Forwarded from Campaign Insider | Павел Дубравский
Я часто сталкиваюсь с тезисом, что нынешняя поляризация в США это двухсторонний процесс. Якобы виноваты и левые, и правые. Там, где поляризация — есть и насилие. Но разве обе стороны исповедуют насильственную доктрину?
Теория
Давайте максимально кратко и намеренно упрощенно для тг-формата об основах.
Карл Маркс и Фридрих Энгельс прямо утверждали, что:
Переход от капитализма к социализму предполагает слом старых производственных отношений, а значит — революционное насилие.
Ленин, Мао Цзэдун, Че Гевара — все ключевые фигуры левой традиции оправдывали насильственные методы как необходимые для разрушения «эксплуататорского строя».
А самое главное, насилие легитимизируется не как агрессия ради выгоды, а как инструмент «исторической справедливости». То есть встраивается в саму логику идеологии. Ну типо если ради справедливости, то и выстрелить можно.
Ну что мы прадедов вспоминаем, когда есть просто деды — Георг Лукач и Герберт Маркузе.
Лукач рассматривал пролетарское насилие «ответным» и неизбежным, ведь классовая борьба не может завершиться без разрушения прежних форм общества.
По его мнению, буржуазное общество не может быть свергнуто мирными средствами. Для него капитализм — это уже насилие.
Маркузе выделял репрессивное насилие (государство, класса) и освободительное, радикальные действия угнетённых.
Если капитализм уже содержит насилие в себе, то нет греха использовать его, как меньшее зло.
В итоге, насилие в революции есть не произвольное средство, а историческая необходимость, вытекающая из самой структуры капиталистического общества.
Практика
Насильственная борьба для левых — это не просто часть идеологии, это часть идентичности:
— Русская революция и большевизм;
— Китайская культурная революция;
— Латиноамериканские партизаны (Куба, Колумбия, Никарагуа), в Колумбии с FARC воюют 52 года!
— Антифа и уличное насилие в ЕС и США;
— Поддержка террористов из ХАМАС, как часть антиколониального движения против Израиля.
А ещё Красные бригады в Италии, Фракция Красной Армии в Германии, Action Directe во Франции. За каждой организацией числятся убитые. Конфликт Колумбии и FARC унёс суммарно около 220 000 жизней.
Культура
А что у американских «правых»? Либертарианцы, у которых главный принцип — неагрессии. Консерваторы, которые не приемлют насилие из-за веры в Бога с главной заповедью «не убей».
Это люди, которые молятся за пострадавших после шутинга в гей-клубе* в Орландо в 2016 году. Хотя казалось бы, пострадавшие для них — «чужие».
Конечно, среди них есть отдельные шизы, но нет культуры считать своих оппонентов врагами, заслуживающих смерти или насилия.
Лучше всего современных левых в США отражают дебаты Патрика Бет-Дэвида и 20 молодых антикапиталистов. Это настоящая фокус-группа, прямо материал для исследования паттернов мышления. У видео есть субтитры.
Молодые ребята выступают с позиций «мы враги», и «надо у тебя всё отнять». Но на аргументы, что когда-то сам ПБД был нищим мигрантом армяно-сирийского происхождения из Ирана, тотальный игнор. Сейчас-то он богатый, а значит, другой, враг.
Сразу вспоминается теория культурной гегемонии у Антонио Грамши. Она объясняет, что реальная власть зиждется не только на оружии и деньгах, но и на контроле над культурой, образованием и идеями, которые кажутся обществу естественными.
Короче, по этой теории надо работать с идеями и культурой. В университетах, в школах, в партиях. Если ты не воспитываешь своих детей — их воспитает кто-то другой. Всё просто.
Именно это и происходит десятилетиями в США со стороны левых. Поэтому 62% американцев в возрасте от 18 до 29 благоприятно относятся к социализму и 34% к коммунизму согласно YouGov.
Такие люди, как Чарли Кирк двигали маятник в противоположную сторону.
*международное движение ЛГБТ признано экстремистской организацией по решению суда
Теория
Давайте максимально кратко и намеренно упрощенно для тг-формата об основах.
Карл Маркс и Фридрих Энгельс прямо утверждали, что:
Насилие — повивальная бабка каждого старого общества, беременного новым.
Переход от капитализма к социализму предполагает слом старых производственных отношений, а значит — революционное насилие.
Ленин, Мао Цзэдун, Че Гевара — все ключевые фигуры левой традиции оправдывали насильственные методы как необходимые для разрушения «эксплуататорского строя».
А самое главное, насилие легитимизируется не как агрессия ради выгоды, а как инструмент «исторической справедливости». То есть встраивается в саму логику идеологии. Ну типо если ради справедливости, то и выстрелить можно.
Ну что мы прадедов вспоминаем, когда есть просто деды — Георг Лукач и Герберт Маркузе.
Лукач рассматривал пролетарское насилие «ответным» и неизбежным, ведь классовая борьба не может завершиться без разрушения прежних форм общества.
По его мнению, буржуазное общество не может быть свергнуто мирными средствами. Для него капитализм — это уже насилие.
Маркузе выделял репрессивное насилие (государство, класса) и освободительное, радикальные действия угнетённых.
Если капитализм уже содержит насилие в себе, то нет греха использовать его, как меньшее зло.
В итоге, насилие в революции есть не произвольное средство, а историческая необходимость, вытекающая из самой структуры капиталистического общества.
Практика
Насильственная борьба для левых — это не просто часть идеологии, это часть идентичности:
— Русская революция и большевизм;
— Китайская культурная революция;
— Латиноамериканские партизаны (Куба, Колумбия, Никарагуа), в Колумбии с FARC воюют 52 года!
— Антифа и уличное насилие в ЕС и США;
— Поддержка террористов из ХАМАС, как часть антиколониального движения против Израиля.
А ещё Красные бригады в Италии, Фракция Красной Армии в Германии, Action Directe во Франции. За каждой организацией числятся убитые. Конфликт Колумбии и FARC унёс суммарно около 220 000 жизней.
Культура
А что у американских «правых»? Либертарианцы, у которых главный принцип — неагрессии. Консерваторы, которые не приемлют насилие из-за веры в Бога с главной заповедью «не убей».
Это люди, которые молятся за пострадавших после шутинга в гей-клубе* в Орландо в 2016 году. Хотя казалось бы, пострадавшие для них — «чужие».
Конечно, среди них есть отдельные шизы, но нет культуры считать своих оппонентов врагами, заслуживающих смерти или насилия.
Лучше всего современных левых в США отражают дебаты Патрика Бет-Дэвида и 20 молодых антикапиталистов. Это настоящая фокус-группа, прямо материал для исследования паттернов мышления. У видео есть субтитры.
Молодые ребята выступают с позиций «мы враги», и «надо у тебя всё отнять». Но на аргументы, что когда-то сам ПБД был нищим мигрантом армяно-сирийского происхождения из Ирана, тотальный игнор. Сейчас-то он богатый, а значит, другой, враг.
Сразу вспоминается теория культурной гегемонии у Антонио Грамши. Она объясняет, что реальная власть зиждется не только на оружии и деньгах, но и на контроле над культурой, образованием и идеями, которые кажутся обществу естественными.
Короче, по этой теории надо работать с идеями и культурой. В университетах, в школах, в партиях. Если ты не воспитываешь своих детей — их воспитает кто-то другой. Всё просто.
