Продолжая малоизвестную балканскую тему, вот, изготовил сообщение про участие коммунистов в националистическом движении болгар румынской Южной Добруджи. Южная Добруджа в межвоенное время - одна из многих “горячих точек” Балканского региона, которая “потухла” в сентябре 1940 года благодаря, - как это не иронично, - нацистской Германии, навязавшей дружественной Румынии Крайовский договор, по которому регион отошел к столь же дружественной нацистам Болгарии. После окончания ВМВ границы 1940 года были подтверждены основными акторами новой “ялтинской системы” и на этом почти 30-летний румынско-болгарский конфликт в Добрудже в общем успешно завершился.

На примере Добруджи можно отследить, каким было отношение Коминтерна к подобным конфликтам в разные эпохи:

- в пору “революционного натиска” 20-х, когда еще теплилась перспектива глобальной революции и разрушения Версальской системы, коммунисты с удовольствием разыгрывали карту национализма угнетенных меньшинств, пытаясь трансформировать широко распространенный в болгарском обществе великодержавный ирредентизм в “революционно-социалистический добруджанский национализм”, противостоящий одновременно как румынскому, так и болгарскому “империализму”;

- рост фашизма 30-х, крушение радикально-революционных иллюзий, переход к тактике единого антифашистского фронта и необходимость внешнеполитической защиты СССР привели к полному переосмыслению Москвой (центром “международного коммунистического движения”) “добруджанского вопроса”. Происходит резкий отказ от постулата о существовании “добруджанской нации”, революционные лозунги снимаются с повестки и коммунисты (как болгарские, так и румынские) переориентированы на защиту “национальных интересов” своих стран. 

Причем, озабоченная прежде всего собственными государственными интересами Москва поставила в совершенно глупое положение как Болгарскую, так и Румынскую компартии. Мало того, что новая идейная линия 30-х в корне противоречила всему тому, что делали и о чем говорили балканские коммунисты 20-х, так еще и в рамках тактики единого антифашистского фронта одни (болгары) должны были поддерживать правительственный курс Болгарии на воссоединение с Южной Добруджей, а другие (румыны) обязаны были защищать территориальную целостность страны хотя бы даже и с оружием в руках. 

Лишь начало Второй Мировой положило конец этой абсурдной “реальной политике” в Южной Добрудже, потому что Москва, вернув себе по условиям Пакта Молотова-Риббентропа свои “незаконно отторгнутые Румынией территории” в виде Бессарабии и Северной Буковины, дала понять румынским коммунистам, что в общем-то борьба за территориальную целостность теперь уже фашистской Румынии не так уж и важна и надо сконцентрироваться на более важных задачах, оставив добруджанский и трансильванский вопросы (так же решенные благодаря немецкой дипломатии) в покое.

Читать далее: https://sorok40sorok.com.blogspot.com/2025/04/blog-post.html?m=1

Не сбавляя “балканского” темпа, можно ознакомится с рассказом о деятельности Коминтерна по поддержанию и развитию македонского национализма.

Вообще, что в современной Болгарии, что в современной Сербии (да и в Греции тоже) достигнут определенный общественный консенсус по поводу того, что именно коммунисты выдумали “македонскую нацию”, подорвав таким образом сербское/болгарское влияние на Балканах. И, как это ни странно, в общем и целом это действительно соответствует истине, поскольку именно коммунисты дали мощный политический импульс к конструированию региональной идентичности людей, которых ранее окружающие страны воспринимали исключительно как славянизированных греков/болгаризированных сербов/сербизированных болгар. 

Правда Коминтерн, вследствии изменения политической обстановки в Европе, в середине 30-х нажал на педаль, затормозив увядающий на самом деле движ за создание “единой и независимой Македонии”, но расклады Второй Мировой и благородный настрой верхушки Компартии Югославии (которая изначально активно сопротивлялась “македонизму”) таки дали результат в виде возникновения в 1944 году Македонской республики в составе народной югославской федерации. И некогда иллюзорный концепт “македонской нации” получил наконец свое конкретное политическое воплощение.


Читать далее: https://sorok40sorok.com.blogspot.com/2025/04/blog-post_9.html?m=1

У Пряникова увидел ссылку на англоязычную статью про крестьянские движения первой половины 20 века, ставшие стихийным ответом села на развитие "городского" капитализма со всеми его прелестями.

