Судьба городского антрополога в Монголии

Вчера на медиа-ресурсе Кембриджского университета "Gates Cambridge" вышла интересная статья "Меняющееся лицо городской Монголии" про историю жизни молодой монгольской исследовательницы Золйаргал Энх-Ангалан (авторы статьи предлагают для простоты называть ее сокращённо Золу), которая решила заниматься городской антропологией Улан-Батора.

Два года назад она защитила в Кембридже диссертацию про антропологию уличных протестов (например, про особую одежду протестующих и необычную практику раздеваться на морозе) на площади Сухэ-Батора, главной площади монгольской столицы. Сейчас Золу преподает антропологию в Национальном университете Монголии и продолжает изучать площадь Сухэ-Батора в русле городской антропологии: проводит включенное наблюдение за повседневной жизнью площади, снимает на видео различные события: от свадеб до национальных церемоний и протестов, изучает в архивах историю этого места за 100 лет. И ей кажется, что именно городская антропология даёт свежий взгляд на развитие монгольского общества в современности: "Иностранные ученые в основном сосредоточивают свое внимание на экономике Монголии, горнодобывающей промышленности и шаманизме. Но Улан-Батор пережил так много всевозможных изменений за последние десятилетия, и сейчас продолжается борьба за сохранение его общественных пространств, поскольку каждый дюйм земли распродается. Городская антропология играет большую роль в понимании этих изменений».

К сожалению, в статье не очень подробно описаны результаты исследования, зато очень колоритно рассказывается, как вообще Золу пришла к городской антропологии. И путь этот, мягко говоря, был непростой.

Родилась и выросла Золу в небольшом городе Мурэн на севере Монголии на границе с Россией (оттуда не так далеко Иркутск). Ее бабушка с дедушкой жили в деревне, и она часто ездила туда помогать им по хозяйству: пасла овец, доила коз, делала молочные продукты. Родители Золу открыли в Мурэне арт-центр дополнительного детского образования "Симба". Однако с точки зрения бизнеса идея открыть такой образовательный центр в городе на 30 тыс. жителей оказалась провальной. Родители разорились, потеряли дом, заложенный в кредит, после чего семья вынуждена была переехать в Улан-Батор, где жила в юрте на окраине города с бабушкой и другими родственниками. Чуть позже отец Золу смог накопить немного денег и открыть маленькое семейное кафе, где она с сестрой помогала родителям по вечерам после учебы в школе.

Получив среднее образование, она выбирала, куда поступать в университет: на философию или на режиссуру. Но потом узнала про антропологию и сразу поняла, что это ее призвание. В итоге она стала единственной студенткой своего курса, кто заканчивал бакалавриат именно по антропологии, а выпускную работу писала про сообщество сборщиков мусора на крупнейшей свалке Монголии около Улан-Батора. Причем выяснилось, что большинство из этих сборщиков - бывшие скотоводы, разорившиеся из-за массового падежа скота.

После университета Золу пыталась работать как журналист в интернет-издании, но не прижилась там и вернулась обратно на север Монголии. Там она стала помогать как переводчик и менеджер команде учёных из немецкого Института геоантропологии Общества Макса Планка. Ученые по международному гранту реализовывали проект поддержки местных скотоводов, которые должны были создать кооператив по выпуску фермерской молочной продукции для туристов с местного курорта.

Подружившись с немецкими антропологами, Золу поступила на антропологию и киноведение в Свободный университет Берлина (ей пришлось заново проходить бакалавриат, ибо её монгольский диплом на засчитали), а потом поступила в Кембридж - сначала в магистратуру, а потом в аспирантуру.

Но конечно здорово, что Золу в итоге вернулась в Монголию и сейчас преподает антропологию в родном университете. Кажется, сейчас она чуть ли не единственный городской антрополог в своей стране. Но кажется, что теперь ситуация должна поменяться в лучшую сторону, ведь у Золу появятся ученики и возможность сформировать свою научную школу городской антропологии.

Основные ошибки в заголовках по версии ведущего корреспондента «Чита.Ру» Руслана Симушина.

У вас есть что добавить? 😉

Сммщик без знания истории — как TikTok без звука: ярко, быстро и бессмысленно.

