Мы много говорим о той кучке, что уехала, застряла на границах, о тех, кто рисует себе сейчас липовые справки, кого уже унижают и ненавидят местные.
Мы много говорим об огрехах наших военкоматов и военных - понятных, как по мне, огрехах, - это первая мобилизация в трёх поколениях, поломанных и переразанных историей и сломами страны поколениях. Да и армия - всегда зеркало общества. Мы считаем себя здоровым обществом? Мы здоровее многих, но много чем ещё болеем. И только сейчас, в этом вызове исцеляемся. И армия при всех хворях, здоровее многих из нас. Так что нечего на зеркало пенять. По пляжам абы кого не ловим и то слава Богу.
Но мы как-то сильно меньше говорим о том, чего больше: о тех местах и полигонах, где нет поломок и огрех: куда собрались - так же многие первый раз в жизни - мужчины разных возрастов - кто по повестке, а кто и не дожидаясь её. Мы не видим подготовки и учений, а страна потеет сейчас на всех рубежах и, по моей информации, и задолго до объявленной мобилизации, потела уже.
Мы сильно меньше говорим о добровольцах, седоватых и молодых, которые ехали и едут на эту войну до всяких мобилизаций. Мы на связи с некоторыми из таких и помогаем им.
И с этими мужчинами, с этими простыми мужиками со всей страны сейчас наше сердце, боль наша тихая, надежда наша, восхищение, благодарность. Любовь.
Ещё не сделав ни одного выстрела, они уже святы, они уже отцы той России, которая их пОтом, кровью и мужеством сейчас воскресает.
А те, что убежали - просто представляю этот ад, в котором сейчас эти души: в одно мгновение стать чужими везде: не только для тех, среди которых выискали убежище, не только для своей собственной страны и дворовых друзей, но, что совсем уж жутко, - для самих себя. Потому что... а жить-то теперь как дальше с этим? Как в зеркало на себя смотреть дальше?
Как жить с тем, что твою маму били, а ты не защитил? Что грозились изнасиловать сестру и жену на твоих глазах, а ты струхнул.
Но Бог с ними. Наши они тоже. И все те же самые болезни нашего времени и нашего общества несут, какие и мы носим.
Только те из нас, кто и в этих болезнях оказался Человеком и мужчиной - они громче всего нам указывают, что все эти болезни - слабое оправдание, когда пробивает "час мужества".
Бог не любит боязливых. Но милостив и к таким. И многие из сбежавших, вкусив этого мрака сейчас, услышав голос совести или ещё чей, хватятся, уверен, вернутся. Большинство из них вернётся и пойдут путём, от которого все равно не убежать.
Остальные ещё долго будут искать оправдания себе, валить на власти и на то, что "это не моя война" - но долго на этой брехне, самообмане и неизбежном презрении и холоде чужого мира не протянешь.
Да и события нас в ближайшие недели ждут такие, что кучка велосипедов в кавказком ущелье забудется. Останется только повод для наших выводов о нас самих.
И будут перед нами только те, перед кем мы уже склонили головы, те, кто сейчас оторвался от мам, пап, жён и детей. Оторвался и пошёл, неся за собой и впереди себя всё растущий шлейф наших молитв за них.
Митрополит Антоний Сурожский часто приводил слова своего отца, которые для Владыки - а он потом и воевал тоже, - стали чем то вроде правила жизни: "Не так важно ради чего ты живёшь. Важно ради чего ты готов умереть".
Сейчас этот вопрос встал перед каждым человеком на шестой части мира.
Мы много говорим о той кучке, что уехала, застряла на границах, о тех, кто рисует себе сейчас липовые справки, кого уже унижают и ненавидят местные.
Мы много говорим об огрехах наших военкоматов и военных - понятных, как по мне, огрехах, - это первая мобилизация в трёх поколениях, поломанных и переразанных историей и сломами страны поколениях. Да и армия - всегда зеркало общества. Мы считаем себя здоровым обществом? Мы здоровее многих, но много чем ещё болеем. И только сейчас, в этом вызове исцеляемся. И армия при всех хворях, здоровее многих из нас. Так что нечего на зеркало пенять. По пляжам абы кого не ловим и то слава Богу.
Но мы как-то сильно меньше говорим о том, чего больше: о тех местах и полигонах, где нет поломок и огрех: куда собрались - так же многие первый раз в жизни - мужчины разных возрастов - кто по повестке, а кто и не дожидаясь её. Мы не видим подготовки и учений, а страна потеет сейчас на всех рубежах и, по моей информации, и задолго до объявленной мобилизации, потела уже.
Мы сильно меньше говорим о добровольцах, седоватых и молодых, которые ехали и едут на эту войну до всяких мобилизаций. Мы на связи с некоторыми из таких и помогаем им.
И с этими мужчинами, с этими простыми мужиками со всей страны сейчас наше сердце, боль наша тихая, надежда наша, восхищение, благодарность. Любовь.
Ещё не сделав ни одного выстрела, они уже святы, они уже отцы той России, которая их пОтом, кровью и мужеством сейчас воскресает.
А те, что убежали - просто представляю этот ад, в котором сейчас эти души: в одно мгновение стать чужими везде: не только для тех, среди которых выискали убежище, не только для своей собственной страны и дворовых друзей, но, что совсем уж жутко, - для самих себя. Потому что... а жить-то теперь как дальше с этим? Как в зеркало на себя смотреть дальше?
Как жить с тем, что твою маму били, а ты не защитил? Что грозились изнасиловать сестру и жену на твоих глазах, а ты струхнул.
Но Бог с ними. Наши они тоже. И все те же самые болезни нашего времени и нашего общества несут, какие и мы носим.
Только те из нас, кто и в этих болезнях оказался Человеком и мужчиной - они громче всего нам указывают, что все эти болезни - слабое оправдание, когда пробивает "час мужества".
Бог не любит боязливых. Но милостив и к таким. И многие из сбежавших, вкусив этого мрака сейчас, услышав голос совести или ещё чей, хватятся, уверен, вернутся. Большинство из них вернётся и пойдут путём, от которого все равно не убежать.
Остальные ещё долго будут искать оправдания себе, валить на власти и на то, что "это не моя война" - но долго на этой брехне, самообмане и неизбежном презрении и холоде чужого мира не протянешь.
Да и события нас в ближайшие недели ждут такие, что кучка велосипедов в кавказком ущелье забудется. Останется только повод для наших выводов о нас самих.
И будут перед нами только те, перед кем мы уже склонили головы, те, кто сейчас оторвался от мам, пап, жён и детей. Оторвался и пошёл, неся за собой и впереди себя всё растущий шлейф наших молитв за них.
Митрополит Антоний Сурожский часто приводил слова своего отца, которые для Владыки - а он потом и воевал тоже, - стали чем то вроде правила жизни: "Не так важно ради чего ты живёшь. Важно ради чего ты готов умереть".
Сейчас этот вопрос встал перед каждым человеком на шестой части мира.
BY Борис Корчевников
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Founder Pavel Durov says tech is meant to set you free Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. Anastasia Vlasova/Getty Images Oleksandra Matviichuk, a Kyiv-based lawyer and head of the Center for Civil Liberties, called Durov’s position "very weak," and urged concrete improvements. And indeed, volatility has been a hallmark of the market environment so far in 2022, with the S&P 500 still down more than 10% for the year-to-date after first sliding into a correction last month. The CBOE Volatility Index, or VIX, has held at a lofty level of more than 30.
from us