Между тем Коминтерн как международный орган пролетарской революции, в 1923 году тоже вынужден был обратить внимание на глобальный крестьянский движ, выставлявший повсеместно некую альтернативу страшному индустриальному развитию, напоминавшую мягкий аграрный социализм в духе Чернова. 

Основной толчок к тактическому повороту Коминтерна к ранее презираемому “аграризму” был дан болгарскими событиями. Здесь в 1919 году к власти пришел Александр Стамболийский, представитель Болгарского земледельческого народного союза. Этот БЗНС по сути напоминал русскую партию эсеров-народников, только стоял немного левее, выдвигая программу борьбы с милитаризмом, абсолютизмом, современной партийной системой (т.н. либеральной демократией), за трудовое народовластие, кооперативную собственность и единение балканских народов в формате федерации. Дошло даже до того, что БЗНС осудил вступление Болгарии как во Вторую Балканскую, так и в Первую Мировую войну, а в сентябре 1918 года на фоне крупных поражений болгарской армии, члены БЗНС при поддержке дезертиров подняли неудачное восстание под лозунгами “Смерть виновникам войны!”, попытавшись даже взять штурмом Софию дабы поубивать “немецкого царя” Фердинанда, министров и всех его генералов, доведших страну до ручки.

Характерно, что “болгарские большевики”, - фракция “узких социалистов”, - БЗНС не поддерживала, считая его партией реакционного “мелкобуржуазного социализма”, раскритикованного еще Марксом в своём манифесте. Более того, после легального прихода к власти, между БКП и БЗНС установились напряженные отношения, дошедшие до вооруженных столкновений во время организованной коммунистами транспортной забастовки 1919-20 гг. Впрочем, такое же негативное отношение к крестьянским движениям в эпоху революционного подъёма 19-23 гг. проявляли почти все европейские коммунисты, что стало одним из факторов поражения этой первой волны “пролетарских революций”. Даже тезисы по аграрному вопросу, озвученные Лениным на II Конгрессе Коминтерна в 1920 году, и те подверглись резкой критике со стороны немецких и итальянских делегатов, считавших что политика распределения земли, скота и инвентаря среди мелких крестьян, хоть и является прекрасной формой популизма и завоевания поддержки деревни, никакого отношения к борьбе за установление социализма не имеет.

Между тем, сам БЗНС считал свою программу альтернативой большевизму, проводя достаточно радикальную социально-экономическую политику, которая к 1923 году настроила против “аграрных социалистов” вообще все элитные группировки страны - начиная с крупных землевладельцев и церкви, у которых экспроприировались земли, заканчивая военными и великодержавными националистами, недовольными погромом армии и улучшением отношений с “исторически враждебной” Югославией. Все закончилось тем, что 9 июня 1923 кабинет Стамболийского был свергнут военными, установившими правое патриотическое правительство Цанкова. Коммунисты и в этот раз остались безучастны к судьбе “аграрно-социалистического” БЗНС.

Именно в этот момент (14 июня 1923) в газете “Правда” выходит статья основателя польской Радикальной Крестьянской Партии Томаша Домбала (который к тому времени уже ушел к коммунистам) под названием “Крестьянский интернационал”, в которой тот, указывая на рост популярности аграрных партий в Восточной Европе, проводит мысль о том, что эти политические организации тружеников села могут стать инструментом продвижения коммунистических идей в крестьянской среде.

Статья естественно была индикатором пересмотра Коминтерном (III расширенный пленум ИККИ) ранее критического взгляда в отношении куда более популярного чем пролетарский коммунизм “аграризма” и уже 10 октября того же 1923 года в Москве был учрежден Крестьянский Интернационал; некий международный орган координации некоммунистических крестьянских партий мира (не только Восточной Европы, но и обеих Америк, Азии и даже Австралии) с задачей

наведения “идеологических мостов” между ними и коммунистическим движением. 

Однако успехом эта деятельность не увенчалась, т.к. аграрные партии различной степени радикальности не желали признавать Москву в качестве руководящего центра, ориентировались сугубо на национальные интересы собственных стран и постоянно впадали во всякого рода миролюбивый (ака “капитулянтский”) оппортунизм и ревизионизм, бесивший товарищей из Коминтерна, которые не могли повлиять административными мерами (как это было принято в самом Коминтерне) на “исправление” идейной линии контактировавших с Крестинтерном партий и групп. 

