Зачем, зачем я подписан на индийские патриотические группы?

В пакистанских пабликах тоже всё хорошо:

Вы читали в "Национальной политике" о поручике артиллерии Бергере, который влез на высокую ель и устроил там наблюдательный пункт? Наши отступили, и он уже не мог слезть, потому что иначе попал бы в плен, вот и стал ждать, когда наши опять отгонят неприятеля, и ждал целых две недели, пока не дождался. Целых две недели сидел на дереве и, чтобы не умереть с голоду, питался ветками и хвоей, всю верхушку у ели обглодал. Когда пришли наши, он был так слаб, что не мог удержаться на дереве, упал и разбился насмерть. Посмертно награжден золотой медалью "За храбрость".

Ждём взаимное объявление о победе.

На границе опять стрельба - то ли не до всех довели приказ (или довели специфическим образом), то ли в воздухе чувствуется дух Каргила.

Тогда гражданские власти Пакистана вовсю договаривались с индийцами о разрядке, а армейские подразделения в то же время просачивались через Линию контроля, и Шариф неожиданно узнал о том, что его страна втянулась в конфликт, от индийской стороны.

Сообщения о нарушении прекращения огня исходят от главы правительства Джамму и Кашмира Омара Абдуллы — как может догадаться сведущий в региональной индийской политике читатель, он приходится родственником (внуком) Шейху Абдулле, сыгравшему ключевую роль в событиях 1947-1948 гг.

Биография Шейха Абдуллы в независимой Индии отличалась извилистостью. В 1948-1953 гг. он возглавлял кашмирское правительство, потом сидел в индийской тюрьме по обвинению в сепаратистском заговоре. В 1964 году его из тюрьмы освободили: надо было вести переговоры с Пакистаном и требовался посредник. Шейх Абдулла направился в пакистанский Кашмир, где он уже воспринимался не как «коллаборационистское отребье», а как «герой мирного сопротивления». Потом отношения с индийским правительством опять испортились, Шейх Абдулла был изгнан из Кашмира, но в 1975 году его партия выиграла выборы и он опять стал во главе штата.

Абдулла был идеальным медиатором на индийско-пакистанских переговорах — во многом потому, что он, кашмирский сепаратист, с равным скепсисом относился и к Индии, и к Пакистану. Впрочем, под конец жизни он слишком активных требований о кашмирской независимости не выдвигал и на момент смерти в 1982 году был вполне встроен в индийскую политику.

Для индусских националистов Шейх Абдулла все эти десятилетия был врагом едва ли меньшим, чем пакистанское правительство. Лидер пятой колонны, заложивший под индийскую конституцию мину замедленного действия в виде 370 статьи, враг кашмирских индусов — вот как-то так. К этому добавились и обвинения в семейственности — в 1982 году руководство «Национальной конференцией» и кресло председателя кашмирского правительства фактически перешли по наследству к старшему сыну, Фаруку Абдулле.

Шейх Абдулла был женат на дочери управляющего отелем из кашмирско-европейской семьи, Фарук Абдулла вообще женился на англичанке, так что его сына Омара Абдуллу этническим кашмирцем можно называть с некоторой долей условности. Тем не менее, Омар в 2009-2015 гг. тоже возглавлял кашмирское правительство, после отмены автономии несколько месяцев посидел в тюрьме, но в 2024 году привёл свою партию к убедительной победе на региональных выборах и вновь возглавил Кашмир. Как и у отца с дедом, отношения с Дели и Исламабадом у него сложные.

https://youtu.be/NvgjlNa5bxs — завтра будем здесь много говорить про Кашмир и индийско-пакистанский конфликт

Каждый раз, когда обостряются отношения с Пакистаном, обязательно прилетает по сети пекарен Karachi Bakery. Вот и вчера в Хайдарабаде группа активистов заявилась в заведение и стала предъявлять: чего это они вообще, почему пекарня названа в честь крупнейшего пакистанского города, тут что, иностранные агенты собираются? Активистов выпроводили, скандал замяли.

