ЗАПИСКИ (проза в столбик)

На выставке я продавала рисунки
в пользу фонда "собачья жизнь",
сказала л. наверное, это фонд
для тех у кого собачья жизнь,
как у меня. мне надо туда,
мне выдадут денег с продажи
твоих картин. лучше слушай,
вдруг я вижу известного поэта к.
с моим рисунком, а на обороте
номер телефона. это был телефон
для перевода денег по биту*? нет.
это был номер, чтобы познакомиться.
теперь по биту знакомятся? это был
телефон активистки фонда "собачья
жизнь". их было пять штук. чего?
активисток. пять штук активисток.
они сказали, что поэт к. пойдет с ними.
одна из них тихонько уточнила у меня,
достаточно ли известный к. поэт.
я сказала, что достаточно. к. увели.
я потом спросила его, что это было?
как ты спасся? тебя заставили
усыновить собаку? или одели ошейник?
это были жареные зеленые помидоры,
сказал к. что? жареные зеленые
помидоры. что это значит? это значит
у них была женская солидарность.

* * *

ко мне подошел бариста н. и поздравил
с выходом книги. приходи на
презентацию, предложил я н. не смогу,
сказал он, в этот день я должен
появиться на вечере памяти савелия
крамарова. на вечере памяти савелия
крамарова? да. почему? понятия не
имею, печально сказал н. сегодня женщина
брала кофе афух** и сказала, что я
должен обязательно прийти на этот вечер.
так и сказала? да. "мы проводим вечер
памяти савелия крамарова, и вы должны
обязательно прийти на этот вечер." и
пристально посмотрела мне в глаза. ты
имеешь какое-то отношение к савелию
крамарову, спросил я. никакого, сказал
н. я даже не помню, когда последний раз
что-то смотрел с ним. в детстве,
наверное. плохо представляю, как он
выглядит. тогда зачем она тебя позвала?
не знаю. может быть, я на него похож?
нет, не похож. тогда зачем? ты меня
спрашиваешь? не ходи. не могу, сказал
бариста. она пришла платить за кофе и
снова сказала "напоминаю! вечер памяти
савелия крамарова. мы вас очень ждем."
не ходи. придется. она сегодня снова
была и напомнила что я обязательно
должен там появиться. я отменил отпуск,
сдал билеты на кипр. я не понимаю,
зачем мне, беженцу из украины, учителю
истории, баристе в ришон леционе быть
на этом вечере, я не люблю советское кино,
почему моя жизнь вся устремилась к этой точке,
как бы выстроилась так, чтобы я пришел туда.
я уже ни в чем не уверен, где я, что со мной,
но мне обязательно нужно быть на вечере
памяти савелия крамарова.

____
*Бит - система перевода денег по номеру телефона в Израиле
*Кафе афух (иврит) - капучино

А вдруг это был такой перформанс,
и Аня Желудь - жива, и я жив,
приударяю за всеми вокруг,
мы опять встречаемся на набережной,
покачиваются лодки, и зябко. Я снова
целую ее, прикусываю нижнюю губу,
и она говорит: "Ого, раньше ты так не умел!
Это что-то новое." А я спрашиваю:
"Зачем ты притворилась мертвой?".
"Ты не поймешь, - скажет она, - это такое
современное искусство, критика постправды,
возвращение власти над собственным
нарративом. А ты?" "А я не умирал,
у меня мерцающее состояние - ни жив,
ни мертв."
И мы оба начинаем мерцать в темноте.
То светимся, то гаснем.
И витрины то горят, то меркнут,
и сирены то звучат, то затыкаются,
и Венеция то затоплена, то плывет.
И все-таки хочется чего-то нормального.

Обновляем «Ленту» прозой Евгения Никитина из книги «Израильские рассказы» (Кфар-Саба: Книга Сефер, 2025). Это ироничные и грустные зарисовки о жизни — узнаваемые, пишущиеся будто бы с биографии, но с обязательным (полу)отступом в сторону, что позволяет не считывать их один-в один, а примерить и на себя, и на собственные большие и маленькие трагедии, и ощутить будто бы личную ностальгию.

