Одна из многих русских Голгоф – Багреевка под Ялтой.
Когда-то здесь была цветущая усадьба с бассейном. Но когда в Крым зашли большевики, то хозяина усадьбы с женой расстреляли, а бассейн превратили в погребальную яму для расстрелянных.
За особенно долгое сопротивление большевикам (и, конечно, за святость этой земли) бесы утопили Крым в крови с особенной звериной жестокостью.
Точное число жертв всего красного террора в стране неизвестно, потому что большинство расправ были бессудными и нигде не фиксировались. Историки называют жуткую цифру: от нескольких сотен тысяч до 2 млн. человек!!
Так вот на небольшой полуостров, с которого и так значительная часть населения эвакуировалась вместе с врангелевской армией, пришлось ок. 100 тысяч растерзанных, утопленных в баржах, сожженных, запытанных и расстрелянных русских людей.
Здесь, в Крыму, зверствами руководили два исчадья ада – Розалия Землячка и венгр Бела Кун – два извращенца и живодера, превращавшие иногда казни беззащитных людей в сексуальные оргии, на которых жертвы погибали часто в чудовищных муках от рук извращенцев-палачей.
Уму непостижимо, что именами этих двух зверей у нас до сих пор названы улицы!
Здесь, в Багреевке, был убит среди многих других мучеников сын писателя Ивана Шмелева. Сережа поехал регистрироваться в Феодосию, как велели большевики, обещая амнистию, но обманули. И Сережа больше не вернулся.
Несчастный Шмелев, у которого украли и Родину, и сына, и всю его жизнь, позже в эмиграции напишет свою гениальную опись той России, которую бесы украли у нас всех – «Лето Господне». А о жутких днях красного террора в Крыму останется его полная осипшего глухого крика и боли книга «Солнце мертвых».
Вот лишь несколько предложений из неё, которые затыкают рты всем сегодняшним лгунам, врущим о том, что красный террор – был всего лишь ответом на белый террор и, вообще, мол, это всё простительные издержки гражданской войны:
«Не знаю, сколько убивают на чикагских бойнях. Тут дело было проще: убивали и зарывали. А то и совсем просто: заваливали овраги. А то и совсем просто-просто: выкидывали в море. По воле людей, которые открыли тайну: сделать человечество счастливым. Для этого надо начинать — с человечьих боен. И вот — убивали, ночью. Днем… спали. Они спали, а другие, в подвалах, ждали… Целые армии в подвалах ждали. Юных, зрелых и старых — с горячей кровью. Недавно бились они открыто. Родину защищали. Родину и Европу защищали на полях прусских и австрийских, в степях российских. Теперь, замученные, попали они в подвалы. Их засадили крепко, морили, чтобы отнять силы. Из подвалов их брали и убивали. …А над ними пили и спали те, что убивать ходят. А на столах пачки листков лежали, на которых к ночи ставили красную букву… одну роковую букву. С этой буквы пишутся два дорогих слова: Родина и Россия. «Расход» и «Расстрел» — тоже начинаются с этой буквы. Ни Родины, ни России не знали те, что убивать ходят. Теперь ясно».
Один из самых беспощадных крымских палачей латыш Эрнст Удрис на анкете осужденного мог написать: «Очень подозрительный тип. Не указывает, где он точно служил. Расстрелять».
Это был и геноцид, и этноцид, и стратоцид – вырезание целых слоев (или как они называли «классов») русских людей.
Другой латыш, идеолог красного террора Мартын Лацис писал: «Мы истребляем ненужные классы людей. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал словом или делом против Советов. Первый вопрос – к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом – смысл и сущность красного террора»
На стене багреевской часовни, что стоит на месте расстрелов - пронзительная надпись: «Здесь расстреливали и сбрасывали в водосборный бассейн наших отцов, матерей, братьев и сестер».
Да, это наши мамы и папы, братья и сестры. Это было почти с нами. Это было почти вчера. И они смотрят на нас нынешних и говорят нам. Услышим их. Они отдали жизнь за то, чтобы мы никогда больше не поверили сатане.
Одна из многих русских Голгоф – Багреевка под Ялтой.
Когда-то здесь была цветущая усадьба с бассейном. Но когда в Крым зашли большевики, то хозяина усадьбы с женой расстреляли, а бассейн превратили в погребальную яму для расстрелянных.
