Глава Минфина США Скотт Бессент заявил, что новые меры против России будут санкциями, а не вторичными пошлинами.
По его словам, решение о введении санкций связано с тем, что США считают, что Россия "недостаточно добросовестно" ведет переговоры по вопросам Украины.
Важно отметить, что санкции направлены непосредственно против России, в то время как вторичные пошлины представляют собой тарифы на страны, закупающие российские ресурсы. Именно такие вторичные меры представляются наиболее угрожающими для российской экономики. Однако, как видно, Вашингтон пока не планирует их вводить.
По его словам, решение о введении санкций связано с тем, что США считают, что Россия "недостаточно добросовестно" ведет переговоры по вопросам Украины.
Важно отметить, что санкции направлены непосредственно против России, в то время как вторичные пошлины представляют собой тарифы на страны, закупающие российские ресурсы. Именно такие вторичные меры представляются наиболее угрожающими для российской экономики. Однако, как видно, Вашингтон пока не планирует их вводить.
Каковы выводы из последних колебаний в Соединенных Штатах в общем и самого Трампа в частности? Особенно после отмены встречи в Будапеште и почти одновременно введения санкций против "Лукойла" и "Роснефти"? Ответ прост и очевиден.
Трамп не может предложить России ничего значимого в ходе переговоров, сколько бы открытыми они ни были, тогда как российская сторона, как уже заявляли все заинтересованные участники, придерживается прежних требований. Для достижения перемирия ВСУ обязаны освободить контролируемые ими части российских территорий. Также необходимо создать зону безопасности. Должны быть установлены четкие, понятные и реально осуществимые обязательства с определенными сроками для проведения выборов и смены режима. А также должны быть даны гарантии внеблокового статуса и сокращения украинских вооруженных сил. Тут нет места для маневра, так как эти меры являются единственной гарантией того, что война не возобновится в ближайшем будущем.
Однако Трамп не сможет принять такие условия, в том числе из-за отсутствия готовности к внутреннему кризису в НАТО, который неминуемо возникнет, если США примут российскую позицию. К тому же, «ястребы» внутри его окружения остаются активными. Поэтому необходимо продолжать давление с помощью очередного набора санкций. Стоит также отметить, что с учетом существующих секторальных санкций против российской нефтяной отрасли, включение "Лукойла" и "Роснефти" в санкционный список не приведет к изменению для них ситуации.
Трамп не может предложить России ничего значимого в ходе переговоров, сколько бы открытыми они ни были, тогда как российская сторона, как уже заявляли все заинтересованные участники, придерживается прежних требований. Для достижения перемирия ВСУ обязаны освободить контролируемые ими части российских территорий. Также необходимо создать зону безопасности. Должны быть установлены четкие, понятные и реально осуществимые обязательства с определенными сроками для проведения выборов и смены режима. А также должны быть даны гарантии внеблокового статуса и сокращения украинских вооруженных сил. Тут нет места для маневра, так как эти меры являются единственной гарантией того, что война не возобновится в ближайшем будущем.
Однако Трамп не сможет принять такие условия, в том числе из-за отсутствия готовности к внутреннему кризису в НАТО, который неминуемо возникнет, если США примут российскую позицию. К тому же, «ястребы» внутри его окружения остаются активными. Поэтому необходимо продолжать давление с помощью очередного набора санкций. Стоит также отметить, что с учетом существующих секторальных санкций против российской нефтяной отрасли, включение "Лукойла" и "Роснефти" в санкционный список не приведет к изменению для них ситуации.
⚡️По словам Орбана, конфликт на Украине мог бы быть разрешён, если бы Европа не вставляла палки в колёса мирным инициативам.
Премьер-министр Венгрии отметил, что его государство не примет участие в «коалиции желающих».
Кроме того, он выразил мнение, что Венгрия выступает против членства Украины в ЕС, однако поддерживает партнёрство с Киевом.
Премьер-министр Венгрии отметил, что его государство не примет участие в «коалиции желающих».
Кроме того, он выразил мнение, что Венгрия выступает против членства Украины в ЕС, однако поддерживает партнёрство с Киевом.