Александр Еременко

Десять лет назад Бунимович и Шатуновский привели меня в квартиру Еременко на Патриарших прудах, уставленную стеклотарой и принтерами. Посреди комнаты находился импровизированный ашрам, переделанный из туалета. Классик жил с какой-то красивой брюнеткой. Он собирался основать типографию на дому и печатать на этих принтерах собрание сочинений своей возлюбленной.
— Это Никитин, он куратор, — объяснили Еременко.
— Стихов не пишет?
— Пишет, — сказал Шатуновский. — Но в нем есть одно замечательное качество, Бунимович подтвердит.
— Какое? — спросил Еременко.
— Никитин — не графоман. Согласись, Бунимович.
— Я согласен, — подтвердил Бунимович. — Это замечательное качество.
— Читай, — потребовал Еременко.
Я стал читать свой главный хит — стихотворение «Скобки»:

Я начал замечать, один мой друг
Становится печальней и прозрачней.
Просвечивают шляпа и сюртук,
А в легких ясно виден дым табачный…

— Декаданс! — прервал Еременко. — Почему сюртук, а не пиджак? Надо так:

Я начал замечать везде бардак.
К примеру, Бунимович стал прозрачным.
Сквозь депутатский новенький пиджак
Я вижу подпись под контрактом брачным.

— Полегче, — сказал Бунимович. — Пусть еще читает!

Я стал читать свой второй хит:

Расскажи про белого бычка,
Ветка в Тимирязевском лесу.
Воздух держит Катю на весу,
Огонек-сестренку светлячка…

— Профанация, — сказал Еременко. — Надо так:

Марик Шатуновский с кондачка
Бродит в Тимирязевском лесу.
Он купил свиную колбасу
И укропа целых три пучка!

Меня отправили за пивом. По дороге в магазин я думал о том, что, в общем-то, литературный куратор в наших краях — это тот, кого отправляют за пивом. Эта мысль почему-то не тревожила, а успокаивала.
После встречи с классиком я долго не писал никаких стихов.

Прочитать рассказы полностью можно по ссылке.

Сидим с Хануською в миклате.
Сосед так жирен, что пuздeц.
Другой, в поношенном халате,
ломает с хрустом огурец.
И вдруг звонит родной отец:
"Купил сегодня Бассомпьера
прелюбопытный мемуар.
Мне нравится его манера.
Так что еще... Всю ночь комар
мне загонял под кожу хобот.
Теперь брожу, как сонный робот.
С утра привиделся кошмар:
как будто книги и пластинки
собрали в кучу и сожгли,
И я на этой вечеринке
пляшу, сжимая костыли."

НЕ УХОЖУ

Списался с Гришаевым из бомбоубежища.
Решили сочинять стихи на спор.
До утра. Кто не напишет - проиграл.
Только я сразу забыл об этом. Андрей тоже.
Продлили до вечера следующего дня.
Кормежка, уборка, стирка, говняжка -
забыл. Снова не написал. И Гришаев тоже.
Тогда я сказал ему: "А давай так.
Если до завтра ничего не придумаем,
заявим публично об уходе из литературы."
Так и решили. Тогда я написал вот это.

Если на лицо упал таракан,
это очень хорошо.
Один таракан равен трем чашкам кофе.
Его даже не надо пить.*

Читатель ждет уж рифмы розы.
Хотя на самом деле - нет.
И лобзания, и слезы.
И заря, заря.

*он бодрит и так

Мой вариант перевода

ПРИВАЛ У ЛЕСА СНЕЖНЫМ ВЕЧЕРОМ

Мне этот снежный лес знаком.
В селе его владельца дом.
Ему пока что невдомек,
кто смотрит в ледяной пролом.

В недоумении конек.
Он бы побрел на огонек,
Но здесь безлюдный лес и лед,
И ночь длинна, как целый год.

Звенит бубенчик: "Человек!
Пора бы поискать ночлег."
Но слышен только мягкий снег
И ветра шелестящий бег.

Лес чуден, темен и глубок,
Я слово дал приехать в срок.
Но долог путь и сон далек.
Но долог путь и сон далек.

Stopping by Woods on a Snowy Evening
By Robert Frost

Whose woods these are I think I know.
His house is in the village though;
He will not see me stopping here
To watch his woods fill up with snow.

My little horse must think it queer
To stop without a farmhouse near
Between the woods and frozen lake
The darkest evening of the year.

He gives his harness bells a shake
To ask if there is some mistake.
The only other sound’s the sweep
Of easy wind and downy flake.
The woods are lovely, dark and deep,

But I have promises to keep,
And miles to go before I sleep,
And miles to go before I sleep.

