Мохолит

В 1830 г. критик Фаддей Булгарин прошёлся по негритянскому происхождению Пушкина:

Рассказывают анекдот, что какой-то поэт в Испанской Америке, также подражатель Байрона, происходя от мулата, или, не помню, от мулатки, стал доказывать, что один из предков его был негритянский принц. В ратуше города доискались, что в старину был процесс между шкипером и его помощником за этого негра, которого каждый из них хотел присвоить, и что шкипер доказывал, что он купил негра за бутылку рому! Думали ли тогда, что к этому негру признается стихотворец! — Vanitas vanitatum!

Пушкина это задело, и он дописал знаменитый Post scriptum к «Моей родословной». В черновиках сохранился иной вариант ответа:

Говоришь: за бочку рома;
Не завидное добро.
Ты дороже, сидя дома,
Продаешь свое перо.

В обоих вариантах Пушкин не стал доказывать высокое положение своей чёрной ветви и даже опровергать уплаченную за предка цену. Что не случайно. Лицеист Сергей Комовский припоминал, что Пушкина называли «по физиономии и некоторым привычкам обезьяною и даже смесью обезьяны с тигром». В лицейском стихотворении «Мой портрет» Пушкин писал об этом так:

Сущий бес в проказах,
сущая обезьяна лицом,

Племянник Пушкина, Лев Павлищев, приводил историю, как уже взрослый Александр Сергеевич пояснил болтливой француженке за своё происхождение:

— A propos, monsieur Pouchkine, vous et votre soeur vous avez done du sang negre dans vos veines? (Кстати, г. Пушкин, у вас и у вашей сестры течет в жилах негритянская кровь?)
— Certainement (разумеется), — отвечает дядя.
— Est-ce votre ai’eul qui etait negre? (Ваш дед был негром?)
— Non, il ne 1’etait plus. (Нет, он им уже не был.)
— Alors, e’etait votre bisai’eul? (Значит негром был ваш прадед?) — не унимается допросчица.
— Oui, e’etait mon bisai’eul. (Да, мой прадед.)
— Ainsi il etait negre?! Oui, e’est cela… — соображает гостья, — mais, alors, qui etait done son pere a lui? (Ax, так это он был негром… точно так… но в таком случае кто же был его отец?)
— Un singe, madame (обезьяна, сударыня), — отрезывает ей Александр Сергеевич.

Для современного писателя такая стигма неминуемо бы превратилась в автофикциональный роман «Тень обезьяны», но Пушкин вынес всё с достоинством. Под конец жизни он стал кем-то вроде поэта-историка, редактора старины глубокой, не успевшего кончить исследование про Петра I.

А в год своего столетия Пушкин сам подвергся антропологическому рассмотрению. В «Русских ведомостях» вышел «антропологический эскиз» за авторством этнографа Дмитрия Анучина. Вывод его был таков: арап Абрам Петрович Ганнибал принадлежал не к негроидной, а к абиссинской ветви хамитской расы. Антрополог предпринял даже слепое исследование: он предложил специалисту по изучению волос П.А. Минакову волосы Пушкина вместе с другими африканскими образцами:

Это, несомненно, — вполне европейский тип волоса, удержавший от африканской крови только курчавость, но утративший уже характерные африканские черты как в богатстве пигментом, так и в форме поперечного разреза.

Под конец Анучин приходит к неожиданному выводу, что Пушкин больше семит, чем негр:

Что некоторый семитический оттенок был присущ физическому типу Пушкина, представляется вероятным из рассмотрения его маски и многих портретов: он вероятен уже потому, что африканская кровь, текшая в жилах поэта, была абиссинскою, а в абиссинцах есть несомненная примесь семитической крови. Нельзя игнорировать также тот факт, что как при жизни Пушкина, так и в новейшее время, личности, считавшиеся наиболее походившими на Пушкина по типу своих волос и лица, оказывались обыкновенно евреями.

Какой эпиграммой ответил бы на это Александр Сергеевич мы уже никогда не узнаем.

👍43🤣14🤔7❤4👏3😨2🔥1

www.group-telegram.com/us/moho_lit.com/183

7.45K viewsedited  Dec 20, 2024 at 11:44

В 1830 г. критик Фаддей Булгарин прошёлся по негритянскому происхождению Пушкина:

Рассказывают анекдот, что какой-то поэт в Испанской Америке, также подражатель Байрона, происходя от мулата, или, не помню, от мулатки, стал доказывать, что один из предков его был негритянский принц. В ратуше города доискались, что в старину был процесс между шкипером и его помощником за этого негра, которого каждый из них хотел присвоить, и что шкипер доказывал, что он купил негра за бутылку рому! Думали ли тогда, что к этому негру признается стихотворец! — Vanitas vanitatum!

Говоришь: за бочку рома;
Не завидное добро.
Ты дороже, сидя дома,
Продаешь свое перо.

Сущий бес в проказах,
сущая обезьяна лицом,

— A propos, monsieur Pouchkine, vous et votre soeur vous avez done du sang negre dans vos veines? (Кстати, г. Пушкин, у вас и у вашей сестры течет в жилах негритянская кровь?)
— Certainement (разумеется), — отвечает дядя.
— Est-ce votre ai’eul qui etait negre? (Ваш дед был негром?)
— Non, il ne 1’etait plus. (Нет, он им уже не был.)
— Alors, e’etait votre bisai’eul? (Значит негром был ваш прадед?) — не унимается допросчица.
— Oui, e’etait mon bisai’eul. (Да, мой прадед.)
— Ainsi il etait negre?! Oui, e’est cela… — соображает гостья, — mais, alors, qui etait done son pere a lui? (Ax, так это он был негром… точно так… но в таком случае кто же был его отец?)
— Un singe, madame (обезьяна, сударыня), — отрезывает ей Александр Сергеевич.

Это, несомненно, — вполне европейский тип волоса, удержавший от африканской крови только курчавость, но утративший уже характерные африканские черты как в богатстве пигментом, так и в форме поперечного разреза.

Что некоторый семитический оттенок был присущ физическому типу Пушкина, представляется вероятным из рассмотрения его маски и многих портретов: он вероятен уже потому, что африканская кровь, текшая в жилах поэта, была абиссинскою, а в абиссинцах есть несомненная примесь семитической крови. Нельзя игнорировать также тот факт, что как при жизни Пушкина, так и в новейшее время, личности, считавшиеся наиболее походившими на Пушкина по типу своих волос и лица, оказывались обыкновенно евреями.

BY Мохолит