Снова про культуру насилия
Давайте разбираться с ответом Павла Дубравского.
В самом начале он пишет, что критики с ним согласны: они тоже считают, что у левых в США есть культура насилия. Но изначальный тезис Павла был в другом. Он писал, что у американских левых есть какая-то ОСОБАЯ культура насилия, которая не свойственна правым. И в моем посте (который он решил не упоминать), и Пожарского, и Political Animals критикуется именно эта точка зрения.
Конечно, культура насилия у левых есть. Она есть даже у буддистов! Проблема изначального тезиса Павла в том, что он на волне хайпа по Чарли Кирку пытался демонизировать левых, выставить их какими-то особенными людоедами.
Дальше Павел предлагает разобраться с циферками опросов про приемлемость насилия к оппонентам. Давайте разбираться. Павел ссылается на широко разошедшееся в правых медиа исследование NCRI. Оно показало, что левые в большей степени склонны поддерживать убийство Дональда Трампа и Илона Маска. У этого исследования есть две большие проблемы.
Во-первых, анкета специально составлена так, чтобы максимизировать количество положительных ответов. Вам предлагается выбрать один из семи вариантов, где 1 обозначает, что вы считаете убийство вообще не оправданным, а 7 — полностью оправданным. Любой ответ от 2 до 7 засчитывался исследователями как оправдание возможного убийства.
Исследование показало, что 56% левых поддержали бы убийство Трампа. А еще оно показало, что 20,3% правых также поддержали бы убийство Трампа! Неудивительно, что эту часть опроса республиканская медийка предпочла не показывать. Даже сам Чарли Кирк приводил этот график в урезанном виде! (Впрочем, у Фокса какой-то странный график с немного другими цифрами, так что тут я могу ошибаться)
Во-вторых, в исследовании спрашивали исключительно про убийство Трампа и Маска. Спросить, как респонденты отнеслись бы к убийству Джо Байдена или Камалы Харрис, авторы не удосужились. И правильно. Потому что могло выясниться, что правые также “поддержали” бы убийства своих оппонентов.
Очевидно, что это исследование является мусорным и ничего не доказывает.
Дальше Павел переходит от гипотетического насилия к реальному. Здесь он косвенно отвечает на мой тейк о правом терроризме. Он предлагает учитывать вандализм, например, в отношении Теслы, а также культы таких убийц, как Луиджи Маджоне.
Мне это возражение не кажется убедительным. Как я уже писал в своем оригинальном посте, правые террористы в США убивают больше, чем левые. Недавно появилось более свежее исследование по этой теме от того же автора. С 1975 года правые террористы в США убили 391 человека, а левые — 65. На фоне убийства все остальные виды насилия попросту меркнут. Даже если выяснится, что левые значительно чаще что-то жгут и культивируют убийц, то это не сделает их какими-то особенными людоедами. Все хороши.
Я соглашусь с Михаилом Пожарским, что показывать пальцем и кричать, что кто-то людоед, — это поведение политактивиста, а не исследователя. Особенно когда доказательства такие спорные. Зачем это Павлу, я не знаю.
Давайте разбираться с ответом Павла Дубравского.
В самом начале он пишет, что критики с ним согласны: они тоже считают, что у левых в США есть культура насилия. Но изначальный тезис Павла был в другом. Он писал, что у американских левых есть какая-то ОСОБАЯ культура насилия, которая не свойственна правым. И в моем посте (который он решил не упоминать), и Пожарского, и Political Animals критикуется именно эта точка зрения.
Конечно, культура насилия у левых есть. Она есть даже у буддистов! Проблема изначального тезиса Павла в том, что он на волне хайпа по Чарли Кирку пытался демонизировать левых, выставить их какими-то особенными людоедами.
Дальше Павел предлагает разобраться с циферками опросов про приемлемость насилия к оппонентам. Давайте разбираться. Павел ссылается на широко разошедшееся в правых медиа исследование NCRI. Оно показало, что левые в большей степени склонны поддерживать убийство Дональда Трампа и Илона Маска. У этого исследования есть две большие проблемы.
Во-первых, анкета специально составлена так, чтобы максимизировать количество положительных ответов. Вам предлагается выбрать один из семи вариантов, где 1 обозначает, что вы считаете убийство вообще не оправданным, а 7 — полностью оправданным. Любой ответ от 2 до 7 засчитывался исследователями как оправдание возможного убийства.
Исследование показало, что 56% левых поддержали бы убийство Трампа. А еще оно показало, что 20,3% правых также поддержали бы убийство Трампа! Неудивительно, что эту часть опроса республиканская медийка предпочла не показывать. Даже сам Чарли Кирк приводил этот график в урезанном виде! (Впрочем, у Фокса какой-то странный график с немного другими цифрами, так что тут я могу ошибаться)
Во-вторых, в исследовании спрашивали исключительно про убийство Трампа и Маска. Спросить, как респонденты отнеслись бы к убийству Джо Байдена или Камалы Харрис, авторы не удосужились. И правильно. Потому что могло выясниться, что правые также “поддержали” бы убийства своих оппонентов.
Очевидно, что это исследование является мусорным и ничего не доказывает.
Дальше Павел переходит от гипотетического насилия к реальному. Здесь он косвенно отвечает на мой тейк о правом терроризме. Он предлагает учитывать вандализм, например, в отношении Теслы, а также культы таких убийц, как Луиджи Маджоне.
Мне это возражение не кажется убедительным. Как я уже писал в своем оригинальном посте, правые террористы в США убивают больше, чем левые. Недавно появилось более свежее исследование по этой теме от того же автора. С 1975 года правые террористы в США убили 391 человека, а левые — 65. На фоне убийства все остальные виды насилия попросту меркнут. Даже если выяснится, что левые значительно чаще что-то жгут и культивируют убийц, то это не сделает их какими-то особенными людоедами. Все хороши.
Я соглашусь с Михаилом Пожарским, что показывать пальцем и кричать, что кто-то людоед, — это поведение политактивиста, а не исследователя. Особенно когда доказательства такие спорные. Зачем это Павлу, я не знаю.
❤39👍23👌6👎3🙏2😐2
На самом деле, Дугин — это воин социальной справедливости. Он коллективист и ненавидит рыночную экономику. Он антирасист и мультикультуралист. Говорит на птичьем языке и постоянно ссылается на французских философов. Занимается политикой идентичности, считает, что интересам его группы не уделяется достаточно внимания. Ненавидит Запад за то, что тот угнетает другие народы. Выступает против агрессивной внешней политики США. Топит за Палестину и арабский мир. Постоянно сидит в Твиттере. Каждый второй пост — призыв кого-то отменить или посадить за слова. Живет на гранты от государства.