Постоянно подвергаясь критике со стороны “левой оппозиции”, считавшей крестьянскую массу априори контрреволюционной, Крестинтерн продолжал теплиться вплоть до 1928 года, когда отход от НЭПа, отказ от продвижения тактики борьбы за “рабоче-крестьянское правительство” и принятие нового ультралевого пролетарского курса на VI Конгрессе Коминтерна привел к тихой смерти этого международного органа пропаганды коммунизма среди крестьян. Хотя формально Крестинтерн был ликвидирован лишь в 1939 году, к тому моменту он уже более 10 лет не функционировал и являлся своего рода “спящим активом”, на призрачную работу которого таки выделялись бюджетные деньги.

Впрочем, после 1935 в рамках новой тактики антифашистского народного фронта коммунистические партии отдельных стран опять были вынуждены повернуться лицом к мощным аграрным партиям, типа румынского Фронта пахарей, того же болгарского БЗНС или польской Народной партии, реанимировав идею борьбы за “рабоче-крестьянское правительство”.

Ну а в странах Азии, где крестьяне не создавали своих отдельных партий, в 30-40-е годы через привнесение в марксизм-ленинизм типичной крестьянской тяги к принудительному уравнению, справедливому распределению и борьбе с “чужеземцами”, коммунисты сумели завоевать симпатии широких сельских масс (пролетариата тут было еще меньше чем в России образца 1917 года), превратив на десятилетия всю Юго-Восточную Азию в зону перманентного вооруженного конфликта. И дав миру прекрасные образцы практического “синтеза” марксистко-ленинского учения и традиционной “крестьянско-коммунистической утопии” в виде КНДР или еще более экстремального режима Демократической Кампучии.

Очередной очерк о межвоенной балканской стратегии Коминтерна по использованию национализма угнетенных народов в деле борьбы за мировую революцию. На этот раз про некоторые эфемерные и, откровенно говоря, достаточно слабые связи югославских коммунистов с хорватскими усташами; крайне маргинальным (в 30-е годы) движением радикальных националистов, которые сумели приобрести свою одиозную “популярность” и встать во главе марионеточного Независимого Государства Хорватия исключительно благодаря немецким оккупантам. 

Учитывая события Второй Мировой, когда усташи и коммунисты будут резать друг друга по всем правилам ужасающего “балканского стиля”, даже удивительно, что первоначально два этих движения не испытывали ненависти друг к другу, хотя и стояли на идеологически далёких друг от друга позициях. В годы Холодной войны ни те, ни другие особенно не упоминали о своих ранних связях и только в годы “Хорватской весны” начала 70-х, благодаря националистически настроенным интеллектуалам типа Туджмана, инфа о “критической поддержке” коммунистами усташей и хорватского национализма в целом была доведена до сведения масс. Естественно, с целью поддержки требований о расширении прав хорватов в Федерации.

Читать далее: https://sorok40sorok.com.blogspot.com/2025/04/blog-post_12.html?m=1

Последний, наверное, очерк из стихийного цикла, посвященного проблеме взаимоотношений промеж коммунизмом и национализмом на Балканах. На этот раз, речь о македонской проблеме в Греции, которая и в эпоху Второй Мировой, и в ходе начавшейся почти сразу же после неё Гражданской войны вызывала у греческих коммунистов страшную головную боль. 

Так как угнетенные “левые славяне” со своим стремлением к обособлению от совершенно чуждого им (культурно и исторически) греческого общества, со своей вполне объяснимой и закономерной тягой к единению с другими братскими славянскими народами Южной Европы, подрывали деятельность возглавляемого коммунистами массового революционно-демократического фронта, связующей основой которого был конечно же не коммунизм как таковой, а скорее “революционный патриотизм” (он же - “революционный национализм”) с его стремлением к социальному и экономическому обновлению Греции как национального государства, с постулатом об освобождении от империализма (какого угодно - итальянского, немецкого, болгарского, британского или американского), с тейком о “священности границ” и категорическим неприятием территориальных уступок кому бы то ни было, и тем более, - в силу мощной славянофобии греческого общества тех лет, - македонским славянам.

Компартия Греции закономерно всю дорогу как могла пыталась обуздать и подчинить своих левых славянских союзников, прекрасно понимая, что признание права угнетенных и терроризируемых властями македонцев на самоопределение приведет к моментальной потере партией влияния в обществе, которое, повторюсь, и слышать ничего не хотело про “расчленение” матери-Греции. 

Свою роль играл конечно и национализм, которому греческие коммунисты были подвержены в не меньшей степени, чем коммунисты болгарские, югославские, албанские, румынские или какие-либо другие.

