов 15 минут, вдруг загрохотало радио и стало ясно, что началась война, и нужно идти на Арбат за сахаром, солью и спичками.
«Вместе с цветными погремушками я вынесла Лену в сад. Солнце хозяйничало уже вовсю. Плач, звуки разбитой посуды… Война! Мне тридцать четыре года. Это четвертая война в моей жизни». Ее звали Елена Кочина. 2 июля 1941 г. «Эвакуируют детей! Испуганными зверюшками они заполнили все улицы… Маленьких везли на грузовиках. Из кузовов слоями опенок торчали их головки. Обезумевшие родители бежали за машинами».
13 сентября. «Немцы бомбят Ленинград каждую ночь. Бомбовозы идут волнами». 19 сентября. «Сегодня шесть раз была воздушная тревога. Горят больницы — Куйбышевская и Александровская. Истошный вой сирен, паровозных гудков и заводских труб сливался в один отчаянный вопль».
15 ноября.
Что будут думать, когда будут читать наши дневники, наши письма? Через десять лет? Позже? Ведь мы сейчас еще не знаем, что с нами произойдет. Когда ты смотришь на мир глазами другого человека, когда переносишься на много десятков лет тому назад и попадаешь в его дом, в его походку, в его мысли, в его круг, в его книги, ты начинаешь говорить и думать его языком, и ты знаешь, что с ним случится дальше – это нелегко, особенно когда ты сам сто раз проходил по Москве Покровским бульваром или - через Фонтанку - двигал к Неве. Можно закрыть глаза, и вот приходит день 22-й, июнь, год 1941-й от Рождества Христова, ровно 80 лет тому назад, день поворотный – но для кого и как?
Владимир Стеженский, 19 лет, 22 июня 1941 г. «Сижу дома, готовлюсь к экзамену… Тишина и покой. И вдруг по радио… Сволочи, наглые звери… Мы пошли… на Арбат делать необходимые покупки. Купили соли, спичек, сахара. Везде длиннющие очереди, на улицах полно людей. Что-то будет… На улицах погасили фонари. Затемнение. Это новое слово, придется к нему привыкать».
Что-то будет. Но что будет, что? 10 сентября 1941 г. «…Болезненно хочу света… Хотя бы немножко света, хотя бы крошечных фонариков, узкой светлой полосой уходящих в даль Садовых».
Что впереди – ему неизвестно. И болезненно хочется света. Ровно через год, 13 октября 1942 г., уже в армии, он обращается к самому себе - будущему, как будто бы он уже выжил, как будто уже все прошло, хотя все только начиналось, и все еще было впереди.
«Вспомни, как… на Волге в ноябре месяце ты валялся на сыром и грязном полу в конторе «Лесхоза», где сквозь дырявую крышу виднелись звезды на морозном небе; вспомни, как скитался ты по вокзалам и вагонам, как бродил от хаты к хате в происках ночлега; вспомни, как лежал в сыпняке на краю от смерти и впервые услышал, как свистят пули и воют мины; вспомни страшные дни Ростова, пожары, взрывы, кровь; вспомни, как лежал ты в канаве в Красной Слободке, над головой свистели пули, в метрах в семидесяти шли немецкие автоматчики; вспомни, как рвались мины в станице Пшехской и как ты драпал оттуда на продырявленной в решето автомашине, держа на весу свою повязанную тряпкой окровавленную руку; вспомни, как рвались рядом бомбы, и ты, лежа в крохотной канавке возле станции Пшиши или у разъезда Гойтх мысленно отсчитывал свои последние секунды; вспомни, как лежал в дырявом шалаше, абсолютно мокрый и продрогший, лязгая от холода зубами; как сутками голодал, рылся в опавших листьях и ветках, ища упавшие груши, яблоки или каштаны…
Вспомни, содрогнись и задумайся над тем, кто и что ты сейчас есть, так ли ты устроил свою жизнь, за которую сам столько перенес и за которую погибли твои друзья. Ты должен быть счастлив, черт, побери! Иначе не стоит сейчас и жить. Смерть ведь так близко, стоит только во время бомбежки вылезти из щели».
Он не знал, что выживет, и пройдет всю войну, и будет существовать в долгой и, надеемся, счастливой жизни. Рок пощадил его. Но пока за окном - 22 июня 1941 г., 12 часов 15 минут, вдруг загрохотало радио и стало ясно, что началась война, и нужно идти на Арбат за сахаром, солью и спичками.
«Вместе с цветными погремушками я вынесла Лену в сад. Солнце хозяйничало уже вовсю. Плач, звуки разбитой посуды… Война! Мне тридцать четыре года. Это четвертая война в моей жизни». Ее звали Елена Кочина. 2 июля 1941 г. «Эвакуируют детей! Испуганными зверюшками они заполнили все улицы… Маленьких везли на грузовиках. Из кузовов слоями опенок торчали их головки. Обезумевшие родители бежали за машинами».
13 сентября. «Немцы бомбят Ленинград каждую ночь. Бомбовозы идут волнами». 19 сентября. «Сегодня шесть раз была воздушная тревога. Горят больницы — Куйбышевская и Александровская. Истошный вой сирен, паровозных гудков и заводских труб сливался в один отчаянный вопль».
15 ноября.
«Мы научились делать пышки из горчицы, суп из дрожжей, котлеты из хрена, кисель из столярного клея. Многие приносят землю с Бадаевских складов, содержащую обугленный сахар, кипятят, фильтруют, варят кофе». 20 ноября. «Снизили норму на хлеб. На рабочую карточку выдают 250 гр., на служебную, иждивенческую и детскую — по 125 гр. Это совсем маленький кусочек: тяжелый, липкий, сырой. Хлеб содержит всякую дрянь и лишь немного муки». 17 декабря. «Будем есть мышей!... Я думаю, что мыши не хуже кошек». 21 декабря. «Они бредут, как слепые, ощупывая дорогу палками, равнодушные ко всему, кроме хлеба».
27 декабря 1941 г. «Единственный транспорт теперь – детские санки. Бесконечной вереницей двигаются они по дорогам. Везут доски, мужчин, трупы. Трупов много… Умирают легко, просто, без слез. Мертвых заворачивают в простыни, перевязывают веревкой и отвозят на кладбище, где складывают в штабеля. Там их хоронят в общих ямах».
29 декабря. «Встав в четыре часа ночи, я отправилась в магазин. Термометр показывал 33°С ниже нуля. Луна, как большой фонарь, висела на небе. Мне казалось невероятным простоять хотя бы час на таком морозе. Но прошел час, два и три... А я все стояла и стояла, непрерывно твердя про себя, как заклинание: ’’всему бывает конец”, ’’всему бывает конец”, ’’всему бывает конец”».
10 января 1942 г. «Я поцеловала ее глазки голодного волчонка. Глядя на ее личико, покрытое копотью, мне самой хотелось выть, как издыхающей волчице. Кроме поцелуев, я ничем не могла облегчить ее страдания».
12 января. «Не оставляйте ребенка без присмотра, — шепнула, подходя ко мне, няня. — У нас бывают случаи похищения детей». Каждый понимает, зачем? 13 января. «Он жевал мой хлеб. Я прыгнула на него, схватив за горло. Он рухнул на пол. Я упала вместе с ним. Лежа на спине, он старался запихнуть сразу весь кусок хлеба в рот. Одной рукой я схватила его за нос, свернув на сторону, другой пыталась вырвать хлеб из его рта. Мужчина слабо сопротивлялся. Наконец мне удалось отнять у него все, что он не успел проглотить».
19 января. «Сегодня мне повстречался бак с соевым молоком… Из бака бежала тоненькая струйка молока. Люди лежали на мостовой и сосали грязный снег, смоченный молоком. Другие, обезумев, бежали по лежащим, стараясь словить струйку широко раскрытыми ртами. Лица их были страшны».
28 января 1942 г. «Героизм, самопожертвование, подвиг — может совершить только тот, кто сыт или голодал недолго. Мы же узнали голод, который унизил, раздавил нас, превратил в животных. Те, кто придет после нас и, может быть, прочтет эти строки, — будьте к нам снисходительны!».
Снисходительны? Мы должны плакать, мы должны сходить с ума от горечи, мы должны говорить себе – никогда больше, ни за что! Никто и никогда не должен произнести слово: война! – с холодностью, безлично, с отстраненностью, как будто это ни о чем, как будто это – где-то и не с ним. Как будто это картины – из полностью другого мира. Это было с нами, и может быть с нами. Может быть! Этот дневник нужно бы раздать каждому.
Пока же день все тот же, 22 июня 1941 г., день солнечный, и Кочина, Елена, учительница, еще не знающая своей судьбы, но сильная и молодая, ей только 34 года, выводит в дневнике: «… Война! Мне тридцать четыре года. Это четвертая война в моей жизни».
Она спасется, и спасет своего ребенка, и муж ее спасется. Но с ним она, наверное, расстанется. Мы этого не знаем, и не узнаем никогда, и даже хорошо, что не узнаем, но он в 1941-м отнимал у них еду. « Не смей есть! — заорала я, не помня себя. «Замолчи. Я ничего не могу с собой сделать». Его глаза с отчаянием смотрели на меня».