1❤50😁48🤣22💯4🗿3👍2👏1🤔1🤬1
Цена старения
С начала нулевых Франция и Великобритания значительно увеличили расходы на людей за 65 — пишет FT. С 1970 года реальные доходы пенсионеров в этих странах росли быстрее, чем у работающего населения. Во Франции в настоящее время пенсионеры имеют более высокие доходы, чем трудоспособные взрослые.
Демографический кризис — серьезная проблема для европейской модели. Население стареет, расходы на пенсионеров растут, государству приходится искать новые источники доходов, чаще всего через налоги. Это раздражает работающих и тормозит экономику. Но при этом большинство избирателей по-прежнему ждут от государства щедрых выплат на старости, а пенсионеры обладают значительным политическим весом.
Любая попытка что-то поменять приводит к недовольству. Когда Макрон попытался повысить пенсионный возраст, люди вышли на массовые протесты. Инициативы Барнье и Байру по сокращению выплат стали причиной двух правительственных кризисов подряд.
У этой ситуации есть интересный политфилософский аспект. Основной аргумент в пользу социального государства заключается в том, что оно помогает бедным. Но в этом случае деньги уходят на пенсионеров, многие из которых довольно обеспеченные. Если европейцы действительно хотят помочь бедным, то без реформы социального государства не обойтись.
С начала нулевых Франция и Великобритания значительно увеличили расходы на людей за 65 — пишет FT. С 1970 года реальные доходы пенсионеров в этих странах росли быстрее, чем у работающего населения. Во Франции в настоящее время пенсионеры имеют более высокие доходы, чем трудоспособные взрослые.
Демографический кризис — серьезная проблема для европейской модели. Население стареет, расходы на пенсионеров растут, государству приходится искать новые источники доходов, чаще всего через налоги. Это раздражает работающих и тормозит экономику. Но при этом большинство избирателей по-прежнему ждут от государства щедрых выплат на старости, а пенсионеры обладают значительным политическим весом.
Любая попытка что-то поменять приводит к недовольству. Когда Макрон попытался повысить пенсионный возраст, люди вышли на массовые протесты. Инициативы Барнье и Байру по сокращению выплат стали причиной двух правительственных кризисов подряд.
У этой ситуации есть интересный политфилософский аспект. Основной аргумент в пользу социального государства заключается в том, что оно помогает бедным. Но в этом случае деньги уходят на пенсионеров, многие из которых довольно обеспеченные. Если европейцы действительно хотят помочь бедным, то без реформы социального государства не обойтись.
👍35🤔12💯7😢2❤1
Убийство Чарли Кирка — левый терроризм?
Неясным остается вопрос об идеологии Тайлера Робинсона — убийцы Чарли Кирка. Консерваторы однозначно записывают его в левые. Однако доказательства пока что косвенные: цитата из антифашистской песни на пуле и сосед по комнате — трансгендер. При этом Робинсон вырос в консервативной семье и не был зарегистрирован как избиратель от какой-то партии. На выборы он не ходил.
Возможно, мы когда-нибудь узнаем о его взглядах. Здесь я хочу высказать альтернативную гипотезу. Возможно, у него вообще не было взглядов в привычном смысле этого слова. Как отмечает Дерек Томпсон, в последние годы сильно изменился характер политического насилия. Раньше оно было организованным и связано с определенной группой или движением. Современные террористы — это, как правило, одиночки. Их идеология сформировалась под воздействием интернета и не поддается легкой категоризации.
Ссылаясь на бывшего директора ФБР Кристофера Рэя, Томпсон называет этот феномен экстремизмом салатного бара. Стоя у салатного бара, вы можете сами собрать себе салат из разных овощей, что лежат на тарелках. Также и тут — будущий террорист, как правило ментально нестабильный, сам собирает себе свою ебанутую идеологию из того, что ему показывают сетевые алгоритмы. Например, Зейл Томпсон, напавший с топором на полицейских Нью-Йорка, был одновременно исламистом и черным сепаратистом.
Есть ли у таких людей взгляды — вопрос дискуссионный. Есть две причины сомневаться в этом. Во-первых, взгляды должны обладать хотя бы минимальной последовательностью. Здесь она, как правило, отсутствует. Во-вторых, наличие взглядов должно мотивировать человека к действию. Здесь же причиной действия является ментальная нестабильность, подогреваемая одиночеством и алгоритмами социальных сетей.
Робинсон, очевидно, является террористом нового типа. Родственники рассказывают, что он не был особо общительным и много сидел в интернете. Он не принадлежал к какой-то институции или движению — это одиночка, который решился на преступление по каким-то странным, только ему одному понятным причинам. Вряд ли дальнейшее расследование сделает его мотивы более понятными.
На мой взгляд, называть ужасный поступок Робинсона левым терроризмом — упрощение, которое игнорирует сложную природу современного политического насилия. Впрочем, следует дождаться результатов расследования.
Неясным остается вопрос об идеологии Тайлера Робинсона — убийцы Чарли Кирка. Консерваторы однозначно записывают его в левые. Однако доказательства пока что косвенные: цитата из антифашистской песни на пуле и сосед по комнате — трансгендер. При этом Робинсон вырос в консервативной семье и не был зарегистрирован как избиратель от какой-то партии. На выборы он не ходил.
Возможно, мы когда-нибудь узнаем о его взглядах. Здесь я хочу высказать альтернативную гипотезу. Возможно, у него вообще не было взглядов в привычном смысле этого слова. Как отмечает Дерек Томпсон, в последние годы сильно изменился характер политического насилия. Раньше оно было организованным и связано с определенной группой или движением. Современные террористы — это, как правило, одиночки. Их идеология сформировалась под воздействием интернета и не поддается легкой категоризации.
Ссылаясь на бывшего директора ФБР Кристофера Рэя, Томпсон называет этот феномен экстремизмом салатного бара. Стоя у салатного бара, вы можете сами собрать себе салат из разных овощей, что лежат на тарелках. Также и тут — будущий террорист, как правило ментально нестабильный, сам собирает себе свою ебанутую идеологию из того, что ему показывают сетевые алгоритмы. Например, Зейл Томпсон, напавший с топором на полицейских Нью-Йорка, был одновременно исламистом и черным сепаратистом.
