С самого начала конфликта он явно обрадовался возможности свести счеты и в момент нападения толпы на Зосима закричал: «Попался гад, бейте его, чтобы он не мешал жить нашему брату…».[671]
Шофер Станислав Косых попал в погромщики довольно банальным образом. Выпил с товарищами пол-литра «на троих», у выхода увидел шумевшую толпу и «откликнулся» на чью-то просьбу помочь «вытолкнуть машину».[672] В. общем-то Косых был довольно распространенным типом рядового участника беспорядков. Легко, внушаемый, инфантильный и безответственный, он легко подчинился чужой воле, с маниакальным упорством следовал заложенной другими «программе» и даже проявлял при этом изобретательность. Именно Косых догадался вывернуть передние колеса милицейской машины так, чтобы удобнее было ее переворачивать. Кроме того Косых, попав в колею погрома, «ругался, тыкал железиной в кузов, ударял ей по машине и одним из ударов попал Зосиму по виску».[673]
Похожий психологический тип «инициативного подпевалы» представлял собой двадцатилетний слесарь Николай Ченцов,[674] попавший в поле зрения следствия и суда благодаря своим последующим подвигам, однако первые шаги в карьере погромщика сделавший в момент возникновения беспорядков, когда Трубникова освобождали из «линейки». Ченцов примкнул к погромщикам после выпивки с друзьями и рассказывал о своих поступках эпически просто: «Люди шумели, бросали камни, какой-то мужчина дал мне камень и я тоже бросил его в машину. Я схватил второй камень и попал им в окно. Я заскочил на машину, Зосим на меня заругался, и я плюнул ему в лицо. Лейзерзон побежал мимо меня, и я стукнул его по спине».[675] Ченцов догадался залезть под капот и оборвать провода, чтобы не дать машине уехать.[676] В ходе событий Николай становился все более жестоким и агрессивным. Когда Зосим попытался перевязать разбитую голову остатками разорванной рубашки, Ченцов сорвал эту самодельную повязку с истекавшего кровью милиционера.[677]
Местные власти: попытка договориться. Вызов солдат
Пока возбужденные хулиганы пытались вытащить Зосима из перевернутой машины для расправы, а погром не набрал еще полной силы, представители властей надеялись договориться с толпой по-хорошему. Но председателя горисполкома Гаркавого просто освистали и согнали с перевернутой машины, превращенной на короткое время в трибуну. Толпа уже достигла того уровня погромной истерики, когда слушают и слышат только «своих» и только «свое». Не помогли — как и в других случаях — и попытки разогнать собравшихся с помощью пожарных брандспойтов. Хулиганы просто порезали пожарные рукава, и пожарная команда бесславно уехала с места событий.
В попытках местных властей уговорить бунтовщиков был один примечательный эпизод. Заместитель начальника милиции, выступая перед толпой, «рекомендовался представителем горкома партии»,[678] скрывал свою принадлежность к милиции, что впоследствии было оценено как нерешительность. За этим малозначительным, на первый взгляд, фактом стоит в действительности инстинктивное понимание мудрым милиционером Клягиным избирательной агрессивности в действиях участников беспорядков. Он понадеялся на большую легитимность партийной власти, осознавая, что милиция из «зоны послушания» уже выпала, и принадлежность к ней лишает говорящего всяких шансов докричаться до разума бунтовщиков. В том же ряду явлении — указание ответственного дежурного горотдела подчиненным милиционерам (а их в конце концов собралось на базаре 28 человек) отправиться к месту событий в гражданской одежде.[679] И хотя Мария Трубникова была поначалу готова отделить «хороших» милиционеров (их можно было отпустить) от «плохих», которых следовало «убить», даже косвенная принадлежность к милиции в момент погрома была своего рода «каиновой печатью», выводившей человека из круга «своих».
Некоторые зачинщики беспорядков в Бийске в своей враждебности к власти как таковой явно пытались внедрить в сознание толпы более обобщенный образ врага, чувствуя, что пока «горком» или «горисполком» отделены в сознании бунтовщиков от «гадов милиционеров», участники волнений остаются потенциально открытыми для уговоров.
👇
Шофер Станислав Косых попал в погромщики довольно банальным образом. Выпил с товарищами пол-литра «на троих», у выхода увидел шумевшую толпу и «откликнулся» на чью-то просьбу помочь «вытолкнуть машину».[672] В. общем-то Косых был довольно распространенным типом рядового участника беспорядков. Легко, внушаемый, инфантильный и безответственный, он легко подчинился чужой воле, с маниакальным упорством следовал заложенной другими «программе» и даже проявлял при этом изобретательность. Именно Косых догадался вывернуть передние колеса милицейской машины так, чтобы удобнее было ее переворачивать. Кроме того Косых, попав в колею погрома, «ругался, тыкал железиной в кузов, ударял ей по машине и одним из ударов попал Зосиму по виску».[673]
Похожий психологический тип «инициативного подпевалы» представлял собой двадцатилетний слесарь Николай Ченцов,[674] попавший в поле зрения следствия и суда благодаря своим последующим подвигам, однако первые шаги в карьере погромщика сделавший в момент возникновения беспорядков, когда Трубникова освобождали из «линейки». Ченцов примкнул к погромщикам после выпивки с друзьями и рассказывал о своих поступках эпически просто: «Люди шумели, бросали камни, какой-то мужчина дал мне камень и я тоже бросил его в машину. Я схватил второй камень и попал им в окно. Я заскочил на машину, Зосим на меня заругался, и я плюнул ему в лицо. Лейзерзон побежал мимо меня, и я стукнул его по спине».[675] Ченцов догадался залезть под капот и оборвать провода, чтобы не дать машине уехать.[676] В ходе событий Николай становился все более жестоким и агрессивным. Когда Зосим попытался перевязать разбитую голову остатками разорванной рубашки, Ченцов сорвал эту самодельную повязку с истекавшего кровью милиционера.[677]
Местные власти: попытка договориться. Вызов солдат
Пока возбужденные хулиганы пытались вытащить Зосима из перевернутой машины для расправы, а погром не набрал еще полной силы, представители властей надеялись договориться с толпой по-хорошему. Но председателя горисполкома Гаркавого просто освистали и согнали с перевернутой машины, превращенной на короткое время в трибуну. Толпа уже достигла того уровня погромной истерики, когда слушают и слышат только «своих» и только «свое». Не помогли — как и в других случаях — и попытки разогнать собравшихся с помощью пожарных брандспойтов. Хулиганы просто порезали пожарные рукава, и пожарная команда бесславно уехала с места событий.