Но всё-таки он длится, 22 июня, день поворотный, всеми проклятый день. Жизнь - уже другая. Приказы о мобилизации, о переходе на военное положение, о военных трибуналах. Власть – военная. Призыв - от 23 до 36 лет. Хотя жизнь еще похожа на ту, что прежде. Павел Лукницкий, 40 лет. «По серебрящейся в лучах солнца Неве бегут пароходики… На стадионе играют в футбол и теннис. Устье Невы бороздят белопарусные яхты. Кино и театры работают как всегда».
Нет, уже другая. Бессмертный Юрий, 17 лет, Москва.
27 декабря 1941 г. «Единственный транспорт теперь – детские санки. Бесконечной вереницей двигаются они по дорогам. Везут доски, мужчин, трупы. Трупов много… Умирают легко, просто, без слез. Мертвых заворачивают в простыни, перевязывают веревкой и отвозят на кладбище, где складывают в штабеля. Там их хоронят в общих ямах».
29 декабря. «Встав в четыре часа ночи, я отправилась в магазин. Термометр показывал 33°С ниже нуля. Луна, как большой фонарь, висела на небе. Мне казалось невероятным простоять хотя бы час на таком морозе. Но прошел час, два и три... А я все стояла и стояла, непрерывно твердя про себя, как заклинание: ’’всему бывает конец”, ’’всему бывает конец”, ’’всему бывает конец”».
10 января 1942 г. «Я поцеловала ее глазки голодного волчонка. Глядя на ее личико, покрытое копотью, мне самой хотелось выть, как издыхающей волчице. Кроме поцелуев, я ничем не могла облегчить ее страдания».
12 января. «Не оставляйте ребенка без присмотра, — шепнула, подходя ко мне, няня. — У нас бывают случаи похищения детей». Каждый понимает, зачем? 13 января. «Он жевал мой хлеб. Я прыгнула на него, схватив за горло. Он рухнул на пол. Я упала вместе с ним. Лежа на спине, он старался запихнуть сразу весь кусок хлеба в рот. Одной рукой я схватила его за нос, свернув на сторону, другой пыталась вырвать хлеб из его рта. Мужчина слабо сопротивлялся. Наконец мне удалось отнять у него все, что он не успел проглотить».
19 января. «Сегодня мне повстречался бак с соевым молоком… Из бака бежала тоненькая струйка молока. Люди лежали на мостовой и сосали грязный снег, смоченный молоком. Другие, обезумев, бежали по лежащим, стараясь словить струйку широко раскрытыми ртами. Лица их были страшны».
28 января 1942 г. «Героизм, самопожертвование, подвиг — может совершить только тот, кто сыт или голодал недолго. Мы же узнали голод, который унизил, раздавил нас, превратил в животных. Те, кто придет после нас и, может быть, прочтет эти строки, — будьте к нам снисходительны!».
Снисходительны? Мы должны плакать, мы должны сходить с ума от горечи, мы должны говорить себе – никогда больше, ни за что! Никто и никогда не должен произнести слово: война! – с холодностью, безлично, с отстраненностью, как будто это ни о чем, как будто это – где-то и не с ним. Как будто это картины – из полностью другого мира. Это было с нами, и может быть с нами. Может быть! Этот дневник нужно бы раздать каждому.
Пока же день все тот же, 22 июня 1941 г., день солнечный, и Кочина, Елена, учительница, еще не знающая своей судьбы, но сильная и молодая, ей только 34 года, выводит в дневнике: «… Война! Мне тридцать четыре года. Это четвертая война в моей жизни».
Она спасется, и спасет своего ребенка, и муж ее спасется. Но с ним она, наверное, расстанется. Мы этого не знаем, и не узнаем никогда, и даже хорошо, что не узнаем, но он в 1941-м отнимал у них еду. « Не смей есть! — заорала я, не помня себя. «Замолчи. Я ничего не могу с собой сделать». Его глаза с отчаянием смотрели на меня».
Но всё-таки он длится, 22 июня, день поворотный, всеми проклятый день. Жизнь - уже другая. Приказы о мобилизации, о переходе на военное положение, о военных трибуналах. Власть – военная. Призыв - от 23 до 36 лет. Хотя жизнь еще похожа на ту, что прежде. Павел Лукницкий, 40 лет. «По серебрящейся в лучах солнца Неве бегут пароходики… На стадионе играют в футбол и теннис. Устье Невы бороздят белопарусные яхты. Кино и театры работают как всегда».
Нет, уже другая. Бессмертный Юрий, 17 лет, Москва.
Воистину бессмертный – прошел войну. Но он об этом еще не знает. «Передают приказ о маскировке. Иду маскировать окно… Едем. На улицах очереди в булочные, сберкассы, нефтелавки. Бесимся. Злимся… Едем по Ленинградскому шоссе – навстречу грузовики, зенитки, военные… Отправляюсь в райком. Секретарь… составляет бригады, посылает расклеивать речь Молотова… Мои девочки из типографии ведут разговор, кто кого как обхаживает. Этих… ничего не берет. Их пробьет только бомба. Начинаем расклеивать. 11 часов вечера… Люди останавливаются около нас. Разбирают речь… Все вымазались в клею… Домой иду по темным молчаливым улицам военной Москвы. На улицах много народа. Люди ходят как-то сосредоточенно и серьезно... У нас в комнате все в каком-то настороженном положении. Все сидят, как какие-то временно здесь расположенные люди. Уже 1 час ночи. Кончился 1-й день войны».
Они и были «временно расположенными здесь людьми». Что с ними дальше стало? И как многим снились странные сны на 22-е июня! Жена Пришвина - «в ночь накануне войны Ляля видела сон… Видела она на небе бриллиантовый крест и Пресвятую Богородицу, и все в том значении, что наступил конец чему-то и открывается завеса в другой мир. Я вспомнил, что у Лескова его «Очарованный странник» кончает пророчеством войны, что человек, живущий сердцем, непременно должен стать пророком. И так я увидел в Ляле своей очарованного странника».
Пусть никогда больше не возникнет очарованный странник. Пусть никто не будет больше «временно расположенными людьми». Пусть никакой ребенок больше не закричит и не напишет в 15 лет, Пескова Ирина: «1 ч. Дня. Все кончено!!! Опять война!... Теперь каждый день нужно ждать смерти… Господи, господи!... Не могу писать. Ну почему я раньше не умерла? Я не хочу видеть этот ужас современной войны… Ведь я еще слишком мала для этого. Ой, Боже».
Нам нельзя говорить о войне как о возможной. Нам нельзя сто тысяч раз вслух произносить – война. Нам нельзя кликать ее – никто никогда ни на одно даже мгновение не должен допускать, не говоря уже о том, чтобы ждать или желать, что на российскую землю, на эту кровоточащую землю может прийти война. 22 июня 1941 года, день проклятый – никогда больше.
Мой очерк в журнале "Родина", июнь 2021 года
Они и были «временно расположенными здесь людьми». Что с ними дальше стало? И как многим снились странные сны на 22-е июня! Жена Пришвина - «в ночь накануне войны Ляля видела сон… Видела она на небе бриллиантовый крест и Пресвятую Богородицу, и все в том значении, что наступил конец чему-то и открывается завеса в другой мир. Я вспомнил, что у Лескова его «Очарованный странник» кончает пророчеством войны, что человек, живущий сердцем, непременно должен стать пророком. И так я увидел в Ляле своей очарованного странника».
Пусть никогда больше не возникнет очарованный странник. Пусть никто не будет больше «временно расположенными людьми». Пусть никакой ребенок больше не закричит и не напишет в 15 лет, Пескова Ирина: «1 ч. Дня. Все кончено!!! Опять война!... Теперь каждый день нужно ждать смерти… Господи, господи!... Не могу писать. Ну почему я раньше не умерла? Я не хочу видеть этот ужас современной войны… Ведь я еще слишком мала для этого. Ой, Боже».
Нам нельзя говорить о войне как о возможной. Нам нельзя сто тысяч раз вслух произносить – война. Нам нельзя кликать ее – никто никогда ни на одно даже мгновение не должен допускать, не говоря уже о том, чтобы ждать или желать, что на российскую землю, на эту кровоточащую землю может прийти война. 22 июня 1941 года, день проклятый – никогда больше.
Мой очерк в журнале "Родина", июнь 2021 года
Есть люди, которые должны жить вечно. Родился до Крымской войны, в 1853 г., пробежал с Российской империей весь короткий век исканий свободы, модернизации, революций, воевал с властями, стал учителем для всех, кто думает – и ушел в разгар беды, в 1921 г. Владимир Короленко, властитель дум. Его первый, родной язык – польский, отец – из старого казацкого, полковничьего рода, российский чиновник, честный судья. Мать из щляхтичей. Короленко думал, безукоризненно писал и говорил на трех языках сразу – на русском, украинском и польском. Универсальный человек трех культур, а, точнее, всемирной, потому что не раз писал о соединении человечества, а не о том, как оно будет разобщено. Патриотизм – как «живая ветвь на живом стволе общечеловеческой солидарности».
