В «Зоне интересов» Глейзера, фильме о семейном житье-бытье коменданта концентрационного лагеря в Освенциме, есть сцена, где его жена в исполнении Сандры Хюллер стоит посреди спальни и делает микродвижения. Нам, конечно же, интересно узнать, что именно происходит: грамматика киноповествования требует смены крупности плана. Эта смена случается не сразу, а несколькими секундами позже, и как-то вывернуто — героиня сама идет на камеру, подходит близко.

Удивительно, что примерно так бы и увидел сцену человеческий глаз, если бы статично находился в одной точке пространства. И именно такой способ видения кажется механистичным, неестественным. Даже если тело в статике, взгляд без конца блуждает по поверхностям вещей, двигается, меняет фокус, фрагментирует.

То есть крупность в описанной сцене меняется не потому, что камера повторяет или имитирует активный, любопытствующий взгляд зрителя. Мы, смотрящие, тут пассивные наблюдатели — вот о чем этот кадр.

Я потом прочитала, что Глейзер понатыкал в особняке, где шли съемки фильма, множество скрытых камер и управлял ими дистанционно, объясняя свое желание миниминизировать количество выборов, которые приходится делать человеку, стоящему за камерой. Выбор куда и как смотреть — это то, что характеризует субъективность взгляда. Ее он старательно избегал.

Актеры не знали, где находятся камеры и во многих сценах были предоставлены самим себе. Получается, реалити шоу не только по смыслу, но и по форме, повседневность злодеев как зрелище.

Я не согласна, что это кино показывает «банальность зла», которую имела ввиду Ханна Арендт, когда писала, что зло творят не какие-то особенные люди, а «ужасающе нормальные». Это кино о «нормальной» жизни ужасающих людей, о рутине инфернальности. Другое дело, что ужасающим, по Глейзеру, может оказаться кто угодно.

На фильм, конечно же, сходите в кино. В Гараже сеансы завтра, 23 мая, и 25 мая.

Не успела рассказать про опен-колл на кинолабораторию по работе с частными архивами (сбор заявок уже закрыт) — ее делает Зотов (дорогие Полина Прибыткова и Даша Сеничева) в партнерстве с Циклом (про этот проект еще напишу отдельно, а пока подпишитесь и следите), а ведет чуткая Дина Караман.

НО я успеваю рассказать, что к лабе будут публичные лекции, в том числе лекция исследовательницы Галины Орловой, которая блестяще ставит теоретические рамки и проблематизирует визуальные и иные архивы, обращаясь к Деррида и другим уважаемым авторам. Плюс будет лекция Евгения Майзеля с большим фокусом на киноконтекст и встреча о звуке с Лукасом Сухаревым (я про звук раньше мало думала, и это зря, очень зря).

Ну что за красота! Крайне советую всем любопытствующим походить/посмотреть/послушать!

А в «Художественном» всегда был ролик с кинохроникой в начале?

upd: Всегда

Пока я теряла очки для зрения, Джафару Панахи дали главный приз в Каннах (сказали, что не за политику, но конечно же за политику и это правильно, я бы тоже так сделала)). Так что, будем считать, что баланс злодейства и добродейства в мире немного выровнялся.

Очки я теряла, предположительно, фоткая эту собаку

(вы, возможно, не были готовы к такому контенту, но я очень расстроена и придется потерпеть…)

Про вчерашний день еще.
Одна из исследовательниц рассказывала, как цвет функционирует в Дисней-ворлде (фонтаны, уши, маппинг). Другая — про пленки с нанесенной прямо поверх краской. Я подумала, что правильно выбранный предмет исследования может стать источником бесконечного фана!

Потом была секция «цвет и чувства», которая началась с загадочной и вибрирующей The Room of Chromatic Mystery Артура и Корин Кантриллов, а закончилась презентацией, которая перетекла в перформанс. Никто уже ни о чем не думал. А нет, я подумала о рифмах, потому что в одной из презентаций заметила кадр из Тати точно как в моей ❤️

Пошли обедать.

