С отставанием в два дня закончил квартал чтения Отцов Постмодернизма. Так вышло, что последней (после череды текстов модернистских, а не пост-) оказалась книга из палаты мер и весов постмодернизма - роман Take It or Leave It Рэймона Федермана. Отзыв чуть позже, а пока - примеры, что творится на страницах книги, где 40-летний Федерман с переменным успехом (не) рассказывает о злоключениях 20-летнего Федермана, а также о своих взглядах на политику, Америку и теорию литературы.
Визуальный отчёт по Кварталу Отцов Постмодернизма: вот эти бумажные книги я прочёл в феврале-апреле (на самом деле с 25 января по 2 мая). С Ишмаэлем Ридом, Рональдом Сукеником, Стивом Кацем, Александром Теру это было первое - и четырежды удачное! - знакомство; с Джозефом Макэлроем, Уильямом Гэддисом, Томасом Пинчоном, Робертом Кувером, Уильямом Гэссом, Джоном Хоуксом, Рэймоном Федерманом и Уолтером Абишем - прекрасное продолжение разговора. Чтение в оригинале - шикарная штука, всем рекомендую. Сам обязательно продолжу: сентябрь целиком будет посвящён книгам Роберта Кувера.
Отзывы на прочитанное можно найти в закреплённом сообщении с планом чтения.
(Примечание: на коллективном фото анфас почему-то отсутствует Take It or Leave It Федермана; оранжевая обложка без надписей в левом нижнем углу - Second Skin Хоукса)
Отзывы на прочитанное можно найти в закреплённом сообщении с планом чтения.
(Примечание: на коллективном фото анфас почему-то отсутствует Take It or Leave It Федермана; оранжевая обложка без надписей в левом нижнем углу - Second Skin Хоукса)
Майские выходные прошли на 5+ в смысле чтения: за 11 дней прочитано шесть книг. Так вышло, что, уезжая с семьей на дачу 3 мая, я не взял с собой ни одной книги из годового плана чтения – зато на месте обнаружился дубль стандартного советского четырехтомника Владимира Набокова, поэтому было решено перенести месяц Набокова с октября на май (Русский Триместр сдвинулся на июнь-июль-август-сентябрь, Месяц Кувера – на октябрь).
Поскольку Набоков волшебен и летуч, на ледяной даче я успел прочесть романы "Машенька", "Король, дама, валет", "Защита Лужина" и "Подвиг", а по возвращении в ледяную квартиру (конечно же отопление отключили, как только похолодало) – "Отчаяние" и "Приглашение на казнь". Скорее всего, не остановлюсь в этом месяце на романе "Пнин", а как минимум доберусь еще до "Сквозняк из прошлого", а то и до "Взгляни на арлекинов!".
С прошлого месяца еще не написан отзыв на Take It Or Leave It Рэймона Федермана, надеюсь в течение пары недель нагнать чтение и рассказать обо всем прочитанном.
Поскольку Набоков волшебен и летуч, на ледяной даче я успел прочесть романы "Машенька", "Король, дама, валет", "Защита Лужина" и "Подвиг", а по возвращении в ледяную квартиру (конечно же отопление отключили, как только похолодало) – "Отчаяние" и "Приглашение на казнь". Скорее всего, не остановлюсь в этом месяце на романе "Пнин", а как минимум доберусь еще до "Сквозняк из прошлого", а то и до "Взгляни на арлекинов!".
С прошлого месяца еще не написан отзыв на Take It Or Leave It Рэймона Федермана, надеюсь в течение пары недель нагнать чтение и рассказать обо всем прочитанном.
