"Любовь к отечеству, любовь к государству... как ни мудри над этими схоластическими различиями, одно ясно: это — не любовь к истине, не любовь к справедливости. Патриотизм всегда будет добродетелью, покоящейся на пристрастии; он приводит иногда к самопожертвованию и всегда — к завистливому вожделению, к скаредному и эгоистическому консерватизму. Любовь к ближнему недалека здесь от ненависти к соседу".

Александр Иванович Герцен. "Новая фаза русской литературы". 1862 год.

Конкурент Трампа на пост президента от республиканцев прямо призывает использовать террористические методы против протестующих. Удивительно (нет)

Заметка из газеты "Искра" о нравах высшего общества из города Шуя:

"Раз представитель капитала, Павлов, представитель правительства, жандармский ротмистр, представитель русских попов-инквизиторов, Евлампий, отправились с целью напиться до осатанения за много верст от Шуи. И точно что напились (были, конечно, с ними и другие), начали безобразить и чуть не подрались. Потом все заставляли попа Евлампия задать в своем поповском балахоне плясового трепака, но поп Евлампий, напившись, сделался строптив и ни за что не хотел идти плясать. Тогда разгневанные друзья выгнали пьяного попа, и поп пешком уже верст девять отмахал к Шуе (по какой-то случайности не завалился в канаву), и только на десятой версте догнала много спустя посланная подвода и довезла строптивого попа до дома".

1901 год.

14 июня с разницей в 18 лет родились Эрнесто Че Гевара и Дональд Джон Трамп — два борца с американским империализмом. Такое вот совпадение.

Уже Чацкий не любил Москву:

Душа здесь у меня каким-то горем сжата,
И в многолюдстве я потерян, сам не свой.
Нет! недоволен я Москвой.

"Учитель должен быть артист, художник, горячо влюбленный в свое дело, а у нас — это чернорабочий, плохо образованный человек, который идет учить ребят в деревню с такой же охотой, с какой пошел бы в ссылку. Он голоден, забит, запуган возможностью потерять кусок хлеба. А нужно, чтобы он был первым человеком в деревне, чтобы он мог ответить мужику на все его вопросы, чтобы мужики признавали в нем силу, достойную внимания и уважения, чтобы никто не смел орать на него... унижать его личность, как это делают у нас все: урядник, богатый лавочник, поп, становой, попечитель школы, старшина и тот чиновник, который носит звание инспектора школ, но заботится не о лучшей постановке образования, а только о тщательном исполнении циркуляров округа. Нелепо же платить гроши человеку, который призван воспитывать народ, — вы понимаете? — воспитывать народ! Нельзя же допускать, чтоб этот человек ходил в лохмотьях, дрожал от холода в сырых, дырявых школах, угорал, простужался, наживал себе к тридцати годам лярингит, ревматизм, туберкулез... ведь это же стыдно нам! Наш учитель восемь, девять месяцев в году живет, как отшельник, ему не с кем сказать слова, он тупеет в одиночестве, без книг, без развлечений. А созовет он к себе товарищей — его обвинят в неблагонадежности, — глупое слово, которым хитрые люди пугают дураков!.. Отвратительно все это... какое-то издевательство над человеком, который делает большую, страшно важную работу. Знаете, — когда я вижу учителя, — мне делается неловко перед ним и за его робость, и за то, что он плохо одет, мне кажется, что в этом убожестве учителя и сам я чем-то виноват... серьезно!

Он замолчал, задумался и, махнув рукой, тихо сказал:

- Такая нелепая, неуклюжая страна — эта наша Россия".

Из очерка М. Горького "А. П. Чехов".

Горький вспоминал о беседах с Чеховым на разные темы. В этом отрывке Чехов рассуждает на темы, которые актуальны до сих пор.

Такое искусство нам нужно!

"Я считаю Белинского одним из самых замечательных лиц николаевского периода. После либерализма, кой-как пережившего 1825 год в Полевом, после мрачной статьи Чаадаева является выстраданное, желчное отрицание и страстное вмешательство во все вопросы Белинского. В ряде критических статей он кстати и некстати касается всего, везде верный своей ненависти к авторитетам, часто подымаясь до поэтического одушевления. Разбираемая книга служила ему по большей части материальной точкой отправления, на полдороге он бросал ее и впивался в какой-нибудь вопрос. Ему достаточен стих "Родные люди вот какие" в "Онегине", чтоб вызвать к суду семейную жизнь и разобрать до нитки отношения родства".

А. Герцен. "Былое и думы".

Когда в России фактически не было философии и в целом общественных наук, приходилось обсуждать общественные вопросы в рамках литературы.