Именно это и происходит десятилетиями в США со стороны левых. Поэтому 62% американцев в возрасте от 18 до 29 благоприятно относятся к социализму и 34% к коммунизму согласно YouGov.
Такие люди, как Чарли Кирк двигали маятник в противоположную сторону.
*международное движение ЛГБТ признано экстремистской организацией по решению суда
❤75🤡66👍22😁4👏3🥴2
Цена несогласия: о чем говорит убийство Чарли Кирка?
10 сентября в Ореме, штат Юта, прогремел выстрел, который углубил раскол не только американского общества, но всего западного политического дискурса. Чарли Кирк, архитектор студенческого консервативного движения Turning Point USA, был убит прямо в университетском кампусе. Очевидно, это была не случайная вспышка насилия, а символический акт — хладнокровно спланированное убийство. Теперь американцы получили собственный «момент Чарли» — по аналогии с «моментом Charlie Hebdo» десятилетней давности, когда исламистский теракт в Париже стал атакой на свободу слова.
Кирк бросал ценностный вызов политическому мейнстриму: был голосом христианского консерватизма, выступал за свободный рынок, за право Израиля на самооборону, а также против (транс)гендерной идеологии, особенно если она касалась детей. При этом он никогда не призывал к насилию — напротив, он требовал честной дискуссии и умел проигрывать на открытой площадке. Его формат «Prove me wrong» — это фактически возвращение к античной агоре, где истина находилась в споре. И в этом смысле, по выражению Бена Кришке, Кирк был «радикалом, наводящим мосты».
Именно поэтому его убийство выглядело особенно ритуальным — как окончательный отказ от диалога. В истории демократии такие удары всегда становились маркерами эпохи: будь то Джон Ф. Кеннеди или Мартин Лютер Кинг. Хотя представители обеих партий осудили покушение, реакция общества оказалась иной, и вместо национального траура социальные сети заполнили издевательские шутки и мемы, а в некоторых левых кругах убийство и вовсе праздновалось как «справедливое возмездие». В Германии, например, пляской на костях отметились функционеры Die Linke и сторонники Antifa. Для левой части общества, таким образом, убийство «неправильного» политика перестало быть моральным табу.
Особенно тревожную роль сыграла медийная сцена. Вместо безусловного осуждения теракта многие переключили внимание на тему оружия, а самого Кирка назвали «поляризующей фигурой». Например, эфире шоу Маркуса Ланца глава вашингтонского бюро ZDF Эльмар Тевесен приписал Кирку радикальные цитаты, которых тот не произносил: якобы Кирк призывал забивать камнями гoмосексуалистов, хотя фактически речь шла о библейских цитатах. Именно такая контекстуализация переводит внимание с вопроса о недопустимости насилия и переворачивает логику: жертва превращается в виновника. Германия уже проходила через это в 1970-х.
Немецкий контекст делает картину еще более мрачной. Согласно статистике BKA, за последние семь лет 564 насильственных нападения на политиков исходили с левого фланга и 221 с правого. Чаще всего жертвами становятся представители AfD: почти 700 атак с 2019 года! Но в публичном дискурсе картина иная: медиа объединяют физические атаки с «выражением мнений» (посты в соцсетях), что позволяет представить левых как главных жертв. Так на первом месте оказываются «Зеленые», но лишь потому, что чаще других обращаются в полицию из-за шуток. Как результат, о нападении на SPD-депутата Матиаса Экке говорили все, а случай с избитым до гематом Андреасом Юрке из AfD остался почти незамеченным.
Эта избирательная оптика применялась и к нападению в Мангейме, когда исламист тяжело ранил критика ислама Михаэля Штюрценбергера и убил полицейского. В центре нарратива оказался последний, но исчез главный политический смысл — покушение на свободу слова, ведь Штюрценбергер оказался «не тем» пострадавшим. Этот паттерн повторился и с Чарли Кирком: пока он боролся за жизнь, медиа спешили напомнить, что он «ультраконсерватор», «расист» и «трампист».
И именно поэтому смерть Чарли Кирка — это не просто локальная американская история, но и предупреждение для Европы, где политическое насилие также взрастает на почве культурной войны. И если западные общества, а за ними и остальные, продолжат делить жертв на «правильных» и «неправильных», они рискуют повторить судьбу Веймарской республики, где политические разногласия превратились в систему обоюдного террора и подточили устойчивость демократических институтов.
@BundeskanzlerRU
10 сентября в Ореме, штат Юта, прогремел выстрел, который углубил раскол не только американского общества, но всего западного политического дискурса. Чарли Кирк, архитектор студенческого консервативного движения Turning Point USA, был убит прямо в университетском кампусе. Очевидно, это была не случайная вспышка насилия, а символический акт — хладнокровно спланированное убийство. Теперь американцы получили собственный «момент Чарли» — по аналогии с «моментом Charlie Hebdo» десятилетней давности, когда исламистский теракт в Париже стал атакой на свободу слова.
Кирк бросал ценностный вызов политическому мейнстриму: был голосом христианского консерватизма, выступал за свободный рынок, за право Израиля на самооборону, а также против (транс)гендерной идеологии, особенно если она касалась детей. При этом он никогда не призывал к насилию — напротив, он требовал честной дискуссии и умел проигрывать на открытой площадке. Его формат «Prove me wrong» — это фактически возвращение к античной агоре, где истина находилась в споре. И в этом смысле, по выражению Бена Кришке, Кирк был «радикалом, наводящим мосты».
Именно поэтому его убийство выглядело особенно ритуальным — как окончательный отказ от диалога. В истории демократии такие удары всегда становились маркерами эпохи: будь то Джон Ф. Кеннеди или Мартин Лютер Кинг. Хотя представители обеих партий осудили покушение, реакция общества оказалась иной, и вместо национального траура социальные сети заполнили издевательские шутки и мемы, а в некоторых левых кругах убийство и вовсе праздновалось как «справедливое возмездие». В Германии, например, пляской на костях отметились функционеры Die Linke и сторонники Antifa. Для левой части общества, таким образом, убийство «неправильного» политика перестало быть моральным табу.
Особенно тревожную роль сыграла медийная сцена. Вместо безусловного осуждения теракта многие переключили внимание на тему оружия, а самого Кирка назвали «поляризующей фигурой». Например, эфире шоу Маркуса Ланца глава вашингтонского бюро ZDF Эльмар Тевесен приписал Кирку радикальные цитаты, которых тот не произносил: якобы Кирк призывал забивать камнями гoмосексуалистов, хотя фактически речь шла о библейских цитатах. Именно такая контекстуализация переводит внимание с вопроса о недопустимости насилия и переворачивает логику: жертва превращается в виновника. Германия уже проходила через это в 1970-х.
Немецкий контекст делает картину еще более мрачной. Согласно статистике BKA, за последние семь лет 564 насильственных нападения на политиков исходили с левого фланга и 221 с правого. Чаще всего жертвами становятся представители AfD: почти 700 атак с 2019 года! Но в публичном дискурсе картина иная: медиа объединяют физические атаки с «выражением мнений» (посты в соцсетях), что позволяет представить левых как главных жертв. Так на первом месте оказываются «Зеленые», но лишь потому, что чаще других обращаются в полицию из-за шуток. Как результат, о нападении на SPD-депутата Матиаса Экке говорили все, а случай с избитым до гематом Андреасом Юрке из AfD остался почти незамеченным.