Грустная ирония состоит в том, что сеть пекарен 70 лет назад основал Кханчанд Рамнани, индус-синдхи, бежавший из Карачи в 1947 году. Естественно, никаких тёплых чувств к Пакистану он не испытывал, а заведение назвал в честь того наполовину индусского Карачи, где прошли его детство и юность. Но кого это теперь волнует?

К вопросу о городе Карачи решил вспомнить вот о чём: в Пакистане до сих пор есть индусы и их не так уж мало — примерно 5,2 миллиона человек, население небольшой европейской страны. Практически все пакистанские индусы живут в провинции Синд и её главном городе Карачи. Почему так получилось?

Синд вообще-то является очень рано исламизированной территорией, с раннего средневековья здесь существовало мусульманское большинство, а доля индусов на рубеже XIX-XX вв. колебалась где-то в районе 20-25%. Когда начались разговоры о создании Пакистана, то сразу подразумевалось, что уж Синд-то войдёт в его состав целиком, никакого раздела не будет.

Возможно именно из-за этой определённости 1947 год в Синде прошёл относительно гладко. Ну как «гладко», в Карачи и окрестностях были погромы, уехало больше половины местных индусов. Но, в сравнении с зомби-апокалипсисом развернувшимся в соседнем Панджабе, Синд был просто оазисом спокойствия. Во всяком случае, индусская община здесь делилась по принципу «решили уехать/решили остаться», а не по принципу «смогли/не смогли добежать до границы».

Место уехавших из Карачи индусов массово занимали урдуязычные мигранты-мухаджиры. С ними у местных мусульман-синдхи отношения не сложились, на этом фоне оставшиеся индусы, хоть и «идолопоклонники», но свои, стали восприниматься лучше. В Карачи сейчас живёт 200 тыс. индусов — в абсолютных цифрах больше , чем до 1947 года.

Но большая часть индусов-синдхи живёт в сельской местности, в пустынной восточной часи штата. В пограничном с Индией округе Тхарпаркар индусов больше 40%, а в соседнем Умеркоте вообще индусское большинство.

Умеркот — единственный округ в Пакистане с индусским большинством

Немного статистики и сравнения с Панджабом: в 1941 году индусы и сикхи в сумме составляли 27% населения Синда и 22,4% населения западных районов Панджаба. Сейчас в Синде доля индусов и сикхов 8,9%*, а в пакистанском Панджабе 0,15%.

*индусские организации Синда утверждают, что на самом деле 14%, но верим официальным данным

Если панджабцы-мусульмане в XX веке на сто процентов приняли новую пакистанскую идентичность, отказавшись даже от статуса собственного языка в пользу урду, то с мусульманами-синдхи всё вышло немного сложнее. До 1947 года они поддерживали местную регионалистсткую партию Иттихад, в которой не последнюю роль играло семейство Бхутто. В 1947 году Бхутто и синдхи в целом Пакистан приняли, но с некоторыми оговорками: хотелось бы реальной федерализации, официального статуса синдхи, хотелось бы, чтобы в Карачи мигранты-мухаджиры не отнимали все рабочие места, а на общенациональном уровне пуштуны и панджабцы поделились бы властью.

Идея отделения от Пакистана и создания независимого государства Синдхудеш массовой поддержкой не пользуется, но сепаратистские группы есть. Внутри Пакистана они в основном занимаются акциями против мухаджиров и китайских компаний, а вот в диаспоре топят именно за независимость. Излишне говорить, что идея Синдхудеш пользуется популярностью среди индийцев, особенно среди перебравшихся в Индию индусов-синдхи.

В индийском интернете очень любят пофантазировать про то, как пакистанцам в тыл ударят белуджи, Синдхудеш объявит независимость и вообще будет полное счастье.