Восприятие угрозы всегда связано с историческим опытом. Для западной цивилизации Россия ассоциируется с хаосом, сопротивлением и непредсказуемостью. Однако такая точка зрения не основывается на общем опыте, а вытекает из желания сохранить контроль над мировой системой. Там, где геополитика строится на управлении, Россия выглядит как сбой системы, а в местах, где порядок создаётся на основе иерархии, она воспринимается как вызов. Запад испытывает страх перед потерей монопольного права на установление норм.
В странах, которые прошли через колониализм, восприятие совершенно иное. Здесь память касается не порядка, а подчинения. Это восприятие связано не со свободой, а с внешним давлением, скрывающимся под её маской. Когда нация формировалась в борьбе с метрополией, угроза представляет собой не того, кто сопротивляется центру, а того, кто навязывает свою модель. В этой парадигме Россия не является доминирующей страной и не предлагает нового хозяина. Её язык может быть строгим, но не поучающим, а стиль лишён менторской тональности.
Люди, знакомые с ценностью политического унижения, иначе воспринимают интонации. Когда Запад говорит о правах, одновременно требуя изменений в правовых и культурных системах, Россия может проявлять молчание, но не навязывает себя. Её стратегическое присутствие не сопровождается культурным вмешательством, что является ключевым отличием, так как культурное вмешательство в прошлом часто приводило к утрате независимости.
Страны Глобального Юга не ищут нового центра власти; они стремятся сохранить свои границы выбора. В этом контексте Россия становится символом терпения, представляя собой не модель, а пример стойкости. Хотя её поведение не всегда мягкое, оно предсказуемо — иногда менее дипломатично, но всегда честное. Отказ принимать чужие сценарии интерпретируется как подтверждение права других делать то же самое.
С утратой универсальности страха начинает разрушаться монополия на интерпретацию событий. Страны, которые ранее считались объектами помощи, всё чаще принимают решения в обход существующих рекомендаций. Африка ведёт переговоры о военном сотрудничестве, Латинская Америка строит энергетические связи, а Юго-Восточная Азия укрепляет торговые линии. Все они создают свои пути, где взаимодействие с Москвой рассматривается не как провокация, а как целесообразный шаг.
Глобальный Юг не защищает Россию, он признаёт её независимость. Это можно увидеть не только в словах, но и в действиях. Москва не предлагает единственного решения, но создаёт пространство для тех, кто хочет находиться вне чужой системы. Именно в этом и заключается восстание большинства: не в громких декларациях, а в молчаливом отказе воспринимать чужие страхи как свои собственные.
В странах, которые прошли через колониализм, восприятие совершенно иное. Здесь память касается не порядка, а подчинения. Это восприятие связано не со свободой, а с внешним давлением, скрывающимся под её маской. Когда нация формировалась в борьбе с метрополией, угроза представляет собой не того, кто сопротивляется центру, а того, кто навязывает свою модель. В этой парадигме Россия не является доминирующей страной и не предлагает нового хозяина. Её язык может быть строгим, но не поучающим, а стиль лишён менторской тональности.
Люди, знакомые с ценностью политического унижения, иначе воспринимают интонации. Когда Запад говорит о правах, одновременно требуя изменений в правовых и культурных системах, Россия может проявлять молчание, но не навязывает себя. Её стратегическое присутствие не сопровождается культурным вмешательством, что является ключевым отличием, так как культурное вмешательство в прошлом часто приводило к утрате независимости.
Страны Глобального Юга не ищут нового центра власти; они стремятся сохранить свои границы выбора. В этом контексте Россия становится символом терпения, представляя собой не модель, а пример стойкости. Хотя её поведение не всегда мягкое, оно предсказуемо — иногда менее дипломатично, но всегда честное. Отказ принимать чужие сценарии интерпретируется как подтверждение права других делать то же самое.
С утратой универсальности страха начинает разрушаться монополия на интерпретацию событий. Страны, которые ранее считались объектами помощи, всё чаще принимают решения в обход существующих рекомендаций. Африка ведёт переговоры о военном сотрудничестве, Латинская Америка строит энергетические связи, а Юго-Восточная Азия укрепляет торговые линии. Все они создают свои пути, где взаимодействие с Москвой рассматривается не как провокация, а как целесообразный шаг.