Эта избирательная оптика применялась и к нападению в Мангейме, когда исламист тяжело ранил критика ислама Михаэля Штюрценбергера и убил полицейского. В центре нарратива оказался последний, но исчез главный политический смысл — покушение на свободу слова, ведь Штюрценбергер оказался «не тем» пострадавшим. Этот паттерн повторился и с Чарли Кирком: пока он боролся за жизнь, медиа спешили напомнить, что он «ультраконсерватор», «расист» и «трампист».
И именно поэтому смерть Чарли Кирка — это не просто локальная американская история, но и предупреждение для Европы, где политическое насилие также взрастает на почве культурной войны. И если западные общества, а за ними и остальные, продолжат делить жертв на «правильных» и «неправильных», они рискуют повторить судьбу Веймарской республики, где политические разногласия превратились в систему обоюдного террора и подточили устойчивость демократических институтов.
@BundeskanzlerRU
❤68👍30😢21🤡18👏3🤔2🔥1
⚡️AfD утраивает результат на местных выборах в Северном Рейне-Вестфалии и начинает своё «шествие на Запад»?
Все взгляды прикованы к самой густонаселённой федеральной земле Германии — Северному Рейну-Вестфалии, где местные выборы — это больше, чем просто голосование за мэров и советы. Во-первых, это первые выборы с момента формирования черно-красной коалиции Фридриха Мерца, и общефедеральное недовольство его работой не могло не отразиться на результате выборов. Во-вторых, именно здесь трагическим образом скончались сразу семь кандидатов от AfD, что вызвало волну подозрений. В-третьих, ажиотаж вокруг выборов подогрело местное «джентельменское соглашение» партий «демократического центра» не использовать в агитации тему миграции.
Согласно первому прогнозу после закрытия участков от института Infratest Dimap, христианские демократы (CDU) остаются безоговорочным лидерами в регионе, набрав 34% (-0.3%) голосов. Однако внимание привлекает другая победа: «Альтернатива для Германии» (AfD) должна получить 16,5% голосов, что в три раза больше предыдущего результата.
Что касается остальных, то рейтинг SPD — 22,5% (-1,8%). Для обеих «народных партий» — это худший результат на местных выборах с момента образования земли Северный Рейн-Вестфалия в 1946 году. Поражение также терпят «Зелёные», достигнув всего 11,5% (-8,5%), и Свободная демократическая партия (FDP), которая набрала лишь 3,5% (-2,1%). «Левые», наоборот, добираются до значений в 5,5% (+1,7%). Однако примечательно, что на местных выборах нет пятипроцентного заградительного барьера, а пассивное право голоса имеют граждане, достигшие 16-летнего возраста.
Общерегиональные значения, впрочем, носят скорее символический характер. Интрига сохраняется на выборах мэров в таких крупных городах, как Кёльн и Дюссельдорф, результаты которых могут оказать долгосрочное влияние на политический ландшафт Северного Рейна-Вестфалии. Именно здесь вероятен второй тур с участием AfD.
@BundeskanzlerRU
Все взгляды прикованы к самой густонаселённой федеральной земле Германии — Северному Рейну-Вестфалии, где местные выборы — это больше, чем просто голосование за мэров и советы. Во-первых, это первые выборы с момента формирования черно-красной коалиции Фридриха Мерца, и общефедеральное недовольство его работой не могло не отразиться на результате выборов. Во-вторых, именно здесь трагическим образом скончались сразу семь кандидатов от AfD, что вызвало волну подозрений. В-третьих, ажиотаж вокруг выборов подогрело местное «джентельменское соглашение» партий «демократического центра» не использовать в агитации тему миграции.
Согласно первому прогнозу после закрытия участков от института Infratest Dimap, христианские демократы (CDU) остаются безоговорочным лидерами в регионе, набрав 34% (-0.3%) голосов. Однако внимание привлекает другая победа: «Альтернатива для Германии» (AfD) должна получить 16,5% голосов, что в три раза больше предыдущего результата.
Что касается остальных, то рейтинг SPD — 22,5% (-1,8%). Для обеих «народных партий» — это худший результат на местных выборах с момента образования земли Северный Рейн-Вестфалия в 1946 году. Поражение также терпят «Зелёные», достигнув всего 11,5% (-8,5%), и Свободная демократическая партия (FDP), которая набрала лишь 3,5% (-2,1%). «Левые», наоборот, добираются до значений в 5,5% (+1,7%). Однако примечательно, что на местных выборах нет пятипроцентного заградительного барьера, а пассивное право голоса имеют граждане, достигшие 16-летнего возраста.
Общерегиональные значения, впрочем, носят скорее символический характер. Интрига сохраняется на выборах мэров в таких крупных городах, как Кёльн и Дюссельдорф, результаты которых могут оказать долгосрочное влияние на политический ландшафт Северного Рейна-Вестфалии. Именно здесь вероятен второй тур с участием AfD.
@BundeskanzlerRU
👍58🔥19🤔5❤1🤯1🥴1
📊Выборы в Северном Рейне-Вестфалии: последний «оплот нормальности»?
Муниципальные выборы в Северном Рейне-Вестфалии — первом крупном голосовании после формирования правительства Фридриха Мерца — стали индикатором политических настроений не только непосредственно «на месте» — в промышленном и густонаселенном регионе, но и для всей страны. Выборы включали более тысячи отдельных голосований: от сельских депутатов до мэрских гонок в таких метрополиях, как Кельн и Дюссельдорф, а явка составила почти 56,8% — рекорд с 2000 года.
По предварительным результатам, Христианским демократам (CDU) удалось удержать позиции и остаться самой популярной партией земли, хотя и потеряв один процентный пункт. Для Хендрика Вюста, министр-президента земли и восходящей звезды CDU, это выглядело как подтверждение курса: черно-зеленая коалиция сохраняет устойчивость. Социал-демократы, напротив, переживают исторический крах — минус 2,2 пункта и худший результат со времён основания ФРГ. Регион, когда-то считавшийся вотчиной социал-демократов из-за очевидных социально-экономических условий — большой доли рабочих, уходит из-под ног, укрепляя общефедеральный тренд на угасание социал-демократического партийного проекта.
Однако угрозу «народным партиями» представляет не столько тающая популярность сама по себе, сколько драматический рост AfD. «Альтернатива» почти утроила результат по сравнению с 2020 годом, обогнала «Зелёных» и окончательно сломала стереотип о себе как об исключительно восточногерманском феномене. Впрочем, абсолютного триумфа не случилось: партия не взяла ни одного крупного города, а там, где её кандидаты прошли во второй тур (Гельзенкирхен, Дуйсбург, Хаген), исход рискует быть предрешен из-за мобилизации «демократического центра», поэтому говорить о «синих городах» не приходится.
И всё же политическому мейнстриму есть о чем потревожиться: в 15 беднейших районах земли AfD получила более 18%, в богатых — около 12%. Партию, таким образом, избирают не только из «чистого протеста»: её электорат мотивирован вопросами миграции, безопасности и требованием порядка в широком смысле. А этот набор тем отказывает AfD в звании сугубо нишевой партии (single-issue party), и её лидеры закономерно декларируют намерения стать общенародной силой в будущем, как CDU/CSU и SPD в прошлом.