А пока я никак не разгребусь с работой после отпуска, купите главный релиз года - "Распознавания" Уильяма Гэддиса уже продаются на Озоне по этой ссылке:
https://www.ozon.ru/product/raspoznavaniya-2207396662/?sh=ccVvV2c8QA
https://www.ozon.ru/product/raspoznavaniya-2207396662/?sh=ccVvV2c8QA
OZON
Распознавания купить на OZON по низкой цене (2207396662)
Распознавания – покупайте на OZON по выгодным ценам! Быстрая и бесплатная доставка, большой ассортимент, бонусы, рассрочка и кэшбэк. Распродажи, скидки и акции. Реальные отзывы покупателей. (2207396662)
Напомню, что я писал о "Распознаваниях" полтора года назад (выше на том канале есть еще несколько постов с интересными отрывками из романа):
Forwarded from Дейкуменограмматика
Завершил позавчера "Распознавания" Уильяма Гэддиса. Безупречная работа. Образцовый большой американский роман о фальшивости американской жизни. Герои – представители "интеллектуальной" среды, то есть сплошь позеры, неучи и бездари, способные только бестолково имитировать других. Немногие исключения, как главный герой, гениальный художник Уайатт Гвайн и композитор-перфекционист Стэнли, рано или поздно сходят в этой среде с ума, и не удивительно, ведь авторитеты фальшивой культуры постоянно искушают их преимуществами копий перед оригиналами. Оригиналы здесь не выживают – они просто никому не нужны, все охотятся за искусно сработанными подделками под уважаемых мастеров искусства. Никто никого не слушает, все говорят о себе, а точнее врут о том, что они якобы прочли, послушали, попробовали, купили или потребили иным способом.
"Распознавания" – сатира всех степеней едкости. От Гэддиса достается каждому, кто как-то связан со сферой информационных услуг, от рекламщика до радиослушателя. Чортовы СМИ, подчеркивает Гэддис, замусоривающие и так не самые заполненные знаниями американские мозги. Чортовы бизнесмены, отмечает Гэддис, втюхивающие людям ненужные товары. Чортовы ученые, добавляет Гэддис, за деньги подтверждающие все самые идиотские заверения бизнеса о ненужных товарах. Чортовы учителя, перечисляет Гэддис, ничему не учащие, чортовы врачи, ничего не лечащие, дважды чортовы психоаналитики, вдвойне ничего не лечащие, чортовы копы, ничего не расследующие, и так далее. Вообще есть что-то хорошее, здоровое, умное, порядочное в этих наших США? – задумывается автор и отвечает – НЕТ.
Это роман многих "если". Он очень веселый, если вы выкупаете его юмор. Он очень красивый, если вы прочувствуете красоту его образов. Он очень глубокий, если вы узнаете отсылки и замечаете намеки. И он очень понятный, если вы запоминаете персонажей и детали их внешности, а затем различаете их без имен. "Распознавания" сложно назвать даже модернистским романом – это умеренно усложненный мейнстрим, в котором формальные приемы целиком подчинены истории и появляются только там, где это действительно нужно. Тем не менее, он предъявляет читателю определенные требования, поскольку автор очевидно уважает свой труд и предлагает остальным, открывая "Распознавания", уважать как минимум себя и читать роман всерьез, а не почитывать, как персонажи. Эти требования я уже перечислил: выкупать юмор, чувствовать красоту образов, узнавать отсылки, замечать намеки, запоминать и узнавать персонажей.
Провал "Распознаваний" в 50-х целиком соответствует его идеям: критики не читают книги, оригиналы без горячей раскрутки никому не интересны и обречены на забвение. Если бы роман превознесли в год публикации, он сам стал бы фальшивкой, поскольку его истории разошлись бы с реальностью. А так все случилось как надо – молодой талант пролетел мимо позеров, неучей и бездарей, заинтересованных лишь в том, за сколько можно продать себя и других. Рекомендую всем, и прогнозирую, что "Распознавания" Уильяма Гэддиса будут самым успешным изданием Kongress W press (сейчас 2020-е, уже можно, наверное, оценить шедевр по достоинству, да?).