Есть ли у таких людей взгляды — вопрос дискуссионный. Есть две причины сомневаться в этом. Во-первых, взгляды должны обладать хотя бы минимальной последовательностью. Здесь она, как правило, отсутствует. Во-вторых, наличие взглядов должно мотивировать человека к действию. Здесь же причиной действия является ментальная нестабильность, подогреваемая одиночеством и алгоритмами социальных сетей.
Робинсон, очевидно, является террористом нового типа. Родственники рассказывают, что он не был особо общительным и много сидел в интернете. Он не принадлежал к какой-то институции или движению — это одиночка, который решился на преступление по каким-то странным, только ему одному понятным причинам. Вряд ли дальнейшее расследование сделает его мотивы более понятными.
На мой взгляд, называть ужасный поступок Робинсона левым терроризмом — упрощение, которое игнорирует сложную природу современного политического насилия. Впрочем, следует дождаться результатов расследования.
👍53🤨15💯11👎9😁5❤3🤔3
Один из ключевых аргументов в пользу агрессивной внешней политики заключается в том, что морали не существует. Если это так, то у государства нет никаких моральных ограничений при преследовании своих интересов. К такой линии аргументации часто прибегают люди из правого лагеря, особенно при обсуждении арабо-израильского конфликта.
С этим аргументом можно спорить по-разному. Например, можно попытаться обосновать существование моральных фактов. Здесь я хочу прибегнуть к другой стратегии.
Люди, которые так аргументируют, как правило, являются националистами или просто патриотами. Они считают, что у людей есть сильные обязательства перед своей нацией или своим государством. Проблема здесь в том, что такие обязательства являются моральными. Лояльность — это одна из добродетелей. Это не часть физического мира, она имеет отношение к тому, что мы должны другим людям. Нельзя одновременно отрицать мораль и считать, что у нас есть какие-то обязательства к своей стране.
Как мой воображаемый оппонент мог бы ответить? Здесь возникает вилка. Он может продолжить настаивать на том, что морали не существует, и признать, что у нас действительно нет никакого долга в отношении своих стран. В этом случае он пилит сук, на котором сидит. Он уже не сможет призывать людей заботиться о национальных интересах или упрекать кого-то в недостатке патриотизма.
Альтернативный вариант заключается в том, чтобы признать существование морали и отказаться от своего первоначального аргумента. Но в таком случае ему придется отвечать на моральную критику своего государства. И делать это будет очень непросто. Он должен отстаивать такую странную мораль, в которой лояльность своему государству / его интересы значительно перевешивает другие моральные обязательства. Это контринтуитивно для большинства людей.
С этим аргументом можно спорить по-разному. Например, можно попытаться обосновать существование моральных фактов. Здесь я хочу прибегнуть к другой стратегии.
Люди, которые так аргументируют, как правило, являются националистами или просто патриотами. Они считают, что у людей есть сильные обязательства перед своей нацией или своим государством. Проблема здесь в том, что такие обязательства являются моральными. Лояльность — это одна из добродетелей. Это не часть физического мира, она имеет отношение к тому, что мы должны другим людям. Нельзя одновременно отрицать мораль и считать, что у нас есть какие-то обязательства к своей стране.
Как мой воображаемый оппонент мог бы ответить? Здесь возникает вилка. Он может продолжить настаивать на том, что морали не существует, и признать, что у нас действительно нет никакого долга в отношении своих стран. В этом случае он пилит сук, на котором сидит. Он уже не сможет призывать людей заботиться о национальных интересах или упрекать кого-то в недостатке патриотизма.
Альтернативный вариант заключается в том, чтобы признать существование морали и отказаться от своего первоначального аргумента. Но в таком случае ему придется отвечать на моральную критику своего государства. И делать это будет очень непросто. Он должен отстаивать такую странную мораль, в которой лояльность своему государству / его интересы значительно перевешивает другие моральные обязательства. Это контринтуитивно для большинства людей.
❤43💯9👍3💅2🗿2🔥1👏1
Одна из главных проблем диктатуры связана с тем, как в ней обрабатывается информация. Диктаторы окружают себя yes people. Эти люди всегда соглашаются и стараются не сообщать плохие новости. Из-за этого принимаются ошибочные решения, что часто оборачивается тяжёлыми последствиями для страны.
Хороший пример — события перед нападением Германии на СССР. Сталин был уверен, что Гитлер не станет атаковать. Он исходил из двух соображений. Во-первых, считал, что главным врагом Германии остаётся Великобритания. Во-вторых, думал, что из-за сильной экономической зависимости от СССР — поставок нефти и других ресурсов — Гитлер не решится на войну. Но именно страх перед рисками такой зависимости вкупе с идеологией подтолкнул Гитлера к «Барбароссе».
Чтобы правильно оценить ситуацию, кто-то должен был возражать Сталину. Однако, как отмечает историк Джонатан Димблби в книге о «Барбароссе», никто в его окружении не осмеливался это делать. Разведка знала, что вождь не любит плохие новости, и потому донесения о готовящемся вторжении искажались. Сталин считал, что немецкие войска у границы — это лишь игра мускулами. Ближе к роковой дате некоторые пытались возражать, но вождь их заткнул. А в момент начала войны никто не хотел первым сообщать Сталину о нападении — все перекладывали эту обязанность друг на друга.
В итоге Советский Союз оказался не готов к удару Германии. Одной из причин стала именно диктатура: возможность критиковать лидера отсутствовала. Если бы возражения были возможны, огромных жертв первых месяцев войны можно было бы избежать. Диктатура — это угроза не только свободе, она также может быть угрозой безопасности. Из Великой Отечественной войны можно извлечь много уроков, но часто извлекают неправильные. Этот — один из самых важных.
Димблби, Дж. (2025). Операция «Барбаросса»: Начало конца нацистской Германии. Альпина нон-фикшн.
Хороший пример — события перед нападением Германии на СССР. Сталин был уверен, что Гитлер не станет атаковать. Он исходил из двух соображений. Во-первых, считал, что главным врагом Германии остаётся Великобритания. Во-вторых, думал, что из-за сильной экономической зависимости от СССР — поставок нефти и других ресурсов — Гитлер не решится на войну. Но именно страх перед рисками такой зависимости вкупе с идеологией подтолкнул Гитлера к «Барбароссе».
Чтобы правильно оценить ситуацию, кто-то должен был возражать Сталину. Однако, как отмечает историк Джонатан Димблби в книге о «Барбароссе», никто в его окружении не осмеливался это делать. Разведка знала, что вождь не любит плохие новости, и потому донесения о готовящемся вторжении искажались. Сталин считал, что немецкие войска у границы — это лишь игра мускулами. Ближе к роковой дате некоторые пытались возражать, но вождь их заткнул. А в момент начала войны никто не хотел первым сообщать Сталину о нападении — все перекладывали эту обязанность друг на друга.