Таким образом, «правого поворота», о котором любят кричать заголовки, не произошло: CDU и SPD сохранили контроль над ключевыми муниципалитетами, а учитывая почти гарантированно проигранные вторые туры, AfD не сможет конвертировать фактически полученный результат в тактический успех, чтобы набраться административного опыта через управление городами на Западе. Но стратегически результаты выборов в Северном Рейне-Вестфалии важнее любых восточных побед AfD, ведь регион отличается не только богатством (ВРП сравним с польским ВВП), но и густонаселенностью (в NRW живет каждый пятый немец — это больше, чем во всех восточных землях вместе с Берлином), а значит дискурсивная нормализация «определенно правоэкстремистской» партии здесь вместе с построением политической машины к следующим земельным выборам может оказаться особенно релевантным.
@BundeskanzlerRU
Муниципальные выборы в Северном Рейне-Вестфалии — первом крупном голосовании после формирования правительства Фридриха Мерца — стали индикатором политических настроений не только непосредственно «на месте» — в промышленном и густонаселенном регионе, но и для всей страны. Выборы включали более тысячи отдельных голосований: от сельских депутатов до мэрских гонок в таких метрополиях, как Кельн и Дюссельдорф, а явка составила почти 56,8% — рекорд с 2000 года.
По предварительным результатам, Христианским демократам (CDU) удалось удержать позиции и остаться самой популярной партией земли, хотя и потеряв один процентный пункт. Для Хендрика Вюста, министр-президента земли и восходящей звезды CDU, это выглядело как подтверждение курса: черно-зеленая коалиция сохраняет устойчивость. Социал-демократы, напротив, переживают исторический крах — минус 2,2 пункта и худший результат со времён основания ФРГ. Регион, когда-то считавшийся вотчиной социал-демократов из-за очевидных социально-экономических условий — большой доли рабочих, уходит из-под ног, укрепляя общефедеральный тренд на угасание социал-демократического партийного проекта.
Однако угрозу «народным партиями» представляет не столько тающая популярность сама по себе, сколько драматический рост AfD. «Альтернатива» почти утроила результат по сравнению с 2020 годом, обогнала «Зелёных» и окончательно сломала стереотип о себе как об исключительно восточногерманском феномене. Впрочем, абсолютного триумфа не случилось: партия не взяла ни одного крупного города, а там, где её кандидаты прошли во второй тур (Гельзенкирхен, Дуйсбург, Хаген), исход рискует быть предрешен из-за мобилизации «демократического центра», поэтому говорить о «синих городах» не приходится.
И всё же политическому мейнстриму есть о чем потревожиться: в 15 беднейших районах земли AfD получила более 18%, в богатых — около 12%. Партию, таким образом, избирают не только из «чистого протеста»: её электорат мотивирован вопросами миграции, безопасности и требованием порядка в широком смысле. А этот набор тем отказывает AfD в звании сугубо нишевой партии (single-issue party), и её лидеры закономерно декларируют намерения стать общенародной силой в будущем, как CDU/CSU и SPD в прошлом.
Таким образом, «правого поворота», о котором любят кричать заголовки, не произошло: CDU и SPD сохранили контроль над ключевыми муниципалитетами, а учитывая почти гарантированно проигранные вторые туры, AfD не сможет конвертировать фактически полученный результат в тактический успех, чтобы набраться административного опыта через управление городами на Западе. Но стратегически результаты выборов в Северном Рейне-Вестфалии важнее любых восточных побед AfD, ведь регион отличается не только богатством (ВРП сравним с польским ВВП), но и густонаселенностью (в NRW живет каждый пятый немец — это больше, чем во всех восточных землях вместе с Берлином), а значит дискурсивная нормализация «определенно правоэкстремистской» партии здесь вместе с построением политической машины к следующим земельным выборам может оказаться особенно релевантным.
@BundeskanzlerRU
❤41👍13✍3🔥2👏1🥴1🫡1
В общем нарративе об итогах выборов в Северном Рейне-Вестфалии несправедливо затерялась новость, которую стоило бы выдумать, если бы ее не существовало: «Альтернатива для Германии» (AfD) заняла первое место на выборах в Интеграционный совет Падерборна, где право голоса имеют только мигранты.
Интеграционные советы, по задумке, призваны заниматься не только вопросами интеграции, но и борьбой с дискриминацией и расизмом. И обычно эти органы более разнообразны, чем, например, городские советы (Stadtrat) и земельные парламенты (Landrat): здесь выше доля женщин и ниже средний возраст. В частности в Падерборне Интеграционный совет состоит из 22 членов, 15 из которых избираются каждые пять лет на местных выборах, а право голоса имеют иностранцы и натурализованные.
В прошедшее воскресенье AfD одержала победу, набрав 24,5% и получив, таким образом, 4 места. С 15,5% голосов второе место занял список Германо-российского общества, а список Германо-турецкой дружбы — третье. Другие партии не выдвинули кандидатов на выборы. Теперь председатель Интеграционного совета Реджеп Алпан резко критикует интерес AfD к совету, ведь в ходе предвыборной кампании партия называла комитет ненужным.
Марш через институты по-западно-немецки.
@BundeskanzlerRU
Интеграционные советы, по задумке, призваны заниматься не только вопросами интеграции, но и борьбой с дискриминацией и расизмом. И обычно эти органы более разнообразны, чем, например, городские советы (Stadtrat) и земельные парламенты (Landrat): здесь выше доля женщин и ниже средний возраст. В частности в Падерборне Интеграционный совет состоит из 22 членов, 15 из которых избираются каждые пять лет на местных выборах, а право голоса имеют иностранцы и натурализованные.
В прошедшее воскресенье AfD одержала победу, набрав 24,5% и получив, таким образом, 4 места. С 15,5% голосов второе место занял список Германо-российского общества, а список Германо-турецкой дружбы — третье. Другие партии не выдвинули кандидатов на выборы. Теперь председатель Интеграционного совета Реджеп Алпан резко критикует интерес AfD к совету, ведь в ходе предвыборной кампании партия называла комитет ненужным.
Марш через институты по-западно-немецки.
@BundeskanzlerRU
😁65🔥12❤11🤯4👏3
Свежий демоскопический замер от YouGov присоединяется к тренду, раннее зафиксированному INSA и Forsa: «Альтернатива для Германии» (AfD) обгоняет правящий Союз (CDU/CSU) в опросах.
@BundeskanzlerRU
@BundeskanzlerRU
❤74✍11🤯6🔥5👍1🤔1🤬1
Немецкие общественные теле- и радиовещатели (ÖRR) в лице ARD и ZDF давно находятся под огнём критики. Помимо финансовой стороны вопроса — не всех устраивает размер обязательного сбора в 18,36 евро в месяц — квази-государственные телеканалы обвиняются в односторонней, ангажированной и порой манипулятивной подаче материала по ряду чувствительных тем: от миграции и климата до преступности и конкретных партий. Сегодня это пресловутое «досье» провалов своего институционального мандата по обеспечению плюрализма мнений пополнилось репортажем ZDF о демонстрации против миграции в Лондоне.