"Распознавания" – сатира всех степеней едкости. От Гэддиса достается каждому, кто как-то связан со сферой информационных услуг, от рекламщика до радиослушателя. Чортовы СМИ, подчеркивает Гэддис, замусоривающие и так не самые заполненные знаниями американские мозги. Чортовы бизнесмены, отмечает Гэддис, втюхивающие людям ненужные товары. Чортовы ученые, добавляет Гэддис, за деньги подтверждающие все самые идиотские заверения бизнеса о ненужных товарах. Чортовы учителя, перечисляет Гэддис, ничему не учащие, чортовы врачи, ничего не лечащие, дважды чортовы психоаналитики, вдвойне ничего не лечащие, чортовы копы, ничего не расследующие, и так далее. Вообще есть что-то хорошее, здоровое, умное, порядочное в этих наших США? – задумывается автор и отвечает – НЕТ.
Это роман многих "если". Он очень веселый, если вы выкупаете его юмор. Он очень красивый, если вы прочувствуете красоту его образов. Он очень глубокий, если вы узнаете отсылки и замечаете намеки. И он очень понятный, если вы запоминаете персонажей и детали их внешности, а затем различаете их без имен. "Распознавания" сложно назвать даже модернистским романом – это умеренно усложненный мейнстрим, в котором формальные приемы целиком подчинены истории и появляются только там, где это действительно нужно. Тем не менее, он предъявляет читателю определенные требования, поскольку автор очевидно уважает свой труд и предлагает остальным, открывая "Распознавания", уважать как минимум себя и читать роман всерьез, а не почитывать, как персонажи. Эти требования я уже перечислил: выкупать юмор, чувствовать красоту образов, узнавать отсылки, замечать намеки, запоминать и узнавать персонажей.
Провал "Распознаваний" в 50-х целиком соответствует его идеям: критики не читают книги, оригиналы без горячей раскрутки никому не интересны и обречены на забвение. Если бы роман превознесли в год публикации, он сам стал бы фальшивкой, поскольку его истории разошлись бы с реальностью. А так все случилось как надо – молодой талант пролетел мимо позеров, неучей и бездарей, заинтересованных лишь в том, за сколько можно продать себя и других. Рекомендую всем, и прогнозирую, что "Распознавания" Уильяма Гэддиса будут самым успешным изданием Kongress W press (сейчас 2020-е, уже можно, наверное, оценить шедевр по достоинству, да?).
Прочитал (еще 2 мая) идеально-постмодернистский роман Take It Or Leave It Рэймона Федермана – с переменным успехом рассказываемую 40-летним Федерманом историю о том, как 20-летний Федерман намылился бросить десантную часть на атлантическом побережье США и отправиться добровольцем на Корейскую войну, но из-за путаницы в документах был вынужден своим ходом добираться до учений десантуры у канадской границы.
Великолепная книга, я в восторге! На примере романа можно учиться, как должен выглядеть здоровый постмодернизм – задорный, скабрезный, бессовестный и абсолютно свободный. В Take It Or Leave It Федерман на полную использует уникальную позицию чудом спасшегося от Холокоста и потерявшего в концлагерях всю семью нищего французского иммигранта, объявляя читателям, что после такой семейной трагедии и в таких тяжких условиях человеку нечего стесняться и незачем стеснять себя соблюдением приличий. В реальных делах он резко ограничен, но уж в тексте-то ему позволено буквально все – а если кто-то вздумает возражать, Федерман с удовольствием и весьма красноречиво объяснит этому кому-то его неправоту.
Давно я не читал настолько эмоционально заряженный текст. Рассказчик во всей полноте выразительных средств английского языка передает читателю, как же он ненавидел служить в десантуре, какими тупыми одноклеточными онанистами были его сослуживцы, какими тиранами-идиотами были офицеры, как они все над ним измывались, как ему приходилось писать за них любовные письма зазнобам в американских глубинках – а когда английские слова иссякают, он переходит на родной французский, продолжая сыпать проклятьями, жалобами и живописаниями отвратительных животных обычаев десанта. Федерман весь текст будто бы размахивает руками, выпучивает глаза, бегает по потолку и брызжет буквенной слюной в читателя, то истошно рыдая, то нецензурно ругаясь, то безудержно хохоча. История злоключений 20-летнего героя полностью гармонирует с такой подачей – он постоянно попадает из одной беды в другую, не теряя надежды, что его проблемы вот-вот будут решены.