Умер знаменитый американский политолог-международник Джозеф Най, автор понятий «мягкая сила» и «гибкая власть» (это одно и то же, интересно, или нет?:). Надо будет дать рецензию на его работы. Хотя… Многие считают, что время «мягкой силы» прошло, вернулось время силы жесткой и жестокой. А вы как считаете? https://www.group-telegram.com/ru_global/30353

1 мая 2025 года (в День труда!) вышла в свет одна из самых интересных работ по прикладной антропологии последнего времени - монография Фульвии Д'Алоисио "Participating in the Global Enterprise: Anthropological Research at Automobili Lamborghini" (Berghahn Books, 2025). Это перевод на английский язык книги итальянской исследовательницы, которая 4 года (с 2016 по 2019 гг.) изучала работу расположенного возле Болоньи завода по производству сверхдорогих (некоторые модели стоят дороже 100 млн. рублей) спорткаров под маркой Lamborghini.

У бренда Lamborghini поистине легендарная история. Основатель компании Ферруччо Ламборгини изначально основал компанию по производству тракторов Lamborghini trattori, но в свободное от работы время любил погонять на дорогих машинах. В 1961 году он купил себе в коллекцию новенькую Ferrari, но столкнулся с тем, что она все время ломалась. Когда Ферруччо пришел к начальству завода Enzo Ferrari стал качать права, ему там грубо ответили, что, дескать, он просто не разбирается в таких крутых машинах, как Ferrari, так что лучше вернуться обратно к тракторам. Разумеется, Ферруччо возмутился и решил доказать, что может сделать автомобиль лучше Ferrari. Через 2 года он открыл новую фабрику по производству спорткаров, а еще через год выпустил первую серийную модель - Lamborghini 350 GT.

Почти 10 лет компания успешно развивалась, но нефтяной кризис 1973 года обрушил продажи, так что Ферруччо Ламборгини был вынужден ее продать. В 1970-1990-е компания несколько раз меняла владельцев (и даже пережила в 1978 году банкротство), пока в 1998 году ее не купил немецкий концерн Volkswagen Group, продолжающий управлять ей до сих пор. И в целом это неплохо получается: если за 1999 год было продано 265 автомобилей, то в 2019 году уровень продаж Lamborghini достиг 8205 машин.

Собственно, книга Фульвии Д'Алоисио посвящена изучению того, как с антропологической точки зрения функционируют такие глобальные предприятия, где стратегическое управление и модели менеджмента определяют немецкие владельцы компании из Volkswagen Group, а работают на заводе итальянские инженеры и рабочие, которые привыкли к другим принципам трудовых отношений. При этом компания не выступала заказчиком исследования, но согласилась поддержать внешний научный проект и пустить Фульвию на 4 года в компанию брать интервью с сотрудниками и заниматься включенным наблюдением, работая с сотрудниками HR-департамента. Еще исследованием заинтересовались представители местного профсоюза, которые тоже помогали и участвовали во внутренних обсуждениях результатов.

Главный сюжет книги связан с немецким понятием "Mitbestimmung", которое можно перевести как "участие в управлении". Этот принцип корпоративного управления, популярный в крупных немецких компаниях, подразумевает создание на предприятии совета директоров, куда обязательно включаются представители работников, что обеспечивает их участие в стратегических решениях. На итальянских заводах отродясь такого принципа не было, зато там исторически очень развито профсоюзное движение, которое привыкло жестко отстаивать свои права в конфликтах с руководством. Ну и конечно это такой необычный поворот - когда на итальянском заводе Lamborghini с "зубастыми" профсоюзами вдруг начинают внедрять немецкие принципы Mitbestimmung, подключая рабочих к управлению компанией.

При чтении книги складывается ощущение, что Фульвия Д'Алоисио несколько идеализирует получившуюся гибридную модель управления. От книги с таким сюжетом априори ждешь, что там будет про то, как бедных итальянских рабочих жестко эксплуатируют и притесняют, чтобы те поэнергичнее делали роскошные тачки для богачей. Но нет, монография скорее про взаимовлияние национальных парадигм менеджмента на промышленных предприятиях в глобальном мире. Пожалуй, это не менее интересно и актуально, так что неудивительно, что книгу перевели на английский язык. С итальянскими монографиями по антропологии такое случается нечасто.