"Странные бывали у нашего помещика причины для того, чтобы увеличивать оброк. Однажды помещик и с супругою приехал в нашу слободу. По обыкновению, богатые крестьяне, одетые по-праздничному, явились к нему с поклоном и различными дарами; тут же были женщины и девицы, все разряженные и украшенные жемчугом. Барыня с любопытством все рассматривала и потом, обратясь к своему мужу, сказала: «У наших крестьян такие нарядные платья и украшения; должно быть, они очень богаты и им ничего не стоит платить нам оброк». Недолго думая, помещик тут же увеличил сумму оброка".

Из воспоминаний Николая Николаевича Шипова, бывшего крепостного крестьянина, ставшего после отмены крепостного права херсонским мещанином. 1877 год.

"Часов около 11 у опушки леса, близ лесной сторожки, на противоположной обычному месту собраний стороне Талки, собралось около трех тысяч рабочих. Все сидели на земле и ждали, когда подойдут остальные, чтобы открыть собрание. Люди продолжали прибывать.

Но вот со стороны станции показался большой отряд казаков с полицеймейстером Кожеловским во главе. Собравшиеся продолжали спокойно сидеть, зорко наблюдая за движением казаков. Казаки подъехали к небольшому мостику, перекинутому через Талку. После минутной остановки у моста они быстро двинулись через него. Переправившись через реку, казаки снова на минуту остановились. На попытку некоторых членов Совета повести переговоры полицеймейстер ответил ругательствами и угрозами. Он три раза подряд крикнул: "Расходись! Расходись! Расходись!", в этот же момент скомандовал: "Казаки, вперед!" и сам первый ринулся на толпу. За ним, пришпорив лошадей, с криком и гиканьем устремились казаки.

Люди уже были на ногах и стали отступать, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее и, наконец, лавиной бросились в лес по разным направлениям. Большая часть двинулась к линии железной дороги. Мы, депутаты, пробовали остановить этот стихийный поток, так как в лесу можно было не без успеха сопротивляться конным казакам. Но дикий вой, ругательства и гиканье пьяных казаков производили свое действие. По отступающим казаки дали несколько залпов из винтовок. Тогда отступление приняло панический характер. А залпы продолжали следовать один за другим...

Был поздний вечер, когда мы прибыли в город. В небе было зарево, пахло гарью. В местечке Ямы горели ткацкая фабрика Гандуриных и лесной склад Ивана Гандурина. А в следующие дни в окрестностях уже горели дачи городского головы Дербенева и его брата, дачи фабрикантов Фокина и Бурылина... Толпы озлобленных рабочих избивали попадавшихся им полицейских.

Было ясно, что для вооруженного выступления рабочих, доведенных до крайности зверским расстрелом, недоставало только оружия".

Из воспоминаний большевика Ф. Самойлова о расстреле бастующих иваново-вознесенских рабочих на Талке 3 июня (по старому стилю) 1905 года. В ответ на расстрел, как видим, рабочие громили фабрики, дачи чиновников и фабрикантов, избивали полицейских.

"Робокоп" — это яркая антирейгановская сатира о вреде приватизации. В фильме фон иногда даже интереснее основных событий: вокруг хаос и разрушения, дети играют в ядерную войну, размещенные на орбите лазеры случайно сожгли Санта-Барбару (явный намек на Стратегическую оборонную инициативу).

И это не единственный фильм, в котором Верхувен критикует американское общество и капитализм.

"Вспомнить всё" — антиколониальная сатира: губернатор Марса устроил сегрегацию и буквально продает воздух.

"Шоугерлз" — о том, как делают карьеру в шоу-бизнесе; наверное, самый ненавидимый критиками, которые тоже относятся к шоу-бизнесу, фильм.

"Звездный десант" — иерархичное общество, непонятная война на другом конце света, высадка десанта неизвестно где ("возьмем Клендату одним парашютно-десантным полком"); такая явная антимилитаристская и антифашистская сатира, что некоторые даже не поняли или, наоборот, поняли и узнали себя.

Почти все наверняка смотрели эти фильмы, но стоит иногда пересматривать.

Нечаянно я пошевелился — девочка вздрогнула, увидела меня, её глаза подозрительно сузились, и вся она боязливо съёжилась, точно мышонок перед кошкой.

Улыбаясь, я смотрел на её чумазое, печальное и робкое лицо; губы она крепко сжала, и тонкие брови её вздрагивали.

Вот она встала на ноги, деловито отряхнула своё рваное, когда-то розовое платье, сунула в карман свою куклу и звенящим, ясным голосом спросила меня:

— Чего глядишь?

Было ей лет одиннадцать; тоненькая, худая, она внимательно осматривала меня, а брови её всё дрожали.

— Ну? — продолжала она, помолчав. — Чего надо?

— Ничего, играй себе, я уйду... — сказал я.