И что характерно: как только КПГ, в силу некоторых причин (об которых в статье) в конце Гражданской войны вынуждена была публично признать право македонцев на собственное национальное развитие, произошло то, что и должно было произойти - партия моментально потеряла поддержку греческого общества, легко принявшего постулаты правительственной пропаганды о том, что “славяно-коммунисты” и их местные марионетки желают погубить великую древнюю Элладу, раздав земли, на которых жили древние предки и за которые сражались отцы, в руки каким-то македонцам, прославившимся еще во время болгарско-фашистской оккупации массовым коллаборационизмом.

Читать далее: https://sorok40sorok.com.blogspot.com/2025/04/blog-post_13.html?m=1

Это я получается пошутил про последний пост про Балканы и национализм. Последний будет вот этот, так как случайно подвернулась памятная дата, связанная с бурной деятельностью коммунистов а Венгрии (хотя Венгрия и принадлежит к Балканскому полуострову лишь частично). Тут коммунистам в 1919 году удалось за счет игры на стихийном “оборонительном национализме” масс ворваться во власть, но затем, - предав “национальные интересы” во имя сохранения “диктатуры пролетариата”, - не менее быстро эту власть потерять

Значит, 16 апреля 1919 года началась “отечественная война” (в прямом переводе с венгерского языка - “патриотическая война”) Венгерской Советской Республики против румынско-чехословацко-сербских империалистов, рассчитывающих, за счет несчастной Венгрии, оказавшейся волею судеб в лагере проигравших Первой Мировой, реализовать свои великодержавные проекты: отторгнуть Трансильванию, аннексировать Верхнюю Венгрию (часть современной Словакии) и Подкарпатскую Русь, пробить коридор от Чехословакии до Югославии. Когда пишут и говорят о ВСР, обычно акцент ставится на каких-то социальных преобразованиях, на белом и красном терроре, на внутренних мятежах и экономическом распаде, хотя именно “оборонительная революционная война” являлась своего рода осью, вокруг которой крутилась короткая история советской Венгрии. ВСР и возникла благодаря начальной фазе этой войны и самоликвидировалась, потерпев в ней катастрофическое поражение.

Ежели кто не в курсах, то никакой революции в книжно-синематографическом стиле в Венгрии не было. В Венгрии был свой стихийный “Февраль”, - т.н. “Революция астр” 28 октября 1918, - по результатам которого к власти пришел кабинет умеренных социал-демократов во главе с графом Михаем Каройи, провозгласившим Народную республику. Пацифистская и миролюбивая политика Каройи привела к тому, что проигравшую и полузадушенную блокадой Антанты Венгрию начали унижать и пытаться оторвать от неё куски буквально все окружающие новообразованные страны. Причем происходило это зачастую под лозунгами “борьбы с большевизмом”, хотя Кароий не имел с большевизмом ничего общего и коммунистов откровенно не любил.

В конце-концов, не желая подписывать надиктованные представителями победившей Антанты архикабальные договора о территориальных уступках и пересмотре границ родины, социал-демократы просто отдали власть коммунистам; единственной силе, которая не побоялась взять власть в момент национальной катастрофы.

Провозгласив 21 марта 1919 Советскую республику и диктатуру пролетариата, воинственные венгры отказались принимать какие-либо условия англо-французских империалистов, что вызвало горячее одобрение народа. В отличие от мудрого Ленина, который ради сохранения власти диалектически пересмотрел свой ранний негативный взгляд на сепаратный мир с немцами, находившиеся в еще худшем положении венгерские большевики во главе с радикальным Бела Куном (который и сам в рамках дискуссии по Брест-Литовскому миру занимал позицию “левых коммунистов”) никакого “похабного мира” ни с кем подписывать не желали. Да и в тот момент это было бы равносильно политической смерти, т.к. венгерское общество под воздействием страшных унижений испытывало то, что теперь называют ресентимент.

Современные венгерские правые и ультраправые часто именуют коммунистов “национальными предателями”, но фактически коммунисты в 1919 были единственными, кто попытался оказать вооруженное сопротивление иностранным врагам, стремящимся растащить ослабевшую Венгрию на куски.

Итак, 16 апреля 1919, спустя меньше трех недель после установления в Будапеште диктатуры пролетариата, началось общее наступление чешских, сербских и румынских войск. Однако сформированная венграми Красная Армия уже к 9 мая сумела стабилизировать ситуацию, остановив противника. 

