Безутешная русская философия

О НАШЕМ БЕЗУТЕШЬЕ

Безутешье усиливается по мере приближения осени. Лирику проще увидеть в романах Тургенева и рецептах психиатров, чем за окном. Не нужно очаровываться "краскам осени". Рано или поздно безутешье вас нагонит. К чему это я? К тому, что у нас есть только плохое. И только из плохого мы и можем сделать что-то хорошее.

Александр Ветушинский одним из первых отважился говорить не просто о финансовом коллапсе философов, которые так и не смогли стать проректорами проректоровичами, а об экзистенциальном ужасе тех, кто выбрал академию, выбрал соблазн. Вот ты философ, а тебе всё хуже и хуже. Вроде бы предупреждали, что знания преумножают скорбь, но постструктуралисты нас убедили, что всё как раз наоборот. Однако веселее от этого никто не стал. Семён Ларин поддался порыву — теперь он тоже с нами. Тоже негодует. И правильно делает. Лёша Павлов нет-нет, да и расскажет что-то жуткое.
Почти год назад прекрасная Катя Колпинец вдохновила меня написать пост о нашем ужасном прекарном статусе. Я подумал, что что-то происходит — плохое, которое может перейти в хорошее.

Философы — просто отвратительны, когда пытаются говорить о личном. Если спросить философа "Что ты чувствуешь?", он воспримет это как "Что ты думаешь?" (в лучшем случае "Что ты ощущаешь?"). Философы закрыты. В этом наша слабость и сила.

И тут я читаю этот поток философского безутешья. Спасибо, осенний телеграмм. Мрак. Наш. Российский. C настоящим переживанием huge frustration. По законам великого сериала "Секс в большом городе" я отдался внутреннему монологу, который начинается со слов "И тут я подумал...".

И тут подумал, что может быть наша фрустрация — это как раз прекрасный строительный материал для новой философии. Покойная Елена Косилова говорила об огромном чувственном, этическом и интеллектуальном богатстве человеческого бессилия (некролог в последнем выпуске Вестника РГГУ). Не знаю, куда нас приведёт эта осень, но я очень рад, что философы стали больше и чаще открываться. И даже, если мы обнаружим внутри себя полное отчаяние — может быть это будет первый шаг к надежде.

Философы умеют делать конференции, семинары, обсуждать сложные вопросы, умеют поддерживать уровень дискуссий (не ниже стран восточной Европы, ну вы понимаете), умеют подписывать письма, не подписывать письма, умеют делать арт-группы, ходить на митинги и далее по списку, который я не буду воспроизводить, потому что уже давно ничего нельзя.

Может быть философов надо было довести до состояния, когда у них не просто ничего нет, но ещё им ничего нельзя — может это и есть условие, при котором философ готов рассказать о себе. Я не об интеллектуальной биографии. Я об истории личного падения. Я уверен, что жизнь там — где человек падает. Ницше советовал таких подталкивать. Не уверен, что это было буквально про жизнь, но сейчас в это хочется верить.

1❤47🔥15🤔4👎3😱3

www.group-telegram.com/us/sadrussianphilosphy.com/751

2.27K viewsedited  Sep 7 at 17:55

О НАШЕМ БЕЗУТЕШЬЕ

Безутешье усиливается по мере приближения осени. Лирику проще увидеть в романах Тургенева и рецептах психиатров, чем за окном. Не нужно очаровываться "краскам осени". Рано или поздно безутешье вас нагонит. К чему это я? К тому, что у нас есть только плохое. И только из плохого мы и можем сделать что-то хорошее.

Александр Ветушинский одним из первых отважился говорить не просто о финансовом коллапсе философов, которые так и не смогли стать проректорами проректоровичами, а об экзистенциальном ужасе тех, кто выбрал академию, выбрал соблазн. Вот ты философ, а тебе всё хуже и хуже. Вроде бы предупреждали, что знания преумножают скорбь, но постструктуралисты нас убедили, что всё как раз наоборот. Однако веселее от этого никто не стал. Семён Ларин поддался порыву — теперь он тоже с нами. Тоже негодует. И правильно делает. Лёша Павлов нет-нет, да и расскажет что-то жуткое.
Почти год назад прекрасная Катя Колпинец вдохновила меня написать пост о нашем ужасном прекарном статусе. Я подумал, что что-то происходит — плохое, которое может перейти в хорошее.

Философы — просто отвратительны, когда пытаются говорить о личном. Если спросить философа "Что ты чувствуешь?", он воспримет это как "Что ты думаешь?" (в лучшем случае "Что ты ощущаешь?"). Философы закрыты. В этом наша слабость и сила.

И тут я читаю этот поток философского безутешья. Спасибо, осенний телеграмм. Мрак. Наш. Российский. C настоящим переживанием huge frustration. По законам великого сериала "Секс в большом городе" я отдался внутреннему монологу, который начинается со слов "И тут я подумал...".

И тут подумал, что может быть наша фрустрация — это как раз прекрасный строительный материал для новой философии. Покойная Елена Косилова говорила об огромном чувственном, этическом и интеллектуальном богатстве человеческого бессилия (некролог в последнем выпуске Вестника РГГУ). Не знаю, куда нас приведёт эта осень, но я очень рад, что философы стали больше и чаще открываться. И даже, если мы обнаружим внутри себя полное отчаяние — может быть это будет первый шаг к надежде.

Философы умеют делать конференции, семинары, обсуждать сложные вопросы, умеют поддерживать уровень дискуссий (не ниже стран восточной Европы, ну вы понимаете), умеют подписывать письма, не подписывать письма, умеют делать арт-группы, ходить на митинги и далее по списку, который я не буду воспроизводить, потому что уже давно ничего нельзя.

Может быть философов надо было довести до состояния, когда у них не просто ничего нет, но ещё им ничего нельзя — может это и есть условие, при котором философ готов рассказать о себе. Я не об интеллектуальной биографии. Я об истории личного падения. Я уверен, что жизнь там — где человек падает. Ницше советовал таких подталкивать. Не уверен, что это было буквально про жизнь, но сейчас в это хочется верить.

BY Безутешная русская философия