Кто он еще? Человек с врожденным инстинктом защиты невинного – любой крови, языка и веры. По всей стране. «Мне случалось защищать мужиков-вотяков в Вятской губернии, русских мужиков в Саратовской, сорочинских украинцев в Полтавской... Вотяк, черемис, еврей, великоросс, украинец - для меня были одинаково притесняемыми людьми».
Русские. В 1918 г. в Полтаве, под гетманом, при немцах, Короленко публично осудил истязания невинных – русских и евреев. «Граждане офицеры и солдаты украинской армии! Лестно ли для вас такое прославление украинства…? Я уверен, что… краска негодования и стыда покрывает при этом и ваши лица." В ответ «письменные угрозы расправы» и «смертные приговоры».
Хлеба и надежды! В голодную весну 1892 г. Короленко кружил по Поволжью, доказывая, что помощи «сверху» крайне недостаточно. «Как жалки показались мне… наши благодеяния, случайные, разрозненные, между тем, как огромная мужицкая Русь требует постоянной… дружной и напряженной работы вверху и внизу».
Украинцы. Короленко лично расследовал трагедию в Сорочинцах - карательную экспедицию 1905 г. против крестьян. Нашел виновных, опозорил на всю Россию. Именно он публично защитил украинский язык в истории 1903 г. об открытии в Полтаве памятника поэту Котляревскому, когда запретили зачитывать поздравительные адреса на украинском языке. «Русский язык, наша богатая и прекрасная литература, - неужели они требуют подавления… родственного языка?!"
Удмурты (вотяки). Короленко спас целый народ! Знаменитое «Мултанское жертвоприношение». В 1895 – 1896 гг. он доказал фальсификацию дела, добился полного оправдания после двух уже вынесенных обвинительных приговоров. Ибо иное значило, что «в европейской России, среди чисто земледельческого вотского населения, живущего бок о бок с русскими одною и тою же жизнью … исповедующего ту же христианскую религию, существует… культ каннибальских жертвоприношений».
Евреи. Короленко, приехав в Кишинев сразу после погрома 1903 г., собрал свидетельства и дал почти будничное описание механизма погрома - действий толпы и властей. От его очерка хочется плакать и кричать («Дом №13»). Человек за человеком, семья за семьей, этаж за этажом – он рассказал, что именно происходило: кто, кого и как убивал и мучил, час за часом, чеканным русским языком писателя – реалиста.
Короленко публично месяцами разбирал дело Бейлиса (1911 – 1913) как фальсификацию. «Русские и евреи сливаются в общей радости» - так он написал в момент оправдательного приговора.
Слиться в общей радости, в чести, справедливости. Быть вместе. Праведник мира. Человек, любивший людей, кем бы они ни были. Именно он открыл кампанию против смертной казни в 1900-х, успев спасти нескольких невинных. В самых простых словах, с реализмом, от которого умирает сердце, он рассказал публично, как приговаривают ни за что, как постыдно и буднично проходит казнь, и как много гибнет невинных. «Бытовое явление» - многостраничная, неслыханная по воздействию статья Короленко 1910 г. о смертной казни.
Кто он еще? Человек с врожденным инстинктом защиты невинного – любой крови, языка и веры. По всей стране. «Мне случалось защищать мужиков-вотяков в Вятской губернии, русских мужиков в Саратовской, сорочинских украинцев в Полтавской... Вотяк, черемис, еврей, великоросс, украинец - для меня были одинаково притесняемыми людьми».
Русские. В 1918 г. в Полтаве, под гетманом, при немцах, Короленко публично осудил истязания невинных – русских и евреев. «Граждане офицеры и солдаты украинской армии! Лестно ли для вас такое прославление украинства…? Я уверен, что… краска негодования и стыда покрывает при этом и ваши лица." В ответ «письменные угрозы расправы» и «смертные приговоры».
Хлеба и надежды! В голодную весну 1892 г. Короленко кружил по Поволжью, доказывая, что помощи «сверху» крайне недостаточно. «Как жалки показались мне… наши благодеяния, случайные, разрозненные, между тем, как огромная мужицкая Русь требует постоянной… дружной и напряженной работы вверху и внизу».
Украинцы. Короленко лично расследовал трагедию в Сорочинцах - карательную экспедицию 1905 г. против крестьян. Нашел виновных, опозорил на всю Россию. Именно он публично защитил украинский язык в истории 1903 г. об открытии в Полтаве памятника поэту Котляревскому, когда запретили зачитывать поздравительные адреса на украинском языке. «Русский язык, наша богатая и прекрасная литература, - неужели они требуют подавления… родственного языка?!"
Удмурты (вотяки). Короленко спас целый народ! Знаменитое «Мултанское жертвоприношение». В 1895 – 1896 гг. он доказал фальсификацию дела, добился полного оправдания после двух уже вынесенных обвинительных приговоров. Ибо иное значило, что «в европейской России, среди чисто земледельческого вотского населения, живущего бок о бок с русскими одною и тою же жизнью … исповедующего ту же христианскую религию, существует… культ каннибальских жертвоприношений».
Евреи. Короленко, приехав в Кишинев сразу после погрома 1903 г., собрал свидетельства и дал почти будничное описание механизма погрома - действий толпы и властей. От его очерка хочется плакать и кричать («Дом №13»). Человек за человеком, семья за семьей, этаж за этажом – он рассказал, что именно происходило: кто, кого и как убивал и мучил, час за часом, чеканным русским языком писателя – реалиста.
Короленко публично месяцами разбирал дело Бейлиса (1911 – 1913) как фальсификацию. «Русские и евреи сливаются в общей радости» - так он написал в момент оправдательного приговора.
Слиться в общей радости, в чести, справедливости. Быть вместе. Праведник мира. Человек, любивший людей, кем бы они ни были. Именно он открыл кампанию против смертной казни в 1900-х, успев спасти нескольких невинных. В самых простых словах, с реализмом, от которого умирает сердце, он рассказал публично, как приговаривают ни за что, как постыдно и буднично проходит казнь, и как много гибнет невинных. «Бытовое явление» - многостраничная, неслыханная по воздействию статья Короленко 1910 г. о смертной казни.
В 1918 – 1921 гг. в Полтаве именно Короленко, пользуясь всеобщим уважением и любовью, стал заступником, последней надеждой перед расстрелами, пытками и погромами при любой власти. Кто бы ни пришел в Полтаву – немцы и гайдамаки (1918), петлюровцы (1918), красные (1919), деникинцы (1919), снова красные (1920) – он занимался одним и тем же: шел к ним, шел туда, где бессудно пытали и расстреливали, шел в контрразведку, ЧК, шел в отели, ставшие пыточными камерами, и взывал к милосердию. Спасал тех, кого еще можно было спасти.
Три «национализма» заявляли "право на владение моей беззащитной душой, с обязанностью кого-нибудь ненавидеть и преследовать». Вместо этого – триединство. Русский, поляк, украинец. Три культуры, три родственности, три одновременных бытия.
Как бы он мог ненавидеть! Родился в Житомире, рос в Ровно, из студентов (Москва и Петербург) был выслан в Кронштадт (1876), затем в Вятскую губернию (1879). Дальше – пересыльные тюрьмы в Вышнем Волочке и Томске (1880). «Диктатура сердца» Лорис-Меликова вернула его в европейскую Россию, Пермь (1880 – 1881). Отказ от личной присяги Александру III – снова тюрьма в Томске и ссылка в Якутию (1881 - 1885). Зимой до минус 50 - 60.
Всё это без суда, в административном порядке. Без суда! Как раз, чтобы сгинуть где-нибудь бесследно в тысячемильном пространстве.
Но вместо ненависти доброта и наблюдательность. Сапожник, чертежник, землепашец, табельщик, письмоводитель, учитель. Очень любил ходить по людям, по семьям. Записать их речь, дать их портреты. 10 лет блужданий по Поволжью (1885 – 1895), 5 лет редакторства в Петербурге и 20 лет – в своем гнезде, в Полтаве, чтобы думать и писать.
Из этого родилась великая проза. Тысячи людей живут в ней. Чистейший русский язык, приправленный местными наречиями. Бытописание, но внутри – яркость, жизнь. Земля - мистическая, огромная. Величайший «Парадокс», написанный за день. «Сон Макара», «Без языка», «Братья Мандель», «Слепой музыкант», «Марусина заимка», «В дурном обществе», «За иконой», десятки очерков. И еще - История моего современника», от нее нельзя оторваться.
Еще раз вспомним: первым, родным был польский язык. Был украинский. Были татарский, якутский, десятки местных говоров. Были гимназические языки. И русский как язык особый, «теплой и сильной волны». «Меня вдруг охватило… особое ощущение, теплой и сильной волной прилившее к сердцу, ощущение глубокой нежности и любви… ко всем этим людям, ко всей деревне с растрепанными под снегом крышами, ко всей этой северной бедной природе, с ее белыми полями и темными лесами, с сумрачным холодом зимы… с затаенной думой ее необъятных просторов».
