Мне было не очень близко то, чем Райт занимался в последние годы, но тут полное ощущение, будто человек вернулся к любимому делу и наконец снял со своего внутреннего отбитого гика тугой стилизаторский поводок.

Словно вместо Шварценеггера стероидами решили напичкать самого зрителя; скорее бы ноябрь!

​Ну а если серьёзно, второй сезон «Игры в кальмара» был про обречённость борьбы индивида с системой.

И по тональности, и по развитию сюжета было видно, что авторы хотели сыграть на обострении драмы, отчасти пожертвовав саспенсом – ведь зритель здесь, в отличие от первого сезона, всегда был на шаг впереди главных героев.

Причём ведущим персонажем сразу во многих смыслах стал… ведущий, а не напяливший на себя рыцарские латы народного мстителя Сон Ки Хун.

Герои не могут победить систему, потому что их сознание намертво вросло в её капиталистический фундамент – а их стройные ряды выкашивает не только алчность («Сыграем ещё одну игру!»), но и патологическое неумение не только брать, но и отдавать.

Большинство из этих проштрафившихся должников на протяжении всех игр продолжают брать деньги в кредит не под свою, а чужие жизни – и даже когда дело доходит до сплочённого нонконформистского бунта, лишь считанные единицы оказываются готовы жертвовать собой ради общего блага.

Жаль, что финал, по сути, обрывается дешёвым клиффхэнгером, не говоря уже о всерьёз упростившейся фабуле, но нерв времени создатели по-прежнему чувствуют достаточно хорошо.

Когда пытаешься разглядеть величие в экранке тизера нолановской «Одиссеи».

Несколько слов по итогам просмотра:

Мы посмотрели финал «Игры в кальмара»

Поиграли, конечно, с огоньком, но правы были те, кто писал, что после оригинальной истории любая попытка воспроизвести успех засосёт сюжет в мутную трясину самоповторов; меняются лишь шестерёнки, но не сам механизм, местами превращая классическую вендетту народного мстителя Сон Ки Хуна в форменное издевательство.

Вдобавок побочные линии с поисками острова и поэтизированными поисками искуплениями смотрятся несколько отвалившимися от основного (гораздо более связного и стройного) повествования.

Да и решение вытеснить Ведущего в исполнении Ли Бён-хона – самого харизматичного и наполненного персонажа предыдущего сезона – на периферию драматургии, очевидно, здорово снизило ставки в раскладах характеров и постоянно обостряющихся конфликтов.

Что до гуманистического посыла – то его уши довольно явно высунулись из-под звериной маски, как только в истории оказался заявлен младенец как наиболее доходчивая иллюстрация того, что мы смотрим сериал не про совращение потерянных душ клубом делинквентных капиталистов, а, напротив, борьбу за тот нравственный капитал, что невозможно конвертировать в осязаемую валюту.

Однако сквозь наивный пафос порой всё ещё пробивается зрелище, заставляющее вспомнить про «Королевскую битву» – напряжённый, остроумный и трагичный аттракцион с упором на психологию в обход вспышек примитивной физиологии.

Можно ругать создателей за чрезмерные сантименты, но эти люди продолжают помнить, что больнее всего режут осколки, правдиво отражающие пороки современного общества.

Вопрос теперь в том, насколько ловко начнёт орудовать этим инструментом Дэвид Финчер – пожалуй, один из немногих авторов, способных вдохнуть в эту историю дополнительного нигилистического объёма.

#Новинки

Пока все ждут официальный тизер «Одиссеи», я поймал восторг поистине гомеровских пропорций от трейлера реставрированного «Барри Линдона».

Как выясняется, в 2006 году тоже было неплохо:

Каким смотрится «Питер FM» с нашей исторической дистанции?

Забавно, что в год выхода кино наполучало немало кинокритических зуботычин. Что бюджет на маркетинг, трижды превысивший производственные траты, едва позволил выйти проекту в ноль. Что продюсер Толстунов, ознакомившись с готовой работой дебютантки Бычковой, не захотел выпускать её в прокат – помогли глава тогдашнего «Гемини Фильм» Михаэль Шлихт и перемонтаж серьёзного драматического произведения в сторону легковесной лирической комедии.

Сейчас очевидно, что эти изменения скорее пошли картине на пользу – и если отвлечься от советской традиции с «Июльским дождём» и «Я шагаю по Москве», станет очевидно, что это наши «Неспящие в Сиэттле» из нулевых.

Только герои, вопреки традиционным ромкомовским коллизиям, не столько движутся в распахнутые объятия друг друга, сколько норовят остановить тёплое, весеннее, вечно ускользающее мгновение – эскапируя Её, сладкоголосого диджея, от свадьбы с положительным до карикатуры Костиком, и спасая Его, архитектора, от новых бессмысленных поисков устойчивой опоры.

Хорошо там, где нас нет, да и влюбляться всегда проще не в конкретного человека, а в красивый голос на том конце телефона – поэтому связь между героями живёт до тех пор, пока они не встретятся; и поэтому же они не могут решиться на один большой рывок в светлое будущее – им милее маленькие, но навсегда остающиеся в сердце шажки в неизвестность.

