Димитриев

В США и Франции — День независимости. В Китае — Праздник Весны. В Египте и Индонезии — Ид аль-Фитр. В Бразилии — Карнавал. В России — День Победы.

У каждой страны есть дата, в которую она смотрит в зеркало и видит себя такой, какой хочет быть. Это не просто выходной — это объединяющий коллективный миф. По отношению к нему всегда ясно, кто здесь свой, а кто чужой. Так что, если хотите узнать, чем живёт страна, — не читайте новости. Достаточно посмотреть, какой день в году там считается священным.

На Западе год имеет два полюса. С одной стороны — семейные праздники: Рождество, День благодарения, Новый год. Всё вращается вокруг стола, уюта, личной жизни. С другой — история основания: День независимости в США и Мексике, День взятия Бастилии во Франции. Это праздники воли. Оба без сакрального пафоса. Никто не умирает за Санту. Даже День независимости — скорее повод для пикника с фейерверками, чем для парада. Вера — приватна, армия — на периферии.

Исламский мир живёт по ритму веры: даже в светских странах исламские праздники важнее любого другого дня. Ид аль-Фитр завершает месяц самодисциплины и молитвы, Ид аль-Адха напоминает о готовности к жертве во имя веры. Эти даты не про свободу или суверенитет, а про встроенность человека в порядок, установленный свыше — ритуальное подтверждение покорности Богу и единства уммы. Национальные даты вроде 14 августа в Пакистане или 23 сентября в Саудовской Аравии существуют, но всегда вторичны. Государство существует внутри сакрального времени, а не наоборот.

Восточная Азия — это не политическая декларация и не религиозное подчинение, а ритуальный ритм жизни, вписанный в природу и родословную. Чуньцзе - китайский Новый год, японский Обон, корейский Чусок — не про событие, а про возвращение: к дому, к предкам, к кругу. Сакральное здесь не наверху, а внизу — в пиале риса, в алтаре для бабушки, в запахе деревенского дома. Есть и государственные праздники: 1 октября в КНР, 15 августа в Корее, День императора в Японии — с парадами, речами, официальными трансляциями. Но это ритуалы власти, а не праздники сердца. Они существуют, но не заменяют сезонную и семейную цикличность. Власть — далеко, семья — в центре.

Латинская Америка празднует одновременно революцию и фиесту. Маска на лице, знамя и барабан в руках. День независимости — такой же шумный и страстный, как и католический Карнавал. Но каждые выходные жизнь замирает — это время семьи, на которую не может претендовать никто, даже история.

Россия и постсоветское пространство — уникальный случай. Главный праздник — не начало, а конец. Не Конституция, не независимость, не Рождество. Победа государства в долгой, разрушительной войне, которая была для него вопросом дальнейшего существования. Выход из катастрофы через смерть. Это праздник, в который государство проецирует себя как жертву и победителя одновременно.

9 Мая — три в одном:
римский Триумф, языческая тризна по предкам и христианская Пасха — миф о перерождении.
Его суть в одном предложении:
даже погибнув — ты можешь победить.

Это кульминация всей нарративной конструкции. Так выглядит российское представление о национальном бессмертии.

3👍981👎305❤128😁53😢51

www.group-telegram.com/us/russ_orientalist.com/20514

56.3K viewsИгорь Д, edited  May 9 at 15:45

В США и Франции — День независимости. В Китае — Праздник Весны. В Египте и Индонезии — Ид аль-Фитр. В Бразилии — Карнавал. В России — День Победы.

У каждой страны есть дата, в которую она смотрит в зеркало и видит себя такой, какой хочет быть. Это не просто выходной — это объединяющий коллективный миф. По отношению к нему всегда ясно, кто здесь свой, а кто чужой. Так что, если хотите узнать, чем живёт страна, — не читайте новости. Достаточно посмотреть, какой день в году там считается священным.

На Западе год имеет два полюса. С одной стороны — семейные праздники: Рождество, День благодарения, Новый год. Всё вращается вокруг стола, уюта, личной жизни. С другой — история основания: День независимости в США и Мексике, День взятия Бастилии во Франции. Это праздники воли. Оба без сакрального пафоса. Никто не умирает за Санту. Даже День независимости — скорее повод для пикника с фейерверками, чем для парада. Вера — приватна, армия — на периферии.

Исламский мир живёт по ритму веры: даже в светских странах исламские праздники важнее любого другого дня. Ид аль-Фитр завершает месяц самодисциплины и молитвы, Ид аль-Адха напоминает о готовности к жертве во имя веры. Эти даты не про свободу или суверенитет, а про встроенность человека в порядок, установленный свыше — ритуальное подтверждение покорности Богу и единства уммы. Национальные даты вроде 14 августа в Пакистане или 23 сентября в Саудовской Аравии существуют, но всегда вторичны. Государство существует внутри сакрального времени, а не наоборот.

Восточная Азия — это не политическая декларация и не религиозное подчинение, а ритуальный ритм жизни, вписанный в природу и родословную. Чуньцзе - китайский Новый год, японский Обон, корейский Чусок — не про событие, а про возвращение: к дому, к предкам, к кругу. Сакральное здесь не наверху, а внизу — в пиале риса, в алтаре для бабушки, в запахе деревенского дома. Есть и государственные праздники: 1 октября в КНР, 15 августа в Корее, День императора в Японии — с парадами, речами, официальными трансляциями. Но это ритуалы власти, а не праздники сердца. Они существуют, но не заменяют сезонную и семейную цикличность. Власть — далеко, семья — в центре.

Латинская Америка празднует одновременно революцию и фиесту. Маска на лице, знамя и барабан в руках. День независимости — такой же шумный и страстный, как и католический Карнавал. Но каждые выходные жизнь замирает — это время семьи, на которую не может претендовать никто, даже история.

Россия и постсоветское пространство — уникальный случай. Главный праздник — не начало, а конец. Не Конституция, не независимость, не Рождество. Победа государства в долгой, разрушительной войне, которая была для него вопросом дальнейшего существования. Выход из катастрофы через смерть. Это праздник, в который государство проецирует себя как жертву и победителя одновременно.

9 Мая — три в одном:
римский Триумф, языческая тризна по предкам и христианская Пасха — миф о перерождении.
Его суть в одном предложении:
даже погибнув — ты можешь победить.

Это кульминация всей нарративной конструкции. Так выглядит российское представление о национальном бессмертии.

BY Димитриев