В попытках местных властей уговорить бунтовщиков был один примечательный эпизод. Заместитель начальника милиции, выступая перед толпой, «рекомендовался представителем горкома партии»,[678] скрывал свою принадлежность к милиции, что впоследствии было оценено как нерешительность. За этим малозначительным, на первый взгляд, фактом стоит в действительности инстинктивное понимание мудрым милиционером Клягиным избирательной агрессивности в действиях участников беспорядков. Он понадеялся на большую легитимность партийной власти, осознавая, что милиция из «зоны послушания» уже выпала, и принадлежность к ней лишает говорящего всяких шансов докричаться до разума бунтовщиков. В том же ряду явлении — указание ответственного дежурного горотдела подчиненным милиционерам (а их в конце концов собралось на базаре 28 человек) отправиться к месту событий в гражданской одежде.[679] И хотя Мария Трубникова была поначалу готова отделить «хороших» милиционеров (их можно было отпустить) от «плохих», которых следовало «убить», даже косвенная принадлежность к милиции в момент погрома была своего рода «каиновой печатью», выводившей человека из круга «своих».
Некоторые зачинщики беспорядков в Бийске в своей враждебности к власти как таковой явно пытались внедрить в сознание толпы более обобщенный образ врага, чувствуя, что пока «горком» или «горисполком» отделены в сознании бунтовщиков от «гадов милиционеров», участники волнений остаются потенциально открытыми для уговоров.
👇
Девятнадцатилетний слесарь Юрий Чернышев, известный в городе хулиган и старый враг милиции,[680] во время выступления Гаркавого пренебрежительно швырнул в него редькой (момент, явно снизивший патетику выступления председателя горисполкома). Некоторые намеки на критику режима в целом («недовольство существующим порядком», «недовольство Советской властью») встречались в высказываниях Ляхова. Именно ему принадлежит одна из самых осмысленных фраз, произнесенных участниками погрома: «Грабители, давайте молока, бить вас надо, убивать, они грабят людей».[681] Выше этого «давайте молока» «программа» бунтовщиков не поднялась. Это, впрочем, совсем не значит, что у 500 человек, участвовавших в погроме, не было других причин для бунта, кроме мести милиции. Конечно, были! Но коллективное подсознание так и не вывело это глухое недовольство и тайный ропот на уровень сколько-нибудь осмысленного протеста. Толпа металась в тупиках матерной ругани и злобных оскорблений.
Попытки властей уговорить погромщиков закончились полной неудачей. Они были заблокированы активной работой социально-психологических механизмов, создавших полное отчуждение между, двумя группами «актеров», жестко проведенной зачинщиками границей между «нами» и «ими». Не случайно некоторые «активисты» погрома, подобно сорокапятилетнему Петру Лукьянову (имел в прошлом две судимости — за кражу и за нанесение телесных повреждений[682]), буквально вбивали в сознание толпы мысль о «гадах» и «фашистах», враждебных «народу».
Видя полную бессмысленность дальнейших уговоров и переговоров, представители власти вызвали на подмогу солдат. Но до спасительного прибытия военных жизнь участкового уполномоченного Зосима висела на волоске. Сами же уговоры и «дискуссии» разворачивались на фоне выстрелов, крови и жестокого насилия.
«Выходи из машины и отдай свою душу народу»
Толпа долго не могла добраться до своей жертвы — участкового уполномоченного Зосима, который из последних сил отбивался он нападавших хулиганов, угрожая им оружием. В какой-то момент погромщики почувствовали даже некоторую неуверенность. Но тут в события вмешался еще один новоявленный лидер — шофер Михаил Панькин (1924 г. рождения, неоднократно арестовывался за мелкое хулиганство[683]). В день волнений Панькин появился на базарной площади Навеселе, как раз в тот момент, когда представители властей уговаривали толпу разойтись. По свидетельствам очевидцев, именно после его вмешательства в ход событий бунтовщики снова двинулись к машине.[684] По рассказу Лейзерзона, Зосим попросил Панькина о помощи. Михаил ответил: «Сейчас помогу». А сам заскочил в машину, схватил одной рукой Зосима за руку, а другой рукой за горло. Зосим упал. Когда Панькин попытался вырвать из рук милиционера пистолет, произошел выстрел.[685]
С захваченным пистолетом Михаил вылез из машины. На счастье, начальник милиции Овчинников тут же вырвал у него оружие. Сам Панькин впоследствии утверждал, что отдал пистолет добровольно, но большинство свидетелей этого не подтвердили. А выстрелов было в действительности два. Первым был легко ранен Панькин, а вторым — 3. Соколов, забравшийся вслед за Панькиным в машину. Соколов в результате ранения умер в больнице не приходя в сознание.
Толпа окончательно озверела. Ей, наконец, удалось вытащить Зосима и Лейзерзона из машины. Назревал кровавый самосуд. В этот момент на рынке появились солдаты. Они вместе с милиционерами сумели отбить Зосима у толпы, при этом многие хулиганы отчаянно сопротивлялись, а Юрий Чернышев ударил одного из милиционеров ногой в пах. Избитого Зосима перенесли в санитарную машину. Вывезти пострадавшего с места событий сразу не удалось. В дело снова вмешался Лисин. Он не только не давал «скорой помощи» уехать, но сумел забраться на нее, долбил костылем. Из машины вытащили медиков, а затем выбросили на землю Зосима.[686] Под призыв Лисина: «Топчи!», — истерзанного Зосима зверски избили. Бил и сам Лисин. Его лицо, одежда, ботинок были вымазаны кровью жертвы. Остановить это истерическое убийство не могли даже солдаты.
Продолжение следует…👇
Попытки властей уговорить погромщиков закончились полной неудачей. Они были заблокированы активной работой социально-психологических механизмов, создавших полное отчуждение между, двумя группами «актеров», жестко проведенной зачинщиками границей между «нами» и «ими». Не случайно некоторые «активисты» погрома, подобно сорокапятилетнему Петру Лукьянову (имел в прошлом две судимости — за кражу и за нанесение телесных повреждений[682]), буквально вбивали в сознание толпы мысль о «гадах» и «фашистах», враждебных «народу».
