Warning: mkdir(): No space left on device in /var/www/group-telegram/post.php on line 37
Warning: file_put_contents(aCache/aDaily/post/diomeddog/--): Failed to open stream: No such file or directory in /var/www/group-telegram/post.php on line 50 Как я поехал на войну. Платон Маматов. | Telegram Webview: diomeddog/1136 -
Наша группа отходила через село после задания, и на северной его оконечности я был отсечен огнем противника от своих товарищей. Ждать меня они не могли, поскольку сами находились под обстрелом и им нужно было перемещаться.
Догнать их я не мог, поскольку надо было перебежать довольно широкую улицу, насквозь простреливаемую и я отошел в укрытие.
Дальше обстоятельства сложились так, что задержавшись здесь на пару часов, по факту я провел в этом селе почти трое суток, потому что за него завязались бои, и в условиях, когда каждый ствол был на счету, сказать: "давайте, ребята, вы тут уж сами, а мне надо идти", я не мог.
Я оказал посильную помощь своим новым товарищам в обороне северной оконечности населенного пункта, и вместе с ними был выведен на пункт эвакуации, по приказу местного командования.
Вывод на пункт эвакуации представлял собой перебежки из одного разрушенного дома в другой, под беспрерывной работой вражеской артиллерии. Тогда я впервые столкнулся с работой танка, и с тех пор на вопрос: "что самое страшное на войне?", у меня имеется очень четкий и конкретный ответ. Лично для меня - танк.
Так вот, спасаясь от огня танка, который, корректируемый дроном, методично разбирал картонные домики, в которых мы прятались, я и ещё несколько человек, укрылись в бетонных трубах под дорогой, что-то типа ливневки.
По сравнению с домиками это было достаточно надёжное укрытие, и мы здесь залегли до наступления темноты. В сумерках, по одиночке, по двое, мы продолжили передвижение. Я пошел замыкающим, и в темноте потерял ведущего. Дорогу мне объяснили, но одно дело объяснить что-то на пальцах, другое дело применить полученную информацию. Я повернул куда-то не туда и потерял очень много времени, прежде чем понял, что сбился с маршрута и вернулся обратно.
Покинув трубы, я будто пересёк какую-то границу между мирами. До меня не сразу дошло понимание этой разницы, то, что я очутился в части села, куда противник не стрелял. Там, откуда я пришел, противно трещали кассетки, били фугасы, зудели дроны, здесь же была относительная тишина. Я шел, один, по пустой улице, среди брошенных, но совершенно целых домов. На стыке двух этих частей села горел недавно построенный дом, его зарево было единственным источником света вокруг. Ни голосов, ни каких-либо других звуков мира или войны не было. Абсолютно мертвая, пустая, темная улица. Оставленная людьми, но ещё хранившая их тепло. Здесь прямо остро чувствовалось, что люди ушли отсюда совсем недавно. Не было запустения в этих домах. Они ещё были живы. Я дошел до очередного поворота, про который мне говорили, и пошел дальше, все больше и больше удаляясь от разрыва кассеток, снарядов, треска горящего дома. Эта часть села была вообще не тронута. По мере того, как я углублялся в нее, я находил какие-то признаки жизни, с удивлением понимая, что здесь кто-то есть, что здесь ещё живут люди, не наши военные, а мирные, местные жители, кто по каким-то причинам не смог или не захотел уехать. Я прошел мимо большого дома, с занавешанными окнами и услышал, как из под него, видимо из подвала, доносятся звуки дизель генератора. Я прошел мимо мангала с гаснущими углями. Я слышал голоса где-то в глубине одного из дворов. Я чувствовал и понимал, что за мной сейчас наблюдают из этих темных, закутанных, занавешаных домов. Бог весть с какими эмоциями и чувствами. Вскоре я понял, что снова свернул не туда, и принял решение прекращать ночные блуждания. Я понял, что пункт эвакуации я уже не найду, и поиски надо продолжать утром.
По дороге я приметил один хорошо сохранившийся дом, явно покинутый, и решил остановиться на ночь в нем. Туда я и завернул на обратном пути. Обследовав дом и убедившись, что я в нём точно один, я расположился на ночлег, улегшись на голую кровать с сеткой. С облегчением стянул с себя бронежилет, снял каску, которые будто уже сраслись с моим телом, положил под голову рюкзак, снял кроссовки, вытянул ноги....
... и понял, что впервые с того дня, как я переступил порог своей квартиры, отправляясь на оглашение приговора, я нахожусь наедине с самим собой.
Наша группа отходила через село после задания, и на северной его оконечности я был отсечен огнем противника от своих товарищей. Ждать меня они не могли, поскольку сами находились под обстрелом и им нужно было перемещаться.
Догнать их я не мог, поскольку надо было перебежать довольно широкую улицу, насквозь простреливаемую и я отошел в укрытие.