В итоге Советский Союз оказался не готов к удару Германии. Одной из причин стала именно диктатура: возможность критиковать лидера отсутствовала. Если бы возражения были возможны, огромных жертв первых месяцев войны можно было бы избежать. Диктатура — это угроза не только свободе, она также может быть угрозой безопасности. Из Великой Отечественной войны можно извлечь много уроков, но часто извлекают неправильные. Этот — один из самых важных.
Димблби, Дж. (2025). Операция «Барбаросса»: Начало конца нацистской Германии. Альпина нон-фикшн.
👍78💯17❤15🤔4👎3🤣2🔥1👌1
Forwarded from Political Animals
В The Economist вышел материал про политическое насилие. Там приводится статистика политолога Майкла Лоденталя из Университета Цинциннати.
Согласно его данным, большинство уголовных дел, связанных с политическим насилием в США, возбуждено в отношении правых/консерваторов.
Кроме того в материале The Economist находят подтверждение другие наблюдения и выводы, сделанные другим ученым, Алексом Новрасте (на него Константин еще ссылался): большинство жертв политического терроризма приходится на исламистов, а затем — консерваторов/правых. Например, 87% процентов жертв пришлось на теракты, совершенных исламистами, а на правых/консерваторов — 11%. Носители левых/либеральных взглядов тоже совершают подобные преступления, но гораздо реже и с меньшим количеством убитых: всего 2% жертв от общего числа.
Лицо современного терроризма в США — правоконсервативное и исламистское. Поэтому неудивительно, что такие люди как вице-президент Джей Ди Вэнс пытаются преподнести происходящее как всплеск насилия от левых радикалов, угрожающих порядку и стабильности, которые он и команда Трампа хотят принести в Америку.
Безусловно, эта угроза исходит от любых сторонников политического насилия, будь они левые или правые. Но статистика говорит, что опасаться в первую очередь стоит сторонников Вэнса. Особенно на фоне цензуры, которую они хотят ввести в стране, чтобы бороться с либералами.
📱 Доступ к комментариям и к чату можно получить по этой ссылке
А.Т.
#комментарий
❤️ Подпишись на Political Animals
Согласно его данным, большинство уголовных дел, связанных с политическим насилием в США, возбуждено в отношении правых/консерваторов.
Кроме того в материале The Economist находят подтверждение другие наблюдения и выводы, сделанные другим ученым, Алексом Новрасте (на него Константин еще ссылался): большинство жертв политического терроризма приходится на исламистов, а затем — консерваторов/правых. Например, 87% процентов жертв пришлось на теракты, совершенных исламистами, а на правых/консерваторов — 11%. Носители левых/либеральных взглядов тоже совершают подобные преступления, но гораздо реже и с меньшим количеством убитых: всего 2% жертв от общего числа.
Лицо современного терроризма в США — правоконсервативное и исламистское. Поэтому неудивительно, что такие люди как вице-президент Джей Ди Вэнс пытаются преподнести происходящее как всплеск насилия от левых радикалов, угрожающих порядку и стабильности, которые он и команда Трампа хотят принести в Америку.
Безусловно, эта угроза исходит от любых сторонников политического насилия, будь они левые или правые. Но статистика говорит, что опасаться в первую очередь стоит сторонников Вэнса. Особенно на фоне цензуры, которую они хотят ввести в стране, чтобы бороться с либералами.
А.Т.
#комментарий
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
1👍27❤5👎4🔥1🤬1👌1🤨1
После смерти Чарли Кирка многие выставляют его искателем истины. Чувак ездил по кампусам американских университетов и пытался в честных дебатах указать оппонентам на нестыковки в их взглядах. Я думаю, что это неверная интерпретация. На самом деле Кирк был пропагандистом.
Во-первых, его дебатный формат никогда не был направлен на поиск истины. За пару обменов репликами вряд ли можно что-то содержательно обсудить. К тому же у тридцатилетнего Чарли, который всю жизнь занимался политикой, было неоспоримое преимущество перед студентами. Основная задача таких дебатов была в том, чтобы потом нарезать успешные моменты и показать, как Кирк “с логикой и фактами” уничтожил очередную синеволосую студентку второго курса.
Во-вторых, Кирк не искал истину, а просто продвигал повестку MAGA. Хороший пример колебания с линией партии приводит журналист Майкл Трейси. Вслед за Трампом Кирк всё время выступал за изоляционизм, он критиковал агрессивную внешнюю политику США. 3 апреля Кирк писал, что новая война на Ближнем Востоке будет катастрофической ошибкой. Однако уже 17 июня, когда Трамп усилил свою риторику в отношении Ирана, Кирк написал: “Президент Дональд Трамп — человек, созданный для этого момента, и мы должны доверять ему”. Потом он призывал дать Трампу Нобелевскую премию мира за удары по Ирану.
Убийство Кирка — это ужасный акт политического насилия. Никто не должен быть убит за политическую деятельность. Но говорить, что Кирк пострадал за поиск истины, — это большое упрощение. Он был MAGA-пропагандистом. На своих дебатах он не пытался искать истину, а лишь выставлял оппонентов в негативном свете. У него не было настоящих взглядов. Как советский аппаратчик, он колебался с линией партии. Если бы завтра Трамп напал на Канаду, Кирк поддержал бы и это. Коллективное СВТВ называет искателем истины партийного аппаратчика — и нет ничего, что говорило бы об этих людях больше.
Prove me wrong.
Во-первых, его дебатный формат никогда не был направлен на поиск истины. За пару обменов репликами вряд ли можно что-то содержательно обсудить. К тому же у тридцатилетнего Чарли, который всю жизнь занимался политикой, было неоспоримое преимущество перед студентами. Основная задача таких дебатов была в том, чтобы потом нарезать успешные моменты и показать, как Кирк “с логикой и фактами” уничтожил очередную синеволосую студентку второго курса.
Во-вторых, Кирк не искал истину, а просто продвигал повестку MAGA. Хороший пример колебания с линией партии приводит журналист Майкл Трейси. Вслед за Трампом Кирк всё время выступал за изоляционизм, он критиковал агрессивную внешнюю политику США. 3 апреля Кирк писал, что новая война на Ближнем Востоке будет катастрофической ошибкой. Однако уже 17 июня, когда Трамп усилил свою риторику в отношении Ирана, Кирк написал: “Президент Дональд Трамп — человек, созданный для этого момента, и мы должны доверять ему”. Потом он призывал дать Трампу Нобелевскую премию мира за удары по Ирану.