В отличие от русской Красной Армии венгерская Красная Армия сразу же начала играть роль не классовой, а национальной армии (о чем гораздо позже упоминал даже Дьёрдь Лукач, участвовавший в молодости во всем этом), которая должна была обеспечить территориальную целостность страны в условиях чрезвычайного военного давления внешних

сил. Поэтому распоряжением Народного комиссариата по военным вопросам ВСР практически все командиры старой армии остались на своих местах и даже лучше: в условиях нехватки офицерских кадров военный наркомат принудительно назначал на командные посты даже тех, кто не горел желанием служить коммунистам. Однако эти люди готовы были воевать за священные границы матушки-Венгрии, твердо веря в то, что вступив в войну под красным флагом, они завершат её в Карпатах под красно-бело-зеленым знаменем. Т.е. они надеялись, что патриотический дух все равно одержит верх на временным коммунистическим помешательством.

Кстати, ровно таким же декретно-бюрократическим способом старые Национальная гвардия и Финансовая полиция превратились в Красную гвардию.

Иными словами, венгерские Красная Армия и Красная Гвардия де-факто представляли собой “старорежимные” армию и полицию, подвергшуюся некоторому реформированию (типа смены полковых знамен на красные флаги, отмены воинских званий или введения должности политкомиссара).  Проявлением курьёзности всей этой картины может стать то, что в момент тяжелых боёв 20-21 апреля начальник штаба Красной Армии на румынском направлении Енё Томбор приказал в качестве меры подъёма боевого духа солдат провести дополнительные пасхальные богослужения.

Тем временем, развивая оперативный успех, Красная Армия провела свой знаменитый победоносный Северный поход против чехословацких войск (более слабых, нежели румыны), в результате которого 16 июня была провозглашена фактически марионеточная Словацкая Советская Республика.

На фоне достижений Северной кампании Антанта изменила свой агрессивный тон, начав переговоры с венгерским Советом о выводе Красной Армии из Словакии в обмен на отвод куда более опасных для Будапешта румынских войск. Доверчивый Бела Кун согласился на эту сделку, что стало началом конца Венгерской Советской Республики.

Ибо основной костяк Красной Армии воспринимал завоевание Словакии не так, как это виделось Бела Куну и его товарищам. В то время как коммунисты мыслили категориями мировой революции, большинство красноармейцев вход в Словакию расценили как возвращение незаконно отторгнутой чехами Верхней Венгрии, на территории которой исторически проживало много мадьяр. 

Само по себе провозглашение непонятной Словацкой Советской Республики вызвало недоумение в рядах командования, но решение сдать без боя отвоеванные “исторические земли” ради сохранения власти Совета вообще привело к стремительной деморализации войска, которое было “красным” лишь по названию. 

Руководитель победоносного Северного похода Аурель Штромфельд в знак протеста подал в отставку, вслед за ним ушел главнокомандующий Вильмош Бём и бóльшая часть офицеров. Рядовые патриоты и члены добровольческих трудовых подразделений тыла (“резервной рабочей армии”), составленной из пролетариев, тоже начали расходиться по домам, ошарашенные попранием “национальных интересов”. Мобилизованные крестьяне, - основное население аграрной Венгрии, - не получив от ВСР ничего (в отличие от России венгры не раздали землю), побросав оружие потянулись в деревню. Даже ранее дисциплинированные “профсоюзные роты” под влиянием общих настроений упадка впадали в анархию. Короче говоря, только что родившаяся в горниле успешной борьбы с чехословацкими империалистами венгерская Красная Армия начала расползаться по швам.

При этом представитель Антанты Клемансо просто обманул Бела Куна, потому что после отвода венгров из Словакии румынские войска продолжали наступать на Будапешт.

Коммунисты в итоге могли рассчитывать лишь на немногочисленные отряды, оставшиеся верными партийной идеологии, но находившиеся в состоянии  “полураспада” и не способные воевать с регулярной армией. Поэтому последняя отчаянная атака ВСР против румын на Тисе 20 июля 1919 года провалилась полностью. Красная Армия окончательно рухнула и у венгерских коммунистов больше не было никакого прикрытия от наступающих румын. А Советская Россия на панические телеграммы Бела Куна о поддержке отвечала отказом: при всем желании помочь венграм, учитывая тяжелую ситуацию на Украине, она не могла.