Федерман не был бы Федерманом, если б не организовал роман как метапрозу: рассказчик повествует о себе 20-летней давности другим персонажам – группе читателей, которые периодически задают вопросы и сбивают ход истории. В какой-то момент рассказчик покидает книгу, чтобы помочь Стиву Кацу с сочинением романа Saw, и читателям приходится его заменить, чтоб текст не стоял на месте: с обычным консервативным читателем в роли рассказчика история теряет накал, а когда в сюжет заходит молодой энергичный критик, случается ровно то, что бывает, когда молодые энергичные критики берутся за анализ художественной литературы – насилие над беззащитным главным героем. Федерман совершенно спокойно вставляет в текст и отповеди политически активной читательской аудитории, и рассуждения об Америке и Холокосте на грани фола, и литературный манифест, провозглашающий свободу писателя от всего на свете.
Как и в Double or Nothing, в Take It Or Leave It сумасшедшая верстка, отражающая настрой автора на эмансипацию литературы и поиск новых средств художественной выразительности. Буквы, в которые облечены федермановские рассказы о себе, армии, любви, нищете, политике и всем прочем, ведут себя так же фривольно, как и дуэт сбивчивого рассказчика и невезучего героя – никогда не знаешь, куда их занесет на следующей странице. В совокупности составляющие формы и содержания романа создают жизнерадостное приключение от лица человека, в судьбе которого было столько ужасов, что теперь ему остается только веселиться. Федерман прямо так и говорит в книге: вам интересно, почему я шучу об абажурах из кожи моих родителей и сестер? но как иначе мне выжить?
Это и есть постмодернизм здорового человека – праздник выживания человеческого духа перед лицом уничтожающей его чудовищной реальности. Пока человек ноет, у него все хорошо; если же он начинает смеяться, значит, ему хуже некуда.
Великолепная книга, я в восторге! На примере романа можно учиться, как должен выглядеть здоровый постмодернизм – задорный, скабрезный, бессовестный и абсолютно свободный. В Take It Or Leave It Федерман на полную использует уникальную позицию чудом спасшегося от Холокоста и потерявшего в концлагерях всю семью нищего французского иммигранта, объявляя читателям, что после такой семейной трагедии и в таких тяжких условиях человеку нечего стесняться и незачем стеснять себя соблюдением приличий. В реальных делах он резко ограничен, но уж в тексте-то ему позволено буквально все – а если кто-то вздумает возражать, Федерман с удовольствием и весьма красноречиво объяснит этому кому-то его неправоту.
Давно я не читал настолько эмоционально заряженный текст. Рассказчик во всей полноте выразительных средств английского языка передает читателю, как же он ненавидел служить в десантуре, какими тупыми одноклеточными онанистами были его сослуживцы, какими тиранами-идиотами были офицеры, как они все над ним измывались, как ему приходилось писать за них любовные письма зазнобам в американских глубинках – а когда английские слова иссякают, он переходит на родной французский, продолжая сыпать проклятьями, жалобами и живописаниями отвратительных животных обычаев десанта. Федерман весь текст будто бы размахивает руками, выпучивает глаза, бегает по потолку и брызжет буквенной слюной в читателя, то истошно рыдая, то нецензурно ругаясь, то безудержно хохоча. История злоключений 20-летнего героя полностью гармонирует с такой подачей – он постоянно попадает из одной беды в другую, не теряя надежды, что его проблемы вот-вот будут решены.
Федерман не был бы Федерманом, если б не организовал роман как метапрозу: рассказчик повествует о себе 20-летней давности другим персонажам – группе читателей, которые периодически задают вопросы и сбивают ход истории. В какой-то момент рассказчик покидает книгу, чтобы помочь Стиву Кацу с сочинением романа Saw, и читателям приходится его заменить, чтоб текст не стоял на месте: с обычным консервативным читателем в роли рассказчика история теряет накал, а когда в сюжет заходит молодой энергичный критик, случается ровно то, что бывает, когда молодые энергичные критики берутся за анализ художественной литературы – насилие над беззащитным главным героем. Федерман совершенно спокойно вставляет в текст и отповеди политически активной читательской аудитории, и рассуждения об Америке и Холокосте на грани фола, и литературный манифест, провозглашающий свободу писателя от всего на свете.