Видя полную бессмысленность дальнейших уговоров и переговоров, представители власти вызвали на подмогу солдат. Но до спасительного прибытия военных жизнь участкового уполномоченного Зосима висела на волоске. Сами же уговоры и «дискуссии» разворачивались на фоне выстрелов, крови и жестокого насилия.
«Выходи из машины и отдай свою душу народу»
Толпа долго не могла добраться до своей жертвы — участкового уполномоченного Зосима, который из последних сил отбивался он нападавших хулиганов, угрожая им оружием. В какой-то момент погромщики почувствовали даже некоторую неуверенность. Но тут в события вмешался еще один новоявленный лидер — шофер Михаил Панькин (1924 г. рождения, неоднократно арестовывался за мелкое хулиганство[683]). В день волнений Панькин появился на базарной площади Навеселе, как раз в тот момент, когда представители властей уговаривали толпу разойтись. По свидетельствам очевидцев, именно после его вмешательства в ход событий бунтовщики снова двинулись к машине.[684] По рассказу Лейзерзона, Зосим попросил Панькина о помощи. Михаил ответил: «Сейчас помогу». А сам заскочил в машину, схватил одной рукой Зосима за руку, а другой рукой за горло. Зосим упал. Когда Панькин попытался вырвать из рук милиционера пистолет, произошел выстрел.[685]
С захваченным пистолетом Михаил вылез из машины. На счастье, начальник милиции Овчинников тут же вырвал у него оружие. Сам Панькин впоследствии утверждал, что отдал пистолет добровольно, но большинство свидетелей этого не подтвердили. А выстрелов было в действительности два. Первым был легко ранен Панькин, а вторым — 3. Соколов, забравшийся вслед за Панькиным в машину. Соколов в результате ранения умер в больнице не приходя в сознание.
Толпа окончательно озверела. Ей, наконец, удалось вытащить Зосима и Лейзерзона из машины. Назревал кровавый самосуд. В этот момент на рынке появились солдаты. Они вместе с милиционерами сумели отбить Зосима у толпы, при этом многие хулиганы отчаянно сопротивлялись, а Юрий Чернышев ударил одного из милиционеров ногой в пах. Избитого Зосима перенесли в санитарную машину. Вывезти пострадавшего с места событий сразу не удалось. В дело снова вмешался Лисин. Он не только не давал «скорой помощи» уехать, но сумел забраться на нее, долбил костылем. Из машины вытащили медиков, а затем выбросили на землю Зосима.[686] Под призыв Лисина: «Топчи!», — истерзанного Зосима зверски избили. Бил и сам Лисин. Его лицо, одежда, ботинок были вымазаны кровью жертвы. Остановить это истерическое убийство не могли даже солдаты.
Продолжение следует…👇
(Они сумели спасти от избиения только Лейзерзона, который, судя по всему, оказался в другой «скорой помощи» вместе с Панькиным; тот, не переставая, ругался.)[687] Наконец, Лисин решил, что Зосим мертв. Он дал команду: «Ну, теперь хватит, уже готов».[688]
Толпа расступилась. Она добилась своего. Через пять часов после начала конфликта погром был прекращен совместными усилиями милиции и военных.[689]
Следствие и суд
Результаты расследования дела о массовых беспорядках в Бийске, а точнее, очередной открытый показательный суд, (такие суды начали входить в моду в Начале 1960-х гг., приходя на смену «полутайному» правосудию эпохи раннего Хрущева), был призван продемонстрировать «отщепенство» и «звериный облик» врагов режима и произвести отрезвляющее впечатление на потенциальных бунтовщиков. В принципе, этот путь «воспитания народа» на «отрицательных примерах» очень скоро обнаружил свою неэффективность.
Специфика подавления беспорядков, волнений и бунтов в 1940–1950-х гг. — молчание властей, сопровождавшее обычно жестокую расправу. Никто не должен был знать о происшедших событиях, а попытки распространения слухов жестоко пресекались. Учитывая масштабы страны, простое «замалчивание» событий было достаточно эффективным средством локализации конфликта. Информация просачивалась с трудом. И партийная верхушка всегда имела достаточный запас времени для «принятия мер». В большинстве случаев сигнал о конфликте просто не успевал дойти до заинтересованных конфликтных групп и предрасположенных к беспорядку районов. «Население» могло противопоставить государственной машине контроля за информацией только слухи. В конце 1950-х — начале 1960-х гг. радиофикация страны сделала доступным и другой источник информации — западные радиостанции, вещавшие на Советский Союз. Но и они могли пользоваться только слухами. Даже если бы западные «голоса» попытались обострить ситуацию, нажимая на педаль «народного восстания», — эффективная система глушения передач, так же как и слабая их доступность (прежде всего для тех, кто был готов к конфликтам), неизбежно отрезали бы сообщения о «вдохновляющих примерах» от тех, кто этими примерами мог и хотел воспользоваться. К тому времени, когда доступность приема западных радиостанций существенно выросла, изменилась социальная и политическая ситуация в стране — Возник «симбиоз» населения и власти, а предрасположенность к конфликтам дошла до предельно низкой отметки.
Новая хрущевская практика публичных процессов над участниками беспорядков в какой-то мере могла вдохновляться новой пропагандистской и контрпропагандистской ситуацией в стране, а также слабыми надеждами на «воспитательный» и устрашающий эффект подобных процессов. Но эта палка была о двух концах. Знание, что ты не одинок в своей ненависти к власти, могло подействовать на множество обиженных как социальный допинг, а не политический транквилизатор. Открытые судебные процессы не только лишний раз доказывали законопослушным гражданам, что с властями лучше не связываться — эта многочисленная категория людей и не собиралась заниматься с режимом перетягиванием каната, но и внушали потенциальной оппозиции мысль о возможности более существенной социальной поддержки, чем это казалось на первый взгляд. Гласность и открытость в принципе были противопоказаны режиму, который в этом случае не имел никаких идеологических козырей, кроме фальшивого «всенародного возмущения» номенклатурных «рабочих-передовиков». По законам социальной психологии открытые судебные процессы над участниками беспорядков могли придать действиям бунтовщиков и погромщиков более серьезный политический смысл, чем тот, который они на самом деле имели.