Дальше обстоятельства сложились так, что задержавшись здесь на пару часов, по факту я провел в этом селе почти трое суток, потому что за него завязались бои, и в условиях, когда каждый ствол был на счету, сказать: "давайте, ребята, вы тут уж сами, а мне надо идти", я не мог.
Я оказал посильную помощь своим новым товарищам в обороне северной оконечности населенного пункта, и вместе с ними был выведен на пункт эвакуации, по приказу местного командования.
Вывод на пункт эвакуации представлял собой перебежки из одного разрушенного дома в другой, под беспрерывной работой вражеской артиллерии. Тогда я впервые столкнулся с работой танка, и с тех пор на вопрос: "что самое страшное на войне?", у меня имеется очень четкий и конкретный ответ. Лично для меня - танк.
Так вот, спасаясь от огня танка, который, корректируемый дроном, методично разбирал картонные домики, в которых мы прятались, я и ещё несколько человек, укрылись в бетонных трубах под дорогой, что-то типа ливневки.
По сравнению с домиками это было достаточно надёжное укрытие, и мы здесь залегли до наступления темноты. В сумерках, по одиночке, по двое, мы продолжили передвижение. Я пошел замыкающим, и в темноте потерял ведущего. Дорогу мне объяснили, но одно дело объяснить что-то на пальцах, другое дело применить полученную информацию. Я повернул куда-то не туда и потерял очень много времени, прежде чем понял, что сбился с маршрута и вернулся обратно.
Покинув трубы, я будто пересёк какую-то границу между мирами. До меня не сразу дошло понимание этой разницы, то, что я очутился в части села, куда противник не стрелял. Там, откуда я пришел, противно трещали кассетки, били фугасы, зудели дроны, здесь же была относительная тишина. Я шел, один, по пустой улице, среди брошенных, но совершенно целых домов. На стыке двух этих частей села горел недавно построенный дом, его зарево было единственным источником света вокруг. Ни голосов, ни каких-либо других звуков мира или войны не было. Абсолютно мертвая, пустая, темная улица. Оставленная людьми, но ещё хранившая их тепло. Здесь прямо остро чувствовалось, что люди ушли отсюда совсем недавно. Не было запустения в этих домах. Они ещё были живы. Я дошел до очередного поворота, про который мне говорили, и пошел дальше, все больше и больше удаляясь от разрыва кассеток, снарядов, треска горящего дома. Эта часть села была вообще не тронута. По мере того, как я углублялся в нее, я находил какие-то признаки жизни, с удивлением понимая, что здесь кто-то есть, что здесь ещё живут люди, не наши военные, а мирные, местные жители, кто по каким-то причинам не смог или не захотел уехать. Я прошел мимо большого дома, с занавешанными окнами и услышал, как из под него, видимо из подвала, доносятся звуки дизель генератора. Я прошел мимо мангала с гаснущими углями. Я слышал голоса где-то в глубине одного из дворов. Я чувствовал и понимал, что за мной сейчас наблюдают из этих темных, закутанных, занавешаных домов. Бог весть с какими эмоциями и чувствами. Вскоре я понял, что снова свернул не туда, и принял решение прекращать ночные блуждания. Я понял, что пункт эвакуации я уже не найду, и поиски надо продолжать утром.
По дороге я приметил один хорошо сохранившийся дом, явно покинутый, и решил остановиться на ночь в нем. Туда я и завернул на обратном пути. Обследовав дом и убедившись, что я в нём точно один, я расположился на ночлег, улегшись на голую кровать с сеткой. С облегчением стянул с себя бронежилет, снял каску, которые будто уже сраслись с моим телом, положил под голову рюкзак, снял кроссовки, вытянул ноги....
... и понял, что впервые с того дня, как я переступил порог своей квартиры, отправляясь на оглашение приговора, я нахожусь наедине с самим собой.
BY Как я поехал на войну. Платон Маматов.
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Oh no. There’s a certain degree of myth-making around what exactly went on, so take everything that follows lightly. Telegram was originally launched as a side project by the Durov brothers, with Nikolai handling the coding and Pavel as CEO, while both were at VK. For Oleksandra Tsekhanovska, head of the Hybrid Warfare Analytical Group at the Kyiv-based Ukraine Crisis Media Center, the effects are both near- and far-reaching. In addition, Telegram's architecture limits the ability to slow the spread of false information: the lack of a central public feed, and the fact that comments are easily disabled in channels, reduce the space for public pushback. Following this, Sebi, in an order passed in January 2022, established that the administrators of a Telegram channel having a large subscriber base enticed the subscribers to act upon recommendations that were circulated by those administrators on the channel, leading to significant price and volume impact in various scrips. The Security Service of Ukraine said in a tweet that it was able to effectively target Russian convoys near Kyiv because of messages sent to an official Telegram bot account called "STOP Russian War."
from tw