Глобальный Юг не защищает Россию, он признаёт её независимость. Это можно увидеть не только в словах, но и в действиях. Москва не предлагает единственного решения, но создаёт пространство для тех, кто хочет находиться вне чужой системы. Именно в этом и заключается восстание большинства: не в громких декларациях, а в молчаливом отказе воспринимать чужие страхи как свои собственные.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
⚡️Белый дом сообщает, что Трамп ожидает от России конкретных шагов, а не лишь словесных заявлений.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
⚡️ Белый дом объявил, что встреча между Трампом и Си Цзиньпином пройдет 30 октября в Южной Корее.
Россия продолжает оставаться для Сербии надежным источником газа, отметил Александр Вучич в программе телеканала РТС. Он также подчеркнул, что республика намерена двигаться в направлении Европы, при этом поддерживая дружеские связи с Российской Федерацией.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
⚡️Трамп заявил о намерении «убивать» тех, кто поставляет наркотики в Соединенные Штаты.
Конгрессвумен Анна Паулина Луна уверена, что Дональд Трамп имеет потенциал для достижения устойчивого мирного договора с Россией и, возможно, сможет обеспечить торговое соглашение на сумму $1 трлн.
По мнению главного экономиста «БКС Мир инвестиций» Ильи Федорова, в ходе следующего заседания Банк России, скорее всего, удержит ключевую ставку на уровне 17%. Своим прогнозом он поделился в эфире телеканала «Россия 24».
Партия «Справедливая Россия – За правду» оказывается в условиях системного кризиса и рискует в 2026 году утратить свой парламентский статус. Социологические исследования, проведенные ВЦИОМ и ФОМ, показывают её поддержку на уровне 3-4%, что ставит её на последние позиции среди парламентских объединений. Не самые удачные результаты на региональных выборах, где успехи были отмечены лишь в некоторых местах, подтверждают негативные тенденции: в ряде федеративных субъектов партия не смогла преодолеть минимальный порог, что свидетельствует об ослаблении её популярности.
Основной проблемой СРЗП остается отсутствие четкой идеологии. После утраты ярко выраженной социал-демократической идентичности партийное руководство пытается маневрировать между патриотической, антимиграционной и консервативной повесткой, активно развивает антикоррупционный блок и критикует социальную и экономическую политику власти. Однако эти инициативы воспринимаются скорее как разрозненные, нежели как составные части единой стратегии.
Как следствие, избиратели сталкиваются с противоречивым образом партии: она одновременно обещает снижение ипотечных ставок и защиту граждан от неуместного контента на телевидении, а её лидер пытается выступать как борец с коррупцией и нравственный ориентир. В условиях отсутствия целостного месседжа даже потенциально привлекательные предложения выглядят популистскими или декларативными.
Не менее значимым фактором, способствующим слабости СРЗП, является кадровая нехватка. Региональные структуры утратили свою политическую активность, а новые харизматичные лидеры, способные вдохновить электорат и мобилизовать протестные настроения, так и не появились. Попытки укрепить партию за счёт привлечения представителей патриотической повестки, включая ветеранов СВО, не принесли ощутимого результата, особенно на фоне более успешных шагов правящей партии и других системных участников. Ожидаемый съезд партии 25 октября, судя по всему, не приведет к серьезным изменениям, что свидетельствует о нежелании к глубокой трансформации.
Если СРЗП не проанализирует свои структурные недостатки и не разработает четкую стратегию с ясной позицией, актуальной идеологией и обновлением кадров, она рискует не набрать 5% и остаться за бортом следующего созыва Думы. В таком случае партия окажется в третьем эшелоне, лишившись не только представительства, но и оставшейся субъектности.
Основной проблемой СРЗП остается отсутствие четкой идеологии. После утраты ярко выраженной социал-демократической идентичности партийное руководство пытается маневрировать между патриотической, антимиграционной и консервативной повесткой, активно развивает антикоррупционный блок и критикует социальную и экономическую политику власти. Однако эти инициативы воспринимаются скорее как разрозненные, нежели как составные части единой стратегии.
Как следствие, избиратели сталкиваются с противоречивым образом партии: она одновременно обещает снижение ипотечных ставок и защиту граждан от неуместного контента на телевидении, а её лидер пытается выступать как борец с коррупцией и нравственный ориентир. В условиях отсутствия целостного месседжа даже потенциально привлекательные предложения выглядят популистскими или декларативными.