За особенно долгое сопротивление большевикам (и, конечно, за святость этой земли) бесы утопили Крым в крови с особенной звериной жестокостью.
Точное число жертв всего красного террора в стране неизвестно, потому что большинство расправ были бессудными и нигде не фиксировались. Историки называют жуткую цифру: от нескольких сотен тысяч до 2 млн. человек!!
Так вот на небольшой полуостров, с которого и так значительная часть населения эвакуировалась вместе с врангелевской армией, пришлось ок. 100 тысяч растерзанных, утопленных в баржах, сожженных, запытанных и расстрелянных русских людей.
Здесь, в Крыму, зверствами руководили два исчадья ада – Розалия Землячка и венгр Бела Кун – два извращенца и живодера, превращавшие иногда казни беззащитных людей в сексуальные оргии, на которых жертвы погибали часто в чудовищных муках от рук извращенцев-палачей.
Уму непостижимо, что именами этих двух зверей у нас до сих пор названы улицы!
Здесь, в Багреевке, был убит среди многих других мучеников сын писателя Ивана Шмелева. Сережа поехал регистрироваться в Феодосию, как велели большевики, обещая амнистию, но обманули. И Сережа больше не вернулся.
Несчастный Шмелев, у которого украли и Родину, и сына, и всю его жизнь, позже в эмиграции напишет свою гениальную опись той России, которую бесы украли у нас всех – «Лето Господне». А о жутких днях красного террора в Крыму останется его полная осипшего глухого крика и боли книга «Солнце мертвых».
Вот лишь несколько предложений из неё, которые затыкают рты всем сегодняшним лгунам, врущим о том, что красный террор – был всего лишь ответом на белый террор и, вообще, мол, это всё простительные издержки гражданской войны:
«Не знаю, сколько убивают на чикагских бойнях. Тут дело было проще: убивали и зарывали. А то и совсем просто: заваливали овраги. А то и совсем просто-просто: выкидывали в море. По воле людей, которые открыли тайну: сделать человечество счастливым. Для этого надо начинать — с человечьих боен. И вот — убивали, ночью. Днем… спали. Они спали, а другие, в подвалах, ждали… Целые армии в подвалах ждали. Юных, зрелых и старых — с горячей кровью. Недавно бились они открыто. Родину защищали. Родину и Европу защищали на полях прусских и австрийских, в степях российских. Теперь, замученные, попали они в подвалы. Их засадили крепко, морили, чтобы отнять силы. Из подвалов их брали и убивали. …А над ними пили и спали те, что убивать ходят. А на столах пачки листков лежали, на которых к ночи ставили красную букву… одну роковую букву. С этой буквы пишутся два дорогих слова: Родина и Россия. «Расход» и «Расстрел» — тоже начинаются с этой буквы. Ни Родины, ни России не знали те, что убивать ходят. Теперь ясно».
Один из самых беспощадных крымских палачей латыш Эрнст Удрис на анкете осужденного мог написать: «Очень подозрительный тип. Не указывает, где он точно служил. Расстрелять».
Это был и геноцид, и этноцид, и стратоцид – вырезание целых слоев (или как они называли «классов») русских людей.
Другой латыш, идеолог красного террора Мартын Лацис писал: «Мы истребляем ненужные классы людей. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал словом или делом против Советов. Первый вопрос – к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом – смысл и сущность красного террора»
На стене багреевской часовни, что стоит на месте расстрелов - пронзительная надпись: «Здесь расстреливали и сбрасывали в водосборный бассейн наших отцов, матерей, братьев и сестер».
Да, это наши мамы и папы, братья и сестры. Это было почти с нами. Это было почти вчера. И они смотрят на нас нынешних и говорят нам. Услышим их. Они отдали жизнь за то, чтобы мы никогда больше не поверили сатане.
Anastasia Vlasova/Getty Images 'Wild West' Telegram, which does little policing of its content, has also became a hub for Russian propaganda and misinformation. Many pro-Kremlin channels have become popular, alongside accounts of journalists and other independent observers. These entities are reportedly operating nine Telegram channels with more than five million subscribers to whom they were making recommendations on selected listed scrips. Such recommendations induced the investors to deal in the said scrips, thereby creating artificial volume and price rise. During the operations, Sebi officials seized various records and documents, including 34 mobile phones, six laptops, four desktops, four tablets, two hard drive disks and one pen drive from the custody of these persons.
from us