Как и в Double or Nothing, в Take It Or Leave It сумасшедшая верстка, отражающая настрой автора на эмансипацию литературы и поиск новых средств художественной выразительности. Буквы, в которые облечены федермановские рассказы о себе, армии, любви, нищете, политике и всем прочем, ведут себя так же фривольно, как и дуэт сбивчивого рассказчика и невезучего героя – никогда не знаешь, куда их занесет на следующей странице. В совокупности составляющие формы и содержания романа создают жизнерадостное приключение от лица человека, в судьбе которого было столько ужасов, что теперь ему остается только веселиться. Федерман прямо так и говорит в книге: вам интересно, почему я шучу об абажурах из кожи моих родителей и сестер? но как иначе мне выжить?
Это и есть постмодернизм здорового человека – праздник выживания человеческого духа перед лицом уничтожающей его чудовищной реальности. Пока человек ноет, у него все хорошо; если же он начинает смеяться, значит, ему хуже некуда.
Telegram
Дневник рядового любителя чтения
С отставанием в два дня закончил квартал чтения Отцов Постмодернизма. Так вышло, что последней (после череды текстов модернистских, а не пост-) оказалась книга из палаты мер и весов постмодернизма - роман Take It or Leave It Рэймона Федермана. Отзыв чуть…
Прочитал эмигрантский роман "Машенька" Владимира Набокова – историю одной недели из жизни молодого русского эмигранта Льва Глебовича Ганина в Берлине, колеблющегося между необходимостью по какой-то причине покинуть Германию и желанием встретиться с любовью его юности, той самой Машенькой, приезжающей на днях к Алферову, соседу Ганина по берлинскому пансиону.
Отличная книга, мне очень понравилась. "Машенька" задает точку отсчета для дальнейших движений авторской мысли, фиксируя непроницаемость границы между российским детством-отрочеством-юностью и эмигрантской молодостью. Короткий дебютный роман отвечает на первейший вопрос писателя-эмигранта: что дальше – лелеять надежды на возвращение в Россию или забыть о той жизни и встроиться в общество на новом месте? В ответе на этот вопрос проявляется уникальный набоковский взгляд на мир и человека – это ложный выбор, не стоит делать ни того, ни другого. Возвращение невозможно и по физическим, и по метафизическим причинам, а забвение прошлого и перекраивание себя по чужой мерке недопустимо.
Оба неправильных варианта (лелеять или забыть) представлены на внешней стороне сюжета, в окружении Ганина: в пансионе он соседствует с другими русскими эмигрантами, скучными и пошлыми обывателями; одних полагают, что эмиграция – временное состояние, и на полном серьезе обсуждают, как скоро рухнут Советы и как после этого обустроить Россию, а другие уже будто забыли, что есть какая-то Россия, и освоились в Берлине так, будто жили там всю жизнь. Ганин никому из них не симпатизирует, тяготится этой компанией и думает лишь об отъезде, пока неприятный навязчивый Алферов не рассказывает о скором прибытии из СССР жены, которая оказывается первою любовью Ганина – этим событием открывается внутренняя сторона сюжета, чарующие и томительные воспоминания главного героя о лучших месяцах его жизни в России.
Отстраненность Ганина от унылого эмигрантского быта в Берлине и яркость образов его памяти о романе с Машенькой меняют местами реальное и иллюзорное в книге: вынужденное пребывание в пансионе становится досадным мороком, соседи, знакомые и любовница уплощаются до смутных фантомов, преследующих героя, в то время как воспоминания обретают объем действительного, всеми органами чувств переживаемого здесь и сейчас впечатления. Ганин смотрит вокруг и видит одни тени, не знающие, что ничего живого – ни телесного, ни духовного – в них нет, в то время как себя он ощущает не только наполненным жизненной энергией, но и подобным Богу благодаря силе своей памяти. Потому он и хочет забрать Машеньку у Алферова – не дать призрачному эмигрантскому мирку поглотить самое ценное, что осталось от России в сердце героя.