Его очень любили. Его семью в голодные годы подкармливал весь город. Он был неустрашим. Даже под присланными «смертными приговорами» ходил невооруженным. Когда умирал в Полтаве в 1921 г., к нему шел поток подношений – кто чем мог, кто хлеб, кто ампулу камфары, а на пакетах – «Нашему защитнику», «Другу несчастных», «Только поправляйтесь».
«Он – за нас».
Он и был за всех, за нас любых кровей, любых культур, любых слогов, но за нас живущих вместе, не разобщенных. Полтава прощалась с ним три дня. «Никто не направлял движения непрерывного людского потока. Но тишина и порядок не нарушались».
Не нарушим и мы тишины. Будем за нас, за тех, кто соединен человечностью. За тех, кто столетиями жил вместе, рядом на огромном пространстве. За тех, у кого общий язык – рациональность, гуманизм, честность. И когда у Короленко искривленный, искореженный человек говорит: «Человек создан для счастья, как птица для полета» («Парадокс»), это о нас с вами. Да, искорежены, да, разделены, да, измучены – но созданы для счастья, общего для всех. Для тишины, для нормальности, для спокойной жизни наших семей на пространстве, которое соединено дорогами, а не стенами.
Три «национализма» заявляли "право на владение моей беззащитной душой, с обязанностью кого-нибудь ненавидеть и преследовать». Вместо этого – триединство. Русский, поляк, украинец. Три культуры, три родственности, три одновременных бытия.
Как бы он мог ненавидеть! Родился в Житомире, рос в Ровно, из студентов (Москва и Петербург) был выслан в Кронштадт (1876), затем в Вятскую губернию (1879). Дальше – пересыльные тюрьмы в Вышнем Волочке и Томске (1880). «Диктатура сердца» Лорис-Меликова вернула его в европейскую Россию, Пермь (1880 – 1881). Отказ от личной присяги Александру III – снова тюрьма в Томске и ссылка в Якутию (1881 - 1885). Зимой до минус 50 - 60.
Всё это без суда, в административном порядке. Без суда! Как раз, чтобы сгинуть где-нибудь бесследно в тысячемильном пространстве.
Но вместо ненависти доброта и наблюдательность. Сапожник, чертежник, землепашец, табельщик, письмоводитель, учитель. Очень любил ходить по людям, по семьям. Записать их речь, дать их портреты. 10 лет блужданий по Поволжью (1885 – 1895), 5 лет редакторства в Петербурге и 20 лет – в своем гнезде, в Полтаве, чтобы думать и писать.
Из этого родилась великая проза. Тысячи людей живут в ней. Чистейший русский язык, приправленный местными наречиями. Бытописание, но внутри – яркость, жизнь. Земля - мистическая, огромная. Величайший «Парадокс», написанный за день. «Сон Макара», «Без языка», «Братья Мандель», «Слепой музыкант», «Марусина заимка», «В дурном обществе», «За иконой», десятки очерков. И еще - История моего современника», от нее нельзя оторваться.
Еще раз вспомним: первым, родным был польский язык. Был украинский. Были татарский, якутский, десятки местных говоров. Были гимназические языки. И русский как язык особый, «теплой и сильной волны». «Меня вдруг охватило… особое ощущение, теплой и сильной волной прилившее к сердцу, ощущение глубокой нежности и любви… ко всем этим людям, ко всей деревне с растрепанными под снегом крышами, ко всей этой северной бедной природе, с ее белыми полями и темными лесами, с сумрачным холодом зимы… с затаенной думой ее необъятных просторов».
Его очень любили. Его семью в голодные годы подкармливал весь город. Он был неустрашим. Даже под присланными «смертными приговорами» ходил невооруженным. Когда умирал в Полтаве в 1921 г., к нему шел поток подношений – кто чем мог, кто хлеб, кто ампулу камфары, а на пакетах – «Нашему защитнику», «Другу несчастных», «Только поправляйтесь».
«Он – за нас».
Он и был за всех, за нас любых кровей, любых культур, любых слогов, но за нас живущих вместе, не разобщенных. Полтава прощалась с ним три дня. «Никто не направлял движения непрерывного людского потока. Но тишина и порядок не нарушались».
Не нарушим и мы тишины. Будем за нас, за тех, кто соединен человечностью. За тех, кто столетиями жил вместе, рядом на огромном пространстве. За тех, у кого общий язык – рациональность, гуманизм, честность. И когда у Короленко искривленный, искореженный человек говорит: «Человек создан для счастья, как птица для полета» («Парадокс»), это о нас с вами. Да, искорежены, да, разделены, да, измучены – но созданы для счастья, общего для всех. Для тишины, для нормальности, для спокойной жизни наших семей на пространстве, которое соединено дорогами, а не стенами.
«Специальная военная операция застала меня в горах в Мексике. Через минуту после заявления о ее начале я бросился к банкомату. Ночью с субботы на воскресенье, рискуя, снимал мексиканские песо с карточки Сбербанка, опустошил все запасы наличности местного банка. За три дня стал "песовым" миллионером.
На том моя специальная финансовая операция не закончилась. С мешком песо (снял не менее 50 000 долларов в песо) поехал на автобусе в столицу Мексики. На самолете с такими суммами не стоит летать — наркоконтроль. Счет туристам в банке не откроют, деньги не вывезти (снял еще 1 млн песо в столице).
Снял ячейку — мексиканцы хранят ценности в сейфах-ячейках. Часть обменял на доллары США. Вернувшись домой, обратился в мексиканское консульство, получил визу (постоянное место жительства), поехал снова в Мексику, открыл банковский счет и положил на него наличные. С удивлением увидел, что песо укрепился к доллару США на 20%».
Это - запись читателя.
Впереди – годы новых финансовых сражений. Личных, внезапных. Есть масса тех, кто готов забрать, ограничить, заморозить, изъять, контролировать так, чтобы на зубах скрипело, и всегда это объяснить - ради общего блага или в борьбе с врагом, внешним или внутренним.
Будьте готовы!
Всегда готовы?
Из моей новой книги "Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен"
Читательский рейтинг - высший, 5.
Озон https://www.ozon.ru/product/potryasennye-obshchestva-pravila-zhizni-v-epohu-peremen-mirkin-yakov-moiseevich-1855684877/
На том моя специальная финансовая операция не закончилась. С мешком песо (снял не менее 50 000 долларов в песо) поехал на автобусе в столицу Мексики. На самолете с такими суммами не стоит летать — наркоконтроль. Счет туристам в банке не откроют, деньги не вывезти (снял еще 1 млн песо в столице).
Снял ячейку — мексиканцы хранят ценности в сейфах-ячейках. Часть обменял на доллары США. Вернувшись домой, обратился в мексиканское консульство, получил визу (постоянное место жительства), поехал снова в Мексику, открыл банковский счет и положил на него наличные. С удивлением увидел, что песо укрепился к доллару США на 20%».
Это - запись читателя.
Впереди – годы новых финансовых сражений. Личных, внезапных. Есть масса тех, кто готов забрать, ограничить, заморозить, изъять, контролировать так, чтобы на зубах скрипело, и всегда это объяснить - ради общего блага или в борьбе с врагом, внешним или внутренним.
Будьте готовы!
Всегда готовы?
Из моей новой книги "Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен"
Читательский рейтинг - высший, 5.
Озон https://www.ozon.ru/product/potryasennye-obshchestva-pravila-zhizni-v-epohu-peremen-mirkin-yakov-moiseevich-1855684877/
OZON
Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен | Миркин Яков Моисеевич купить на OZON по низкой цене (1855684877)
Потрясенные общества. Правила жизни в эпоху перемен | Миркин Яков Моисеевич – покупайте на OZON по выгодным ценам! Быстрая и бесплатная доставка, большой ассортимент, бонусы, рассрочка и кэшбэк. Распродажи, скидки и акции. Реальные отзывы покупателей. (1855684877)
Сто способов наследства
Завещание нужно, чтобы семья была устроена. Чтобы те, кого любишь, остались с куском хлеба. Чтобы дети не разбежались в разные концы света, разбив друг другу сердца. Завещание – один из столпов семейных финансов. Так уж повелось, хотя за 100 с лишним лет мы отвыкли от завещаний, а лет 30 тому назад – особенно нечего было завещать. А вот если взять лет 120 - 150 – тому назад, конечно, - были большие, уютные завещания, солидные, и каждое из них могло сказать многое о человеке, который их написал «в здравом уме и твердой памяти».
Скажем, завещание Суворина. Большой издатель, крупный журналист, на всю Россию влиял своими идеями, денежная величина. Писательский друг и кормилец (а, может быть, и грабитель, будучи издателем). Размер имущества – далеко за миллион (больше миллиарда в нынешних рублях). Дом в Петербурге, дом в Сочи, два имения, одно в Тульской губернии, другое на черноморском берегу, паи, недвижимость и т. п. активы товарищества «Алексей Сергеевич Суворин «Новое время»» (основной семейный «бизнес»), журнал «Исторический вестник» и т.д. Только наличности (в т. ч. на банковских счетах) – далеко за 100 тыс. руб. (больше 100 млн. руб. в современном исчислении).