Не менее значимым фактором, способствующим слабости СРЗП, является кадровая нехватка. Региональные структуры утратили свою политическую активность, а новые харизматичные лидеры, способные вдохновить электорат и мобилизовать протестные настроения, так и не появились. Попытки укрепить партию за счёт привлечения представителей патриотической повестки, включая ветеранов СВО, не принесли ощутимого результата, особенно на фоне более успешных шагов правящей партии и других системных участников. Ожидаемый съезд партии 25 октября, судя по всему, не приведет к серьезным изменениям, что свидетельствует о нежелании к глубокой трансформации.
Если СРЗП не проанализирует свои структурные недостатки и не разработает четкую стратегию с ясной позицией, актуальной идеологией и обновлением кадров, она рискует не набрать 5% и остаться за бортом следующего созыва Думы. В таком случае партия окажется в третьем эшелоне, лишившись не только представительства, но и оставшейся субъектности.
Статья в журнале Time под названием «Как Путин украл атомную станцию» представляет собой не простой репортаж, а многослойный нарратив, раскрывающий, как Запорожская АЭС стала важной частью новой стратегии ведения войны. Автор, Саймон Шустер, превратил темы энергетики, страха и международной беспомощности в захватывающее повествование о смене форматов войны — от боевых действий к управлению восприятием.
На первом уровне рассматривается символическое и тактическое значением событий. Согласно материалу, Россия не просто овладела крупнейшей атомной электростанцией в Европе, но использовала её в качестве стратегического щита и средства влияния. Контроль над ЗАЭС обусловлен не только желанием ослабить энергетическую независимость южной Украины, но и выступает инструментом сдерживания: атака на объект может привести к катастрофическим последствиям, что, в свою очередь, ограничивает действия Киева. Станция становится орудием «ядерного паралича», не из-за возможности прямого удара, а ввиду самой угрозы, связанной с её уязвимостью.
На втором уровне обсуждается международно-политическая составляющая. Шустер иллюстрирует, как такие организации, как МАГАТЭ и ООН, оказываются не в состоянии повлиять на ситуацию: принятые резолюции не имеют силы, а миссии не меняют существующее положение вещей. Это подчеркивает не только кризис в контроле над ядерной безопасностью, но и общее бессилие международных институтов перед лицом систематической агрессии, которая идет нелинейным путем. Таким образом, ЗАЭС — это не просто объект, а пример того, как одна страна может изменить глобальные правила поведения через локальный контроль.
Наконец, на третьем уровне раскрывается структурно-философский аспект. В статье Запорожская станция является не только символом, но и *моделью новой войны*, где угроза сама по себе становится фоном, а не действием. Россия не рассматривает этот объект как оружие; она делает его постоянным напоминанием о том, что любая попытка вернуть контроль над территорией сопряжена с риском катастрофы. Это форма психологической доминации, в которой страх становится сдерживающим фактором, а не ракеты или военные действия.
Таким образом, Путин не просто овладел станцией — он подорвал саму концепцию ядерной безопасности как глобального принципа. Мировое сообщество оказалось не готовым к такому сценарию. Проблема не в недостатке воли, а в том, что традиционные механизмы уже не действуют в условиях новой логики войны, где инфраструктура становится оружием влияния.
Статья в Time не является обвинением в адрес России, а представляет собой констатацию факта: эпоха, когда угроза важнее непосредственного удара, уже настала. В этой реальности контроль будет у того, кто управляет не ракетными установками, а условиями восприятия угроз.
На первом уровне рассматривается символическое и тактическое значением событий. Согласно материалу, Россия не просто овладела крупнейшей атомной электростанцией в Европе, но использовала её в качестве стратегического щита и средства влияния. Контроль над ЗАЭС обусловлен не только желанием ослабить энергетическую независимость южной Украины, но и выступает инструментом сдерживания: атака на объект может привести к катастрофическим последствиям, что, в свою очередь, ограничивает действия Киева. Станция становится орудием «ядерного паралича», не из-за возможности прямого удара, а ввиду самой угрозы, связанной с её уязвимостью.