В ожидании их встречи постепенно нарастает напряжение между субъективно-реальными грезами Ганина и иллюзорно-объективным окружением, выливаясь в сомнения о воссоединении бывших возлюбленных: каким окажется баланс тела и тени в Машеньке? какой ее увидит Ганин? а каким увидит его Машенька, законная жена Алферова? выберет ли автор трагический (Машенька тоже стала тенью), драматический (Ганин стал тенью для Машеньки) или счастливый (Машенька спасена, любовь разгорелась с новой силой) финал? к чему вообще ведет эта история о призрачности тоскливого настоящего и осязаемости милого прошлого?
Набоков выбирает силлогический финал: если в памяти все так хорошо, а в текущем восприятии все так себе, не стоит портить воспоминания новыми впечатлениями. Этот силлогизм определяет и будто бы внезапное решение Ганина не встречать Машеньку, и ответ на первейший вопрос – эмигранту нужно сохранить память о России, но ни в коем случае не возвращаться в нее, чтобы не рисковать самым ценным в своем сердце. Что потом автор и подтвердил своей жизнью.
Еще в романе есть скрытый уровень, связанный с подозрительными деталями фигуры Ганина – он вооружен, силен, участвовал в Гражданской войне, живет под польским псевдонимом и, возможно, украл паспорт у Подтягина – но его исследованием я займусь при перечитывании. В первом чтении "Машенька" – это авторское кредо "Внутреннее важнее внешнего".
Отличная книга, мне очень понравилась. "Машенька" задает точку отсчета для дальнейших движений авторской мысли, фиксируя непроницаемость границы между российским детством-отрочеством-юностью и эмигрантской молодостью. Короткий дебютный роман отвечает на первейший вопрос писателя-эмигранта: что дальше – лелеять надежды на возвращение в Россию или забыть о той жизни и встроиться в общество на новом месте? В ответе на этот вопрос проявляется уникальный набоковский взгляд на мир и человека – это ложный выбор, не стоит делать ни того, ни другого. Возвращение невозможно и по физическим, и по метафизическим причинам, а забвение прошлого и перекраивание себя по чужой мерке недопустимо.
Оба неправильных варианта (лелеять или забыть) представлены на внешней стороне сюжета, в окружении Ганина: в пансионе он соседствует с другими русскими эмигрантами, скучными и пошлыми обывателями; одних полагают, что эмиграция – временное состояние, и на полном серьезе обсуждают, как скоро рухнут Советы и как после этого обустроить Россию, а другие уже будто забыли, что есть какая-то Россия, и освоились в Берлине так, будто жили там всю жизнь. Ганин никому из них не симпатизирует, тяготится этой компанией и думает лишь об отъезде, пока неприятный навязчивый Алферов не рассказывает о скором прибытии из СССР жены, которая оказывается первою любовью Ганина – этим событием открывается внутренняя сторона сюжета, чарующие и томительные воспоминания главного героя о лучших месяцах его жизни в России.
Отстраненность Ганина от унылого эмигрантского быта в Берлине и яркость образов его памяти о романе с Машенькой меняют местами реальное и иллюзорное в книге: вынужденное пребывание в пансионе становится досадным мороком, соседи, знакомые и любовница уплощаются до смутных фантомов, преследующих героя, в то время как воспоминания обретают объем действительного, всеми органами чувств переживаемого здесь и сейчас впечатления. Ганин смотрит вокруг и видит одни тени, не знающие, что ничего живого – ни телесного, ни духовного – в них нет, в то время как себя он ощущает не только наполненным жизненной энергией, но и подобным Богу благодаря силе своей памяти. Потому он и хочет забрать Машеньку у Алферова – не дать призрачному эмигрантскому мирку поглотить самое ценное, что осталось от России в сердце героя.