Убийство Кирка — это ужасный акт политического насилия. Никто не должен быть убит за политическую деятельность. Но говорить, что Кирк пострадал за поиск истины, — это большое упрощение. Он был MAGA-пропагандистом. На своих дебатах он не пытался искать истину, а лишь выставлял оппонентов в негативном свете. У него не было настоящих взглядов. Как советский аппаратчик, он колебался с линией партии. Если бы завтра Трамп напал на Канаду, Кирк поддержал бы и это. Коллективное СВТВ называет искателем истины партийного аппаратчика — и нет ничего, что говорило бы об этих людях больше.
Prove me wrong.
30👍101💯55👎23👏10😐2❤1🤔1
Само существование красных консерваторов говорит о том, что с политическим компасом что-то не так. Это удивительный феномен из России, который ждет своего исследователя. По всем параметрам эти люди правые: они патриоты, хотят возродить прошлое, любят tough guys в мундирах и «сложные» решения («Это понимать надо!»). При этом они патриоты социалистического государства, которое хотело распространить коммунизм по всему миру.
Если бы люди с такой психологией родились в США, то они были бы трампистами. Они бы жили в сельской местности, имели оружие. На участке — американский флаг, на машине — стикеры с Трампом, на заднем дворе — барбекю. Но они родились в СССР, и поэтому их машина — если она у них есть — обклеена серпами, молотами и усатыми диктаторами.
Интересно посмотреть на случаи перехода. Есть такой политический стример Убермаргинал. Он родился в России, но в раннем возрасте родители перевезли его в США. На своих стримах он аутично раскачивается взад-вперед, пьет энергетики и рассказывает своим зрителям про ресентимент. По взглядам он типичный новый правый: Трамп, белый этностейт, все дела. Но в молодости он был сталинистом, фанатом Гоблина. С одной стороны, его взгляды поменялись на противоположные. С другой стороны, ничего не изменилось: он просто поменял страну. Да, у нас в России такие правые.
Если бы люди с такой психологией родились в США, то они были бы трампистами. Они бы жили в сельской местности, имели оружие. На участке — американский флаг, на машине — стикеры с Трампом, на заднем дворе — барбекю. Но они родились в СССР, и поэтому их машина — если она у них есть — обклеена серпами, молотами и усатыми диктаторами.
Интересно посмотреть на случаи перехода. Есть такой политический стример Убермаргинал. Он родился в России, но в раннем возрасте родители перевезли его в США. На своих стримах он аутично раскачивается взад-вперед, пьет энергетики и рассказывает своим зрителям про ресентимент. По взглядам он типичный новый правый: Трамп, белый этностейт, все дела. Но в молодости он был сталинистом, фанатом Гоблина. С одной стороны, его взгляды поменялись на противоположные. С другой стороны, ничего не изменилось: он просто поменял страну. Да, у нас в России такие правые.
1😁58👍23🥰18❤5🤔3💯3👎2🤨2💘1
Зумеры открыли для себя гражданскую войну
В США каждая из сторон винит другую в особой склонности к политическому насилию. Возможно, проблема тут не в идеологии, а в возрасте.
В своём исследовании политолог Кевин Уоллстен предложил респондентам список из восьми спорных высказываний — от «Все белые являются расистами» до «6 января был мирным протестом». Участников просили выбрать высказывание, которое казалось им наиболее оскорбительным. Затем их спрашивали, допустимо ли применить насилие, чтобы сорвать выступление, где это высказывание было бы озвучено. Варианты ответа варьировались от «никогда недопустимо» до «всегда допустимо».
Исследование показало, что большинство американцев — около 80% — отвергают насилие как способ борьбы с высказываниями, которые им не нравятся. Особой разницы между сторонниками политических партий выявлено не было: 77% демократов и 82% республиканцев считали насилие неприемлемым. Однако исследование выявило сильную разницу между поколениями. 93% бэби-бумеров посчитали насилие абсолютно недопустимым. Процент был ниже среди миллениалов — 71%. А вот среди поколения Z лишь 58% респондентов выбрали вариант «никогда неприемлемо».
Исследование Уоллстена также опровергает популярный в правой среде миф, что источником культуры насилия являются университеты. Разница между теми зумерами, которые проходили обучение в университете, и теми, кто нет, выявлена не была.
Почему у зумеров такая «особая культура насилия»? Уоллстен выделяет три фактора: у них особая моральная культура, где понятие «вреда» трактуется предельно широко и включает эмоциональный дискомфорт; они выросли в эпоху социальных сетей, которые настраивают людей друг против друга; а также их юность пришлась на ухудшение политического климата.
В США каждая из сторон винит другую в особой склонности к политическому насилию. Возможно, проблема тут не в идеологии, а в возрасте.
В своём исследовании политолог Кевин Уоллстен предложил респондентам список из восьми спорных высказываний — от «Все белые являются расистами» до «6 января был мирным протестом». Участников просили выбрать высказывание, которое казалось им наиболее оскорбительным. Затем их спрашивали, допустимо ли применить насилие, чтобы сорвать выступление, где это высказывание было бы озвучено. Варианты ответа варьировались от «никогда недопустимо» до «всегда допустимо».
Исследование показало, что большинство американцев — около 80% — отвергают насилие как способ борьбы с высказываниями, которые им не нравятся. Особой разницы между сторонниками политических партий выявлено не было: 77% демократов и 82% республиканцев считали насилие неприемлемым. Однако исследование выявило сильную разницу между поколениями. 93% бэби-бумеров посчитали насилие абсолютно недопустимым. Процент был ниже среди миллениалов — 71%. А вот среди поколения Z лишь 58% респондентов выбрали вариант «никогда неприемлемо».
Исследование Уоллстена также опровергает популярный в правой среде миф, что источником культуры насилия являются университеты. Разница между теми зумерами, которые проходили обучение в университете, и теми, кто нет, выявлена не была.
Почему у зумеров такая «особая культура насилия»? Уоллстен выделяет три фактора: у них особая моральная культура, где понятие «вреда» трактуется предельно широко и включает эмоциональный дискомфорт; они выросли в эпоху социальных сетей, которые настраивают людей друг против друга; а также их юность пришлась на ухудшение политического климата.
The Wall Street Journal
Opinion | Why Do So Many Young Americans Justify Political Violence?