Как бы то ни было, в 1961 г. власти еще продолжали свои пропагандистские эксперименты. При этом подготовка и проведение процессов шли, фактически, по старым идеологическим и политическим рецептам, судебные приговоры по таким делам о массовых беспорядках во многом предопределялись в высоких партийных кабинетах, а совсем не в залах суда. Власть каждый раз демонстрировала, что она может быть угрожающе опасной и жестокой, но совсем не справедливой.
👇
Толпа расступилась. Она добилась своего. Через пять часов после начала конфликта погром был прекращен совместными усилиями милиции и военных.[689]
Следствие и суд
Результаты расследования дела о массовых беспорядках в Бийске, а точнее, очередной открытый показательный суд, (такие суды начали входить в моду в Начале 1960-х гг., приходя на смену «полутайному» правосудию эпохи раннего Хрущева), был призван продемонстрировать «отщепенство» и «звериный облик» врагов режима и произвести отрезвляющее впечатление на потенциальных бунтовщиков. В принципе, этот путь «воспитания народа» на «отрицательных примерах» очень скоро обнаружил свою неэффективность.
Специфика подавления беспорядков, волнений и бунтов в 1940–1950-х гг. — молчание властей, сопровождавшее обычно жестокую расправу. Никто не должен был знать о происшедших событиях, а попытки распространения слухов жестоко пресекались. Учитывая масштабы страны, простое «замалчивание» событий было достаточно эффективным средством локализации конфликта. Информация просачивалась с трудом. И партийная верхушка всегда имела достаточный запас времени для «принятия мер». В большинстве случаев сигнал о конфликте просто не успевал дойти до заинтересованных конфликтных групп и предрасположенных к беспорядку районов. «Население» могло противопоставить государственной машине контроля за информацией только слухи. В конце 1950-х — начале 1960-х гг. радиофикация страны сделала доступным и другой источник информации — западные радиостанции, вещавшие на Советский Союз. Но и они могли пользоваться только слухами. Даже если бы западные «голоса» попытались обострить ситуацию, нажимая на педаль «народного восстания», — эффективная система глушения передач, так же как и слабая их доступность (прежде всего для тех, кто был готов к конфликтам), неизбежно отрезали бы сообщения о «вдохновляющих примерах» от тех, кто этими примерами мог и хотел воспользоваться. К тому времени, когда доступность приема западных радиостанций существенно выросла, изменилась социальная и политическая ситуация в стране — Возник «симбиоз» населения и власти, а предрасположенность к конфликтам дошла до предельно низкой отметки.
Новая хрущевская практика публичных процессов над участниками беспорядков в какой-то мере могла вдохновляться новой пропагандистской и контрпропагандистской ситуацией в стране, а также слабыми надеждами на «воспитательный» и устрашающий эффект подобных процессов. Но эта палка была о двух концах. Знание, что ты не одинок в своей ненависти к власти, могло подействовать на множество обиженных как социальный допинг, а не политический транквилизатор. Открытые судебные процессы не только лишний раз доказывали законопослушным гражданам, что с властями лучше не связываться — эта многочисленная категория людей и не собиралась заниматься с режимом перетягиванием каната, но и внушали потенциальной оппозиции мысль о возможности более существенной социальной поддержки, чем это казалось на первый взгляд. Гласность и открытость в принципе были противопоказаны режиму, который в этом случае не имел никаких идеологических козырей, кроме фальшивого «всенародного возмущения» номенклатурных «рабочих-передовиков». По законам социальной психологии открытые судебные процессы над участниками беспорядков могли придать действиям бунтовщиков и погромщиков более серьезный политический смысл, чем тот, который они на самом деле имели.
Как бы то ни было, в 1961 г. власти еще продолжали свои пропагандистские эксперименты. При этом подготовка и проведение процессов шли, фактически, по старым идеологическим и политическим рецептам, судебные приговоры по таким делам о массовых беспорядках во многом предопределялись в высоких партийных кабинетах, а совсем не в залах суда. Власть каждый раз демонстрировала, что она может быть угрожающе опасной и жестокой, но совсем не справедливой.
👇
В начале сентября состоялся первый процесс по бийскому делу. Следствие стремилось в ударные сроки выполнить пожелание высшего начальства. Для этого дело разделили на две группы и сосредоточились на пожарной подготовке первого показательного процесса. Судили 7 человек (Трубниковых, Панькина, Ченцова, Лукьянова, Филатова и Охотникова). Судя по некоторым невыясненным вопросам (например, о судьбе денег Трубниковых), следствие, готовя обвинение, скорее всего «рубило концы» и в спешке не очень заботилось о качестве расследования. Процесс продолжался три дня — с 5 по 7 сентября. Он проходил в клубе на 300 мест, на улицу выставили репродуктор.[690] Спустя месяц (3–6 октября) состоялся суд над второй группой обвиняемых — Лисиным, Кукоевым, Мельниковым, Косых, Ляховым и Чернышевым.
Три зачинщика беспорядков были приговорены к смертной казни (впоследствии мера наказания снижена), остальные к очень длительным срокам заключения (в основном от 12 до 15 лет лишения свободы). Местные начальники, должностные нарушения и упущения которых создали в Бийске обстановку, благоприятную для возникновения массовых беспорядков, отделались легким испугом. В большинстве случаев дело ограничилось партийными выговорами. И только один человек — заместитель начальника городского отдела милиции — был снят с работы «за проявленную нерешительность в ликвидации беспорядков и за необеспечение борьбы с нарушителями порядка»
Продолжение следует…👇
Три зачинщика беспорядков были приговорены к смертной казни (впоследствии мера наказания снижена), остальные к очень длительным срокам заключения (в основном от 12 до 15 лет лишения свободы). Местные начальники, должностные нарушения и упущения которых создали в Бийске обстановку, благоприятную для возникновения массовых беспорядков, отделались легким испугом. В большинстве случаев дело ограничилось партийными выговорами. И только один человек — заместитель начальника городского отдела милиции — был снят с работы «за проявленную нерешительность в ликвидации беспорядков и за необеспечение борьбы с нарушителями порядка»
Продолжение следует…👇
Кроме вышеопубликованных воспоминаний, есть ещё одно журналистское расследование об этих событиях – Анатолия Муравлева, которое опубликовано в 2006 году. Но на наш взгляд там приведены невероятные факты которые вряд ли могли иметь место быть. Но об этом позже или в комментариях и готовы это обсудить кому интересно.