В связи с пакистанскими индусами решил вспомнить одну очень важную историю: в декабре 2019 года индийский парламент принял поправки к закону о гражданстве, вызвавшие массовые протесты в том лагере, который в Индии называется «светским». Протестовал Конгресс и активисты коммунистических партий, студенты университета им. Джавахарлала Неру, возмущение выразило Управление ООН по правам человека и городской совет Сиэтла, штат Вашингтон. В общем, буря поднялась знатная, хотя в русскоязычное пространство новости практически не попадали.

Из-за чего всё началось? Поправки вводили упрощённый порядок получения гражданства для выходцев из Пакистана, Афганистана и Бангладеш. Вот только этот упрощённый порядок распространялся на представителей определённых религий: индусов, джайнов, буддистов, сикхов, парсов и христиан. Нетрудно заметить, что одной очень крупной религии в списке нет.

Админ испытывал что-то вроде когнитивного диссонанса. С одной стороны, левый секулярный лагерь в Индии был ему чисто по-человечески весьма симпатичен. С другой стороны…эээ, вы сейчас серьёзно? Вы протестуете из-за того, что правительство фактически приняло приняло программу по защите интересов пакистанских и бангладешских индусов? Этим группам очень непросто живётся, если им становится несколько легче, то это ведь можно только приветствовать, нет? Да, в список не включены мусульмане, но если их включить, то закон потеряет смысл, распространившись на всех граждан упомянутых стран. И потом — мусульмане вроде бы не сталкиваются в Пакистане с дискриминацией по религиозному принципу?

(В скобках отмечу, что закон окончательно проблемы не решал: он касался тех, кто прибыл в Индию до 2014 года. Прочим беженцам и сейчас часто приходится проходить все круги бюрократического ада)

Да, можно было подозревать, что правящие индусские националисты вслед за этими поправками готовят какую-то пакость в отношении гражданских правд индийских мусульман — вот только это были именно подозрения и они не оправдались. Можно было говорить, что самой идее общинного деления в законодательстве светского государства места нет — и такая позиция вызывает уважение. Вот только в индийском семейном кодексе это деление присутствовало изначально и эта ситуация «светский лагерь» почему-то устраивала. Наоборот, когда Нарендра Моди решил это деление потихоньку упразднять, то «светскому лагерю» это не очень понравилось.

Резюмируя: редакция Шлема не особо восхищается БДП (и тем более, политикой БДП в отношении меньшинств), но про то, что в англоязычной прессе описывается как far-right legislative initiatives часто ничего плохого сказать не может .

Мизорам стал первым официально признанным штатом Индии, достигшего результата 100%-ой грамотности. Для штата, живущего в таких непростых условиях (граница с Бангладеш и Мьянмой, постоянные проблемы с коммуникациями и инфраструктурой, непростая ситуация с безопасностью) - очень крутой результат, даже если у них действует модель Кералы, где навык "расписаться на бумажке" приравнивается к грамотности. А так вообще очень интересный штат Индии.

Если позволите, админ продолжит говорить про находящуюся в процессе написания книгу. Про цели и задачи работы было уже сказано раньше. Про географические рамки тоже особенно объяснять не нужно — нас интересует то, что происходило в границах территорий, управляемых вице-королём как прямо (собственно «Британская Индия») так и косвенно (княжества). Да, в обозначенное пространство попадают не интересующие нас Бирма и Аден, но это всё частности, с географией дело ясное. А вот какие у нас будут хронологические рамки?

Можно писать про всю новую и новейшую историю Индии. Ост-Индская компания, Сипайское восстание, национальное движение, Ганди, независимость и т. д. Это профанация. В лучшем случае, у нас получится новый учебник, в худшем случае — какая-нибудь «История Индии за 90 минут». Мы не собираемся устраивать тут сжатый пересказ англоязычной википедии, поэтому на весь период XIX-XX вв. не замахиваемся.

