В «Дайджесте» читаем повесть прозаицы и исследовательницы литературы Ани Кузнецовой, в которой биографии первой программистки и хоррор-писательницы киборгизируются, размывая разницу между историческим женским телом, подвластным насилию, и демиургическим телом создательницы компьютерного или буквенного текста, который уже подчиняет себе и материю, и сам ожидаемый путь женской автобиографии.
.
У Ады было лицо с двойным дном: магическая трикстерка, коллекционерка иллюзий. В судьбах она разбиралась лучше психоаналитиков и звездочетов. Ей были подвластны математика, инженерия, масляный шёлк, чертежи счетных машин на столе премьер-министра Англии, проволока и натальные карты европейской интеллигенции. Ей оставалось несколько месяцев, ее имя уже вписалось в историю. Одно не разрешилось: кто прятался в теле монстра?
Они сидели на плите, которую Ада заказала каменщику для своих похорон, и всматривались в полумесяц Лемана. Из колоды выпал перевернутый пагад. «Я вовсе не похожа на тебя. Тебя закопают с Байроном. Я хочу вернутся туда, где родилась — к ее могиле».
В «Дайджесте» читаем повесть прозаицы и исследовательницы литературы Ани Кузнецовой, в которой биографии первой программистки и хоррор-писательницы киборгизируются, размывая разницу между историческим женским телом, подвластным насилию, и демиургическим телом создательницы компьютерного или буквенного текста, который уже подчиняет себе и материю, и сам ожидаемый путь женской автобиографии.
.
У Ады было лицо с двойным дном: магическая трикстерка, коллекционерка иллюзий. В судьбах она разбиралась лучше психоаналитиков и звездочетов. Ей были подвластны математика, инженерия, масляный шёлк, чертежи счетных машин на столе премьер-министра Англии, проволока и натальные карты европейской интеллигенции. Ей оставалось несколько месяцев, ее имя уже вписалось в историю. Одно не разрешилось: кто прятался в теле монстра?
Они сидели на плите, которую Ада заказала каменщику для своих похорон, и всматривались в полумесяц Лемана. Из колоды выпал перевернутый пагад. «Я вовсе не похожа на тебя. Тебя закопают с Байроном. Я хочу вернутся туда, где родилась — к ее могиле».
In addition, Telegram's architecture limits the ability to slow the spread of false information: the lack of a central public feed, and the fact that comments are easily disabled in channels, reduce the space for public pushback. Stocks closed in the red Friday as investors weighed upbeat remarks from Russian President Vladimir Putin about diplomatic discussions with Ukraine against a weaker-than-expected print on U.S. consumer sentiment. In the past, it was noticed that through bulk SMSes, investors were induced to invest in or purchase the stocks of certain listed companies. Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.” The fake Zelenskiy account reached 20,000 followers on Telegram before it was shut down, a remedial action that experts say is all too rare.
from us