В ожидании их встречи постепенно нарастает напряжение между субъективно-реальными грезами Ганина и иллюзорно-объективным окружением, выливаясь в сомнения о воссоединении бывших возлюбленных: каким окажется баланс тела и тени в Машеньке? какой ее увидит Ганин? а каким увидит его Машенька, законная жена Алферова? выберет ли автор трагический (Машенька тоже стала тенью), драматический (Ганин стал тенью для Машеньки) или счастливый (Машенька спасена, любовь разгорелась с новой силой) финал? к чему вообще ведет эта история о призрачности тоскливого настоящего и осязаемости милого прошлого?
Набоков выбирает силлогический финал: если в памяти все так хорошо, а в текущем восприятии все так себе, не стоит портить воспоминания новыми впечатлениями. Этот силлогизм определяет и будто бы внезапное решение Ганина не встречать Машеньку, и ответ на первейший вопрос – эмигранту нужно сохранить память о России, но ни в коем случае не возвращаться в нее, чтобы не рисковать самым ценным в своем сердце. Что потом автор и подтвердил своей жизнью.
Еще в романе есть скрытый уровень, связанный с подозрительными деталями фигуры Ганина – он вооружен, силен, участвовал в Гражданской войне, живет под польским псевдонимом и, возможно, украл паспорт у Подтягина – но его исследованием я займусь при перечитывании. В первом чтении "Машенька" – это авторское кредо "Внутреннее важнее внешнего".
Сегодня – пятый день рождения моего родного книжного клуба Infinite Read. О, Infinite Read, будь всегда!
Клуб зародился, можно сказать, самопроизвольно, примерно как жизнь на Земле, в 2020 году как группа читательской взаимоподдержки для совместного дочитывания до конца "Бесконечной шутки" Дэвида Фостера Уоллеса. Поскольку осиливали БШ мы больше трех месяцев, к концу чтений сформировался дружный коллектив, который не захотел расходиться, и так возникла идея читать вместе и другие какие-нибудь сложные, длинные, умные, трудные книги.
Выбор второй вершины для читательского альпинизма был очевиден – "Радуга тяготения" Томаса Пинчона, а дальше пошло-поехало (в порядке очередности): "Белый шум" Дона Делило, "Улисс" Джеймса Джойса, "Тоннель" Уильяма Гэсса, "Иерусалим" Алана Мура, "Плотницкая готика" Уильяма Гэддиса, "Бледный огонь" Владимира Набокова, "Романески" Алена Роб-Грийе, "V." Томаса Пинчона, "Ада, или Отрада" Владимира Набокова, "Потерянный альбом" Эвана Дары, "Ничейного отца дети" Арно Шмидта, "План D накануне" Ноама Веневетинова, "Плюс" Джозефа Макэлроя, "Жизнь, способ употребления" Жоржа Перека, "Чевенгур" Андрея Платонова, "Отростки сердца, или Синдром падшего Адама" Ханса Волльшлегера, "Уотт" Сэмюэла Беккета, "Метла системы" Дэвида Фостера Уоллеса, "Кот Шрёдингера" Роберта Антона Уилсона.
Буквально завтра клуб начинает читать главное переводное издание этого года – "Распознавания" Уильяма Гэддиса. Следующим на очереди будет "Человек без свойств" Роберта Музиля, затем в том или ином порядке намечены к прочтению "Бледный король" Дэвида Фостера Уоллеса, "Муравечество" Чарли Кауфмана, "Игра в классики" Хулио Кортасара и "На помине Финнеганов" Джеймса Джойса. Обязательно будем читать "Противоденствие" Томаса Пинчона, как только оно проползет все производственные круги ада в "Азбуке" и выйдет в свет, а также ждем от Kongress W press издания "Дозорного картриджа" Джозефа Макэлроя.
За все пять лет клуб ни разу не прерывал свою работу и только расширялся, к настоящему времени преобразившись в своего рода Infinite-франшизу: его активисты создали аналогичные клубы по иным видам искусства – Infinite Music, Infinite Games, Infinite Watch, Infinite Comics и другие – и запустили параллельные программы совместного чтения: Пинчат, Больше чтения, Infinite Dark, Infinite Normies, Набоковские чтения. В "материнском" клубе сегодня состоят свыше 1700 человек.
