Российская экономика сегодня напоминает продвинутого потребителя AliExpress, который, увлекшись доставкой из Китая, однажды решает: «А может, пусть сам AliExpress ко мне переедет?» Вот и Владимир Путин, встретившись с Си Цзиньпином, сделал нечто подобное: пригласил китайские компании не просто продавать, но производить в России. Прямая речь — словно из инвестиционного буклета для зарубежных бизнесменов: «Мы приветствуем перенос китайских промышленных компетенций в нашу страну».
Но за этим формальным приглашением — целый список невыученных уроков. Китай, несмотря на громкие декларации о дружбе без границ, системно избегает вкладываться в реальный сектор российской экономики. И делает это не из антикремлёвских убеждений, а из прагматизма. Инвестиции — это всегда вопрос риска. И Китай голосует рублём. То есть юанем. И голосует — против.
Никаких заводов китайских автогигантов в России, ни копейки на «Силу Сибири-2», никаких инвестиций в энергетику. Даже в казалось бы «безопасной» отрасли — автомобилестроении — китайцы решили: лучше просто продавать. И пока продавали, Россия стала крупнейшим покупателем китайских машин. Но теперь спрос падает, склады переполнены, а Центробанк делает кредит на покупку машины дороже, чем ипотеку в Шанхае.
Парадокс, но попытки Кремля представить уход китайских брендов как начало новой индустриализации выглядят, мягко говоря, натужно. Да, китайцы уходят — и сразу начинается разговор о «национальной платформе» для электромобилей и субсидиях АвтоВАЗу. Но это напоминает ремонт в доме, где давно отключили электричество: красивый проект есть, а включить его всё равно нельзя.
Ставка в 21%, коллапс кредитования, отток инвестиций, дефицит кадров и технологий — в таких условиях заводы строят только по мобилизационным законам. Да и те — недолго работают. Даже если завтра в России появится цех сборки электрокаров, шанс, что из него выйдет что-то конкурентоспособное на международном рынке, примерно как у «Почты России» стать прибыльной.
Китай видит это. Он слишком хорошо понимает разницу между «производственными компетенциями» и экспортной свалкой. Да, можно наладить отверточную сборку. Но зачем, если рынок и так насытился, а репутационные и санкционные риски — нешуточные?
Путин говорит, что отношения России и Китая — «образец межгосударственного общения XXI века». Но на деле это напоминает диалог двух соседей, где один всё время просит, а другой вежливо кивает и продолжает заниматься своими делами.
Инвестиции — это не дружба. Это бизнес. И пока в России бизнес подменяется приказами сверху, надежда на китайские заводы будет оставаться не более чем геополитической сказкой.
Так что если Кремль хочет видеть в Поднебесной своего Маркса и Форда в одном лице, придётся сначала убедить её, что Россия — это всё ещё рынок, а не просто направление экспорта и геополитический актив на случай торгов с Западом. И пока этого не произошло, приглашения строить заводы останутся красивой риторикой для протокольных лент. Или, как сказали бы в Китае, пустыми словами — «пэйпэй хуа».
Российская экономика сегодня напоминает продвинутого потребителя AliExpress, который, увлекшись доставкой из Китая, однажды решает: «А может, пусть сам AliExpress ко мне переедет?» Вот и Владимир Путин, встретившись с Си Цзиньпином, сделал нечто подобное: пригласил китайские компании не просто продавать, но производить в России. Прямая речь — словно из инвестиционного буклета для зарубежных бизнесменов: «Мы приветствуем перенос китайских промышленных компетенций в нашу страну».
Но за этим формальным приглашением — целый список невыученных уроков. Китай, несмотря на громкие декларации о дружбе без границ, системно избегает вкладываться в реальный сектор российской экономики. И делает это не из антикремлёвских убеждений, а из прагматизма. Инвестиции — это всегда вопрос риска. И Китай голосует рублём. То есть юанем. И голосует — против.
Никаких заводов китайских автогигантов в России, ни копейки на «Силу Сибири-2», никаких инвестиций в энергетику. Даже в казалось бы «безопасной» отрасли — автомобилестроении — китайцы решили: лучше просто продавать. И пока продавали, Россия стала крупнейшим покупателем китайских машин. Но теперь спрос падает, склады переполнены, а Центробанк делает кредит на покупку машины дороже, чем ипотеку в Шанхае.
Парадокс, но попытки Кремля представить уход китайских брендов как начало новой индустриализации выглядят, мягко говоря, натужно. Да, китайцы уходят — и сразу начинается разговор о «национальной платформе» для электромобилей и субсидиях АвтоВАЗу. Но это напоминает ремонт в доме, где давно отключили электричество: красивый проект есть, а включить его всё равно нельзя.
Ставка в 21%, коллапс кредитования, отток инвестиций, дефицит кадров и технологий — в таких условиях заводы строят только по мобилизационным законам. Да и те — недолго работают. Даже если завтра в России появится цех сборки электрокаров, шанс, что из него выйдет что-то конкурентоспособное на международном рынке, примерно как у «Почты России» стать прибыльной.
Китай видит это. Он слишком хорошо понимает разницу между «производственными компетенциями» и экспортной свалкой. Да, можно наладить отверточную сборку. Но зачем, если рынок и так насытился, а репутационные и санкционные риски — нешуточные?
Путин говорит, что отношения России и Китая — «образец межгосударственного общения XXI века». Но на деле это напоминает диалог двух соседей, где один всё время просит, а другой вежливо кивает и продолжает заниматься своими делами.
Инвестиции — это не дружба. Это бизнес. И пока в России бизнес подменяется приказами сверху, надежда на китайские заводы будет оставаться не более чем геополитической сказкой.
Так что если Кремль хочет видеть в Поднебесной своего Маркса и Форда в одном лице, придётся сначала убедить её, что Россия — это всё ещё рынок, а не просто направление экспорта и геополитический актив на случай торгов с Западом. И пока этого не произошло, приглашения строить заводы останутся красивой риторикой для протокольных лент. Или, как сказали бы в Китае, пустыми словами — «пэйпэй хуа».
BY Плавильный котёл
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
This provided opportunity to their linked entities to offload their shares at higher prices and make significant profits at the cost of unsuspecting retail investors. As the war in Ukraine rages, the messaging app Telegram has emerged as the go-to place for unfiltered live war updates for both Ukrainian refugees and increasingly isolated Russians alike. To that end, when files are actively downloading, a new icon now appears in the Search bar that users can tap to view and manage downloads, pause and resume all downloads or just individual items, and select one to increase its priority or view it in a chat. Anastasia Vlasova/Getty Images On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations.
from us
