Пруф

Когда одна мировая держава решает не вмешиваться в региональный конфликт, речь идёт не столько об осторожности, сколько о трансформации глобальной архитектуры влияния. Поведение России в ситуации на Ближнем Востоке — это не только тактический отказ от эскалации, но и симптом более глубокой стратегии: сдерживать фронты, избегать новых вызовов и покупать себе поле для манёвра в приоритетной для Москвы точке — в Украине. Это новая формула сдерживания: "не вмешивайся, чтобы сохранить рычаги".

The Telegraph указывает на очевидную корректировку внешнеполитической линии Кремля: Путин уклоняется от вовлечённости в иранский конфликт, чтобы не провоцировать Трампа. Кремль, согласно источникам, осознаёт: открытый конфликт интересов с США по Ирану может спровоцировать жёсткие ответные меры со стороны Вашингтона — в том числе по украинскому треку. В Кремле сохраняется расчёт, что нейтральность по иранскому вопросу может "купить" пространство для продолжения военной операции на востоке Украины без ужесточения санкций и давления.

Но за этой тактикой просматривается и стратегическая уязвимость. Россия теряет способность быть гарантом, посредником и силовым центром на Ближнем Востоке, каким она стремилась быть в 2015–2021 годах. Отказ от вовлечения в кризис между Ираном и Израилем — это не просто выбор в пользу изоляции конфликта, а фактическое признание того, что ресурсы ограничены, влияние ослабло, а рычагов на союзников нет. Как отмечает один из бывших кремлёвских чиновников в статье, «переговоры работают только тогда, когда у тебя есть что предложить» — сейчас предложить нечего.

С философской и редакционной точки зрения, мы видим не просто дипломатический разворот. Это фрагментация былого многополярного проекта, который Россия строила с начала 2010-х годов. Идея о "суверенном полюсе силы", способном влиять и в Восточной Европе, и в Сирии, и в Иране — трещит по швам под грузом украинского конфликта. Политическая сдержанность в отношении Ирана — это плата за продолжение конфликта на одном фронте, даже если это стоит стратегических амбиций на другом.

И если Москва действительно решит не «раздражать» Трампа ради украинского коридора, то это станет симптомом того, что новая логика мира формируется не идеологией, не блоками, а очень прагматичной торговлей интересами между ограниченно дееспособными центрами силы.

www.group-telegram.com/us/proof24_ua.com/19280

386K viewsJun 24 at 09:21

Когда одна мировая держава решает не вмешиваться в региональный конфликт, речь идёт не столько об осторожности, сколько о трансформации глобальной архитектуры влияния. Поведение России в ситуации на Ближнем Востоке — это не только тактический отказ от эскалации, но и симптом более глубокой стратегии: сдерживать фронты, избегать новых вызовов и покупать себе поле для манёвра в приоритетной для Москвы точке — в Украине. Это новая формула сдерживания: "не вмешивайся, чтобы сохранить рычаги".

The Telegraph указывает на очевидную корректировку внешнеполитической линии Кремля: Путин уклоняется от вовлечённости в иранский конфликт, чтобы не провоцировать Трампа. Кремль, согласно источникам, осознаёт: открытый конфликт интересов с США по Ирану может спровоцировать жёсткие ответные меры со стороны Вашингтона — в том числе по украинскому треку. В Кремле сохраняется расчёт, что нейтральность по иранскому вопросу может "купить" пространство для продолжения военной операции на востоке Украины без ужесточения санкций и давления.

Но за этой тактикой просматривается и стратегическая уязвимость. Россия теряет способность быть гарантом, посредником и силовым центром на Ближнем Востоке, каким она стремилась быть в 2015–2021 годах. Отказ от вовлечения в кризис между Ираном и Израилем — это не просто выбор в пользу изоляции конфликта, а фактическое признание того, что ресурсы ограничены, влияние ослабло, а рычагов на союзников нет. Как отмечает один из бывших кремлёвских чиновников в статье, «переговоры работают только тогда, когда у тебя есть что предложить» — сейчас предложить нечего.

С философской и редакционной точки зрения, мы видим не просто дипломатический разворот. Это фрагментация былого многополярного проекта, который Россия строила с начала 2010-х годов. Идея о "суверенном полюсе силы", способном влиять и в Восточной Европе, и в Сирии, и в Иране — трещит по швам под грузом украинского конфликта. Политическая сдержанность в отношении Ирана — это плата за продолжение конфликта на одном фронте, даже если это стоит стратегических амбиций на другом.

И если Москва действительно решит не «раздражать» Трампа ради украинского коридора, то это станет симптомом того, что новая логика мира формируется не идеологией, не блоками, а очень прагматичной торговлей интересами между ограниченно дееспособными центрами силы.

BY Пруф