Сложная задача: есть вторая жена, трое сыновей и дочь – они от разных жен, шесть внуков, внучка, все в разном возрасте, брат, три сестры, пять племянников. Всё это было разделено по иерархии, на множество кусков, кому больше, а кому меньше, а недвижимость отдана в совместную собственность. Плюс благотворительность – до 100 тыс. руб. (больше 100 млн руб.) на ремесленное училище в Бобровском земстве (Воронежская обл.), мужской и женской гимназиям в Боброве, кадетскому корпусу в Воронеже и т.п. Там он учился и служил – благодарная память. Газетный бизнес – раздал паи кусками, кому по 80 с лишним, кому по 50+, по 30+ паев, жене и детям -побольше, внукам - поменьше.
Конфликтная схема. Всё состояние раздроблено. Всем сестрам – по серьгам. Дома и поместья – в долевом владении, всегда чреватом ссорами. Внутри семьи должны были столкнуться интересы. Но не успели. Завещание вступило в силу в 1912 г. и работало всего 5 лет. Газета «Новое время» была закрыта властями на другой день после Октябрьской революции (26 октября 1917 г.). В 1917 – 1918 гг. поместья, дома и деньги превратились в ничто. А семья Сувориных очнулась в эмиграции.
А вот завещание - противоположность, когда всё отдано в одни руки. Но от этого не легче. Великий Куинджи (см. выше гл. «Как отдать свою женщину и имущество в чужие руки»), властелин цвета, оказался по совместительству миллионером, купив задешево участки в Крыму, которые взлетели в цене, как ракеты. Был он отчаянным идеалистом, и всё это хозяйство, свой многоквартирный дом в Петербурге, все свои картины и несколько сот тысяч рублей (миллионов по-нашему) завещал учрежденному им «Обществу им А.А. Куинджи», которое должно было ими управлять, платить пособия начинающим художникам (сам он учился на медные гроши) и кормить его горячо любимую жену, отчисляя ей ежегодно 2500 руб. Завещание вступило в силу в 1910 г. Тогда этих денег было достаточно для спокойной жизни.
Не отдавайте свою женщину в чужие руки! Не оставляйте ее на волю прекраснодушных друзей! В 1917–1918 гг. эти капиталы превратились в ничто. Земля в Крыму была захвачена. Жена художника, Вера Леонтьевна Куинджи, из купеческого рода, умерла от голода в 1920 г. в Петрограде. Такова публичная версия.
Отделенное от нее Общество им. А.И. Куинджи существовало до начала 1930-х. Продавало картины Куинджи, учреждало премии, покупало чужие картины и помогало художникам выжить. Честь ему и хвала.
Завещание нужно, чтобы семья была устроена. Чтобы те, кого любишь, остались с куском хлеба. Чтобы дети не разбежались в разные концы света, разбив друг другу сердца. Завещание – один из столпов семейных финансов. Так уж повелось, хотя за 100 с лишним лет мы отвыкли от завещаний, а лет 30 тому назад – особенно нечего было завещать. А вот если взять лет 120 - 150 – тому назад, конечно, - были большие, уютные завещания, солидные, и каждое из них могло сказать многое о человеке, который их написал «в здравом уме и твердой памяти».
Скажем, завещание Суворина. Большой издатель, крупный журналист, на всю Россию влиял своими идеями, денежная величина. Писательский друг и кормилец (а, может быть, и грабитель, будучи издателем). Размер имущества – далеко за миллион (больше миллиарда в нынешних рублях). Дом в Петербурге, дом в Сочи, два имения, одно в Тульской губернии, другое на черноморском берегу, паи, недвижимость и т. п. активы товарищества «Алексей Сергеевич Суворин «Новое время»» (основной семейный «бизнес»), журнал «Исторический вестник» и т.д. Только наличности (в т. ч. на банковских счетах) – далеко за 100 тыс. руб. (больше 100 млн. руб. в современном исчислении).
Сложная задача: есть вторая жена, трое сыновей и дочь – они от разных жен, шесть внуков, внучка, все в разном возрасте, брат, три сестры, пять племянников. Всё это было разделено по иерархии, на множество кусков, кому больше, а кому меньше, а недвижимость отдана в совместную собственность. Плюс благотворительность – до 100 тыс. руб. (больше 100 млн руб.) на ремесленное училище в Бобровском земстве (Воронежская обл.), мужской и женской гимназиям в Боброве, кадетскому корпусу в Воронеже и т.п. Там он учился и служил – благодарная память. Газетный бизнес – раздал паи кусками, кому по 80 с лишним, кому по 50+, по 30+ паев, жене и детям -побольше, внукам - поменьше.
Конфликтная схема. Всё состояние раздроблено. Всем сестрам – по серьгам. Дома и поместья – в долевом владении, всегда чреватом ссорами. Внутри семьи должны были столкнуться интересы. Но не успели. Завещание вступило в силу в 1912 г. и работало всего 5 лет. Газета «Новое время» была закрыта властями на другой день после Октябрьской революции (26 октября 1917 г.). В 1917 – 1918 гг. поместья, дома и деньги превратились в ничто. А семья Сувориных очнулась в эмиграции.
А вот завещание - противоположность, когда всё отдано в одни руки. Но от этого не легче. Великий Куинджи (см. выше гл. «Как отдать свою женщину и имущество в чужие руки»), властелин цвета, оказался по совместительству миллионером, купив задешево участки в Крыму, которые взлетели в цене, как ракеты. Был он отчаянным идеалистом, и всё это хозяйство, свой многоквартирный дом в Петербурге, все свои картины и несколько сот тысяч рублей (миллионов по-нашему) завещал учрежденному им «Обществу им А.А. Куинджи», которое должно было ими управлять, платить пособия начинающим художникам (сам он учился на медные гроши) и кормить его горячо любимую жену, отчисляя ей ежегодно 2500 руб. Завещание вступило в силу в 1910 г. Тогда этих денег было достаточно для спокойной жизни.
Не отдавайте свою женщину в чужие руки! Не оставляйте ее на волю прекраснодушных друзей! В 1917–1918 гг. эти капиталы превратились в ничто. Земля в Крыму была захвачена. Жена художника, Вера Леонтьевна Куинджи, из купеческого рода, умерла от голода в 1920 г. в Петрограде. Такова публичная версия.
Отделенное от нее Общество им. А.И. Куинджи существовало до начала 1930-х. Продавало картины Куинджи, учреждало премии, покупало чужие картины и помогало художникам выжить. Честь ему и хвала.
Есть знаменитое завещание, которое распоряжается ничем. У Федора Гааза, доктора, которого называли святым (его могут канонизировать в католицизме), величайшего благотворителя, облегчившего жизнь сотням тысяч заключенных в России, к концу жизни не осталось ничего. Были поместье, свой завод, большой дом в Москве на Кузнецком мосту, выгодная практика врача – всё продал и раздал. Большой ноль. В своем завещании, составленном в 1852 г., он записал: «Как я признан совершенно несостоятельным, то родные мои не могут иметь никакой претензии на то, что может оставаться после меня». Книги – церкви, медицинские – больнице.
Если Господь «склонит сердце Царя» отдать мои 15 тыс. руб. (потеряны «через несправедливость 7-го Департамента Правительствующего Сената»), то вернуть их тем моим братьям и сестрам, которые мне их ссудили. «Всем, которые будут полагать, что они остаются мне что-нибудь должны, да будет им известно, что я им всё прощаю». Далее просьбы – кому продолжать пожертвования в рубль и два рубля в месяц, которые он делал бедным. Кому раздать картины, чернильницу и перо из «маленького ящика». А кому – «найти способ наградить всех столь много трудящихся около меня». И чтобы похороны были «на счет Церкви, на одной паре лошадей».
«Спешите делать добро» - вот что им завещано. Это главное, что он записал в жизни. В Москве больше 100 лет стоит памятник доктору Гаазу. Он сделан за народные деньги.
Никому ничего не отдать? Так бывает не только по бедности. Так может диктовать идея! Ссоры в семье Л. Н. Толстого, в последней части его жизни – прежде всего, вокруг наследства (см. выше гл. «Как испортить жизнь женщине убеждениями и ничего ей не оставить»). На что жить тем, кто останется после него. Есть его последнее завещание (их было шесть). Писалось в лесу, так как обстановка в Ясной Поляне была накалена. Чтобы соблюсти формальности, Толстой всё, когда-либо им написанное, оставил дочери Александре, но с тем, чтобы она исполнила его волю. Какую? Он не признавал собственность по глубокому убеждению. Все его сочинения не должны были быть обращены в чью-то частную собственность (объяснительная записка к завещанию). Они должны принадлежать всем – «быть издаваемыми и перепечатываемы всеми, кто этого захочет».