В частности 11-минутное видео с заголовком «Что стоит за протестами в Великобритании» выстроено вокруг интервью с исследовательницей экстремизма Юлией Эбнер из Оксфордского университета. Однако вместо обзора контекста — данных соцопросов о рекордном недовольстве правительством Кира Стармера, истории летних протестов, включая убийство трёх девушек мигрантом из Руанды и изнасилование 14-летней девочки беженцем в пригороде Лондона, то есть освещения объективных триггеров события, — ведущий уже на первых секундах задается вопросом «Какие решения существуют для противодействия правому сдвигу?», сразу предлагая зрителю морально-политическую рамку: правый протест — это проблема, которую нужно «решать».
Помимо объяснения причин глобальными трендами — поляризацией и радикализацией общества — приглашённый эксперт ссылается на «кризис доверия» и «алгоритмы соцсетей». Вдобавок в сюжете использовался целый набор эмотивно заряженных слов и выражений, которые не просто описывают реальность, а формируют эмоциональную реакцию зрителя — настороженность и тревогу: fremdenfeindliche Parolen, rechtsextremistische Kreise и hassvolle Botschaften. В материале также отсутствует голос непосредственных организаторов или участников и нет альтернативных интерпретаций.
В итоге общий фрейминг репортажа — выбор лексики и конструкция нарратива — призван не сообщить о происходящем, а сформировать конкретное отношение. В частности: выставить лондонские демонстрации не закономерной и тем более легитимной реакцией на накопленные проблемы миграционной и интеграционной политики, а практически угрозой демократии. А с этой задачей — предлагать «правильные» выводы — справляются и частные медиа, существующие не за счет принудительного государственного сбора. Поэтому запрос на реформирование ÖRR продолжает расти с каждым новым подобным провалом.
@BundeskanzlerRU
В частности 11-минутное видео с заголовком «Что стоит за протестами в Великобритании» выстроено вокруг интервью с исследовательницей экстремизма Юлией Эбнер из Оксфордского университета. Однако вместо обзора контекста — данных соцопросов о рекордном недовольстве правительством Кира Стармера, истории летних протестов, включая убийство трёх девушек мигрантом из Руанды и изнасилование 14-летней девочки беженцем в пригороде Лондона, то есть освещения объективных триггеров события, — ведущий уже на первых секундах задается вопросом «Какие решения существуют для противодействия правому сдвигу?», сразу предлагая зрителю морально-политическую рамку: правый протест — это проблема, которую нужно «решать».
Помимо объяснения причин глобальными трендами — поляризацией и радикализацией общества — приглашённый эксперт ссылается на «кризис доверия» и «алгоритмы соцсетей». Вдобавок в сюжете использовался целый набор эмотивно заряженных слов и выражений, которые не просто описывают реальность, а формируют эмоциональную реакцию зрителя — настороженность и тревогу: fremdenfeindliche Parolen, rechtsextremistische Kreise и hassvolle Botschaften. В материале также отсутствует голос непосредственных организаторов или участников и нет альтернативных интерпретаций.
В итоге общий фрейминг репортажа — выбор лексики и конструкция нарратива — призван не сообщить о происходящем, а сформировать конкретное отношение. В частности: выставить лондонские демонстрации не закономерной и тем более легитимной реакцией на накопленные проблемы миграционной и интеграционной политики, а практически угрозой демократии. А с этой задачей — предлагать «правильные» выводы — справляются и частные медиа, существующие не за счет принудительного государственного сбора. Поэтому запрос на реформирование ÖRR продолжает расти с каждым новым подобным провалом.
@BundeskanzlerRU
🤬49👍17🤯3❤2✍1
Немцы в 14 раз чаще становятся жертвами сексуального насилия со стороны мигрантов, чем наоборот
Соответствующие данные были получены в результате запроса AfD к федеральному правительству, о котором впервые сообщила газета Junge Freiheit: граждане Германии асимметрично чаще становятся жертвами преступлений, которые совершают иностранцы и просители убежища. И разрыв по отдельным категориям — не на проценты, а на порядки.
Так, с 2018 года в Германии зарегистрировано почти 22 000 случаев насилия против немцев, где подозреваемыми были мигранты — и лишь 9 670 случаев в обратном направлении. По убийствам и покушениям на убийство счёт 119 против 51 — то есть риск быть жертвой вдвое выше. В сфере личной свободы (угрозы, похищения, принуждение) — разрыв четырёхкратный, по грабежам и вымогательствам — одиннадцатикратный.
Но особенно острый дисбаланс наблюдается в категории сексуальных преступлений: с 2018 года зарегистрировано 4 299 случаев, в которых жертвами стали немецкие граждане, а подозреваемыми — мигранты. «Обратных» случаев при этом 309, что означает четырнадцатикратную разницу.
Статистика, таким образом, указывает на устойчивую диспропорцию преступлений — от убийств до сексуального насилия. Подобная динамика характерна и для других стран, переживших миграционный шок, например, Франции, Швеции и Нидерландов. Один из факторов заключается в том, что при массовом миграционном притоке, объемно превышающим интеграционный ресурс государства, меняется демографический баланс: растёт доля молодых мужчин аллохтонных культур, которая, как считается в криминологии, является главным «носителем» риска совершения насильственных преступлений.
Политический мейнстрим, однако, уже десятилетие предпочитает удерживать дискуссию в рамках морализаторской риторики о «гуманитарной обязанности», фактически избегая разговора о реальных проблемах миграции, интеграции и безопасности. А любые предложения о пересмотре курса в такой атмосфере — от ограничения притока и депортаций до реформ системы убежища — клеймятся «правым популизмом». В результате тема до недавних пор оставалась не только глубоко поляризующей, но и фактически монополизированной конкретными политически игроками. В случае Федеративной Республики — «Альтернативой для Германии» (AfD), а это, в свою очередь, подстегивает её электоральный потенциал, ведь миграция уже одиннадцатый год подряд возглавляет рейтинг главных проблем страны в опросах Sorgenbarometer от Ipsos.
@BundeskanzlerRU
Соответствующие данные были получены в результате запроса AfD к федеральному правительству, о котором впервые сообщила газета Junge Freiheit: граждане Германии асимметрично чаще становятся жертвами преступлений, которые совершают иностранцы и просители убежища. И разрыв по отдельным категориям — не на проценты, а на порядки.
Так, с 2018 года в Германии зарегистрировано почти 22 000 случаев насилия против немцев, где подозреваемыми были мигранты — и лишь 9 670 случаев в обратном направлении. По убийствам и покушениям на убийство счёт 119 против 51 — то есть риск быть жертвой вдвое выше. В сфере личной свободы (угрозы, похищения, принуждение) — разрыв четырёхкратный, по грабежам и вымогательствам — одиннадцатикратный.
Но особенно острый дисбаланс наблюдается в категории сексуальных преступлений: с 2018 года зарегистрировано 4 299 случаев, в которых жертвами стали немецкие граждане, а подозреваемыми — мигранты. «Обратных» случаев при этом 309, что означает четырнадцатикратную разницу.
Статистика, таким образом, указывает на устойчивую диспропорцию преступлений — от убийств до сексуального насилия. Подобная динамика характерна и для других стран, переживших миграционный шок, например, Франции, Швеции и Нидерландов. Один из факторов заключается в том, что при массовом миграционном притоке, объемно превышающим интеграционный ресурс государства, меняется демографический баланс: растёт доля молодых мужчин аллохтонных культур, которая, как считается в криминологии, является главным «носителем» риска совершения насильственных преступлений.