Ninety-three percent of baby boomers think it’s never acceptable. Only 56% of Gen Z agrees.
👍23😱11❤4❤🔥1⚡1
У Александра в статье есть очень правильная мысль:
В России у политизированных людей очень высокий уровень вовлечённости в американскую политику. У этого есть несколько интересных следствий. Во-первых, люди чувствуют эмоциональную идентификацию с американскими политическими лагерями. Иначе сложно понять, зачем тот же Павел Дубравский у себя в блоге пишет что-то вроде: «Покойся с миром, герой» в отношении Чарли Кирка. Люди не только испытывают тёплые чувства к одному лагерю — они также начинают ненавидеть другой. Есть целые медиа, целиком построенные на хейте американских либералов.
Во-вторых, люди начинают анализировать российскую политику в терминах американской. Так, российские либералы помещаются в одну категорию с американскими сторонниками Демпартии. Некоторые политики сделали себе карьеру на таких обобщениях. В мире, выходит, есть целый заговор глобалистов-повесточников, которые плетут интриги против честных патриотов своих стран. Российские власти не остались в стороне — они всячески пытаются апроприировать этот дискурс. Но некоторые представители российской оппозиции занимаются тем же самым, но с другой стороны. Для них Трамп и Путин — это разные проявления одного феномена, жутких консервативных сил, которые пытаются задушить прогресс.
Александр абсолютно прав в своей оценке: проблемы США — это проблемы США, а проблемы России — это проблемы России. Постоянный перевод с американского на русский говорит о бедности нашего политического языка. Российским интеллектуалам не хватает остроумия и эрудиции, чтобы придумать что-то своё. Также у нас нет настоящей политической жизни. Людям гораздо сложнее почувствовать эмоциональную связь с определённой политической группой. Американская политика даёт возможность поболеть за свою команду — хоть и за океаном.
внутриполитические проблемы Штатов не стоит экстраполировать на другие общества. Высокий уровень поляризации там вызван уникальным набором причин, который нигде больше не повторяется в точно таком же виде.
В России у политизированных людей очень высокий уровень вовлечённости в американскую политику. У этого есть несколько интересных следствий. Во-первых, люди чувствуют эмоциональную идентификацию с американскими политическими лагерями. Иначе сложно понять, зачем тот же Павел Дубравский у себя в блоге пишет что-то вроде: «Покойся с миром, герой» в отношении Чарли Кирка. Люди не только испытывают тёплые чувства к одному лагерю — они также начинают ненавидеть другой. Есть целые медиа, целиком построенные на хейте американских либералов.
Во-вторых, люди начинают анализировать российскую политику в терминах американской. Так, российские либералы помещаются в одну категорию с американскими сторонниками Демпартии. Некоторые политики сделали себе карьеру на таких обобщениях. В мире, выходит, есть целый заговор глобалистов-повесточников, которые плетут интриги против честных патриотов своих стран. Российские власти не остались в стороне — они всячески пытаются апроприировать этот дискурс. Но некоторые представители российской оппозиции занимаются тем же самым, но с другой стороны. Для них Трамп и Путин — это разные проявления одного феномена, жутких консервативных сил, которые пытаются задушить прогресс.
Александр абсолютно прав в своей оценке: проблемы США — это проблемы США, а проблемы России — это проблемы России. Постоянный перевод с американского на русский говорит о бедности нашего политического языка. Российским интеллектуалам не хватает остроумия и эрудиции, чтобы придумать что-то своё. Также у нас нет настоящей политической жизни. Людям гораздо сложнее почувствовать эмоциональную связь с определённой политической группой. Американская политика даёт возможность поболеть за свою команду — хоть и за океаном.
Telegram
ФРОНДА
⚔️ Ненависть по обе стороны баррикад: что происходит с поляризацией в США?
Последние недели США, а следом за ними и весь мир обсуждают убийство консервативного активиста Чарли Кирка, застреленного во время выступления на кампусе в Университете долины Юты.…
Последние недели США, а следом за ними и весь мир обсуждают убийство консервативного активиста Чарли Кирка, застреленного во время выступления на кампусе в Университете долины Юты.…
❤32💯24👍13😁6🤨2🤔1🤬1
Общество ненавидит мужчин?
Один из главных тезисов прогрессивной идеологии заключается в том, что расизм не обязан быть явным. Человек может быть расистом на бессознательном уровне. Например, белый может не придерживаться расистских взглядов, но бессознательно считать черных хуже, чем белых.
Можно ли это как-то доказать?
Ключевой аргумент левых основан на тесте имплицитных ассоциаций. В нём участникам последовательно показывают изображения, относящиеся к четырём категориям: «белое», «черное», «хорошее», «плохое». В одном условии нужно нажимать одну кнопку, когда появляется что-то, связанное с «белым» или «хорошим», и другую — когда изображение относится к «черному» или «плохому». В другом условии сочетания меняются: одна кнопка нажимается для «черного» или «хорошего», а другая — для «белого» или «плохого».
Скорость реакции сравнивается между этими условиями, что позволяет выявить скрытые ассоциации. Обычно в первом условии реакция оказывается быстрее — то есть людям сложнее ассоциировать черных с чем-то хорошим. Это трактуется как бессознательное предубеждение против черных. Исследования показывают, что такие предубеждения встречаются у большинства американцев — даже с либеральными взглядами. Можете сами найти тест в интернете и оценить свою предвзятость.
Интересную критику этого аргумента встретил в книге моего любимого философа Майкла Хьюмера. Хьюмер пишет, что прогрессисты обычно умалчивают о других исследованиях с использованием теста. Некоторые такие исследования дают результаты, которые противоречат прогрессивной идеологии. Например, люди систематически ассоциируют мужчин с чем-то плохим. Также мужчин значительно чаще ассоциируют с насилием. Более того, эффект в отношении гендера оказался на 50% сильнее эффекта в отношении расы.
Следует ли из всего этого, что у большинства людей есть скрытые предубеждения в отношении мужчин? Возможно, инцелы правы и мы живем в мире системной мизандрии? Вагинокапитализм победил?
Я думаю, гораздо проще признать, что с тестом что-то не так :)
Huemer, M. (2024). Progressive myths.
Один из главных тезисов прогрессивной идеологии заключается в том, что расизм не обязан быть явным. Человек может быть расистом на бессознательном уровне. Например, белый может не придерживаться расистских взглядов, но бессознательно считать черных хуже, чем белых.
Можно ли это как-то доказать?