Можно сконцентрироваться на каком-нибудь знаменательном событии. 1947 год или хоть то же сипайское восстание. Но тогда мы будем двигаться к созданию обычной монографии, а у читателя не будет ответа на вопрос «откуда взялись поминаемые здесь люди?». И это я молчу про то, что по большинству «громких» тем вполне себе читабельные монографии присутствуют — нет нужды делать ту работу, которая уже сделана.

Мы пойдём по срединному пути. Наша история будет начинаться в 1885 году и заканчиваться в 1915. В 1885 году был создан Индийский национальный конгресс, это считается отправной точкой в истории национального движения. А в 1915 году, после многих лет проведённых в Южной Африке, в Индию вернулся Ганди и это, в некотором смысле, событие не менее ключевое.

Но, если честно, даты выбраны до некоторой степени произвольно. Главное, что мы концентрируемся на рубеже XIX-XX вв. Термин Belle Epoque к индийской истории обычно не применяется, но вы, надеюсь, поняли, о чём идёт речь. Три десятилетия перед Мировой войной — колониальные империи нерушимы, Британская империя нерушима особенно, поступь прогресса неостановима, а Ганди молод.

В обзорных работах по индийской истории выбранному нами периоду обычно чрезмерного внимания не уделяется: сипаи уже закончились, национально-освободительное движение ещё не развернулось во всю ширь. Ну Конгресс основали (кто? зачем?), ну была какая-то не очень понятная суета в Бенгалии в 1905 году (почему потребовалось эту Бенгалию делить? почему всем это так не понравилось?), ну кинули в британских чиновниках несколько бомб (кто кидал? сторонники Конгресса или нет?), потом начинается ПМВ, ну а дальше всё ясно — Ганди, Неру, гражданское неповиновение и т. д. и т. п.

Не очень богатый на события период — но сразу после него следует революция, в центре которой стоит Ганди. Иными словами, к 1915 году к этой революции уже всё было готово. Иными словами, в выбранный нами период, в соответствии с бессмертным учением Бенедикта Андерсона, на самом деле и происходило формирование единой индийской политической нации. Если в 1885 году идея индийского национализма только зарождается в умах крайне ограниченной группы лиц в Бомбее, Калькутте и Мадрасе, то к началу ПМВ они уже разделяются обществом — кстати, само «общество» тоже примерно в период 1885-1915 гг. и возникает.

Если мы пишем про национально-освободительное движение, то у нас есть два плохих пути. Когда-то я писал про то, как вредно вляпываться обеими ногами в национально-освободительный нарратив. Не менее вреден и путь номер два: неиронично нацепить на себя пробковый шлем и, спятив как мартовский заяц, начать вещать про бремя белого человека и «при лорде Керзоне порядок то был!». Справедливости ради, сейчас распространена несколько иная версия подобного подхода: объяснять любое действие любого человека или любой группы лиц в пределах Южной Азии Хитрым планом Лондона.

Конечно, хорошие работы по индийской истории в первый и второй вариант обычно не скатываются, но авторы концентрируются практически всегда на национально-освободительном движении, а у читателя складывается убеждение, что в Индии кроме него ничего и не было

Мы же опять попытаемся выбрать срединный путь, о котором расскажем чуть позже.

Итак, в чём будет наш «срединный путь» в рассказе про индийское антиколониальное движение?

Во-первых, будем исходить из того, что у нас нет послезнания про 1947 год. На заре XX века мы не имеем никаких оснований полагать, что Британская империя рухнет. Кстати, оснований так полагать не имеют и участники национального движения, которые в тот период скорее хотели не независимости, а переформатирования отношений с Лондоном по канадско-австралийскому образцу.

Более того, сам термин «национальное движение» мы должны употреблять с большой осторожностью. Скорее следовало бы говорить про политизированную часть индийского общества, интересующуюся политикой. И «политика» здесь вовсе не замыкается на отношениях с администрацией вице-короля. Городское управление, социальные преобразования, формирование отношения к собственному прошлому — это всё «политика» в широком смысле слова. Ну и конечно споры между умеренными и радикалами, индусами и мусульманами, бенгальцами и маратхами, куда ж без этого.

