Саня предложил мне подумать о книжках с картинками на др, и я охуела от цен на учебники
Forwarded from Автора забыл 🧠
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Т'Арт-терапия|Таропия
прикиньте, оказывается, Дега писал пастелью. у меня какое-то обобщение, что, мол, все перевеликие из музеев писали только маслом, ну или а вот это АКВАРЕЛИСТ - это вообще отдельно.
справедливости ради Дега с масла перешел на пастель, и там остался. сначала он только доделывал свои работы пастелью поверх масла. то есть замазать свои косяки другим материалом как мы - это все еще нормально, да-да)) с гуашью он ее тоже мешал.
пишут, что именно Дега утвердил пастель в искусстве как профессиональный инструмент наравне с маслом, а не так, замазка типа.
Мане тоже перешел на пастель, но уже под сраку лет, большая часть его работ написана не пастелью.
Муха, Мунк ("Крик" имеет 9 вариантов картин, 2 из них выполнены пастелью, кстати), Тулуз-Лотрек, Пикассо и Дали тоже пользовались пастелью, но весьма дозированно, в основном для эскизов или для единичных картин, мешали пастель с тушью, карандашом и маслом.
справедливости ради Дега с масла перешел на пастель, и там остался. сначала он только доделывал свои работы пастелью поверх масла. то есть замазать свои косяки другим материалом как мы - это все еще нормально, да-да)) с гуашью он ее тоже мешал.
пишут, что именно Дега утвердил пастель в искусстве как профессиональный инструмент наравне с маслом, а не так, замазка типа.
Мане тоже перешел на пастель, но уже под сраку лет, большая часть его работ написана не пастелью.
Муха, Мунк ("Крик" имеет 9 вариантов картин, 2 из них выполнены пастелью, кстати), Тулуз-Лотрек, Пикассо и Дали тоже пользовались пастелью, но весьма дозированно, в основном для эскизов или для единичных картин, мешали пастель с тушью, карандашом и маслом.
Forwarded from грибница отращивает корневище
Part 2.1. Современно не то, что актуально: разрывы в истории.
Липавский (раз уж в первой части речь шла про него), равно как и другие фигуры далёкого прошлого, в своих подходах к объяснению мира могут быть более современными, чем теоретики, живущие с нами в одно историческое время.
Дж. Агамбен в статье "Что современно?" определяет современное как несвоевременное, как несовпадение с линейно развертывающейся историей, т.е. с актуальностью, как метафорическое отпадение или выпадение из хронологии.
Затем с опорой на философию Ницше и поэзию Мандельштама Агамбен выводит семантически близкое определение современника. Современник века не тот, кто слепо за ним следует, но тот, кто способен отстать, перестать быть актуальным, даже, быть может, перестать быть полезным и нужным своему времени.
У такого несовпадения есть цена - непонятость и ненужность, но зато оно дарует особую форму чувствования истории и способность подмечать приметы времени.
Обращение Агамбена к Ницше неслучайно. У Ницше есть работа "О пользе и вреде истории для жизни", вторая часть цикла "Несвоевременных размышлений", в которой тот препарирует, стараясь вычленить суть, три типа истории, присущие и безусловно разделяемые в его время (XIX век): историю монументальную (история великих событий), историю антикварную (собирательство фактов) и историю критическую (тяга к пересмотру и нигилистическому отрицанию прошлого). Все три типа понимания истории оказываются хоть и полезными, но все же равно неудовлетворительными.
Ницше предлагает другое понимание истории, укладывающееся в логику его общей виталистской ориентации. Мыслить историю, которая бы служила движению/порыву жизни, но не стремилась ее объяснить, переделать и уж тем более законсервировать в музее или архиве.
Нужно следовать либо за неисторическим (опять же, уметь выпадать из хронологии, забывать во имя творческого/жизненного порыва), либо за сверх-историческим (вневременными ценностями).
Второе сложнее. Поскольку новые ценности нужно ещё обрести/создать. Первое же созвучно Агамбеновскому пониманию современного.
Сходную мысль можно обнаружить в беседе Делеза и Негри "Крот и змея". И Негри, и Делез современники Агамбена в двух смыслах: хронологически, пик творческой активности всех троих пришелся на последнюю четверть XX века (впрочем, Агамбен до сих пор бодр, ведь философы живут долго), и сущностно, все трое были особо чувствительны к событиям, выпавшим на их долю, анализируя их с похожих теоретических позиций.