Тогда она шагнула ко мне, её лицо брезгливо сморщилось, и громко, ясно она сказала:

— Пойдём со мной за пятиалтынный...

Я не сразу понял её, только, помню, вздрогнул в предчувствии чего-то ужасного.

А она подошла вплоть ко мне, прижалась плечом к моему боку и, отвернув лицо своё в сторону от моего взгляда, продолжала говорить тусклым и скучным голосом:

— Ну, идём, что ли... Неохота мне на улице гостя искать... Да и выйти-то не в чем — мамкин любовник и моё платье пропил... Ну, идём...

Молча и тихо я стал отталкивать её от себя, а она взглянула мне в глаза подозрительно-недоумевающим взглядом, губы у неё странно искривились, она подняла голову и, глядя куда-то вверх широко открытыми, ясными, печальными глазками, негромко и скучно проговорила:

— Ты что кобенишься? Думаешь — я маленькая, так кричать буду? Не бойся, это я прежде кричала... а теперь...

И, не окончив свою речь, она равнодушно плюнула...

Я ушёл от неё, унося в своём сердце тяжёлый ужас и печальный взгляд ясных, детских глаз.

(М. Горький. Девочка. 1905 год)

Спектакль окончен?
У нас появилась новая буржуазная пьеса поинтересней на Ближнем Востоке.

Горький в 1905 году.

В конце января 1905 года Горького арестовали за призывы к борьбе с самодержавием и отправили в Петропавловскую крепость, но, к счастью, вскоре выпустили под залог, предписав покинуть столицу.

Ю. М. Казьмичев. "В.И. Ленин и А.М. Горький на заседании ЦК партии большевиков в 1905 году". Картина 1930-х годов.

1905 год был для Горького насыщенным, как, впрочем, и для очень многих людей в России.

Белинский неистовствует:

"Бог свидетель — у меня нет личных врагов, ибо я (скажу без хвастовства) по натуре моей выше личных оскорблений; но враги общественного добра — о, пусть вывалятся из них кишки, и пусть повесятся они на собственных кишках — я готов оказать им последнюю услугу — расправить петли и надеть на шеи".

Из письма Боткину от 30 декабря 1840 года.

"Надо припомнить, что Белинский вполне усвоил себе деление Гегеля нравственных начал на две области: моральную (Moralität), к которой он отнес более или менее хорошо придуманные правиле общежития, и собственно нравственную (Sittlichkeit), которая объемлет у него самые законы, управляющие психическим миром человека и порождающие этические потребности и представления. Сделавшись проводником этих мыслей в русской жизни, Белинский начал свой долгий подвиг преследования в литературе и вообще явлениях нашего общества того, что он называл моралью и моральничаньем. Когда возвратилось к нему, после некоторого перерыва, его яркое и откровенное слово, он уже не прекращал своего неусыпного гонения на моральничанье, сильно господствовавшее тогда у нас в театре, словесности и жизни, так как посредством его люди прикрывали свою духовную наготу и старались обмануть себя и других относительно нравственной своей пустоты. Все, что отзывалось благовидным, но коварным резонерством, желающим подменить очевидные факты лживым их толкованием, все, что носило печать слабосильной, пустой сентенции, рассчитанной на получение дешевым способом, без хлопот и усилий, репутации честности и порядочности, наконец, все, что отзывалось китайским раболепным отношением к старине и изуверским отвращением к трудам нового времени, — все это клеймилось у Белинского одним прозвищем «морали и моральничанья» и преследовалось со смелостью, весьма замечательной по тому времени. Беспощадное обличение этого чудовища «морали» рассеяно у него почти по всем его статьям от этой эпохи".

Павел Анненков. "Замечательное десятилетие".

"Ближайшей задачей нашей, следовательно, должна быть организация теперь той народно-боевой партии, о значении которой мы уже говорили. Если мы этого не сделаем, если мы к этому не подготовим народ, революционное движение, как всякое стихийное движение, может пройти грозою через всю Россию, не принося народу ничего существенного".

Осип Аптекман. "Письмо к бывшим товарищам". 1879 год.

Международная федерация футбольных ассоциаций (ФИФА) не делает антирасистские заявления во время проходящего в США клубного чемпионата мира, потому что Трамп не велел. А раньше футболисты добровольно-принудительно вставали на одно колено перед матчами. Теперь не надо. Да и корпорации перестали красить свои логотипы в запрещенных в России соцсетях в запрещенные в России цвета радуги. Кто бы мог подумать, что вся эта буржуйская борьба за права человека оказалась лицемерием?
Расизм и другие виды дискриминации — это, конечно, зло. Не надо ненавидеть людей из-за цвета кожи. Есть более весомые причины для ненависти.