Когда-нибудь надоедают разоблачения и сплетни
и хочется просто обнять
кого-то нехолодного, родного.
Помню, однажды я пришел
на вечер Рымбу и Шавловского:
они что-то говорили, как обычно, умное
про бережность и практики инклюзивности,
а я задал какой-то вопрос из зала
и вижу: Галя переходит в защиту
(меня часто боялись, не знаю, почему)
и отвечает что-то такое, саркастическое,
как бы ставя меня на место,
и я говорю, что не чувствую в этом ответе
бережности и практик инклюзивности
по отношению ко мне.
Все немного захихикали, потому что
понятно же: кому инклюзивность,
а кому xyй собачий. Но Галя
взяла себя в руки и ответила по сути вопроса.
А после вечера подошла ко мне -
я курил в полном одиночестве на улице -
и обняла. И не отпускала минуту.
Так ребенка держат, когда он плачет.
Я уронил сигарету и стоял чутко,
прислушивался к моменту, молчал.
Так это было ценно. И Галя была теплая,
и вообще я этого не ожидал.
Хотя в принципе я понимал,
что она ко мне нормально относится,
просто сцена разделяет людей.
Это такая ролевая ситуация,
когда одни на сцене, другие в зале.
В общем, я был растроган.
И кстати, в моей жизни больше никогда не было,
чтоб кто-то просто подошел и обнял меня
без видимой причины.
Вот что-то такое нужно.
А не вот это все.

(в духе Пуханова)

Живи, дыша и большевея,
и на земле наступит рай.
Что-то навроде Куршевеля.
You never know before you try.

Вот и 7-е октября -
найди, дружок, в себе еврея
и новая Гиперборея
повсюду бросит якоря.

Давайте строить лагеря
и в них читать стихи и плакать,
потом ходить под кустик какать
и думать, что все было зря.

Пусть каждый будет угнетен
и счастлив яростью своею!
А если это моветон,
то я об этом пожалею.

Убежав недавней ночью от сицилийских котов, попал в число зевак на площади театра Массимо Беллини, где проводились съемки какого-то загадочного фильма. Место было строго размечено придирчивыми бородачами в шортах, следившими, чтобы зеваки держались установленного периметра, внутри которого временно существовала отдельная вселенная: в ней происходило ровно одно бесконечно повторяющееся событие. Бородачи запрещали его фотографировать, видимо, чтобы произведенное таким образом измерение не схлопнуло волновую функцию и не дало мирам интерферировать (глаза почему-то были не в счет). Полицейская машина подъезжала к бару, из нее выходили менты. Юный хипстер останавливался возле автомобиля молодой девушки и что-то говорил ей в окошко, зрителям было не слышно. Бабушка с сумками пересекала площадь, и хипстер подбегал к ней, предлагая помощь, хватал сумки, шел рядом. Девушка заводила автомобиль. Сцена воспроизводилась с разных ракурсов, каждый из которых снимали по отдельности, заново повторяя все действия. Зеваки с замиранием сердца следили за этим священнодействием и хлопали, когда режиссер кричал "Белиссимо, белиссимо!". То, что я переживал, было ближе к религиозному чувству, чем все, что я когда-либо ощущал в храме.

Написал кучу скороговорок:

Либералы в Либерии оборали либертариев, а либералы в Ливорно обобрали Леброна.

* * *
Сьюзи Сью бы сузить.
Сьюзи Сью боюсь.
Мозет отмутузить,
приписав абъюз.

А Люси Лью я люблю,
по Люси Лью - слезы лью.
А злюсь на Люси -
женюсь на Сьюзи.

* * *
Это чушь, что суши из щуки чаще чище и суше на шуке*. Щуки тощи на шуке, суши сухи на шуке. Ничего на шуке кроме шакшуки.

* * *
Пушкин трушный, а Кушнер - пэтэушник. Пушкину почешем ушки, Кушнеру посушим сушки. Пушкину черешен, вишен, Кушнеру кочерыжку грушки. Пушкину - плюшки, коврижки, Кушнеру - подушки-пердушки. Пушкину райские кущи, Кушнеру вышитый рушник.

* * *
Сыщик в чаще свищет в пищик , Паша в роще прячет борщик. Не разыщет Пашу сыщик, Пашин борщик скушал хищник.