Итак, кто не устал читаем дальше.👇
Итак, кто не устал читаем дальше.👇
45 лет назад, 25 июня 1961 года, во втором по величине городе Алтая произошло одно из крупнейших народных волнений в СССР.
Об этом событии пока мне удалось собрать несколько свидетельств - упоминания в книгах Владимира Козлова, Николая Зеньковича и Виталия Сорокина, архивные документы, воспоминания родственников некоторых участников погрома и тех, кто противостоял толпе. По архивным данным и публикации Владимира Козлова в книге "Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе", версия бийского погрома выглядит так. Николай Трубников, 38-летний плотник, с женой-домохозяйкой Марией и зятем Анатолием Прилепских (правильно - Прилепский), проживавшие в селе Первомайское Бийского района, приехали в тот злополучный день на базар города Бийска с намерением купить подержанную автомашину или мотоцикл. Они имели на руках 2580 "новых" рублей, обменянных накануне по хрущевской денежной реформе. Покупка не удалась. Мужчины решили выпить, а Мария Трубникова отлучилась в торговые ряды базара. В этот момент к выпивавшим подошёл милицейский наряд в составе участкового уполномоченного Зосима, рядового Лейзерзона и бригадмильца[1] Огнева, потребовавший прекратить распитие спиртных напитков в общественном месте. Мужчины начали громко ругаться. Шумные препирания привлекли внимание завсегдатаев базара. Однако Лейзерзону и Огневу всё же удалось препроводить Прилепского в комнату милиции. Трубников тем временем затеял драку с Зосимом, порвал на нём рубашку. Щуплый милиционер в борьбе с крупным и сильным сельским жителем вынужден был сначала воспользоваться свистком, а затем выстрелить из пистолета вверх. Эти сцены буквально притянули к себе базарных зевак, собралась толпа. Подоспевшие на помощь милиционеры посадили Трубникова в милицейскую машину. Тем временем Мария Трубникова, обнаружив исчезновение мужчин вместе с деньгами, начала громко кричать о том, что милиционеры украли деньги. Возбуждённая толпа перевернула милицейскую машину. Вскоре в эпицентре событий вновь оказался отпущенный милицией перебинтованный Николай Трубников, кричавший, что его избили "гады менты" и отняли 30 тысяч рублей.
Подстрекатели
Как это нередко бывает в ходе массовых волнений, в толпе, сменяя друг друга, появляются лидеры. Так происходило и в этот раз на базаре города Бийска. 37-летний Виталий Лисин, одноногий инвалид войны, нигде не работавший, отец троих детей, размахивая костылём, призывал "убить работников милиции". Ещё одним подстрекателем явился Иван Ляхов, обиженный на жизнь и на милицию. Сам он в насилиях и избиениях почти не участвовал, но всячески воодушевлял толпу на новые подвиги, подсказывал погромщикам, что делать. В аналогичной роли выступал и 45-летний внештатный заготовитель заготконторы райпотребсоюза[2] из Горно-Алтайской автономной области Байрам Кукоев. Он без устали, в течение нескольких часов подогревал толпу выкриками: "Убивать их надо", "Давно бы им надо это устроить", "Бейте их, ребята". Среди тех, кто воспользовался ситуацией, чтобы свести старые счёты с Зосимом и Лейзерзоном, был Михаил Мельников, завсегдатай базара, инвалид второй группы. Его не раз задерживала милиция за мелкое хулиганство, а также перепродажу вещей, что по законам того времени считалось спекуляцией. Мельников кричал, обращаясь к Зосиму: "Попался гад, бейте его, чтобы он не мешал жить нашему брату". Активными участниками конфликта были пьяные молодые люди: водитель Станислав Косых, слесарь Николай Ченцов, дорожный рабочий Михаил Филатов и другие. Кричали, кидали камни, били, плевались. А 20-летний Николай Ченцов догадался залезть под капот милицейского автомобиля и оборвать провода, чтобы не дать ему уехать.
Продолжение следует…👇
Об этом событии пока мне удалось собрать несколько свидетельств - упоминания в книгах Владимира Козлова, Николая Зеньковича и Виталия Сорокина, архивные документы, воспоминания родственников некоторых участников погрома и тех, кто противостоял толпе. По архивным данным и публикации Владимира Козлова в книге "Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе", версия бийского погрома выглядит так. Николай Трубников, 38-летний плотник, с женой-домохозяйкой Марией и зятем Анатолием Прилепских (правильно - Прилепский), проживавшие в селе Первомайское Бийского района, приехали в тот злополучный день на базар города Бийска с намерением купить подержанную автомашину или мотоцикл. Они имели на руках 2580 "новых" рублей, обменянных накануне по хрущевской денежной реформе. Покупка не удалась. Мужчины решили выпить, а Мария Трубникова отлучилась в торговые ряды базара. В этот момент к выпивавшим подошёл милицейский наряд в составе участкового уполномоченного Зосима, рядового Лейзерзона и бригадмильца[1] Огнева, потребовавший прекратить распитие спиртных напитков в общественном месте. Мужчины начали громко ругаться. Шумные препирания привлекли внимание завсегдатаев базара. Однако Лейзерзону и Огневу всё же удалось препроводить Прилепского в комнату милиции. Трубников тем временем затеял драку с Зосимом, порвал на нём рубашку. Щуплый милиционер в борьбе с крупным и сильным сельским жителем вынужден был сначала воспользоваться свистком, а затем выстрелить из пистолета вверх. Эти сцены буквально притянули к себе базарных зевак, собралась толпа. Подоспевшие на помощь милиционеры посадили Трубникова в милицейскую машину. Тем временем Мария Трубникова, обнаружив исчезновение мужчин вместе с деньгами, начала громко кричать о том, что милиционеры украли деньги. Возбуждённая толпа перевернула милицейскую машину. Вскоре в эпицентре событий вновь оказался отпущенный милицией перебинтованный Николай Трубников, кричавший, что его избили "гады менты" и отняли 30 тысяч рублей.