Так и случилось. Жена и родные – мимо. Как же это не нравится! Так хочется взять в руки обычное, теплое завещание, давшее убежище тем, кого человек любил. Не сеющее вражды. Небольшое, без идей на вывих, тщательно исполненное, как образец любви.
Почему бы нет? «Милая Маша, завещаю тебе в твое пожизненное владение дачу мою в Ялте, деньги и доход с драматических произведений, а жене моей Ольге Леонардовне – дачу в Гурзуфе и пять тысяч рублей... Выдай брату Александру три тысячи. Ивану – пять тысяч и Михаилу – три тысячи». Когда все уйдут, доходы - Таганрогу, на нужды народного образования. «Я обещал крестьянам села Мелихова 100 рублей – на уплату за шоссе; обещал также… (ф. и. о) …платить за его старшую дочь в гимназию до тех пор, пока ее не освободят от платы за учение. Помогай бедным. Береги мать. Живите мирно. 3 августа 1901 г. Антон Чехов».
Как это мало, в сравнении с Сувориным. И как много – Мария и Ольга, в конце концов, прикипели к своим домам. Они стали частью их жизни на долгие времена. Как часть человека, который их любил. Нам бы так? Так и будет, если в нас укоренится желание создать связь, связку времен. Пусть будет, что завещать, как можно больше – для всех. Пусть будущее будет записано с большой любовью. Пусть это будет сделано, не написать – нельзя. И пусть завещанное войдет в семью – на длинные, бесконечные времена, не умаляясь и не исчезая во многих желаниях и неопытных руках.
Из моей книги "Правила бессмысленного финансового поведения", 3-е изд., 2025 г.
https://www.ozon.ru/product/pravila-bessmyslennogo-finansovogo-povedeniya-izdanie-3-e-mirkin-yakov-moiseevich-1785729542/?at=ywtAGynA3IBnWxoMIr0VKqfVKxmPQcM0OMrLhv2qKzk
Если Господь «склонит сердце Царя» отдать мои 15 тыс. руб. (потеряны «через несправедливость 7-го Департамента Правительствующего Сената»), то вернуть их тем моим братьям и сестрам, которые мне их ссудили. «Всем, которые будут полагать, что они остаются мне что-нибудь должны, да будет им известно, что я им всё прощаю». Далее просьбы – кому продолжать пожертвования в рубль и два рубля в месяц, которые он делал бедным. Кому раздать картины, чернильницу и перо из «маленького ящика». А кому – «найти способ наградить всех столь много трудящихся около меня». И чтобы похороны были «на счет Церкви, на одной паре лошадей».
«Спешите делать добро» - вот что им завещано. Это главное, что он записал в жизни. В Москве больше 100 лет стоит памятник доктору Гаазу. Он сделан за народные деньги.
Никому ничего не отдать? Так бывает не только по бедности. Так может диктовать идея! Ссоры в семье Л. Н. Толстого, в последней части его жизни – прежде всего, вокруг наследства (см. выше гл. «Как испортить жизнь женщине убеждениями и ничего ей не оставить»). На что жить тем, кто останется после него. Есть его последнее завещание (их было шесть). Писалось в лесу, так как обстановка в Ясной Поляне была накалена. Чтобы соблюсти формальности, Толстой всё, когда-либо им написанное, оставил дочери Александре, но с тем, чтобы она исполнила его волю. Какую? Он не признавал собственность по глубокому убеждению. Все его сочинения не должны были быть обращены в чью-то частную собственность (объяснительная записка к завещанию). Они должны принадлежать всем – «быть издаваемыми и перепечатываемы всеми, кто этого захочет».
Так и случилось. Жена и родные – мимо. Как же это не нравится! Так хочется взять в руки обычное, теплое завещание, давшее убежище тем, кого человек любил. Не сеющее вражды. Небольшое, без идей на вывих, тщательно исполненное, как образец любви.
Почему бы нет? «Милая Маша, завещаю тебе в твое пожизненное владение дачу мою в Ялте, деньги и доход с драматических произведений, а жене моей Ольге Леонардовне – дачу в Гурзуфе и пять тысяч рублей... Выдай брату Александру три тысячи. Ивану – пять тысяч и Михаилу – три тысячи». Когда все уйдут, доходы - Таганрогу, на нужды народного образования. «Я обещал крестьянам села Мелихова 100 рублей – на уплату за шоссе; обещал также… (ф. и. о) …платить за его старшую дочь в гимназию до тех пор, пока ее не освободят от платы за учение. Помогай бедным. Береги мать. Живите мирно. 3 августа 1901 г. Антон Чехов».
Как это мало, в сравнении с Сувориным. И как много – Мария и Ольга, в конце концов, прикипели к своим домам. Они стали частью их жизни на долгие времена. Как часть человека, который их любил. Нам бы так? Так и будет, если в нас укоренится желание создать связь, связку времен. Пусть будет, что завещать, как можно больше – для всех. Пусть будущее будет записано с большой любовью. Пусть это будет сделано, не написать – нельзя. И пусть завещанное войдет в семью – на длинные, бесконечные времена, не умаляясь и не исчезая во многих желаниях и неопытных руках.
Из моей книги "Правила бессмысленного финансового поведения", 3-е изд., 2025 г.
https://www.ozon.ru/product/pravila-bessmyslennogo-finansovogo-povedeniya-izdanie-3-e-mirkin-yakov-moiseevich-1785729542/?at=ywtAGynA3IBnWxoMIr0VKqfVKxmPQcM0OMrLhv2qKzk
OZON
Правила бессмысленного финансового поведения. Издание 3-е | Миркин Яков Моисеевич купить на OZON по низкой цене (1785729542)
Правила бессмысленного финансового поведения. Издание 3-е | Миркин Яков Моисеевич – покупайте на OZON по выгодным ценам! Быстрая и бесплатная доставка, большой ассортимент, бонусы, рассрочка и кэшбэк. Распродажи, скидки и акции. Реальные отзывы покупателей.…
Каждый из нас может попасть в ловушку, когда семейные деньги, имущество все время сжимаются. Неважно, имущества много или мало в семье. Главное – оно сжимается, и остановить это очень тяжело. Так было с князьями Юсуповыми, когда-то владельцами одного из самых крупных состояний в России. Отец, мать, кн. Зинаида Юсупова, когда-то звезда и красавица, их сын кн. Феликс Юсупов, один из убийц Распутина, его жена Ирина Александровна, племянница Николая II, и дочь Ирина, 4 лет от роду.
Весной 1919 г. они покинули Россию на британском линкоре «Мальборо». «От колоссальных юсуповских богатств остались рожки да ножки» (здесь и ниже – Ф. Юсупов. Мемуары). «В самом начале войны родители перевели из Европы в Россию весь заграничный капитал». Он пропал в банках в 1917 – 1918 гг. Фамильные украшения? «Только то, что имели при себе». Все драгоценности, коллекции были замурованы во дворцах в Москве и Петербурге. В Москве обнаружены и конфискованы. «От всего, что было, остался только дом на Женевском озере, несколько камушков да безделушек (преуменьшено – авт.).., да еще два Рембрандта, тайком укативших со мной из Петербурга».
Сразу же оказались без денег. «Я заложил Иринино брильянтовое колье. Теперь мы могли спокойно продолжать путешествие», чтобы добраться в Лондон и Париж, покинув Мальту.
А что еще из имущества? В Париже честный «ювелир Шоме принес мешочек с брильянтами, оставшийся у него с того времени, когда переделывал для Ирины старинные ожерелья. Мешочек был приятным сюрпризом, об этих брильянтах забыли мы начисто».
1920 г. Феликсу Юсупову – 33 года. Решили осесть в Париже. Купили дом в пригороде, с «двумя милыми флигельками». «Я пришел и узрел, что дворец его – простой домишка в Булонь-сюр-Сен, а свита – собаки, попугаи да множество челяди из неудачников, коих приютил он по доброте душевной».
Все это медленно и тихо спускалось на дно. Годами. Князь был убийцей денег. Брильянты Шоме украли, он оставил их в незапертом ящике стола. «Весной 1921 г. с деньгами у нас стало совсем туго». Часть брильянтов заложил, часть «продал без труда» в Лондоне. Продал двух Рембрандтов за 120 тыс. фунтов. Пытался потом их выкупить обратно – безуспешно.
1922 г. Ему – 35 лет. Снова жалоба: «С деньгами… все хуже. У нас оставались еще кое-какие украшения и ценные вещи». Продать! Черный жемчуг, коллекция табакерок, миниатюр. «Миниатюры в брильянтовой осыпи, табакерки с эмалью, золотые часы, греческие боги и китайские идолы, бронзовые или из цельного рубина и сапфира, восточные кинжалы с рукоятями в самоцветах – остатки былой роскоши». Все это - вещи матери, кн. Зинаиды Юсуповой.
Поплыли в Америку (там дороже) и сбыли через Картье. Деньги Ф.Ю. поместил в «предприятие, связанное с недвижимостью». Через 7 лет эти деньги исчезли. Они были убиты на корню. В 1930 г. «зимой я узнал, что деньги, вырученные от продаж Картье и вложенные мной в трест, занимавшийся недвижимостью, пропали в разразившемся в Нью-Йорке финансовом кризисе. Матушка, таким образом, осталась без копейки». Ее перевезли из Рима в парижский дом. Так дешевле.