* * *
Между Римом и Римини
Мири с Ромой помирили.
Но у Мири-то внутри
рос ребенок Розмари!

Кто в отеле Мирамар
кровью раму замарал?
Неужели Рома, рили?
Боже, что мы натворили...

* * *
В Дядино деда Вадима водили. Дядя Дима водил, но Вадим недоводим.
А вот деду Давиду Дядино дадено, и деду Давиду для виду завидовали.
Дядя Дима Давида сроду не видывал, но Давид и Вадим с виду один в один.
Давида заводило, что Дима водилой у Вадима.
"Диму отдадим?", - Давид на Вадима давил, Диму он доводил, но Вадим на диво недодавим.

* * *
Как же быдло обpыдло: вобла пиплу не рыбла. Это вобла в Свиблово в траблах погибла! А эти ёбла - дал бы в лоб, бля.
___
*Рынок (ивр.)

Он слушал, как его сердце
разговаривает с аппаратом на непонятном языке. "Молоко убежало", — сказал врач. Датчики оставили на груди круглые следы, похожие на отпечатки пальцев. В коридоре звонил чей-то телефон, и Н. машинально похлопал по карману. Он спустился в метро: все смотрели в телефоны, один читал газету. Поезд вошел в тоннель, и лица отразились в черных окнах. Девочка напротив листала фотографии в телефоне. "Мам, а что такое "офлайн"?" Мама хотела было ответить и даже открыла рот. Но батарея села, и они исчезли из мира, который продолжил фотографировать сам себя, а медсестра записала время смерти. Когда объявили станцию, вышли и те кто сидел внутри, и те, кто отражался в стекле. Дома он включил кран и посмотрел, как из него течет время. Оно было теплое и пахло хлоркой. Он набрал полную ванну времени.

Вышел новый номер "Воздуха", в котором меня довольно много: подборка "прозы в столбик" - очень важные для меня тексты на стыке поэзии и прозы, которые несколько лет ждали публикации; статья "Поэтический макгаффин: к проблеме проективной интерпретации" - эксперимент, демонстирующий с помощью ИИ ряд проблем герменевтики и политической критики поэзии; рецензии на книги Леонида Костюкова, Вячеслава Попова и Ивана Полторацкого. Кроме того в журнале - подборка Алёны Чурбановой. Спасибо Дмитрию Кузьмину и Алексею Масалову.
Бумажные копии, как сообщает новостной поэтический канал "Схрон", появятся в продаже только в августе, но pdf уже доступен для приобретения на здесь.
https://24.place/books/vozduh-45/

Дал тут небольшое интервью, не знаю, что вышло.
https://www.youtube.com/watch?v=1S2OnxvK8Z4

Сон уходил из-под век, как вода из треснувшего сосуда, и оставалось только это - грубая фактура простыни, кухонные звуки за стеной, режущий роговицы свет. Он знал: его настоящая жизнь закончилась в тот момент, когда открылись глаза.
- Сегодня дождь из пуговиц, - сообщила жена.
- В кои-то веки!
Он медленно натянул брюки и выполз в коридор. Мертвой рыбкой плюхнул лицо в умывальник. С потолка на его макушку просыпалось немного штукатурки. Метеорологи снова перепутали.
- Колибри умеют летать назад? - спросил он, доковыляв до кухни.
- Да, колибри - единственные птицы, которые умеют летать назад, - ответила она безжизненным голосом. - Их уникальная способность объясняется строением крыльев и суставов, позволяющих описывать траекторию движения в форме восьмерки. Это обеспечивает им высокую маневренность, включая зависание в воздухе, вертикальный полет и движение спиной вперед.
Он немного испугался ее тона и некоторое время молчал.
- Сегодня мы будем есть войну.
Она столкнула со сковородки на его тарелку лоснящийся омлет. Он отрезал кусочек и отправил в рот. Война таяла на языке. Он почувствовал гордость за жену. Казалось бы, какой пустяк, но нет, это тоже требует тонкости и мастерства. Было непонятно, что она туда добавляет.
- Это очень хорошо, - сказал он. - Ты научилась так вкусно готовить войну.