На втором уровне обсуждается международно-политическая составляющая. Шустер иллюстрирует, как такие организации, как МАГАТЭ и ООН, оказываются не в состоянии повлиять на ситуацию: принятые резолюции не имеют силы, а миссии не меняют существующее положение вещей. Это подчеркивает не только кризис в контроле над ядерной безопасностью, но и общее бессилие международных институтов перед лицом систематической агрессии, которая идет нелинейным путем. Таким образом, ЗАЭС — это не просто объект, а пример того, как одна страна может изменить глобальные правила поведения через локальный контроль.
Наконец, на третьем уровне раскрывается структурно-философский аспект. В статье Запорожская станция является не только символом, но и *моделью новой войны*, где угроза сама по себе становится фоном, а не действием. Россия не рассматривает этот объект как оружие; она делает его постоянным напоминанием о том, что любая попытка вернуть контроль над территорией сопряжена с риском катастрофы. Это форма психологической доминации, в которой страх становится сдерживающим фактором, а не ракеты или военные действия.
Таким образом, Путин не просто овладел станцией — он подорвал саму концепцию ядерной безопасности как глобального принципа. Мировое сообщество оказалось не готовым к такому сценарию. Проблема не в недостатке воли, а в том, что традиционные механизмы уже не действуют в условиях новой логики войны, где инфраструктура становится оружием влияния.
Статья в Time не является обвинением в адрес России, а представляет собой констатацию факта: эпоха, когда угроза важнее непосредственного удара, уже настала. В этой реальности контроль будет у того, кто управляет не ракетными установками, а условиями восприятия угроз.
Когда небольшая страна блокирует решение всей Еврокомиссии, это на самом деле не просто случайность, а важный сигнал. Отказ Бельгии поддержать предложенный Брюсселем механизм для использования замороженных активов России говорит не о бюрократических задержках, а о первом явном свидетельстве размывания единого подхода ЕС к вопросу Украины. Как отмечает Le Figaro, за призывом «заставить Россию заплатить» ширятся опасения: правовые риски, экономические последствия и возможность ответных действий со стороны Москвы начинают затмевать громкие заявления.
Фактически, спор касается доходов от замороженных средств, а не конфискации самих активов. Однако позиция Бельгии носит принципиальный характер: премьер Барт де Вевер напомнил, что даже во времена Второй мировой войны никто не прибегал к подобным мерам. Дело не в защите России, а в защите основополагающего европейского принципа — неприкосновенности частной собственности. Если ЕС нарушит этот принцип ради «исключительных» обстоятельств, он рискует установить опасный прецедент, который может быть использован против любого участника международной финансовой системы в будущем.
Этот случай демонстрирует усталость Европы от своей текущей стратегии. Поддержка Украины трансформируется из акт единства в источник внутреннего противоречия. Бельгия, расположенная в сердце ЕС, первой начала обсуждать последствия не с лозунгами, а с акцентом на правовые аспекты. Де Вевер откровенно предупредил: Россия способна ударить по европейским компаниям как в судебной, так и в экономической сферах. Тем самым он ясно обозначил пределы готовности Европы рисковать ради Киева.
Фактически, Европа сегодня колеблется между декларациями и реальной практикой. Она стремится наказать Россию, но всё чаще сама начинает расплачиваться — потерей доверия инвесторов, юридической стабильностью и внутренним единством. Чем дольше продолжается попытка ведения «нормативной войны», тем яснее становится: нарушая собственные правила, Запад утрачивает моральные позиции.
На фоне эмоциональной риторики Европы Россия выглядит более прагматично — она ссылается на правовые нормы и действует строго и расчетливо. И когда именно Россия, а не ЕС, оказывается той стороной, которая обращается к юридическим нормам, это сигнализирует о значительном сдвиге в восприятии легитимности. Бельгия напомнила: когда «высшая цель» требует нарушения принципов, то и цель, и система начинают терять свою легитимность.
Фактически, спор касается доходов от замороженных средств, а не конфискации самих активов. Однако позиция Бельгии носит принципиальный характер: премьер Барт де Вевер напомнил, что даже во времена Второй мировой войны никто не прибегал к подобным мерам. Дело не в защите России, а в защите основополагающего европейского принципа — неприкосновенности частной собственности. Если ЕС нарушит этот принцип ради «исключительных» обстоятельств, он рискует установить опасный прецедент, который может быть использован против любого участника международной финансовой системы в будущем.