Подстрекатели
Как это нередко бывает в ходе массовых волнений, в толпе, сменяя друг друга, появляются лидеры. Так происходило и в этот раз на базаре города Бийска. 37-летний Виталий Лисин, одноногий инвалид войны, нигде не работавший, отец троих детей, размахивая костылём, призывал "убить работников милиции". Ещё одним подстрекателем явился Иван Ляхов, обиженный на жизнь и на милицию. Сам он в насилиях и избиениях почти не участвовал, но всячески воодушевлял толпу на новые подвиги, подсказывал погромщикам, что делать. В аналогичной роли выступал и 45-летний внештатный заготовитель заготконторы райпотребсоюза[2] из Горно-Алтайской автономной области Байрам Кукоев. Он без устали, в течение нескольких часов подогревал толпу выкриками: "Убивать их надо", "Давно бы им надо это устроить", "Бейте их, ребята". Среди тех, кто воспользовался ситуацией, чтобы свести старые счёты с Зосимом и Лейзерзоном, был Михаил Мельников, завсегдатай базара, инвалид второй группы. Его не раз задерживала милиция за мелкое хулиганство, а также перепродажу вещей, что по законам того времени считалось спекуляцией. Мельников кричал, обращаясь к Зосиму: "Попался гад, бейте его, чтобы он не мешал жить нашему брату". Активными участниками конфликта были пьяные молодые люди: водитель Станислав Косых, слесарь Николай Ченцов, дорожный рабочий Михаил Филатов и другие. Кричали, кидали камни, били, плевались. А 20-летний Николай Ченцов догадался залезть под капот милицейского автомобиля и оборвать провода, чтобы не дать ему уехать.
Продолжение следует…👇
Подмога
Пока возбуждённая толпа пыталась вытащить Зосима из перевёрнутой машины для расправы, а волнения ещё не набрали полной силы, представители властей пытались договориться с базарным скопищем по-хорошему. На рынок прибыли сначала заместитель начальника городского отдела милиции с подчинёнными, затем его руководитель Овчинников и председатель горисполкома[3] Гаркавый. Последний попробовал выступить перед толпой, но его освистали и согнали с перевёрнутой машины, превращённой в трибуну. Толпа уже достигла того уровня погромной истерики, когда слушают и слышат только "своих" и только то, что ей хотелось бы слышать.
Также сорвалась попытка разогнать собравшихся с помощью пожарных брандспойтов. Участники событий просто порезали пожарные рукава, и команда огнеборцев бесславно убралась с территории базара. Представители власти вызвали на подмогу солдат. Однако до прибытия военных жизнь участкового уполномоченного Зосима буквально висела на волоске. Он находился в салоне перевёрнутого толпой милицейского автомобиля. Там его не раз доставали кулаками и палками. Наконец пьяный Михаил Панькин сумел выкрутить руку Зосима, в которой был пистолет, а другой рукой сдавить его горло. Раздался непроизвольный выстрел, потом другой. Панькин с захваченным пистолетом выбрался из машины. Но начальник милиции Овчинников, к счастью, мгновенно вырвал у него оружие.
Первым выстрелом был легко ранен Михаил Панькин, а вторым - Захар Соколов, забравшийся вслед за Панькиным в машину. Тяжело раненный Соколов позже умер в больнице, не приходя в сознание. Толпа окончательно озверела. Ей наконец удалось вытащить Зосима из машины. Назревал кровавый самосуд. В этот момент на рынке появились солдаты. Они вместе с милиционерами сумели отбить милиционера у толпы, при этом многие участники волнений отчаянно сопротивлялись. В конце концов избитого Зосима перенесли в санитарную машину. Но снова вмешался Виталий Лисин. Он не давал "скорой помощи" уехать, милиционера выбросили на землю и вновь принялись избивать. Наступил момент, когда Лисин решил, что Зосим мертв. Он дал команду: "Ну, теперь хватит. Уже готов". Толпа расступилась. Через пять часов после начала конфликта погром был прекращён совместными усилиями милиции и военных.
Следствие и суд
10 июля, через 20 дней после волнений, в Бийск из прокуратуры СССР поступило распоряжение "всемерно ускорить следствие с тем, чтобы дело было заслушано в суде в самое ближайшее время". Подсудимых разделили на две группы. В первом процессе судили семь человек: Трубниковых, Панькина, Ченцова, Лукьянова, Филатова и Охотникова. Следователи очень спешили и не очень заботились о качестве расследования. Например, в суде так и осталась невыясненной судьба денег Трубниковых. Первый процесс продолжался три дня - с 5 по 7 сентября. Через месяц, с 3 по 6 октября, проходил второй акт судебного действа над другой группой обвиняемых: Лисиным, Кукоевым, Мельниковым, Косых, Ляховым и Чернышёвым.
Исследователь Владимир Козлов утверждает, что всего по обоим процессам три человека были приговорены к смертной казни (впоследствии мера наказания снижена), остальные - к длительным срокам заключения, в основном от 12 до 15 лет лишения свободы.
Однако один из родственников осуждённых, пожелавший, чтобы его имя не упоминалось в публикации, твёрдо утверждает, что Николай Михайлович Трубников был расстрелян. А его жена Мария Петровна отсидела в тюрьме 10 лет. Во время беспорядков никто из представителей власти или работников милиции не был убит.
Местные начальники отделались лёгким испугом. В большинстве случаев дело ограничилось партийными выговорами. И только заместитель начальника городского отдела милиции Клягин (или Флагин) был снят с работы "за проявленную нерешительность в ликвидации беспорядков и за необеспечение борьбы с нарушителями порядка".
Впрочем, ещё один известный документалист - Николай Зенькович, также утверждавший, что знаком с документами о народных волнениях в СССР, представленными КГБ Михаилу Горбачеву, вообще указывает иную дату бийского погрома - 21 июня.
Пока возбуждённая толпа пыталась вытащить Зосима из перевёрнутой машины для расправы, а волнения ещё не набрали полной силы, представители властей пытались договориться с базарным скопищем по-хорошему. На рынок прибыли сначала заместитель начальника городского отдела милиции с подчинёнными, затем его руководитель Овчинников и председатель горисполкома[3] Гаркавый. Последний попробовал выступить перед толпой, но его освистали и согнали с перевёрнутой машины, превращённой в трибуну. Толпа уже достигла того уровня погромной истерики, когда слушают и слышат только "своих" и только то, что ей хотелось бы слышать.