Политический мейнстрим, однако, уже десятилетие предпочитает удерживать дискуссию в рамках морализаторской риторики о «гуманитарной обязанности», фактически избегая разговора о реальных проблемах миграции, интеграции и безопасности. А любые предложения о пересмотре курса в такой атмосфере — от ограничения притока и депортаций до реформ системы убежища — клеймятся «правым популизмом». В результате тема до недавних пор оставалась не только глубоко поляризующей, но и фактически монополизированной конкретными политически игроками. В случае Федеративной Республики — «Альтернативой для Германии» (AfD), а это, в свою очередь, подстегивает её электоральный потенциал, ведь миграция уже одиннадцатый год подряд возглавляет рейтинг главных проблем страны в опросах Sorgenbarometer от Ipsos.
@BundeskanzlerRU
🤬53😁8👏6🤯5🤡4❤2
Цензура вместо плюрализма мнений: почему уволили единственную консервативную журналистку на ÖRR?
Пока в США развернулась кампания отмены — а иногда и цензуры — журналистов за предвзятое освещение убийства Чарли Кирка, — Германия, похоже, идёт в противоположном направлении: здесь гонению подверглась журналистка Юлия Рус, которая оказалась «слишком консервативной» для общественного радио- и телевещания (ÖRR) за интерес к темам миграции, преступности и протестов.
Журналистка Bayerische Rundfunk и колумнистка Focus Online была отстранена от роли ведущей формата «Klar» на NDR и BR, хотя именно её команда разработала концепцию передачи. Изначально цель проекта была почти образцовой: вернуть к ÖRR тех зрителей, которые чувствовали себя не представленными или даже отвернувшимися от государственных медиа в силу их подтвержденной ангажированности. Так, эфирное время получили популярные и болезненные темы — рост насилия в результате неконтролируемой миграции, последствия ковидных ограничений, протесты фермеров. Формат напоминал классическую репортажную публицистику: обе стороны спора получали слово, а ведущая сохраняла сдержанность. Даже по данным репрезентативного опроса, заказанного самими вещателями, более 60% зрителей оценили первые три выпуска позитивно. По логике, это должно было стать стимулом для создания новых подобных форматов, однако именно в этот момент началась внутренняя кампания против Рус и её команды.
Сначала последовала лавина публичных выпадов: левый сатирик Ян Бёмерманн окрестил «Klar» «правопопулистской чушью», а Аня Решке в эфире ARD назвала формат «праворадикальным». Эффект клейма был достигнут — и о молодой журналистке стали писать как о «правой провокаторше». Параллельно внутри редакции сформировалась группа противников Рус, которые сначала создали закрытый чат с говорящим названием «unklar», где обсуждались способы заблокировать проект, а затем 250 сотрудников NDR подписали открытое письмо с обвинениями в нарушении журналистских стандартов и ксенофобии. Руководство редакции в итоге пошло навстречу критикам и приняло решение заменить ведущую и распустить первоначальную команду.
Такая охота на ведьм стала для Рус и критиков подтверждением давних подозрений: в ÖRR не хватает «внутреннего хребта», чтобы выдерживать политически неудобные мнения. В интервью она подчеркнула, что речь идёт не о рабочих ошибках, а о давлении по идеологическим причинам, о капитуляции редакции перед левыми журналистами внутри и политиками снаружи. Ситуация усугублялась тем, что её противники никогда не пытались вступить с ней в диалог: ни Решке, ни публично её критиковавшие журналисты не звонили ей и не обсуждали разногласия. Вместо профессиональной дискуссии — публичная порка и медийная изоляция. Рус отмечает, что консервативных журналистов в NDR почти не осталось, ведь многие из команды отказались продолжать проект из солидарности.
Случай Юлии Рус нельзя рассматривать просто как «общественное давление» или критику в соцсетях, ведь решение об отстранении принял не независимый редактор, исходя из профессиональных критериев, а институт, финансируемый обязательным сбором, который конституционно обязан обеспечивать плюрализм мнений и политический баланс. И в этом контексте попытка заглушить неудобные голоса на общественном телевидении лишь в очередной раз подогрела дискуссию о необходимости его реформирования.
@BundeskanzlerRU
Пока в США развернулась кампания отмены — а иногда и цензуры — журналистов за предвзятое освещение убийства Чарли Кирка, — Германия, похоже, идёт в противоположном направлении: здесь гонению подверглась журналистка Юлия Рус, которая оказалась «слишком консервативной» для общественного радио- и телевещания (ÖRR) за интерес к темам миграции, преступности и протестов.
Журналистка Bayerische Rundfunk и колумнистка Focus Online была отстранена от роли ведущей формата «Klar» на NDR и BR, хотя именно её команда разработала концепцию передачи. Изначально цель проекта была почти образцовой: вернуть к ÖRR тех зрителей, которые чувствовали себя не представленными или даже отвернувшимися от государственных медиа в силу их подтвержденной ангажированности. Так, эфирное время получили популярные и болезненные темы — рост насилия в результате неконтролируемой миграции, последствия ковидных ограничений, протесты фермеров. Формат напоминал классическую репортажную публицистику: обе стороны спора получали слово, а ведущая сохраняла сдержанность. Даже по данным репрезентативного опроса, заказанного самими вещателями, более 60% зрителей оценили первые три выпуска позитивно. По логике, это должно было стать стимулом для создания новых подобных форматов, однако именно в этот момент началась внутренняя кампания против Рус и её команды.
Сначала последовала лавина публичных выпадов: левый сатирик Ян Бёмерманн окрестил «Klar» «правопопулистской чушью», а Аня Решке в эфире ARD назвала формат «праворадикальным». Эффект клейма был достигнут — и о молодой журналистке стали писать как о «правой провокаторше». Параллельно внутри редакции сформировалась группа противников Рус, которые сначала создали закрытый чат с говорящим названием «unklar», где обсуждались способы заблокировать проект, а затем 250 сотрудников NDR подписали открытое письмо с обвинениями в нарушении журналистских стандартов и ксенофобии. Руководство редакции в итоге пошло навстречу критикам и приняло решение заменить ведущую и распустить первоначальную команду.
Такая охота на ведьм стала для Рус и критиков подтверждением давних подозрений: в ÖRR не хватает «внутреннего хребта», чтобы выдерживать политически неудобные мнения. В интервью она подчеркнула, что речь идёт не о рабочих ошибках, а о давлении по идеологическим причинам, о капитуляции редакции перед левыми журналистами внутри и политиками снаружи. Ситуация усугублялась тем, что её противники никогда не пытались вступить с ней в диалог: ни Решке, ни публично её критиковавшие журналисты не звонили ей и не обсуждали разногласия. Вместо профессиональной дискуссии — публичная порка и медийная изоляция. Рус отмечает, что консервативных журналистов в NDR почти не осталось, ведь многие из команды отказались продолжать проект из солидарности.
Случай Юлии Рус нельзя рассматривать просто как «общественное давление» или критику в соцсетях, ведь решение об отстранении принял не независимый редактор, исходя из профессиональных критериев, а институт, финансируемый обязательным сбором, который конституционно обязан обеспечивать плюрализм мнений и политический баланс. И в этом контексте попытка заглушить неудобные голоса на общественном телевидении лишь в очередной раз подогрела дискуссию о необходимости его реформирования.
@BundeskanzlerRU
🤬64🥴8✍2❤2😁1
Избиратели AfD — либертарианцы?