Ключевой аргумент левых основан на тесте имплицитных ассоциаций. В нём участникам последовательно показывают изображения, относящиеся к четырём категориям: «белое», «черное», «хорошее», «плохое». В одном условии нужно нажимать одну кнопку, когда появляется что-то, связанное с «белым» или «хорошим», и другую — когда изображение относится к «черному» или «плохому». В другом условии сочетания меняются: одна кнопка нажимается для «черного» или «хорошего», а другая — для «белого» или «плохого».
Скорость реакции сравнивается между этими условиями, что позволяет выявить скрытые ассоциации. Обычно в первом условии реакция оказывается быстрее — то есть людям сложнее ассоциировать черных с чем-то хорошим. Это трактуется как бессознательное предубеждение против черных. Исследования показывают, что такие предубеждения встречаются у большинства американцев — даже с либеральными взглядами. Можете сами найти тест в интернете и оценить свою предвзятость.
Интересную критику этого аргумента встретил в книге моего любимого философа Майкла Хьюмера. Хьюмер пишет, что прогрессисты обычно умалчивают о других исследованиях с использованием теста. Некоторые такие исследования дают результаты, которые противоречат прогрессивной идеологии. Например, люди систематически ассоциируют мужчин с чем-то плохим. Также мужчин значительно чаще ассоциируют с насилием. Более того, эффект в отношении гендера оказался на 50% сильнее эффекта в отношении расы.
Следует ли из всего этого, что у большинства людей есть скрытые предубеждения в отношении мужчин? Возможно, инцелы правы и мы живем в мире системной мизандрии? Вагинокапитализм победил?
Я думаю, гораздо проще признать, что с тестом что-то не так :)
Huemer, M. (2024). Progressive myths.
👍48🤔16😁9💯7❤3🦄3👎1🤣1
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Трамп: «Сфальсифицированные выборы. [указывает на Эрдогана] Он лучше всех знает, что такое сфальсифицированные выборы».
Я не фанат Трампа, но моментами он очень забавный.
Я не фанат Трампа, но моментами он очень забавный.
🤣123😁16👍5❤2
Отношения между коммунистическим Китаем и СССР были трудными с самого начала.
Мао не очень хорошо относился к Сталину из-за того, что советский лидер не верил в победу коммунистов в Китае и не оказывал им достаточной поддержки. Однако Мао продолжал льстить Сталину. Он сравнивал коммунистический блок с большой семьей, где Сталин является отцом, а он — сыном.
После смерти Сталина эта метафора заиграла новыми красками. Мао начал говорить, что социалистическая семья является не европейской, а азиатской:
Даже у коммунистов есть daddy issues.
Radchenko, S. (2024). To Run the World. The Kremlin’s Cold War Bid for Global Power. Cambridge University Press.
Мао не очень хорошо относился к Сталину из-за того, что советский лидер не верил в победу коммунистов в Китае и не оказывал им достаточной поддержки. Однако Мао продолжал льстить Сталину. Он сравнивал коммунистический блок с большой семьей, где Сталин является отцом, а он — сыном.
После смерти Сталина эта метафора заиграла новыми красками. Мао начал говорить, что социалистическая семья является не европейской, а азиатской:
Если говорить об отношениях между отцом и сыном, то следует иметь в виду, что это не европейская, а азиатская семья с её феодальным деспотизмом и главенством отца в семье.
Даже у коммунистов есть daddy issues.
Radchenko, S. (2024). To Run the World. The Kremlin’s Cold War Bid for Global Power. Cambridge University Press.
😁37👍6😢2❤1🤔1🙉1
Forwarded from Бундесканцлер
🇩🇪Политическое насилие слева и справа: немецкий взгляд
Разгоревшаяся после резонансного убийства американского консерватора Чарли Кирка дискуссия не могла не просочиться и в немецкоязычный политический дискурс. На этом фоне новостной портал Apollo News заказал серию опросов о восприятии политического насилия с разбивкой по идеологическим лагерям. Примечательно, что исследование провёл демоскопический институт INSA, известный своими регулярными «воскресными опросами» о партийных предпочтениях, что, в отличие от внутренних онлайн-опросов, гарантирует репрезентативность.
Выяснилось, что относительное большинство немецких левых не считают гибель Кирка достойной сожаления. Среди респондентов, идентифицирующих себя как «левоцентристы», 37% не выразили сочувствия, 36% сожалели о случившемся, а 27% воздержались от ответа. Это резко контрастирует с центристами и правыми: в «центре» отсутствие сожаления отметили лишь 21%, среди правых — 16%.
В партийном разрезе наименее сочувствующими ожидаемо оказались сторонники «Левых» и «Зелёных» (40% и 27% соответственно), что коррелирует с публичными заявлениями ведущих политиков обеих партий. Так, председательница Die Linke Хайди Райхиннек открыто заявила, что не следует испытывать «никакого уважения к фашисту Кирку». А бывший федеральный министр по делам семьи от «Зелёных» Лиза Паус осудила и «тех, кто скорбит по фашисту».
INSA задала и более общий вопрос: «Является ли насилие допустимым средством достижения политических целей?». Здесь позитивные ответы также чаще встречались в левом лагере — 26% против 17% у респондентов, позиционирующих себя к «справа от центра».
Отказ в сочувствии и готовность оправдывать насилие на словах — это ещё не действие. Однако статистика подтверждает тревожный тренд: число политически мотивированных преступлений в Германии достигло нового максимума. В 2024 году Федеральное управление уголовной полиции (BKA) зарегистрировало 84 172 таких дела — на 40,2% больше, чем в 2023-м. Насильственные преступления составили 4 107 случаев (+15,3%).
Превалирование правого экстремизма отчётах уголовной полиции при этом остаётся для Германии статистическим трюизмом, но данные BKA не настолько однозначны, чтобы делать политические выводы. Вся совокупность политически мотивированных правонарушений (PMK) делится на ненасильственные — пропагандистские акты, порча имущества, оскорбления и разжигание ненависти (Politisch motivierte Straftaten) — и насильственные (Politisch motivierte Gewalttaten). Первые составляют около 86,8% всех зафиксированных случаев, и почти половина из них (47,8%) приходится на правых. На долю левых — лишь 12%.