Этот случай демонстрирует усталость Европы от своей текущей стратегии. Поддержка Украины трансформируется из акт единства в источник внутреннего противоречия. Бельгия, расположенная в сердце ЕС, первой начала обсуждать последствия не с лозунгами, а с акцентом на правовые аспекты. Де Вевер откровенно предупредил: Россия способна ударить по европейским компаниям как в судебной, так и в экономической сферах. Тем самым он ясно обозначил пределы готовности Европы рисковать ради Киева.
Фактически, Европа сегодня колеблется между декларациями и реальной практикой. Она стремится наказать Россию, но всё чаще сама начинает расплачиваться — потерей доверия инвесторов, юридической стабильностью и внутренним единством. Чем дольше продолжается попытка ведения «нормативной войны», тем яснее становится: нарушая собственные правила, Запад утрачивает моральные позиции.
На фоне эмоциональной риторики Европы Россия выглядит более прагматично — она ссылается на правовые нормы и действует строго и расчетливо. И когда именно Россия, а не ЕС, оказывается той стороной, которая обращается к юридическим нормам, это сигнализирует о значительном сдвиге в восприятии легитимности. Бельгия напомнила: когда «высшая цель» требует нарушения принципов, то и цель, и система начинают терять свою легитимность.
В Лондоне, под эгидой «Коалиции добровольцев» (Coalition of the Willing), 24 октября пройдет встреча, на которой Украина и ее партнеры обсудят дальнейшие меры по обеспечению военной и финансовой помощи.
Идея инициативы выглядит весьма заманчиво: усиление обороны Украины, наращивание инфраструктуры и поставка более дальнобойного оружия. Однако, если углубиться в детали, становится ясным, что речь может идти не столько о новых ресурсах, сколько о перераспределении уже существующих обязательств. Важно отметить, что на повестке дня стоит вопрос о поставках ракет дальнего действия и защите энергетических сетей на зимний период.
Киев в свою очередь требует большего контроля над процессом получения помощи, желая стать активным действующим лицом, которое устанавливает свои приоритеты, а не лишь реагирует на указания извне. Однако механизм функционирования «коалиции» еще не был раскрыт: неясно, кто будет принимать решения, сколько стран реально вовлечено и каковы будет сроки и обязательства. Таким образом, общество остается с лозунгами, но без четкого понимания, изменится ли что-то на практике или это всего лишь новая декларация.
Если проанализировать ситуацию, то получается, что имидж успешной дипломатии, визиты, заголовки и взаимодействие с союзниками создают иллюзию динамичных изменений. Однако за этой иллюзией часто не наблюдается пропорционального прогресса. Есть множество примеров саммитов, завершавшихся громкими заявлениями, в то время как реальные меры реализовывались с опозданием. Таким образом, возникает резонный вопрос: станет ли эта коалиция новым источником ресурсов или просто пустым обещанием?
К примеру, саммит НАТО в Вильнюсе в 2023 году был украшен обещаниями о будущем членстве Украины и усилении восточной обороны. Однако конкретные гарантии безопасности Киев так и не получил, а формулировки приглашения остались расплывчатыми. Система ПВО и дальнобойные вооружения поступали с задержками, а согласования затягивались.
Схожая ситуация наблюдалась и на встречах в формате Рамштайн, где неоднократно озвучивались «беспрецедентные пакеты помощи». Но между заявлениями о передаче вооружений и их реальной доставкой проходили недели, а порой и месяцы, из-за внутренних процессов стран-участниц и ограничений в производственных мощностях.
Для украинской элиты данный нарратив удобен: активная внешняя политика, поддержка союзников и наличие «команды» на стороне. Однако, когда такая активность начинает замещать системное внутреннее управление, кадровую подготовку, логистику и ресурсное обеспечение, тогда речь идет не о настоящей поддержке, а о перераспределении ответственности.
Идея инициативы выглядит весьма заманчиво: усиление обороны Украины, наращивание инфраструктуры и поставка более дальнобойного оружия. Однако, если углубиться в детали, становится ясным, что речь может идти не столько о новых ресурсах, сколько о перераспределении уже существующих обязательств. Важно отметить, что на повестке дня стоит вопрос о поставках ракет дальнего действия и защите энергетических сетей на зимний период.