Одним из популярных объяснений роста популярности AfD долгое время считалась идея о том, что её избиратели представляют экономически и социально уязвимые слои — «проигравших от глобализации». И до определенного момента социально-экономический портрет это подтверждал. Отсюда следовал политический вывод: укрепление социального государства и расширение льгот могли бы вернуть этих людей в лоно центристских партий. Бывший канцлер Олаф Шольц, например, описывал пенсионную политику как «ответ на штормы глобализации», предупреждая, что без неё и в Германии «появится свой Трамп».
Однако свежие эмпирические данные рисуют иную картину. Немецкое лонгитюдное исследование выборов (GLES), которое отслеживает политические настроения немцев с 2009 года, показывает, что электорат AfD вовсе не стремится к большему государственному перераспределению. Напротив, это самая фискально консервативная группа среди всех партий Бундестага, а их поддержка повышения налогов и расширения системы соцобеспечения минимальна. Даже избиратели CDU/CSU в среднем более открыты к росту социальных расходов.
Да, около половины (52%) сторонников AfD выступают за более высокие налоги на богатых, но этот показатель заметно ниже, чем у социал-демократов (83%), «Зелёных» (87%) и тем более «Левых» (91%). Более того, 72% избирателей «синих» предпочли бы снизить налоговое бремя — рекордный уровень среди всех партий. При этом почти треть их избирателей согласна с утверждением, что государство должно оставаться в стороне от экономики, что втрое чаще, чем среди «Зелёных» или социал-демократов (SPD).
При этом обеспокоенность экономическим положением у сторонников «Альтернативы» действительно выше: треть заявила, что серьёзно переживает из-за состояния экономики. Но парадоксально, что эта тревога не превращается в требования большего государственного вмешательства — наоборот, она усиливает желание «порезать Левиафана».
Таким образом, результаты опросов свидетельствуют о том, что, во-первых, мейнстримным партиям будет сложно вернуть голоса избирателей AfD, используя традиционные инструменты политики социального обеспечения. Во-вторых, немецкое государство всеобщего благосостояния достигло такого объема перераспределения и институциональной инерции, что даже значительная часть низших и средних слоёв готова согласиться на его сокращение.
Впрочем, другие исследования говорят о том, что правые и левые избиратели с доходами ниже медианы принципиально расходятся в ценностной оценке неравенства: сторонники «Альтернативы» склонны рассматривать богатство и бедность как результат личных заслуг, а не структурных условий. Однако либертарианцами — в классическом смысле — их это не делает. Как избирательный спрос, так и партийное предложение новых правых часто включает сильное государство в сфере безопасности и контроля границ, а также консервативную культурную повестку. И в этом смысле самых подходящий для сторонников AfD идеологический ярлык, если он и нужен, — это фискальные консерваторы.
@BundeskanzlerRU
Одним из популярных объяснений роста популярности AfD долгое время считалась идея о том, что её избиратели представляют экономически и социально уязвимые слои — «проигравших от глобализации». И до определенного момента социально-экономический портрет это подтверждал. Отсюда следовал политический вывод: укрепление социального государства и расширение льгот могли бы вернуть этих людей в лоно центристских партий. Бывший канцлер Олаф Шольц, например, описывал пенсионную политику как «ответ на штормы глобализации», предупреждая, что без неё и в Германии «появится свой Трамп».
Однако свежие эмпирические данные рисуют иную картину. Немецкое лонгитюдное исследование выборов (GLES), которое отслеживает политические настроения немцев с 2009 года, показывает, что электорат AfD вовсе не стремится к большему государственному перераспределению. Напротив, это самая фискально консервативная группа среди всех партий Бундестага, а их поддержка повышения налогов и расширения системы соцобеспечения минимальна. Даже избиратели CDU/CSU в среднем более открыты к росту социальных расходов.
Да, около половины (52%) сторонников AfD выступают за более высокие налоги на богатых, но этот показатель заметно ниже, чем у социал-демократов (83%), «Зелёных» (87%) и тем более «Левых» (91%). Более того, 72% избирателей «синих» предпочли бы снизить налоговое бремя — рекордный уровень среди всех партий. При этом почти треть их избирателей согласна с утверждением, что государство должно оставаться в стороне от экономики, что втрое чаще, чем среди «Зелёных» или социал-демократов (SPD).
При этом обеспокоенность экономическим положением у сторонников «Альтернативы» действительно выше: треть заявила, что серьёзно переживает из-за состояния экономики. Но парадоксально, что эта тревога не превращается в требования большего государственного вмешательства — наоборот, она усиливает желание «порезать Левиафана».
Таким образом, результаты опросов свидетельствуют о том, что, во-первых, мейнстримным партиям будет сложно вернуть голоса избирателей AfD, используя традиционные инструменты политики социального обеспечения. Во-вторых, немецкое государство всеобщего благосостояния достигло такого объема перераспределения и институциональной инерции, что даже значительная часть низших и средних слоёв готова согласиться на его сокращение.
Впрочем, другие исследования говорят о том, что правые и левые избиратели с доходами ниже медианы принципиально расходятся в ценностной оценке неравенства: сторонники «Альтернативы» склонны рассматривать богатство и бедность как результат личных заслуг, а не структурных условий. Однако либертарианцами — в классическом смысле — их это не делает. Как избирательный спрос, так и партийное предложение новых правых часто включает сильное государство в сфере безопасности и контроля границ, а также консервативную культурную повестку. И в этом смысле самых подходящий для сторонников AfD идеологический ярлык, если он и нужен, — это фискальные консерваторы.
@BundeskanzlerRU
✍40❤27👍16🤔8🔥1
«Альтернатива для Германии» (AfD) продолжает увеличивать отрыв от правящих CDU/CSU и более чем в два раза обгоняет социал-демократов
Согласно свежему воскресному опросу, проведённому институтом Forsa по заказу RTL и n-tv, рейтинг партии составляет 27% — это на два пункта больше, чем на предыдущей неделе, и самый высокий результат, когда-либо зафиксированный демоскопическим институтом для AfD. Популярность CDU/CSU, в свою очередь, остаётся на уровне 25%, а уровень поддержки SPD опускается до 13%.
В то же время опросы общественного мнения зафиксировали новый минимум рейтинга канцлера Фридриха Мерца (CDU). По данным Forsa, лишь 28% опрошенных довольны его работой, в то время как 70% — недовольны. Наибольшее удовлетворение ожидаемо выражают сторонники христианских демократов (64%).
Слабость канцлера также подчеркивается в опросе Insa для Bild: в личном рейтинге политиков он опустился с 14-го на 18-е место. Хуже себя показали только сопредседатель «Альтернативы для Германии» Тино Хрупалла и лидер парламентской фракции CDU/CSU, замешанный в масочном скандале, Йенс Шпан. Однако лидер AfD Алис Вайдель поднялась на десятое место — это её лучший результат за всю историю наблюдений.
Обвал популярности правящей черно-красной коалиции происходит в том чисел на фоне провозглашенной канцлером «осени реформ»: CDU/CSU и SPD даже на риторическом уровне пока не удается продемонстрировать единство для того, чтобы принять консолидированные решения сразу по нескольким болезненным направлениям, будь то «гражданское пособие», пенсии или налоги. С одной стороны, Фридрих Мерц с готовностью заявляет о несостоятельности нынешней модели социального государства, с другой — министр социальных дел Бербель Бас (SPD) исключает снижение уровня социальной защиты. И этот очевидный внутренний раскол Федерального правительства закономерно сказывается как на его оперативной эффективности, так и на уровне общественного доверия и поддержки.