Именно здесь проявляется методологический перекос: большинство ненасильственных правонарушений связано с демонстрацией символики. А в силу исторических причин объём запрещённой правой символики в Германии неизмеримо больше, что закономерно ведёт к диспропорции, а иногда — к абсурдной категоризации. Так, в классификации преступлений на почве ненависти, например, криминализированы 17 тем, из которых лишь 4 (ненависть к мужчинам, христианам, Германии и по социальному статусу) в принципе близки «левым». Таким образом, в контексте дебата о политическом насилии совокупная статистика BKA, равно как и сегмент ненасильственных преступлений, не имеют объяснительной силы, поскольку отражают риторику и символику — зачастую в интернете.
Другое дело — насильственные преступления. Из 4 107 случаев 1 488 (36%) отнесены к правым, 762 (18%) — к левым. Разрыв значительно меньше и выглядит реалистичнее. Но и здесь методология BKA традиционно вызывает вопросы: насилие классифицируется не только по фактам, но и по предполагаемым мотивам, фиксируемым полицией при заведении дела (Eingangsstatistik) и сразу попадающим в отчёт. Так, нападение на мигранта или беженца часто (но не автоматически!) классифицируется как «правое», даже если мотив в итоге бытовой. Аналогично и с антисемитизмом: если изначально не выявлено иного мотива (например, религиозного в контексте Ближнего Востока), дело также уходит в статистику «правых».
@BundeskanzlerRU
Разгоревшаяся после резонансного убийства американского консерватора Чарли Кирка дискуссия не могла не просочиться и в немецкоязычный политический дискурс. На этом фоне новостной портал Apollo News заказал серию опросов о восприятии политического насилия с разбивкой по идеологическим лагерям. Примечательно, что исследование провёл демоскопический институт INSA, известный своими регулярными «воскресными опросами» о партийных предпочтениях, что, в отличие от внутренних онлайн-опросов, гарантирует репрезентативность.
Выяснилось, что относительное большинство немецких левых не считают гибель Кирка достойной сожаления. Среди респондентов, идентифицирующих себя как «левоцентристы», 37% не выразили сочувствия, 36% сожалели о случившемся, а 27% воздержались от ответа. Это резко контрастирует с центристами и правыми: в «центре» отсутствие сожаления отметили лишь 21%, среди правых — 16%.
В партийном разрезе наименее сочувствующими ожидаемо оказались сторонники «Левых» и «Зелёных» (40% и 27% соответственно), что коррелирует с публичными заявлениями ведущих политиков обеих партий. Так, председательница Die Linke Хайди Райхиннек открыто заявила, что не следует испытывать «никакого уважения к фашисту Кирку». А бывший федеральный министр по делам семьи от «Зелёных» Лиза Паус осудила и «тех, кто скорбит по фашисту».
INSA задала и более общий вопрос: «Является ли насилие допустимым средством достижения политических целей?». Здесь позитивные ответы также чаще встречались в левом лагере — 26% против 17% у респондентов, позиционирующих себя к «справа от центра».
Отказ в сочувствии и готовность оправдывать насилие на словах — это ещё не действие. Однако статистика подтверждает тревожный тренд: число политически мотивированных преступлений в Германии достигло нового максимума. В 2024 году Федеральное управление уголовной полиции (BKA) зарегистрировало 84 172 таких дела — на 40,2% больше, чем в 2023-м. Насильственные преступления составили 4 107 случаев (+15,3%).
Превалирование правого экстремизма отчётах уголовной полиции при этом остаётся для Германии статистическим трюизмом, но данные BKA не настолько однозначны, чтобы делать политические выводы. Вся совокупность политически мотивированных правонарушений (PMK) делится на ненасильственные — пропагандистские акты, порча имущества, оскорбления и разжигание ненависти (Politisch motivierte Straftaten) — и насильственные (Politisch motivierte Gewalttaten). Первые составляют около 86,8% всех зафиксированных случаев, и почти половина из них (47,8%) приходится на правых. На долю левых — лишь 12%.
Именно здесь проявляется методологический перекос: большинство ненасильственных правонарушений связано с демонстрацией символики. А в силу исторических причин объём запрещённой правой символики в Германии неизмеримо больше, что закономерно ведёт к диспропорции, а иногда — к абсурдной категоризации. Так, в классификации преступлений на почве ненависти, например, криминализированы 17 тем, из которых лишь 4 (ненависть к мужчинам, христианам, Германии и по социальному статусу) в принципе близки «левым». Таким образом, в контексте дебата о политическом насилии совокупная статистика BKA, равно как и сегмент ненасильственных преступлений, не имеют объяснительной силы, поскольку отражают риторику и символику — зачастую в интернете.
Другое дело — насильственные преступления. Из 4 107 случаев 1 488 (36%) отнесены к правым, 762 (18%) — к левым. Разрыв значительно меньше и выглядит реалистичнее. Но и здесь методология BKA традиционно вызывает вопросы: насилие классифицируется не только по фактам, но и по предполагаемым мотивам, фиксируемым полицией при заведении дела (Eingangsstatistik) и сразу попадающим в отчёт. Так, нападение на мигранта или беженца часто (но не автоматически!) классифицируется как «правое», даже если мотив в итоге бытовой. Аналогично и с антисемитизмом: если изначально не выявлено иного мотива (например, религиозного в контексте Ближнего Востока), дело также уходит в статистику «правых».
@BundeskanzlerRU
🤔24🗿3❤2👌2👍1👏1
В книге политолога Яши Мунка прочитал про стремный тренд, который начался в американских школах в начале 20-х. Детей всё чаще начали группировать по расовому признаку. Учителя начали создавать особые аффинити-группы только для чёрных или только для белых учащихся. В некоторых частных школах и вовсе появились чёрные классы.
Оправданием этому служит прогрессивная идеология. Активисты в образовании считают, что эти меры помогают бороться с цветовой слепотой. Люди с малых лет должны знать, к какой расе они принадлежат. Также они должны знать её прошлое. Чёрные должны помнить, что они угнетённые, а белые — что они угнетатели.
Интересно, как движение за гражданские права в США пришло к тому, против чего боролось — к сегрегации.
Мунк, Я. (2025). Ловушка идентичности: История об идеях и власти в наше время. Individuum.
Оправданием этому служит прогрессивная идеология. Активисты в образовании считают, что эти меры помогают бороться с цветовой слепотой. Люди с малых лет должны знать, к какой расе они принадлежат. Также они должны знать её прошлое. Чёрные должны помнить, что они угнетённые, а белые — что они угнетатели.
Интересно, как движение за гражданские права в США пришло к тому, против чего боролось — к сегрегации.
Мунк, Я. (2025). Ловушка идентичности: История об идеях и власти в наше время. Individuum.
😭43🤨19😁8❤3👍1😱1