Что же дальше? Когда у вас всё меньше своего и остатки былой роскоши сжимаются, как шагреневая кожа, что самое разумное? Конечно, делать деньги! Свои! Свой бизнес, пусть на вас работает кто-то другой! Русский князь и княжна, племянница императора – залог успеха!
В Париже рождается дом мод «Ирфе» (Ирина + Феликс) (1924). Им рукоплещут на показе мод в знаменитой гостинице «Ритц». Нужно расширяться! Ф.Ю. нашел новое ателье, внес аванс, двери – заперты, риелтор - мошенник, бежал с деньгами. Нашли другое. Торжественное открытие, стулья - золоченые! Будет весь бомонд! Никто не пришел, слуга забыл послать приглашения. К чему бы Ф.Ю. ни прикасался – всё, рано ли поздно, вело к убийству денег.
Весной 1919 г. они покинули Россию на британском линкоре «Мальборо». «От колоссальных юсуповских богатств остались рожки да ножки» (здесь и ниже – Ф. Юсупов. Мемуары). «В самом начале войны родители перевели из Европы в Россию весь заграничный капитал». Он пропал в банках в 1917 – 1918 гг. Фамильные украшения? «Только то, что имели при себе». Все драгоценности, коллекции были замурованы во дворцах в Москве и Петербурге. В Москве обнаружены и конфискованы. «От всего, что было, остался только дом на Женевском озере, несколько камушков да безделушек (преуменьшено – авт.).., да еще два Рембрандта, тайком укативших со мной из Петербурга».
Сразу же оказались без денег. «Я заложил Иринино брильянтовое колье. Теперь мы могли спокойно продолжать путешествие», чтобы добраться в Лондон и Париж, покинув Мальту.
А что еще из имущества? В Париже честный «ювелир Шоме принес мешочек с брильянтами, оставшийся у него с того времени, когда переделывал для Ирины старинные ожерелья. Мешочек был приятным сюрпризом, об этих брильянтах забыли мы начисто».
1920 г. Феликсу Юсупову – 33 года. Решили осесть в Париже. Купили дом в пригороде, с «двумя милыми флигельками». «Я пришел и узрел, что дворец его – простой домишка в Булонь-сюр-Сен, а свита – собаки, попугаи да множество челяди из неудачников, коих приютил он по доброте душевной».
Все это медленно и тихо спускалось на дно. Годами. Князь был убийцей денег. Брильянты Шоме украли, он оставил их в незапертом ящике стола. «Весной 1921 г. с деньгами у нас стало совсем туго». Часть брильянтов заложил, часть «продал без труда» в Лондоне. Продал двух Рембрандтов за 120 тыс. фунтов. Пытался потом их выкупить обратно – безуспешно.
1922 г. Ему – 35 лет. Снова жалоба: «С деньгами… все хуже. У нас оставались еще кое-какие украшения и ценные вещи». Продать! Черный жемчуг, коллекция табакерок, миниатюр. «Миниатюры в брильянтовой осыпи, табакерки с эмалью, золотые часы, греческие боги и китайские идолы, бронзовые или из цельного рубина и сапфира, восточные кинжалы с рукоятями в самоцветах – остатки былой роскоши». Все это - вещи матери, кн. Зинаиды Юсуповой.
Поплыли в Америку (там дороже) и сбыли через Картье. Деньги Ф.Ю. поместил в «предприятие, связанное с недвижимостью». Через 7 лет эти деньги исчезли. Они были убиты на корню. В 1930 г. «зимой я узнал, что деньги, вырученные от продаж Картье и вложенные мной в трест, занимавшийся недвижимостью, пропали в разразившемся в Нью-Йорке финансовом кризисе. Матушка, таким образом, осталась без копейки». Ее перевезли из Рима в парижский дом. Так дешевле.
Что же дальше? Когда у вас всё меньше своего и остатки былой роскоши сжимаются, как шагреневая кожа, что самое разумное? Конечно, делать деньги! Свои! Свой бизнес, пусть на вас работает кто-то другой! Русский князь и княжна, племянница императора – залог успеха!
В Париже рождается дом мод «Ирфе» (Ирина + Феликс) (1924). Им рукоплещут на показе мод в знаменитой гостинице «Ритц». Нужно расширяться! Ф.Ю. нашел новое ателье, внес аванс, двери – заперты, риелтор - мошенник, бежал с деньгами. Нашли другое. Торжественное открытие, стулья - золоченые! Будет весь бомонд! Никто не пришел, слуга забыл послать приглашения. К чему бы Ф.Ю. ни прикасался – всё, рано ли поздно, вело к убийству денег.
Все же дело пошло. «В шитье не понимаем, но дело процветает». Меблировка ателье – первый класс, «мастера почти все русские». Ф.Ю. нанял агента, тот распускает слухи в высших кругах, заказчиц – миллион. Уже надобен второй этаж. По ателье фланирует сам князь, у него «по слухам, глаза фосфоресцировали, как у хищника»! Хотите кокошники, шитые золотом? Обсыпанные драгоценными камнями? «Ваши желания – для нас закон»!
И еще магазин фарфора, ресторан, парфюмерное предприятие – всё будет приносить франки, франки! «Икра, водка, самовар, романс под гитару, кавказская пляска и славянский шарм»! Еще два ресторана! Филиалы «Ирфе» в Туке (Нормандия), Лондоне и Берлине! «Дела наши расширяются, разрастаются, адресов все больше»! Прирастают связями, легендой, шармом, титулами!
А потом началось разорение. Кажется, что точкой отсчета стала книга Ф.Ю. «Конец Распутина» (1927). Она вызвала вспышку ненависти в эмигрантских кругах.
Сначала – мошенническая схема (1927). Ф.Ю. выманили из Парижа, поверенный «подсовывал на подпись» супруге, оказавшейся в одиночестве, бумаги, «которые подписывать, ей казалось, не следует», в т. ч. доверенность «на продажу всех оставшихся… драгоценностей». Что она подписала – неизвестно. Брильянты были заложены, поверенный бежал в Америку, в кассе «Ирфе» - ноль. Других деталей нет.
Они продали парижский дом, оставшись во флигеле, вместе с матерью князя, кн. Зинаидой Юсуповой, когда-то звездой, красавицей, владевшей всеми сокровищами мира. Ей было 68 лет.
В 1928-м была пущена газетная утка: Юсупов – а) безнравственен, б) у него - финансовый скандал, в) он в ссылке, г) еле откупился от каторги, д) «Ирфе» разорен. Им сразу же были даны все опровержения, вчинены и выиграны все иски, но «торжество… было только моральным. Материально враги мои меня разорили. Напуганные газетными россказнями, кредиторы стали преследовать меня, а банки отказали в кредите».
1931 г. Ему – 44 года. Продана вилла матери на Женевском озере. Она была в закладе, так что от продажи «получили мы… почти ничего». «Остатки драгоценностей находились у ростовщиков..., а квитанции от них - у кредиторов в качестве гарантии. В наличии одни долги да угроза потерять последние заложенные украшенья… Однажды, просрочив с уплатой процентов, я потерял значительную часть брильянтов. А в другой раз еле выручил бесценное колье, принадлежавшее Екатерине II: ожерелье из розового жемчуга в несколько нитей, перехваченных большим рубином в брильянтовой осыпи».
Да что же это такое! «Привыкнув тратить деньги, не считая, не слишком я годился для ведения крупных дел, какими занялся, и, разумеется, угодил во все ловушки, какие ожидают неопытных энтузиастов… Для коммерции я не создан».
«Наше финансовое положение ухудшалось день ото дня». Значит – ликвидация всех предприятий. «Рушилось то, что в течение десяти лет мы строили, спасали, поддерживали».
Дело кончилось «квартиркой с большими светлыми окнами», «двумя комнатами на первом этаже», «чем-то скромным». А для матери – кн. Зинаиды Юсуповой, когда-то владелицы обширных поместий – «меблированной и прекрасно расположенной квартирой в… доме для престарелых эмигрантов».
Вот и всё – конец имуществу, нет больше состояния, и крупных обломков его тоже нет. Все, что осталось – знаменитая (Клеопатры? испанского короля Филиппа II?) черная жемчужина «Перегрина», талисман кн. Зинаиды Юсуповой (в другой версии – «Пелегрина»). Она наотрез отказалась ее продать. Но все равно была продана, уже без нее (1953).
А почему – так? «Деньги были на исходе, но я не беспокоился. Судьба всегда вывозила, вывезет и теперь». Это смертельное для имущества правило. В конце концов, не вывезет. Никогда не вывозит. И нас – тоже.
Шаг за шагом таял остров огромного состояния, то под внешними смертельными ударами, то под внутренними, вроде бы мелкими, но неизменно разрушительными – с привычкой тратить, не считаясь, жить широко и весело. Вечно отставать от бедствий, никогда не опережать их - делами.