В беседе вновь появляется ссылка на Ницше и его понимание истории. Ницше много писал о становлении. В этом смысле он реактивировал и сделал современным для философии Гераклита, для которого именно становление (все течет, все меняется) определяет бытие, но никак не статичность (как у Парменида).
Вслед за Ницше Делез разделяет историю и событийность. История - это череда конечных и статичных результатов, за каждым из которых кроется событие, некая сингулярность.
В момент становления событие многовариативно и к какому-то конечному результату несводимо. Если история занимается регистрацией конечных результатов, каждое из которых можно при должном усердии объяснить историческими причинно-следственными связями и детерминантами, то становление события от истории ускользает. А оно и есть самое главное.
В круг Делезианского анализа и вообще всей беседы с Негри попадает студенческая революция мая 68-го во Франции. С исторических позиций она была заранее обречена на поражение, да и, в общем-то, его потерпела.
Однако для непосредственных участников май 68-го стал экзистенциально определяющим событием. Интенсивное переживание которого во многом определило или, скорее, направило/подхватило (подобно Гераклитовской реке) всю их дальнейшую судьбу. И в этом смысле революция была выиграна.
Липавский (раз уж в первой части речь шла про него), равно как и другие фигуры далёкого прошлого, в своих подходах к объяснению мира могут быть более современными, чем теоретики, живущие с нами в одно историческое время.
Дж. Агамбен в статье "Что современно?" определяет современное как несвоевременное, как несовпадение с линейно развертывающейся историей, т.е. с актуальностью, как метафорическое отпадение или выпадение из хронологии.
Затем с опорой на философию Ницше и поэзию Мандельштама Агамбен выводит семантически близкое определение современника. Современник века не тот, кто слепо за ним следует, но тот, кто способен отстать, перестать быть актуальным, даже, быть может, перестать быть полезным и нужным своему времени.
У такого несовпадения есть цена - непонятость и ненужность, но зато оно дарует особую форму чувствования истории и способность подмечать приметы времени.
Обращение Агамбена к Ницше неслучайно. У Ницше есть работа "О пользе и вреде истории для жизни", вторая часть цикла "Несвоевременных размышлений", в которой тот препарирует, стараясь вычленить суть, три типа истории, присущие и безусловно разделяемые в его время (XIX век): историю монументальную (история великих событий), историю антикварную (собирательство фактов) и историю критическую (тяга к пересмотру и нигилистическому отрицанию прошлого). Все три типа понимания истории оказываются хоть и полезными, но все же равно неудовлетворительными.
Ницше предлагает другое понимание истории, укладывающееся в логику его общей виталистской ориентации. Мыслить историю, которая бы служила движению/порыву жизни, но не стремилась ее объяснить, переделать и уж тем более законсервировать в музее или архиве.
Нужно следовать либо за неисторическим (опять же, уметь выпадать из хронологии, забывать во имя творческого/жизненного порыва), либо за сверх-историческим (вневременными ценностями).
Второе сложнее. Поскольку новые ценности нужно ещё обрести/создать. Первое же созвучно Агамбеновскому пониманию современного.
Сходную мысль можно обнаружить в беседе Делеза и Негри "Крот и змея". И Негри, и Делез современники Агамбена в двух смыслах: хронологически, пик творческой активности всех троих пришелся на последнюю четверть XX века (впрочем, Агамбен до сих пор бодр, ведь философы живут долго), и сущностно, все трое были особо чувствительны к событиям, выпавшим на их долю, анализируя их с похожих теоретических позиций.
В беседе вновь появляется ссылка на Ницше и его понимание истории. Ницше много писал о становлении. В этом смысле он реактивировал и сделал современным для философии Гераклита, для которого именно становление (все течет, все меняется) определяет бытие, но никак не статичность (как у Парменида).
Вслед за Ницше Делез разделяет историю и событийность. История - это череда конечных и статичных результатов, за каждым из которых кроется событие, некая сингулярность.
В момент становления событие многовариативно и к какому-то конечному результату несводимо. Если история занимается регистрацией конечных результатов, каждое из которых можно при должном усердии объяснить историческими причинно-следственными связями и детерминантами, то становление события от истории ускользает. А оно и есть самое главное.
В круг Делезианского анализа и вообще всей беседы с Негри попадает студенческая революция мая 68-го во Франции. С исторических позиций она была заранее обречена на поражение, да и, в общем-то, его потерпела.
Однако для непосредственных участников май 68-го стал экзистенциально определяющим событием. Интенсивное переживание которого во многом определило или, скорее, направило/подхватило (подобно Гераклитовской реке) всю их дальнейшую судьбу. И в этом смысле революция была выиграна.