Философия обиженного языка

Когда не отвечал месяц на письмо с темой СРОЧНО:

Что Вы думаете о моей неаккуратности в качестве корреспондента? Что думают об этом Ваш ментор гос­подин Мендельсон и профессор Ламберт? Эти почтен­ные люди, наверное, считают меня весьма неучтивым, поскольку я столь дурно отплатил им за усилия, за­ траченные на их письма ко мне. И в самом деле, я не мог бы быть в обиде на них, если бы впредь они решили не поддаваться соблазну и не тратить больше сил, отвечая на мои письма. Если бы, однако, те внут­ ренние препятствия, которые человек осознает сам, мог­ ли стать столь же очевидными для других, то они, как я надеюсь, сочли бы причиной моего молчания все что угодно, только не равнодушие или недостаток уважения к ним. Прошу Вас, убедите этих достойных людей в том, что подобное подозрение не соответству­ет истинному положению дел, или, если оно еще не возникло, предотвратите его заранее, ибо и теперь еще не устранено препятствие, служившее причиной моего долгого молчания. Если отвлечься от дурной привычки считать каждую следующую почту удобнее сегодняш­ ней, то таких причин, собственно говоря, две. Письма, подобные тем, которыми оказали мне честь эти два ученых мужа, всегда заставляют меня углубиться в длительные исследования. Вам ведь хорошо известно, что, знакомясь с разумными возражениями, я совсем не стремлюсь прежде всего опровергнуть их; напротив, я присоединяю их к своим суждениям и допускаю возможность того, что эти новые доводы заставят меня отказаться от всех прежних излюбленных мною идей. Я всегда надеюсь на то, что, беспристрастно рассмат­ривая свои суждения с позиций других мыслителей, я найду некое третье, лучшее, чем мое первоначальное, решение вопроса. К тому же, когда речь идет о людях такого ранга, то самый факт их неуверенности в пра­воте моих доводов всегда является для меня доказа­тельством того, что моей теории во всяком случае недостает ясности, отчетливости, а быть может, и бо­лее существенного. Между тем многолетний опыт нау­чил меня тому, что проникновение в изучаемую нами материю не может быть насильственным и ускорение его не достигается напряжением сил; этот процесс тре­бует довольно длительного времени, в течение которо­го, делая промежутки, мы рассматриваем одно и то же понятие во всевозможных соотношениях и в столь обширных, насколько это нам доступно, связях; делается это в значительной степени и для того, чтобы в ходе подобного рассмотрения пробудился дух скепсиса и про­верил бы, способно ли наше мыслительное построение противостоять самому глубокому сомнению.

Вторая причина моего молчания должна быть для Вас, как для врача, еще более убедительной; дело в том, что, поскольку мое здоровье заметно ухудшилось, я вынужден принимать меры, которые помогли бы улуч­шить мое физическое состояние, т.е. исключить на вре­мя всякое перенапряжение, использовать для работы только светлые минуты, остальное же время уделять покою и уюту повседневной жизни. Такой образ действий вместе с ежедневным приемом настойки хинной коры, начатым в октябре прошлого года, в значительной степени помог мне справиться с болезненным со­стоянием, что подтверждают и мои знакомые. Уверен, что Вы поймете неаккуратность, вызванную медицин­скими соображениями

Кант, Письмо Герцу от 7.06.1771

😁17👍6❤2🔥2

www.group-telegram.com/us/misreadings.com/385

1.46K viewsApr 16 at 07:39

Когда не отвечал месяц на письмо с темой СРОЧНО:

Что Вы думаете о моей неаккуратности в качестве корреспондента? Что думают об этом Ваш ментор гос­подин Мендельсон и профессор Ламберт? Эти почтен­ные люди, наверное, считают меня весьма неучтивым, поскольку я столь дурно отплатил им за усилия, за­ траченные на их письма ко мне. И в самом деле, я не мог бы быть в обиде на них, если бы впредь они решили не поддаваться соблазну и не тратить больше сил, отвечая на мои письма. Если бы, однако, те внут­ ренние препятствия, которые человек осознает сам, мог­ ли стать столь же очевидными для других, то они, как я надеюсь, сочли бы причиной моего молчания все что угодно, только не равнодушие или недостаток уважения к ним. Прошу Вас, убедите этих достойных людей в том, что подобное подозрение не соответству­ет истинному положению дел, или, если оно еще не возникло, предотвратите его заранее, ибо и теперь еще не устранено препятствие, служившее причиной моего долгого молчания. Если отвлечься от дурной привычки считать каждую следующую почту удобнее сегодняш­ ней, то таких причин, собственно говоря, две. Письма, подобные тем, которыми оказали мне честь эти два ученых мужа, всегда заставляют меня углубиться в длительные исследования. Вам ведь хорошо известно, что, знакомясь с разумными возражениями, я совсем не стремлюсь прежде всего опровергнуть их; напротив, я присоединяю их к своим суждениям и допускаю возможность того, что эти новые доводы заставят меня отказаться от всех прежних излюбленных мною идей. Я всегда надеюсь на то, что, беспристрастно рассмат­ривая свои суждения с позиций других мыслителей, я найду некое третье, лучшее, чем мое первоначальное, решение вопроса. К тому же, когда речь идет о людях такого ранга, то самый факт их неуверенности в пра­воте моих доводов всегда является для меня доказа­тельством того, что моей теории во всяком случае недостает ясности, отчетливости, а быть может, и бо­лее существенного. Между тем многолетний опыт нау­чил меня тому, что проникновение в изучаемую нами материю не может быть насильственным и ускорение его не достигается напряжением сил; этот процесс тре­бует довольно длительного времени, в течение которо­го, делая промежутки, мы рассматриваем одно и то же понятие во всевозможных соотношениях и в столь обширных, насколько это нам доступно, связях; делается это в значительной степени и для того, чтобы в ходе подобного рассмотрения пробудился дух скепсиса и про­верил бы, способно ли наше мыслительное построение противостоять самому глубокому сомнению.

Вторая причина моего молчания должна быть для Вас, как для врача, еще более убедительной; дело в том, что, поскольку мое здоровье заметно ухудшилось, я вынужден принимать меры, которые помогли бы улуч­шить мое физическое состояние, т.е. исключить на вре­мя всякое перенапряжение, использовать для работы только светлые минуты, остальное же время уделять покою и уюту повседневной жизни. Такой образ действий вместе с ежедневным приемом настойки хинной коры, начатым в октябре прошлого года, в значительной степени помог мне справиться с болезненным со­стоянием, что подтверждают и мои знакомые. Уверен, что Вы поймете неаккуратность, вызванную медицин­скими соображениями

BY Философия обиженного языка