А нам то что до Юсуповых? До их состояния, нажитого трудами тысяч крепостных?
И еще магазин фарфора, ресторан, парфюмерное предприятие – всё будет приносить франки, франки! «Икра, водка, самовар, романс под гитару, кавказская пляска и славянский шарм»! Еще два ресторана! Филиалы «Ирфе» в Туке (Нормандия), Лондоне и Берлине! «Дела наши расширяются, разрастаются, адресов все больше»! Прирастают связями, легендой, шармом, титулами!
А потом началось разорение. Кажется, что точкой отсчета стала книга Ф.Ю. «Конец Распутина» (1927). Она вызвала вспышку ненависти в эмигрантских кругах.
Сначала – мошенническая схема (1927). Ф.Ю. выманили из Парижа, поверенный «подсовывал на подпись» супруге, оказавшейся в одиночестве, бумаги, «которые подписывать, ей казалось, не следует», в т. ч. доверенность «на продажу всех оставшихся… драгоценностей». Что она подписала – неизвестно. Брильянты были заложены, поверенный бежал в Америку, в кассе «Ирфе» - ноль. Других деталей нет.
Они продали парижский дом, оставшись во флигеле, вместе с матерью князя, кн. Зинаидой Юсуповой, когда-то звездой, красавицей, владевшей всеми сокровищами мира. Ей было 68 лет.
В 1928-м была пущена газетная утка: Юсупов – а) безнравственен, б) у него - финансовый скандал, в) он в ссылке, г) еле откупился от каторги, д) «Ирфе» разорен. Им сразу же были даны все опровержения, вчинены и выиграны все иски, но «торжество… было только моральным. Материально враги мои меня разорили. Напуганные газетными россказнями, кредиторы стали преследовать меня, а банки отказали в кредите».
1931 г. Ему – 44 года. Продана вилла матери на Женевском озере. Она была в закладе, так что от продажи «получили мы… почти ничего». «Остатки драгоценностей находились у ростовщиков..., а квитанции от них - у кредиторов в качестве гарантии. В наличии одни долги да угроза потерять последние заложенные украшенья… Однажды, просрочив с уплатой процентов, я потерял значительную часть брильянтов. А в другой раз еле выручил бесценное колье, принадлежавшее Екатерине II: ожерелье из розового жемчуга в несколько нитей, перехваченных большим рубином в брильянтовой осыпи».
Да что же это такое! «Привыкнув тратить деньги, не считая, не слишком я годился для ведения крупных дел, какими занялся, и, разумеется, угодил во все ловушки, какие ожидают неопытных энтузиастов… Для коммерции я не создан».
«Наше финансовое положение ухудшалось день ото дня». Значит – ликвидация всех предприятий. «Рушилось то, что в течение десяти лет мы строили, спасали, поддерживали».
Дело кончилось «квартиркой с большими светлыми окнами», «двумя комнатами на первом этаже», «чем-то скромным». А для матери – кн. Зинаиды Юсуповой, когда-то владелицы обширных поместий – «меблированной и прекрасно расположенной квартирой в… доме для престарелых эмигрантов».
Вот и всё – конец имуществу, нет больше состояния, и крупных обломков его тоже нет. Все, что осталось – знаменитая (Клеопатры? испанского короля Филиппа II?) черная жемчужина «Перегрина», талисман кн. Зинаиды Юсуповой (в другой версии – «Пелегрина»). Она наотрез отказалась ее продать. Но все равно была продана, уже без нее (1953).
А почему – так? «Деньги были на исходе, но я не беспокоился. Судьба всегда вывозила, вывезет и теперь». Это смертельное для имущества правило. В конце концов, не вывезет. Никогда не вывозит. И нас – тоже.
Шаг за шагом таял остров огромного состояния, то под внешними смертельными ударами, то под внутренними, вроде бы мелкими, но неизменно разрушительными – с привычкой тратить, не считаясь, жить широко и весело. Вечно отставать от бедствий, никогда не опережать их - делами.
А нам то что до Юсуповых? До их состояния, нажитого трудами тысяч крепостных?
Есть – что. Как бы нам не попасть на свой собственный, сжимающийся остров имущества. Дело не в размерах. Как бы не связаться с теми, кто всегда больше берет, чем может дать, у кого деньги и имущество всегда рассыпаются в прах. Так они устроены, и ничто не может их изменить.
Мы обязаны, просто обязаны создать все условия для достойного существования во все годы своей жизни, даже если наносятся удары со всего размаха. Мы обязаны пытаться их опередить – идеями и делами – со всем искусством размышляя о будущем, понимая свои слабости и таланты, чтобы зарабатывать всем, чем умеем, со всем достоинством умного, полностью осознающего себя человека, живущего в эпоху перемен.
Рядом с моей книгой "Правила бессмысленного финансового поведения", 3-е изд., 2025 г.
https://www.ozon.ru/product/pravila-bessmyslennogo-finansovogo-povedeniya-izdanie-3-e-mirkin-yakov-moiseevich-1785729542/?at=ywtAGynA3IBnWxoMIr0VKqfVKxmPQcM0OMrLhv2qKzk
Мы обязаны, просто обязаны создать все условия для достойного существования во все годы своей жизни, даже если наносятся удары со всего размаха. Мы обязаны пытаться их опередить – идеями и делами – со всем искусством размышляя о будущем, понимая свои слабости и таланты, чтобы зарабатывать всем, чем умеем, со всем достоинством умного, полностью осознающего себя человека, живущего в эпоху перемен.
Рядом с моей книгой "Правила бессмысленного финансового поведения", 3-е изд., 2025 г.
https://www.ozon.ru/product/pravila-bessmyslennogo-finansovogo-povedeniya-izdanie-3-e-mirkin-yakov-moiseevich-1785729542/?at=ywtAGynA3IBnWxoMIr0VKqfVKxmPQcM0OMrLhv2qKzk
OZON
Правила бессмысленного финансового поведения. Издание 3-е | Миркин Яков Моисеевич купить на OZON по низкой цене (1785729542)
Правила бессмысленного финансового поведения. Издание 3-е | Миркин Яков Моисеевич – покупайте на OZON по выгодным ценам! Быстрая и бесплатная доставка, большой ассортимент, бонусы, рассрочка и кэшбэк. Распродажи, скидки и акции. Реальные отзывы покупателей.…
Что останется в голове российского обывателя, когда подпишут мир:
1) Сталин - это порядок; нужен Сталин
2) проклятые либералы
3) Запад - агрессор
4) евреи стравили русских и украинцев
5) все хотят залезть в наш амбар
6) назад в СССР
7) но так, чтобы было всё
8) чем мы хуже, имели право
9) это - оборона
10) у нас - победа (чем бы ни закончилось)
11) воры, воры, воры
12) отнять, выгнать, посадить, расстрелять, поставить настоящих патриотов, будет рай.
А вот "мы - великие", "мы - особенные", "мы - духовные", "мы - самые даровитые", "Бог - за нас" - этого не будет.
Впрочем, народное сознание очень изменчиво, и стоит наступить глубоким переменам, как прошлые идеи слетают, как пух, если, конечно, жить становится хорошо.
А если нет, нехорошо - тогда живет и торжествует весь прошлый ад.
Что сказать? Пока - река, наводнение, и куда ее вынесет - большой вопрос.
Хочется лучшего - но нужно жить здесь и сейчас.
Нельзя молчать - да, конечно.
Делать, что можешь - да, безусловно.
Пробираться сквозь крик - а куда денешься?
Но как же жаль единственного, подаренного жизнью и судьбой своего времени! Его можно было затратить на развитие, на абсолютно новые идеи - в интересах всех. Часто не вылечишь даже единственного человека, который пропал
1) Сталин - это порядок; нужен Сталин
2) проклятые либералы
3) Запад - агрессор
4) евреи стравили русских и украинцев
5) все хотят залезть в наш амбар
6) назад в СССР
7) но так, чтобы было всё
8) чем мы хуже, имели право
9) это - оборона
10) у нас - победа (чем бы ни закончилось)
11) воры, воры, воры
12) отнять, выгнать, посадить, расстрелять, поставить настоящих патриотов, будет рай.
А вот "мы - великие", "мы - особенные", "мы - духовные", "мы - самые даровитые", "Бог - за нас" - этого не будет.
Впрочем, народное сознание очень изменчиво, и стоит наступить глубоким переменам, как прошлые идеи слетают, как пух, если, конечно, жить становится хорошо.
А если нет, нехорошо - тогда живет и торжествует весь прошлый ад.
Что сказать? Пока - река, наводнение, и куда ее вынесет - большой вопрос.
Хочется лучшего - но нужно жить здесь и сейчас.
Нельзя молчать - да, конечно.
Делать, что можешь - да, безусловно.
Пробираться сквозь крик - а куда денешься?
Но как же жаль единственного, подаренного жизнью и судьбой своего времени! Его можно было затратить на развитие, на абсолютно новые идеи - в интересах всех. Часто не вылечишь даже единственного человека, который пропал