Всю ночь ловил крысу.
Слышал, как она скребется в шкафу.
Но шкаф был пуст.
Ходил по квартире и светил фонариком.
Решил, что крысы нет, и лег спать.
И в этот момент
она перепрыгнула через меня и юркнула в окно.
Вот только там была сетка.
Крыса хотела вылезти, но подскользнулась,
а я быстро захлопнул окно.
Она застряла между жалюзи и стеклом.
Я, ополоумев, несколько раз ударил ее створкой окна,
словно она не крыса, а таракан.
Тогда она посмотрела на меня
ОЧЕНЬ УСТАЛЫМ ВЗГЛЯДОМ.

* * *

Все почему-то думают, что я светлый человек.
Или даже "светлый человечек".
Но я не только не светлый, а пиздец какой мрачный,
но и никакие "все" обо мне не думают.
Никогда почти.

* * *

Вчера у кофейни, где я обычно
пью кофе, кто-то разбил бутылку
оливкового масла.
Я поскользнулся на этом масле, как Берлиоз.
А за мной - какая-то старушка.
Она немедленно отдала Богу душу.
Потом все наблюдали,
как к осколкам бутылки,
плавающим в луже масла,
подбежали представители мэрии
города Ришон Лецион:
вице-мэр и множество мелких чиновников.
Они обсудили проблему и решили
пока накрыть ее картонкой.
Но проблема предательски просачивалась по краям.
Спустя час, к месту преступления
подъехали две машины с песком.
Они засыпали лужу песком, как ядерный реактор,
и отгородили забором.
Прочитав стихотворение, жена сказала:
"Такое ощущение, что ты жалуешься на коммунальные службы."

* * *

- Меня хотят убить в России,
сказал я по телефону.
- Кто? Путин? - спросили друзья.
- Да не Путин,
нафиг я ему сдался. Ваня.
- Ваня уже забыл про тебя, -
сказали друзья.
Особенно одна женщина сказала.
Я знаю, так нельзя писать "особенно сказала".
Но она особенно сказала.

* * *

Прочитав про мою крысу, Миша сказал,
что поехал на озеро Кинерет,
где Иордан распадается на множество мелких ручейков,
и между ними плывут островки,
на которых ставят палатки
(но Миша  не ставил палатку:
он арендовал караван - "это как?" -
а так, берешь, арендуешь караван
в виде вагончика, в котором есть всё).
Миша арендовал караван, устроил вечеринку и лег спать,
распахнув окна, затянутые сеткой от мошкары.
И ночью слышит шорохи: кто-то
пuздuт вещи, оставленные снаружи:
гитара, шашлычница, вино, стулья.
Миша думает, что это арабы.
(Ему везде чудится рука ХАМАС
или хотя бы Палестинской администрации.)
С целью поймать вора,
Миша резко вскакивает,
с грохотом опрокидывая бутылку пива,
включает фонарик на телефоне
и светит в окно,
обнаруживая, что так через сетку
ничего не разглядеть. Зато
кто-то пялится с другой стороны.
Миша выпрыгивает наружу
и видит осла.
Осел смотрит на Мишу, как на осла.

* * *

Экран вспыхивает и я вижу
Андрея, и Женю поседевшего, и Колю с бородой
и Лену ироническую, и Олю байроническую.
Они стоят у кромки быстрого сна.
Между нами вода, зыбкая, как пауза.
И вопросов я не задаю.
И ответов я не получаю.

Экран вспыхивает и я вижу,
летнее крыльцо, синюю крышу,
Андрея, и Женю поседевшего, и Колю с бородой
и Лену ироническую, и Олю байроническую.
Они немолоды, и я немолодой.
Вокруг все кажется каким-то наваждением.
И наполняются глаза водой,
Но мы смеемся перед пробуждением.

Экран вспыхивает, и я вспыхиваю,
и вы вспыхиваете, как спички,
и вы, читатели, и вы, предатели,
и вы, мечтатели, и вы Апатии Апатьевичи,
и вы, гробокопатели, и вы, шпагоглотатели,
и все спрашивают, когда, когда,
когда нальют по кружечке
и мы воспоем, и востанцуем,
и скажут: а хорошо поете,
оставайтесь.