Первые 37 страниц книги можно бесплатно скачать и прочитать на сайте издательства, а вообще на Google Books доступно 113 страниц из 370.

Тем временем, на конференции в честь 30-летия Ассоциации компании-консультантов в области связей с общественностью (АКОС) выступил один из мастодонтов отрасли — Вячеслав Лащевский, управляющий коммуникационным холдингом АГТ. Он пожаловался публике, что государство заменило частные пяр-агентства на АНО. Насчитал аж 316 АНО в сфере коммуникаций. И через них теперь проходит более половины оборота отрасли. Впрочем, по слова Лащевского, виноваты в том числе и сами агентства, которые проигрывают эту битву. Мы, девочки, считаем, что это просто Лащевскому не повезло: не удалось создать АНО.

Starbucks в Южной Корее запретил писать на стаканчиках имена кандидатов в президенты

Местное подразделение крупной международной корпорации ввело такое правило, чтобы «сохранять политический нейтралитет в предвыборный период». Ограничение будет действовать до 3 июня.

Как пишет BBC, стремление сохранить демонстративную нейтральность является типичным для южнокорейских компаний и знаменитостей. Однако в нынешнюю предвыборную кампанию это стало особенно актуальным из-за неудачной попытки госпереворота, организованной бывшим президентом Юн Сок Ёлем.

В частности, клиенты Starbucks начали заказывать напитки с подписями вроде «арестовать Юн Сок Ёля» или «Ли Джэмён [лидер оппозиции] — шпион», вынуждая сотрудников выкрикивать лозунги на весь зал.

Похожим образом поступила крупнейшая поисковая система Южной Кореи — Naver, отключив автозаполнение для запросов с именами кандидатов.

Задонатить через бота | Patreon | Boosty | Предложить новость

Институт, который есть

— Ну вот вы про антикризис рассказываете. Но в России нет института репутации. Вы видели, чтобы кто-то с рынка ушёл из-за скандала?

С таким заходом ко мне подошёл слушатель после моего соло-выступления, а потом еще двое.

Давайте так: уход с рынка — не единственная, не главная, и не самая быстрая форма расплаты за то, что вы не защитили репутацию компании. На сухом асфальте погожим деньком мы все любители пиариться, а вот управлять бизнесом в заносе зимой на летней резине — это чуть другое. Почему резина летняя? Ну кто ж вас знает, не подготовились. Зима в России это же всегда внезапно.

Плохой антикризис не заставит вас исчезнуть, как заклинание Гарри Поттера. Когда вы не берете на себя ответственность, когда говорите "мы не виноваты", когда откровенно врете — вы рискуете, прежде всего, доверием. В нужный момент у вас не купят, снесут ваше приложение, не позовут в тендер, выкинут из списка доверенных поставщиков, не захотят общаться с вами, отправят в теневой бан, попросят с должности.

Кризис это не если, а когда. И совершенно пофиг верите ли вы в институт репутации или нет — это никак не освобождает вас от кризиса, на который придётся реагировать, когда клиенты оборвут вам телефоны, а сотрудники не смогут работать из-за какого-нибудь шифровальщика.

Антикризисная коммуникация — это как ремень безопасности, который вроде как можно и не пристегивать, пока вы не побываете в аварийной ситуации.

Но ваша реакция в паблике покажет, кто вы, как бизнес, и чего стоит ваш бренд. Кто молчит, когда от него ждут заявления. Кто уходит в отпуск вместо комментария. Кто выходит в свитере и думает, что этого хватит.

Институт репутации — это совокупность норм, практик и оценок, по которым мы судим кого поддерживать, кого хейтить, а кому сочувствовать. Своего рода социальный механизм, который мы приводим в действие. Мы — пользователи, сотрудники, клиенты.
Те, кто смотрит, как вы ведёте себя, когда всё со свистом летит в вальгаллу.

Институт репутации — не учебное заведение. А вот кризис — это экзамен. И каждый бренд сдаёт его в прямом эфире. Пересдачи может не быть. Стелите соломку заранее.

#заPR