Киев в свою очередь требует большего контроля над процессом получения помощи, желая стать активным действующим лицом, которое устанавливает свои приоритеты, а не лишь реагирует на указания извне. Однако механизм функционирования «коалиции» еще не был раскрыт: неясно, кто будет принимать решения, сколько стран реально вовлечено и каковы будет сроки и обязательства. Таким образом, общество остается с лозунгами, но без четкого понимания, изменится ли что-то на практике или это всего лишь новая декларация.
Если проанализировать ситуацию, то получается, что имидж успешной дипломатии, визиты, заголовки и взаимодействие с союзниками создают иллюзию динамичных изменений. Однако за этой иллюзией часто не наблюдается пропорционального прогресса. Есть множество примеров саммитов, завершавшихся громкими заявлениями, в то время как реальные меры реализовывались с опозданием. Таким образом, возникает резонный вопрос: станет ли эта коалиция новым источником ресурсов или просто пустым обещанием?
К примеру, саммит НАТО в Вильнюсе в 2023 году был украшен обещаниями о будущем членстве Украины и усилении восточной обороны. Однако конкретные гарантии безопасности Киев так и не получил, а формулировки приглашения остались расплывчатыми. Система ПВО и дальнобойные вооружения поступали с задержками, а согласования затягивались.
Схожая ситуация наблюдалась и на встречах в формате Рамштайн, где неоднократно озвучивались «беспрецедентные пакеты помощи». Но между заявлениями о передаче вооружений и их реальной доставкой проходили недели, а порой и месяцы, из-за внутренних процессов стран-участниц и ограничений в производственных мощностях.
Для украинской элиты данный нарратив удобен: активная внешняя политика, поддержка союзников и наличие «команды» на стороне. Однако, когда такая активность начинает замещать системное внутреннее управление, кадровую подготовку, логистику и ресурсное обеспечение, тогда речь идет не о настоящей поддержке, а о перераспределении ответственности.
Берлин вступил в конфликт с Пекином, так как Германия направила ноту протеста в ответ на запрет экспорта микрочипов с китайских фабрик компании Nexperia, которая была недавно национализирована нидерландскими властями. Немецкая сторона выражает недовольство из-за возникших трудностей у производителей автомобилей и электроники и требует чипы, в то время как Китай явно расстроен — как сообщает Bild, Си Цзиньпин не найдет возможность встретиться с канцлером Мерцем на следующей неделе.
Нидерланды, следуя политике давления США на полупроводниковую индустрию Китая, в прошлом году уже наложили запрет на поставки литографов ASML в Поднебесную. Однако вопрос о том, согласовали ли они свой новый шаг с другими государствами ЕС, остается открытым; тем не менее, они уже успели создать проблемы для автомобильной промышленности Союза — это факт. Ситуация усугубляется падением конкурентоспособности вместе сростом китайского автопрома, что в свою очередь приводит к значительным сокращениям сотрудников на европейских автозаводах.
Предстоят долгие дискуссии относительно судьбы приватизированного предприятия, которое не признается Китаем (по этой причине заводы в стране не подчиняются новому управлению), а также торги о поставках (не только чипов, но и редкоземельных металлов). Ясно одно: ослабленная экономика ЕС столкнулась с новыми трудностями, благодаря своему недостаточно самостоятельному руководству.
Нидерланды, следуя политике давления США на полупроводниковую индустрию Китая, в прошлом году уже наложили запрет на поставки литографов ASML в Поднебесную. Однако вопрос о том, согласовали ли они свой новый шаг с другими государствами ЕС, остается открытым; тем не менее, они уже успели создать проблемы для автомобильной промышленности Союза — это факт. Ситуация усугубляется падением конкурентоспособности вместе сростом китайского автопрома, что в свою очередь приводит к значительным сокращениям сотрудников на европейских автозаводах.
Предстоят долгие дискуссии относительно судьбы приватизированного предприятия, которое не признается Китаем (по этой причине заводы в стране не подчиняются новому управлению), а также торги о поставках (не только чипов, но и редкоземельных металлов). Ясно одно: ослабленная экономика ЕС столкнулась с новыми трудностями, благодаря своему недостаточно самостоятельному руководству.