Также сорвалась попытка разогнать собравшихся с помощью пожарных брандспойтов. Участники событий просто порезали пожарные рукава, и команда огнеборцев бесславно убралась с территории базара. Представители власти вызвали на подмогу солдат. Однако до прибытия военных жизнь участкового уполномоченного Зосима буквально висела на волоске. Он находился в салоне перевёрнутого толпой милицейского автомобиля. Там его не раз доставали кулаками и палками. Наконец пьяный Михаил Панькин сумел выкрутить руку Зосима, в которой был пистолет, а другой рукой сдавить его горло. Раздался непроизвольный выстрел, потом другой. Панькин с захваченным пистолетом выбрался из машины. Но начальник милиции Овчинников, к счастью, мгновенно вырвал у него оружие.
Первым выстрелом был легко ранен Михаил Панькин, а вторым - Захар Соколов, забравшийся вслед за Панькиным в машину. Тяжело раненный Соколов позже умер в больнице, не приходя в сознание. Толпа окончательно озверела. Ей наконец удалось вытащить Зосима из машины. Назревал кровавый самосуд. В этот момент на рынке появились солдаты. Они вместе с милиционерами сумели отбить милиционера у толпы, при этом многие участники волнений отчаянно сопротивлялись. В конце концов избитого Зосима перенесли в санитарную машину. Но снова вмешался Виталий Лисин. Он не давал "скорой помощи" уехать, милиционера выбросили на землю и вновь принялись избивать. Наступил момент, когда Лисин решил, что Зосим мертв. Он дал команду: "Ну, теперь хватит. Уже готов". Толпа расступилась. Через пять часов после начала конфликта погром был прекращён совместными усилиями милиции и военных.
Следствие и суд
10 июля, через 20 дней после волнений, в Бийск из прокуратуры СССР поступило распоряжение "всемерно ускорить следствие с тем, чтобы дело было заслушано в суде в самое ближайшее время". Подсудимых разделили на две группы. В первом процессе судили семь человек: Трубниковых, Панькина, Ченцова, Лукьянова, Филатова и Охотникова. Следователи очень спешили и не очень заботились о качестве расследования. Например, в суде так и осталась невыясненной судьба денег Трубниковых. Первый процесс продолжался три дня - с 5 по 7 сентября. Через месяц, с 3 по 6 октября, проходил второй акт судебного действа над другой группой обвиняемых: Лисиным, Кукоевым, Мельниковым, Косых, Ляховым и Чернышёвым.
Исследователь Владимир Козлов утверждает, что всего по обоим процессам три человека были приговорены к смертной казни (впоследствии мера наказания снижена), остальные - к длительным срокам заключения, в основном от 12 до 15 лет лишения свободы.
Однако один из родственников осуждённых, пожелавший, чтобы его имя не упоминалось в публикации, твёрдо утверждает, что Николай Михайлович Трубников был расстрелян. А его жена Мария Петровна отсидела в тюрьме 10 лет. Во время беспорядков никто из представителей власти или работников милиции не был убит.
Местные начальники отделались лёгким испугом. В большинстве случаев дело ограничилось партийными выговорами. И только заместитель начальника городского отдела милиции Клягин (или Флагин) был снят с работы "за проявленную нерешительность в ликвидации беспорядков и за необеспечение борьбы с нарушителями порядка".
Впрочем, ещё один известный документалист - Николай Зенькович, также утверждавший, что знаком с документами о народных волнениях в СССР, представленными КГБ Михаилу Горбачеву, вообще указывает иную дату бийского погрома - 21 июня.
Вот его трактовка событий, опубликованная в книге "Тайны уходящего века": "[…] 21 июня в городе Бийске Алтайского края в массовых беспорядках участвовали 500 человек. Они заступились за пьяного, которого милиция хотела арестовать на центральном рынке. Выпивший гражданин под арест идти не желал и при задержании оказал сопротивление сотрудникам охраны общественного порядка. Возникла потасовка с применением оружия. Один человек был убит, один ранен. 15 особо отличившихся в драке привлечены к уголовной ответственности".
Стрельба
Безусловно интересны и воспоминания участника подавления бийского погрома Евгения Дорохова, работавшего в ту пору заместителем начальника комитета госбезопасности по Алтаю - позже он был начальником УВД края, ныне проживает в Москве, где я в апреле 2002 года записал на диктофон его воспоминания об этом событии.
По мнению Дорохова, милиционеры при задержании мужчин на базаре переусердствовали. Кроме ругани внимание толпы привлекли звуки милицейского свистка и первого выстрела из пистолета. Сильно "завёл" толпу такой инцидент. Один бродяга купил или украл на рынке субпродукты (печень, сердце, легкие), "обмыл" приобретение и, размахивая окровавленным свёртком, что-то тоже кричал в толпе. В этот момент цыганка, потерявшая в толпе ребенка, подняла крик на весь базар. Ей показалось, что бродяга убил её цыганёнка, недаром же он машет окровавленным свёртком. Словом, в толпе распространялись самые невероятные слухи.
По словам Дорохова, к тому времени из Барнаула в Бийск на самолете АН-12 прибыло немало руководителей силовых структур, в том числе и он. Было принято решение ввести в Бийск танковое соединение. Вид вышедших на улицы танков ещё сильнее обозлил людей. Как утверждает Дорохов, танки стояли у текстильной фабрики и даже стреляли "маленько". Я пытался уточнить детали:
- А какими снарядами стреляли? Холостыми или боевыми?
- Всяко было. Там была опасность: толпа уже подходила к винзаводу. Если б люди ворвались на винзавод - весь город разнесли бы. Это на улице Кирова - где горисполком старый находился. Да и отдел милиции рядом, а в нём хранится оружие. Стрельба действительно была. Сначала холостыми, потом - зарядами.
- Кто принимал решение об этом?
- Я этого не помню.
- Кто был арестован?
- Арестовали около 20 человек. Молодёжь в основном. Среди них были и уголовники. Взяли трёх глухонемых ребят. Они не понимали, что происходит, но участвовали в потасовке. Кажется, их тоже приговорили к расстрелу. Толпа бесчинствовала, крушила всё.