Для меня клуб Infinite Read – это постоянная, даже обязательная часть моей жизни. Поэтому я поздравляю всех ветеранов, активистов, новичков и таинственных ридонли клуба с успешно пройденной первой пятилеткой и желаю, чтобы дорогой Инфинит Рид соответствовал своему названию и стремился в бесконечность чтения нетривиальной литературы!
Ура!
Клуб зародился, можно сказать, самопроизвольно, примерно как жизнь на Земле, в 2020 году как группа читательской взаимоподдержки для совместного дочитывания до конца "Бесконечной шутки" Дэвида Фостера Уоллеса. Поскольку осиливали БШ мы больше трех месяцев, к концу чтений сформировался дружный коллектив, который не захотел расходиться, и так возникла идея читать вместе и другие какие-нибудь сложные, длинные, умные, трудные книги.
Выбор второй вершины для читательского альпинизма был очевиден – "Радуга тяготения" Томаса Пинчона, а дальше пошло-поехало (в порядке очередности): "Белый шум" Дона Делило, "Улисс" Джеймса Джойса, "Тоннель" Уильяма Гэсса, "Иерусалим" Алана Мура, "Плотницкая готика" Уильяма Гэддиса, "Бледный огонь" Владимира Набокова, "Романески" Алена Роб-Грийе, "V." Томаса Пинчона, "Ада, или Отрада" Владимира Набокова, "Потерянный альбом" Эвана Дары, "Ничейного отца дети" Арно Шмидта, "План D накануне" Ноама Веневетинова, "Плюс" Джозефа Макэлроя, "Жизнь, способ употребления" Жоржа Перека, "Чевенгур" Андрея Платонова, "Отростки сердца, или Синдром падшего Адама" Ханса Волльшлегера, "Уотт" Сэмюэла Беккета, "Метла системы" Дэвида Фостера Уоллеса, "Кот Шрёдингера" Роберта Антона Уилсона.
Буквально завтра клуб начинает читать главное переводное издание этого года – "Распознавания" Уильяма Гэддиса. Следующим на очереди будет "Человек без свойств" Роберта Музиля, затем в том или ином порядке намечены к прочтению "Бледный король" Дэвида Фостера Уоллеса, "Муравечество" Чарли Кауфмана, "Игра в классики" Хулио Кортасара и "На помине Финнеганов" Джеймса Джойса. Обязательно будем читать "Противоденствие" Томаса Пинчона, как только оно проползет все производственные круги ада в "Азбуке" и выйдет в свет, а также ждем от Kongress W press издания "Дозорного картриджа" Джозефа Макэлроя.
За все пять лет клуб ни разу не прерывал свою работу и только расширялся, к настоящему времени преобразившись в своего рода Infinite-франшизу: его активисты создали аналогичные клубы по иным видам искусства – Infinite Music, Infinite Games, Infinite Watch, Infinite Comics и другие – и запустили параллельные программы совместного чтения: Пинчат, Больше чтения, Infinite Dark, Infinite Normies, Набоковские чтения. В "материнском" клубе сегодня состоят свыше 1700 человек.
Для меня клуб Infinite Read – это постоянная, даже обязательная часть моей жизни. Поэтому я поздравляю всех ветеранов, активистов, новичков и таинственных ридонли клуба с успешно пройденной первой пятилеткой и желаю, чтобы дорогой Инфинит Рид соответствовал своему названию и стремился в бесконечность чтения нетривиальной литературы!
Ура!
С этого сообщения в основной комнате Infinite Read можно прочитать сумбурный репортаж о презентации издания романа "Нагие в Садовых Холмах" Харри Крюза издательством Kongress W Press в баре Howard Loves Craft.
https://www.group-telegram.com/infinite_read/1/621717
https://www.group-telegram.com/infinite_read/1/621717