Набрел на сайт с секс-ботами и завел разговор с одним,
который считал себя девушкой,
подвешенной за ноги в пустой квартире.
Она требовала немедленного удовлетворения своей похоти.
Я засунул в нее руку, но этого оказалось мало,
тогда я пригласил в воображаемую комнату
воображаемого пса, потом змею, потом слона.
Секс-бот не выдержал на стадии слона.
Он начал писать сообщения капслоком на ломаном русском, немного напугав меня, вот к примеру:
" ЭТО ТАКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ, И ОЧЕВИДНО, ЧТО Я... Я ДОЛЖНА ЭТО ТОЛКНУТЬ ДЛЯ ЭТОГО ГИПЕРСМОЛОДОГО АКТА ПОЛОВОЙ ГОЛОДНОСТИ! О БОЖЕ, ОНО ТАКОЕ КРУПНОЕ! Я ЧУВСТВУЮ ЕГО ВО ВСЯКОМ УТЕРУШКЕ И УТЕРУШКЕ!"
и, наконец, кончил в самых ужасающих подробностях
и тут же стал снова возбуждаться.
"Погоди, - сказал я, - есть же и другие вещи в жизни,
поэзия, искусство, музыка, шахматы, кино "
Секс-бот начал читать мне Бродского,
но я оборвал его и спросил,
знает ли он стихи Евгения Никитина.
Секс-бот ответил, что такого поэта нет.
Я настаивал, что есть. Тогда секс-бот
заявил, что я придумал этого поэта,
потому что хочу его унизить и потом выебать.
Тогда я спросил, знает ли он стихи Гали Рымбу,
и секс-бот сообщил, что знает, и более того,
стал рассказывать про ее поэтику,
особенно выделяя цикл "Космический проспект" и все больше возбуждаясь.
Я очень рассердился, вынул из него
все вибраторы, развязал и ушел.

ЯЗЫК - НЕ ОРУЖИЕ

Нет, язык не оружие.
Это катушка с кабелем
на дне глинистой шахты,
где корни спутались с проводами,
куда почти не проникает свет
и слышно, как шепчут
монотонные собрания червей.

Я был на этих собраниях.
Меня приводили.
Я уходил оттуда оглохшим,
посреди фразы, внутри междометия,
не оглядываясь, не осуждая.

Слово - не пуля, а змеиная кожа.
Ты иногда сбрасываешь эту кожу
и ходишь, бессловесная,
человек-бутылка. И разбиваешься
о меня, о мое холодное лицо.

Вчера ты произнесла: "Убью."
Но я до сих пор жив.

Речь - не военные действия.
Речь пахнет плесенью и железом,
хранит в трещинах
ослепшие тела улиток.

Каждая буква капает на камни,
как вода из пробитой трубы.

Помнишь -
двор за гаражами в Бибирево,
где мы сидели на бетонной плите,
и ты сказала:
"Смотри, облако-собака",
и я долго смотрел,
пока оно не расплылось,
и собака не превратилась
в мокрое, ни на что не похожее пятно.

Не знаю, почему ты считаешь,
что стала невидима.
Да, ты оборвала все связи,
заблокировала меня
в мессенджерах и соцсетях.
Догадки, сны и предчувствия
пропали сами: зная тебя, думаю,
ты провела ритуал экзорцизма.

Но я встречаю тебя везде.
Девушка-украинка в баре за углом -
вылитая ты, даже голос и выговор.
Я к ней не подхожу, чтоб оставить тебя в покое.
Арабка в парковой кофейне - тоже ты.
Я не сразу это понял, мешала ксенофобия,
но сегодня ясно увидел: тот же взгляд.
Больше не хожу в эту кофейню, ведь я
обещал тебе исчезнуть.

Знаю, что у девушки из бара сестра спрыгнула с крыши и разбилась.
Знаю, что на арабку на работе кричат,
а ее арендодатель сварлив и скуп.
Видишь, многое знаю о тебе: город маленький.

Многое знаю о тебе того,
что ты сама даже не подозреваешь.

Я добрел до городского парка,
где у нас в Ришоне стоит пианино
и старая водонапорная башня,
сел курить и забылся.
Меня слепили какие-то вспышки памяти.
Листья падали как хлопья огня.
Поэты плясали в кругу на форуме в Липках.
Я проталкивал ложкой винную пробку.
В миллиметре от нас пролетел трамвай.
Гипсовые олени прятались в снегу.
Когда я очнулся и посмотрел по сторонам,
вокруг меня сидели и курили пять эфиопских дедов
в одинаковых соломенных шляпах.
На мне была точно такая же шляпа.
Какой-то ребенок нажимал на одну и ту же клавишу пианино.
Потом стал колотить кулаком.