Похороны
Виталий Сорокин в книге "Последний в когорте железных вождей" констатирует, что "несколько человек со стороны митингующих погибли". На похоронах люди несли лозунги: "Их убили блюстители порядка", "Моя милиция меня бережёт". Когда процессия шла мимо одного из опорных пунктов, группа людей ворвалась в помещение пункта, разбила стёкла, сорвала дверь, поломала мебель, но завладеть оружием нападавшие не смогли.
Однако другие источники утверждают: погиб лишь один человек - Захар Соколов (вернее, умер через сутки после ранения). Больше жертв не было. Зверски избитый милиционер Зосим и легко раненный Панькин выжили, несколько человек, включая милиционеров, получили травмы. Родственник 45-летнего работника "Заготзерно" Захара Соколова, с которым я беседовал, утверждает, что похороны прошли тихо, без эксцессов.
* * *
Между прочим, бийский погром произошёл раньше, чем подобные события в городах Владимирской области Муроме (30 июня 1961 года), Александрове (23 июля 1961 года) и Новочеркасске Ростовской области (1-3 июня 1962 года), где власть также подавляла взбунтовавшихся жителей силой оружия. Поводы восстаний были разными (в основном антимилицейские), а причины - повышение цен на товары массового спроса, жёсткий дефицит товаров и продовольствия, резкий рост производственных норм выработки и снижение расценок. До политических требований дело не дошло.
Стрельба
Безусловно интересны и воспоминания участника подавления бийского погрома Евгения Дорохова, работавшего в ту пору заместителем начальника комитета госбезопасности по Алтаю - позже он был начальником УВД края, ныне проживает в Москве, где я в апреле 2002 года записал на диктофон его воспоминания об этом событии.
По мнению Дорохова, милиционеры при задержании мужчин на базаре переусердствовали. Кроме ругани внимание толпы привлекли звуки милицейского свистка и первого выстрела из пистолета. Сильно "завёл" толпу такой инцидент. Один бродяга купил или украл на рынке субпродукты (печень, сердце, легкие), "обмыл" приобретение и, размахивая окровавленным свёртком, что-то тоже кричал в толпе. В этот момент цыганка, потерявшая в толпе ребенка, подняла крик на весь базар. Ей показалось, что бродяга убил её цыганёнка, недаром же он машет окровавленным свёртком. Словом, в толпе распространялись самые невероятные слухи.
По словам Дорохова, к тому времени из Барнаула в Бийск на самолете АН-12 прибыло немало руководителей силовых структур, в том числе и он. Было принято решение ввести в Бийск танковое соединение. Вид вышедших на улицы танков ещё сильнее обозлил людей. Как утверждает Дорохов, танки стояли у текстильной фабрики и даже стреляли "маленько". Я пытался уточнить детали:
- А какими снарядами стреляли? Холостыми или боевыми?
- Всяко было. Там была опасность: толпа уже подходила к винзаводу. Если б люди ворвались на винзавод - весь город разнесли бы. Это на улице Кирова - где горисполком старый находился. Да и отдел милиции рядом, а в нём хранится оружие. Стрельба действительно была. Сначала холостыми, потом - зарядами.
- Кто принимал решение об этом?
- Я этого не помню.
- Кто был арестован?
- Арестовали около 20 человек. Молодёжь в основном. Среди них были и уголовники. Взяли трёх глухонемых ребят. Они не понимали, что происходит, но участвовали в потасовке. Кажется, их тоже приговорили к расстрелу. Толпа бесчинствовала, крушила всё.
Похороны
Виталий Сорокин в книге "Последний в когорте железных вождей" констатирует, что "несколько человек со стороны митингующих погибли". На похоронах люди несли лозунги: "Их убили блюстители порядка", "Моя милиция меня бережёт". Когда процессия шла мимо одного из опорных пунктов, группа людей ворвалась в помещение пункта, разбила стёкла, сорвала дверь, поломала мебель, но завладеть оружием нападавшие не смогли.
Однако другие источники утверждают: погиб лишь один человек - Захар Соколов (вернее, умер через сутки после ранения). Больше жертв не было. Зверски избитый милиционер Зосим и легко раненный Панькин выжили, несколько человек, включая милиционеров, получили травмы. Родственник 45-летнего работника "Заготзерно" Захара Соколова, с которым я беседовал, утверждает, что похороны прошли тихо, без эксцессов.
* * *
Между прочим, бийский погром произошёл раньше, чем подобные события в городах Владимирской области Муроме (30 июня 1961 года), Александрове (23 июля 1961 года) и Новочеркасске Ростовской области (1-3 июня 1962 года), где власть также подавляла взбунтовавшихся жителей силой оружия. Поводы восстаний были разными (в основном антимилицейские), а причины - повышение цен на товары массового спроса, жёсткий дефицит товаров и продовольствия, резкий рост производственных норм выработки и снижение расценок. До политических требований дело не дошло.
Forwarded from Выборы, выборы, выборы …
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Свято место пусто не бывает.
Вместо выбывшего Матасова, освободившейся мандат депутата АКЗС, передадут его коллеге Юлии Гаазе (см.фото).
Мы к сожалению ничего сказать про нее не можем… увы…
Будем надеется, что она достойна подхватить упавшее знамя Коммунистов нетрадиционной ориентации, в Алтайском крае!
Вместо выбывшего Матасова, освободившейся мандат депутата АКЗС, передадут его коллеге Юлии Гаазе (см.фото).
Мы к сожалению ничего сказать про нее не можем… увы…
Будем надеется, что она достойна подхватить упавшее знамя Коммунистов нетрадиционной ориентации, в Алтайском крае!
Forwarded from ПолитБрокер
Биржа губернаторов 📊
25/06/2025
Акции вверх
🔝Бочаров А.И., Волгоградская область
🔝Бусаргин Р.В., Саратовская область
🔝Никитин Г.С., Нижегородская область
🔝Турчак А.А., республика Алтай
🔝Хабиров Р.Ф., Башкирия
🔝Цыденов А.С., Бурятия
25/06/2025
Акции вверх
🔝Бочаров А.И., Волгоградская область
🔝Бусаргин Р.В., Саратовская область
🔝Никитин Г.С., Нижегородская область
🔝Турчак А.А., республика Алтай
🔝Хабиров Р.Ф., Башкирия
🔝Цыденов А.С., Бурятия