Потом очень круто Кирстен Джилл разобрала концепцию «черного» в творчестве темнокожего художника Эдварда Оуэна. Она поэтично вопрошала: «Что это за невидимые зоны кадра? Это чернота недоэкспонированного изображения, тень на белой коже, тень на черной коже, черный ракорд?»

Было красиво и пронзительно (там у меня будет пара кадриков среди картинок, вы не перепутаете!). Вообще, эта панель под названием Race, Colour and Blackness in the Moving Image была отличной. Разобрали инсталляции Стива Маккуина и невероятные по плотности смыслов работы экспериментальной кинематографистки Кристал Зи Кэмпбелл. И еще на картинке будет кадр с людьми… разных цветов — их кожи просто не видно, только разноцветные дождевики. Это тоже отсюда. Работы Джона Акомфра 😍

Под конец дня был круглый стол по теме сложностей в реставрации и показе малоформатного кино. Среди участников был и Карл Врачко, его программу по хоум-видео (1930-х и позже) из прошлогодней Болоньи я тут выкладывала. Он был очень грустным и говорил, что нужно показывать малоформатное кино с оригинальных носителей, а не в этой вашей «цифре». Карл, понимаем твою боль. На вопросе о том, стоит ли все-таки малоформатное и предположительно домашнее кинцо показывать на большой экране, обсудили любимое — привилегии! Так, например, в Перу на 16 и даже на 8 мм снимали кино! Ну потому что не было бабла, студий, нифига. И — да, это кино все свое малоформатное существование ждало, когда его оцифруют в 4К и покажут уже как следует! Я уже было отважилась задать свой вопрос, но время обсуждения вышло, и я пошла гулять. Сегодня, наконец-то, выступаю сама.

Это Ира поехала на конференцию мечты, рассказывает!

(конференция мечты это когда организаторы и участники любят то, что делают, глубоко копают, с удовольствием делятся)

В понедельник на занятиях у Ксюши в Окне смотрела фотокниги с работами Эглстона (рассматривать фотокниги вообще отдельный вид удовольствия, я раньше не знала об этом!)

Вот эта фотография чьей-то кухни в книге Morals of vision светилась светом и размягчила меня сливочностью. Хочется пересматривать, но моя фотка даже близко не передает ощущение🧈

Прочитала роман новозеландской писательницы Кэтрин Мэнсфилд. Называется «Алоэ». Тактильный, полный вещей и воспоминаний, выпуклых деталей, с неожиданными переходами и переключениями между реальным и воображаемым. Писательница описывает в романе женщин одной семьи — девочек, их мать и ее сестер, бабушку. Они переезжают совсем далеко от города, куда-то вглубь, и с внешним миром остается на связи только мужчина, отец девочек. А женщины и дети предоставлены друг другу и своим томлениям, меланхолии, обреченным мыслям. Узнаваемо, но в то же время не совсем — в их садах растут алоэ.

Линда посмотрела на толстое разбухшее растение, на его суровые листья и вздымающийся мясистый стебель. Оно высилось над ними, паря в воздухе и одновременно так крепко цеплялось корнями за почву, из которой росло, что вместо корней у него вполне могли бы оказаться когти. Изгибы листьев, казалось, что-то таили, а толстый бесплодный стебель рассекал воздух, будто никакой ветер не мог его пошатнуть.

Издательство «Носорог» выпустило книгу очень красивой. Несколько слоев тактильно приятной тропической бумаги, под которой рисунок алоэ.

Закончила одну и начала другую! «Сибиллы» Полины Барсковой обещают прояснить отношения с городом — без конца об этом думаю в последнее время, мыкаюсь, с трудом нахожу себе место.

Обложка топ!

Вижу, что осталось еще несколько билетиков на завтрашний показ «Гимна чуме» — 13 минутного фильма, который делали пять лет (!), и в прошлом году он получил приз в Локарно. Эту работу хочется обсуждать с авторами, и такая возможность, к счастью, будет! Авторская группа в Москве, надо ловить момент

Я посмотрела такой поверхностный напыщенный глупый фильм, это просто кошмар! И нет, чтобы тут же его забыть — мое негодование заставляет меня думать о нем!