Аятолла Хаменеи – прежде всего политик, а не исламский ученый. Его работы немногочисленны на фоне многотомных трудов других великих аятолл, не претендующих на политическую власть. До исламской революции 1979 года 40-летний ходжат-оль-ислам Хаменеи не пользовался значительной известностью, зато был верным последователем аятоллы Хомейни, которым остается всю жизнь.
Хаменеи теснейшим образом связан с высшим духовенством. Он сейед, то есть потомок пророка Мухаммеда по особо почитаемой шиитами линии его внука Хусейна ибн Али. Среди родственников Хаменеи – несколько видных религиозных деятелей, его мать была также дочерью сейеда. Отец Али был этническим азербайджанцем, мать – персиянкой, но азербайджанские корни Хаменеи не означают, что он сколько-нибудь симпатизирует сепаратизму. Для него Иран – это унитарное шиитское государство.
Добавим, что его отец был религиозным деятелем в Мешхеде, богословы которого считаются наиболее консервативными в Иране – именно мешхедское духовенство в 1930-е годы наиболее активно противостояло реформам Реза-шаха Пехлеви. И религиозная деятельность самого Хаменеи до революции в значительной степени была связана с Мешхедом.
Как президент и верховный главнокомандующий в 1981-1989 годах Хаменеи принимал непосредственное участие во всех военно-политических операциях эпохи Хомейни. Это, в первую очередь, ирано-иракская война – и перед Хаменеи отчитывались генералы, и он сам посещал линию фронта. Это и создание и поддержка «Хезболлы», которая именно в это время стала опорой Ирана на Ближнем Востоке. И отношения с палестинцами, которые выстраивались у иранских исламистов еще до революции. Этим занимался Мустафа Чамран, будущий министр обороны, погибший в 1981 году на иракском фронте – в современном Иране он легендарная фигура.
Но при этом Хаменеи был готов идти на компромиссы со своими коллегами. В 1989 году он договорился с другим влиятельным религиозно-политическим деятелем – председателем меджлиса Али Акбаром Хашеми Рафсанджани – о том, что тот сменит его на посту президента. Хаменеи не предпринял мер по либерализации режима, но и не стал его ужесточать. Его пребывание на посту рахбара было временем многочисленных компромиссов между сторонниками более консервативного и более либерального курса в рамках исламистского консенсуса.
Сам Хаменеи существенно ближе к консерваторам и неоднократно им заметно «подыгрывал» - и не только при подавлении «зеленой революции» 2009 года. Например, когда в 2013 году послушный ему Совет стражей отстранил от участия в очередных президентских выборах Хашеми-Рафсанджани, сблизившегося к тому времени с реформаторами. Таким образом барьер в виде Совета стражей, придуманный Хомейни для того, чтобы не допустить к власти светских либералов, обратился против одного из создателей режима.
Или когда перед выборами 2021 и 2024 годов Совет стражей допускал к выборам только заведомо слабых кандидатов-реформаторов – впрочем, прореформаторские общественные настроения в 2024-м были настолько сильны, что такой кандидат стал президентом. Или когда перед парламентскими выборами 2024 года большинство реформаторских кандидатов были дисквалифицированы, что обеспечило победу консерваторам.
Хаменеи крайне неохотно шел на любые переговоры с Западом, которому совершенно не доверяет. Но шел, потому что на определенных этапах (например, в президентство Хасана Рухани) за это выступало большинство иранской элиты. А рахбар исходит из того, что его задача – это не новые революционные перемены, а консолидация элиты, пришедшей к власти в результате революции.
Такой курс позволил Хаменеи сохранить власть в условиях сильной внутриполитической конкуренции, которой он управляет как опытнейший политик. Но он столкнулся с двумя мощными вызовами. Первый – преемничество в условиях, когда пост рахбара отнюдь не гарантирован его сыну, а другой возможный преемник, президент Эбрахим Раиси, погиб в авиакатастрофе. Второй, проявившийся в последние дни, еще более опасен и прямо связан уже не с персоналиями, а с судьбой режима, который он строил и пытался укреплять.
Аятолла Хаменеи – прежде всего политик, а не исламский ученый. Его работы немногочисленны на фоне многотомных трудов других великих аятолл, не претендующих на политическую власть. До исламской революции 1979 года 40-летний ходжат-оль-ислам Хаменеи не пользовался значительной известностью, зато был верным последователем аятоллы Хомейни, которым остается всю жизнь.