Таким маленьким шажком в неизвестность нам запомнился и сам «Питер FM» – как образец если и усечённого временем, то всё-таки чистого и наивного искусства.

#Разбор

«Лило и Стич» тоже как будто выпал из нулевых, но лишь в том смысле, что он сбит по надёжным, и, к сожалению, не пережившим своё время лекалам компромиссного семейного кино.

Я очень плохо помню оригинальный мультфильм, но здесь даже свойственные жанру нравственные уроки преподаются в виде какого-то скомканного факультатива.

Отчасти live-action вытаскивает неплохая графика и юмор в стиле слабоумной пародии на «Людей в чёрном», но после просмотра с собой всё равно уносишь разве что удачную шутку про комаров.

Не самый джентльменский набор для рубежа в миллиард, но маркетинг, конечно, выстроен безукоризненно.

Надеюсь, драконов приручили с большим знанием дела.

Одно из самых ярких воспоминаний синефильского детства – сцена с отрезанным ухом из «Бешеных псов».

Это был один из самых жутких маньяков в американском кинематографе 90-х – но при этом сыгран в очень вкрадчивой, мягкой, интеллигентной манере; попробуйте вспомнить момент, когда мистер Блондин хотя бы раз повысил голос.

Мэдсен был верен своему темпераменту и потом.

В других фильмах Тарантино, и в роли большого мафиозного босса в «Донни Браско», и в ремейке «Побега», где он играючи уделал китчевый дуэт Болдуина и Бейсингер, и во многих, очень многих третьесортных поделках, едва ли достойных его харизмы и безусловного артистического таланта.

Он никогда не был большой звездой, но его имя всегда было приятно видеть даже на афише самого безнадёжного трэша.

Что же, сегодня мистер Блондин вместе с ухом умудрился отрезать и кусочек моего сердца.

Светлая память.

​Чем для меня в первую очередь ценен «28 лет спустя», настоявшись почти неделю после просмотра?

Наверное, в первую очередь всё-таки как концептуальный жест, высказывание по линии художника, вновь сопротивляющегося сформированным жанром канонам.

Бойл, как и в Т2, не захотел повторяться и начал говорить о вроде бы тех же вещах принципиально иным языком.

Развив эстетику рваного гиперреализма в полноценную художественную арт-инсталляцию, он на нетвёрдых ногах вышел на территорию притчи – одного из самых прихотливых, но и в то же время изношенных кинематографических стилей.

Кое-где ему пришлось пожертвовать внятностью – с Альфой, словно убежавшей из боевика Зака Снайдера, или персонажами, безоглядно несущимися принимать роды у заражённой, или непонятно как уцелевшим на открытой местности доктором.

Кое-где – пожертвовать экшеном, или уж по крайней мере той его частью, что когда-то впрыскивала в зрительскую кровь ударные дозы адреналина: их заменила холодная, завораживающая красота и набор дерзких, экспериментальных, рок-н-ролльных решений (Джек О’Коннелл!).

Но главное – если оригинал говорил о том, что человек человеку – зомби, то теперь Бойл снимает позитивистский роман воспитания, где открытость к миру и любовь к ближнему своему вдыхает жизнь в инфицированный труп изолированной и разобщившейся цивилизации.

Это немножко выше привычных для последователей Ромеро социальных метафор – и уж совсем далеко от интересов массовой аудитории; отсюда же, кстати, и настолько мощное падение кассовых сборов.

«Memento mori!» – как бы не раз за просмотр говорят нам умницы Гарленд и Бойл – и, по-трикстерски ухмыльнувшись, бросают новый наглый творческий вызов самой вечности.

Думал, что F1 обдаст иммерсивным ароматом жжённой резины, а в итоге как будто два с половиной часа жевал пластмассу.

Технически круто, конечно, и за Питта, чью роль изувечили постными диалогами, радостно, но в целом я бы больше соскучился только за просмотром настоящей «Формулы 1».

​Недавно в цифре вышел «Торнадо» – новый фильм Джона Маклина, десять лет назад прогремевшего позёрским «Строго на запад».

Там – неовестерн, здесь – survival с элементами самурайского экшена про возмездие, не менее, а может где-то и ещё более позёрский; всё-таки не каждый фильм с подобным сюжетом начинается со стихотворения Арсения Тарковского.

Конфликт с украденным золотом и идущими по его следу бандитами разыгран довольно смехотворно, но Маклин и сам это понимает, поэтому намеренно театрализирует действие: главная героиня, начав свой пусть на сцене, в кульминации буквально растворяется в игровом перформансе.

Вот и кино Маклина – не ревизионистская открытка славному жанру, а намеренно гротескная стилизация; безусловно, тоже игра, но всерьёз и с самыми крупными ставками.

Так, в наиболее ударных сценах (когда отец говорит главной героине «Отвернись!», например) чувствуется, насколько избыточно, почти бесстыдно режиссёр смакует паузы, эстетику кадра и анемичную мимику главных героев.

Не знаю насчёт торнадо, но локальный культовый статус в исключительно узких кругах этой работе уж точно надует.