И главное: мы не хотим, чтобы у читателя создалось впечатление, что индийцы рубежа XIX-XX вв. занимались исключительно политической борьбой. В стране вообще-то были и другие активности. Армия постоянно участвовала в каких-то локальных (и не очень) конфликтах. Была, извините, экономика. Строились железные дороги, стремительно росли города, звонили первые телефоны и ехали первые автомобили, Рабиндранат Тагор стихи писал. В общем, в книге мы постараемся сделать так, чтобы соотношение «политического» и «неполитического» хотя бы иногда приближалось к 50/50.

Возникает ещё одна проблема: как бы нам сделать так, чтобы писать не только про высококастовых индусов с британским образованием? Ведь есть ещё огромное количество людей, про которых мы знаем гораздо меньше исключительно потому, что они про себя не писали — крестьяне, представители низших каст, женщины. Ну или три в одном: низкокастовые женщины из сельской местности.

Стоп, админ, ты же ничего нового не говоришь, просто начинаешь нам пересказывать положения школы Subaltern Studies — самого модного из того, что появилось в индийской гуманитарной науке за последние десятилетия. Ранаджит Гуха, Партха Чаттерджи, неограмшианство всякое.

Так скажут наши прошаренные читатели и будут полностью правы — в нашей книге вообще ничего нового не планируется. Но наработки про субалтернов мы действительно используем, попытавшись дать голос тем, кого обычно не очень замечают. Но к оптике школы у нас есть вопросы. И дело даже не в том, что от имени субалтернов обычно говорят образованнейшие бенгальские брахманы, переехавшие в Калифорнию или Нью-Йорк любой заговоривший субалтерн автоматически субалтерном быть прекращает. Дело в том, что мы не согласны с тем, что эти самые «молчащие» группы следует искать в горных деревнях или хотя бы в городских трущобах. Нам кажется, что колониальные чиновники-индийцы — это тоже в некотором роде субалтерны. Равно и индийские предприниматели. Равно и бескрайний мир княжеской Индии. Равно и первые индийские феминистки. Да иными словами всё, что за пределами Индийского национального конгресса.

Что ещё мы будем стараться учитывать в книге? То, что пишем мы всё-таки для русскоязычного читателя, поэтому связи Индии с Российской империей для нас интереснее, чем аналогичные связи с Германией/Францией/Японией. И Россия, насколько это вообще возможно, в нашем повествовании будет появляться. Переписка Ганди с Толстым, размышления Ленина об индийских радикалах, самые разные путешественники, которых в интересующий нас период заносило в Южную Азию — от цесаревича Николая до Чехова или Корнилова. Ну и то, как в это время в Индии воспринимают Россию, тоже весьма занимательно.

Ну и главное: как всё это совмещать в рамках одной книги? Политика, экономика, Ганди, Конгресс, вице-короли, железные дороги и кинематограф… Мы поступим так: раз мы рассматриваем период 1885-1915 гг., то мы и взглянем на индийскую историю тридцать и один раз, из каждого года. Возьмём год 1885 и попытаемся понять: что вообще было в Индии интересного в этом году, помимо основания Конгресса? А чем занимался Ганди? Тагор? Вивекананда? И нельзя ли всё это как-то связать в единое повествование?

Мы, в некотором смысле, будем повторять метод Флориана Иллиеса,но это не страшно. Во-первых, это не повторение, а оммаж, во-вторых, в книге ведь ничего нового не будет, я вас уже успел предупредить.

Это будет нечто вроде путеводителя по Индии рубежа веков. Государство же, которое в этот момент занимало почти всю территорию Южной Азии, называли «Британским Раджем». Или просто «Радж» — правление. Таким и будет рабочее название — Путеводитель по Раджу.