Хаменеи теснейшим образом связан с высшим духовенством. Он сейед, то есть потомок пророка Мухаммеда по особо почитаемой шиитами линии его внука Хусейна ибн Али. Среди родственников Хаменеи – несколько видных религиозных деятелей, его мать была также дочерью сейеда. Отец Али был этническим азербайджанцем, мать – персиянкой, но азербайджанские корни Хаменеи не означают, что он сколько-нибудь симпатизирует сепаратизму. Для него Иран – это унитарное шиитское государство.
Добавим, что его отец был религиозным деятелем в Мешхеде, богословы которого считаются наиболее консервативными в Иране – именно мешхедское духовенство в 1930-е годы наиболее активно противостояло реформам Реза-шаха Пехлеви. И религиозная деятельность самого Хаменеи до революции в значительной степени была связана с Мешхедом.
Как президент и верховный главнокомандующий в 1981-1989 годах Хаменеи принимал непосредственное участие во всех военно-политических операциях эпохи Хомейни. Это, в первую очередь, ирано-иракская война – и перед Хаменеи отчитывались генералы, и он сам посещал линию фронта. Это и создание и поддержка «Хезболлы», которая именно в это время стала опорой Ирана на Ближнем Востоке. И отношения с палестинцами, которые выстраивались у иранских исламистов еще до революции. Этим занимался Мустафа Чамран, будущий министр обороны, погибший в 1981 году на иракском фронте – в современном Иране он легендарная фигура.
Но при этом Хаменеи был готов идти на компромиссы со своими коллегами. В 1989 году он договорился с другим влиятельным религиозно-политическим деятелем – председателем меджлиса Али Акбаром Хашеми Рафсанджани – о том, что тот сменит его на посту президента. Хаменеи не предпринял мер по либерализации режима, но и не стал его ужесточать. Его пребывание на посту рахбара было временем многочисленных компромиссов между сторонниками более консервативного и более либерального курса в рамках исламистского консенсуса.
Сам Хаменеи существенно ближе к консерваторам и неоднократно им заметно «подыгрывал» - и не только при подавлении «зеленой революции» 2009 года. Например, когда в 2013 году послушный ему Совет стражей отстранил от участия в очередных президентских выборах Хашеми-Рафсанджани, сблизившегося к тому времени с реформаторами. Таким образом барьер в виде Совета стражей, придуманный Хомейни для того, чтобы не допустить к власти светских либералов, обратился против одного из создателей режима.
Или когда перед выборами 2021 и 2024 годов Совет стражей допускал к выборам только заведомо слабых кандидатов-реформаторов – впрочем, прореформаторские общественные настроения в 2024-м были настолько сильны, что такой кандидат стал президентом. Или когда перед парламентскими выборами 2024 года большинство реформаторских кандидатов были дисквалифицированы, что обеспечило победу консерваторам.
Хаменеи крайне неохотно шел на любые переговоры с Западом, которому совершенно не доверяет. Но шел, потому что на определенных этапах (например, в президентство Хасана Рухани) за это выступало большинство иранской элиты. А рахбар исходит из того, что его задача – это не новые революционные перемены, а консолидация элиты, пришедшей к власти в результате революции.
Такой курс позволил Хаменеи сохранить власть в условиях сильной внутриполитической конкуренции, которой он управляет как опытнейший политик. Но он столкнулся с двумя мощными вызовами. Первый – преемничество в условиях, когда пост рахбара отнюдь не гарантирован его сыну, а другой возможный преемник, президент Эбрахим Раиси, погиб в авиакатастрофе. Второй, проявившийся в последние дни, еще более опасен и прямо связан уже не с персоналиями, а с судьбой режима, который он строил и пытался укреплять.
Алексей Макаркин
BY Bunin & Co
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups. Two days after Russia invaded Ukraine, an account on the Telegram messaging platform posing as President Volodymyr Zelenskiy urged his armed forces to surrender. "He has kind of an old-school cyber-libertarian world view where technology is there to set you free," Maréchal said. Telegram has become more interventionist over time, and has steadily increased its efforts to shut down these accounts. But this has also meant that the company has also engaged with lawmakers more generally, although it maintains that it doesn’t do so willingly. For instance, in September 2021, Telegram reportedly blocked a chat bot in support of (Putin critic) Alexei Navalny during Russia’s most recent parliamentary elections. Pavel Durov was quoted at the time saying that the company was obliged to follow a “legitimate” law of the land. He added that as Apple and Google both follow the law, to violate it would give both platforms a reason to boot the messenger from its stores. Again, in contrast to Facebook, Google and Twitter, Telegram's founder Pavel Durov runs his company in relative secrecy from Dubai.
from us