Между тем укативший в Вену в качестве представителя ВСР бывший командующий Красной Армией Вильмош Бём успел договориться с представителями Антанты о почетной капитуляции и 1 августа, в преддверии падения Будапешта под ударами румын, венгерский Совет подал в отставку, передав власть обратно социал-демократам и организовав эвакуацию руководящих кадров в ту же Вену. Причем вождь венгерской революции Бела Кун на этом последнем заседании произнес проникновенную и совершенно не характерную для любого проигравшего политика 30-минутную речь, в которой честно признал, что “диктатура пролетариата потерпела полный крах в военном, экономическом и политическом отношении”, а коммунисты утратили доверие темных масс и должны уйти, ибо “без масс мы просто мусор”.

На этом история Венгерской Советской Республики завершилась.

На неделе мексиканские народники из Сапатистской Армии Национального Освобождения (EZLN) в Хасинто (штат, естественно, Чьяпас) провели фестиваль под названием Re(belarte) y Re(velarte) / Искусство радости и бунта/; международную встречу деятелей культуры из 27 стран мира (около 350 человек, а всего на фест съехалось более двух тысяч участников), посвященную развитию “культуры восстания и сопротивления”. 

Открытие фестиваля было обставлено помпезно: маршем сотни сапатистских милиционеров, вооруженных дубинками как символом “низового сопротивления” (сама EZLN сложила оружие еще в 2005 году). Сапатисты конечно бодрятся вовсю, но это все не так весело на самом деле, поскольку Чьяпас (да и вся Мексика) уже давно погрузился в пучину криминального террора и вот эти символические дубинки выглядят не очень убедительно, потому что мексиканские наркокартели нынче - это настоящие вооруженные армии с миллионными бюджетами, которые вроде не очень боятся каких-то крестьян, которые свои палочки вставляют в колеса сверхприбыльной машине наркотического и миграционного трафика, идущего через Чьяпас (контроль за путями нелегальной миграции в США приносит синдикатам не меньше средств).

Тем не менее, во вступительной речи нынешний команданте Моисес подчеркнул, что движение не стремится к насилию, но готово защищать себя от наркокартелей и корпораций, все активней проникающих в этот глухой штат на фоне быстрой модернизации Мексики. В контексте реорганизации EZLN 2023-24 гг., направленной на “повышение защиты общин и матери-земли в случае агрессии, нападений, эпидемий, вторжения хищных корпораций, частичной или полной военной оккупации, стихийных бедствий”, эти словеса звучат довольно загадочно. Потому что военный потенциал EZLN неизвестен, но хорошо известен масштаб социальной организации сапатистов, которые до сих пор обладают значительным влиянием среди коренного населения.

Команданте Моисес вообще много чего наговорил. Проклял капиталистическую систему, “которая родилась плохой и умрет потому, что она плохая”, заявил что капитализм уничтожает все хорошее, что было раньше - от природы до коллективного общественного уклада, - и пригрозил, что сама земля, в конечном итоге, на все это отреагирует: “не будет никаких беспилотников, потому что не будет аккумуляторов, не будет никаких автомобилей, потому что не будет бензина”. Короче, сапатисты поддерживают традицию антикапиталистического технопессимизма “аграрных социалистов”, что отличало их (аграрных социалистов) всегда от марксистов любого вида, которые в общем уповают на светлое будущее городского индустриализма.

В своем обращении к публике команданте Моисес призвал к созданию “нового искусства для жизни”, потому что капиталистическое искусство давно изжило себя, оно пропагандирует гибель и когда доминирующий капитализм логическим образом умрет, “у нас ничего не останется”. 

“Представьте себе день без капитализма. Что мы будем делать тогда? А ведь это произойдет”. Поэтому надо думать уже сегодня об искусстве, которое поможет выжить и теперь, и в будущем, когда нужно будет строить новый посткапиталистический мир. Новое искусство, созданное коллективно, якобы должно этому посодействовать.

В общем, старая, раскритикованная еще в эпоху Перестройки, марксистская идея о том, что “искусство - это идеология, выраженная в художественных образах”, обретает новую жизнь. 

Соответственно, в течение недели на двух площадках проводились встречи сапатистов с представителями различных общественных организаций для обмена опытом и обсуждений, проводились всякие разные мероприятия (театральные, музыкальные, сессии по литературе, художественному мастерству и скульптуре, даже какой-то испанский самопальный цирк приехал), короче все в традиционном для сапатистов духе, а-ля “слова сильнее пуль”. Такой вот веселый деревенский движ.