@BundeskanzlerRU
Согласно свежему воскресному опросу, проведённому институтом Forsa по заказу RTL и n-tv, рейтинг партии составляет 27% — это на два пункта больше, чем на предыдущей неделе, и самый высокий результат, когда-либо зафиксированный демоскопическим институтом для AfD. Популярность CDU/CSU, в свою очередь, остаётся на уровне 25%, а уровень поддержки SPD опускается до 13%.
В то же время опросы общественного мнения зафиксировали новый минимум рейтинга канцлера Фридриха Мерца (CDU). По данным Forsa, лишь 28% опрошенных довольны его работой, в то время как 70% — недовольны. Наибольшее удовлетворение ожидаемо выражают сторонники христианских демократов (64%).
Слабость канцлера также подчеркивается в опросе Insa для Bild: в личном рейтинге политиков он опустился с 14-го на 18-е место. Хуже себя показали только сопредседатель «Альтернативы для Германии» Тино Хрупалла и лидер парламентской фракции CDU/CSU, замешанный в масочном скандале, Йенс Шпан. Однако лидер AfD Алис Вайдель поднялась на десятое место — это её лучший результат за всю историю наблюдений.
Обвал популярности правящей черно-красной коалиции происходит в том чисел на фоне провозглашенной канцлером «осени реформ»: CDU/CSU и SPD даже на риторическом уровне пока не удается продемонстрировать единство для того, чтобы принять консолидированные решения сразу по нескольким болезненным направлениям, будь то «гражданское пособие», пенсии или налоги. С одной стороны, Фридрих Мерц с готовностью заявляет о несостоятельности нынешней модели социального государства, с другой — министр социальных дел Бербель Бас (SPD) исключает снижение уровня социальной защиты. И этот очевидный внутренний раскол Федерального правительства закономерно сказывается как на его оперативной эффективности, так и на уровне общественного доверия и поддержки.
@BundeskanzlerRU
🔥38❤14👍7🤯3😁2🤬1😢1
Выборы конституционных судей 2.0: надежда на «Левых»?
Назначение судей в Федеральный конституционный суд — процесс, который ещё десять лет назад считался почти технической процедурой, — сегодня оказалось в центре ожесточённой парламентской борьбы. После того как в июле провалилась кандидатура социал-демократки Фрауке Брозиус-Герсдорф, чьи публичные заявления по вопросам абортов и возможного запрета партии «Альтернатива для Германии» (AfD) вызвали резкое неприятие у части фракции CDU/CSU, стало очевидно, что консенсус между народными партиями, ранее считавшийся почти автоматическим, больше не может быть достигнут без серьёзных уступок, а каждая новая номинация рискует конвертироваться в парламентский кризис.
На этом фоне выдвижение новой кандидатуры — Зигрид Эмменеггер, выглядит попыткой снять напряжение и продемонстрировать, что коалиция всё ещё способна договариваться и находить кадры, сочетающие высокую квалификацию с политической нейтральностью. Биография Эмменеггер включает работу в административном суде в Рейнланд-Пфальце, опыт в Федеральном административном суде и несколько лет в Карлсруэ научным сотрудником, а отсутствие у неё резонансных заявлений должно минимизировать риск повторения июльского провала.
Тем не менее даже при такой конвенциональной фигуре возникает проблема институционального характера: для утверждения судей требуется квалифицированное большинство в две трети голосов, которого правящая коалиция CDU/CSU и SPD, даже при поддержке «Зелёных», достичь не в состоянии, а значит, вынуждена обращаться либо к «Левым», либо рисковать, что поддержка может исходить от «Альтернативы для Германии» (AfD), что для правящих фракций по-прежнему неприемлемо.
«Левые», в свою очередь, осознали потенциала шантажа и теперь требуют закрепления права на собственных кандидатов в будущем: сейчас его имеют только CDU/CSU, SPD и «Зелёные». В этом контексте весь случившийся вокруг процедуры выборов конституционных судей переполох свидетельствует о нарастающем кризисе старой системы, вызванном фрагментацией партийного ландшафта: формирование состава Конституционного суда перестаёт быть «закулисным консенсусом старых партий».
И инициатива «Левых», как бы это ни было парадоксально, служит цели адаптировать процедуру под новые политические реалии. Это стремление к «демократизации» выбора судей можно было бы приветствовать, если бы не одно «но»: речь идёт только о праве выдвижения для «Левых» — в обход AfD, которая также находится в оппозиции и формирует вторую по величине фракцию в Бундестаге, но страдает от блокады в виде пресловутого «брандмауэра».
Таким образом, голосование, назначенное на четверг, перестаёт быть просто кадровым решением и превращается в показатель того, в какой мере немецкая политическая система всё ещё способна удерживать конституционный суд в рамках надпартийной нейтральности. На практике уже сегодня речь идёт о зачатках институциональной дилеммы будущего: либо расширить круг партий, участвующих в формировании высшего судебного органа, с риском дальнейшей политизации судебной власти, либо ограничить участие и тем самым спровоцировать кризис легитимности. Но так или иначе, очевидно, что все связанные с выбором судей пертурбации являются выражением более общей динамики — ослаблением традиционных партий.
@BundeskanzlerRU
Назначение судей в Федеральный конституционный суд — процесс, который ещё десять лет назад считался почти технической процедурой, — сегодня оказалось в центре ожесточённой парламентской борьбы. После того как в июле провалилась кандидатура социал-демократки Фрауке Брозиус-Герсдорф, чьи публичные заявления по вопросам абортов и возможного запрета партии «Альтернатива для Германии» (AfD) вызвали резкое неприятие у части фракции CDU/CSU, стало очевидно, что консенсус между народными партиями, ранее считавшийся почти автоматическим, больше не может быть достигнут без серьёзных уступок, а каждая новая номинация рискует конвертироваться в парламентский кризис.
На этом фоне выдвижение новой кандидатуры — Зигрид Эмменеггер, выглядит попыткой снять напряжение и продемонстрировать, что коалиция всё ещё способна договариваться и находить кадры, сочетающие высокую квалификацию с политической нейтральностью. Биография Эмменеггер включает работу в административном суде в Рейнланд-Пфальце, опыт в Федеральном административном суде и несколько лет в Карлсруэ научным сотрудником, а отсутствие у неё резонансных заявлений должно минимизировать риск повторения июльского провала.
Тем не менее даже при такой конвенциональной фигуре возникает проблема институционального характера: для утверждения судей требуется квалифицированное большинство в две трети голосов, которого правящая коалиция CDU/CSU и SPD, даже при поддержке «Зелёных», достичь не в состоянии, а значит, вынуждена обращаться либо к «Левым», либо рисковать, что поддержка может исходить от «Альтернативы для Германии» (AfD), что для правящих фракций по-прежнему неприемлемо.
«Левые», в свою очередь, осознали потенциала шантажа и теперь требуют закрепления права на собственных кандидатов в будущем: сейчас его имеют только CDU/CSU, SPD и «Зелёные». В этом контексте весь случившийся вокруг процедуры выборов конституционных судей переполох свидетельствует о нарастающем кризисе старой системы, вызванном фрагментацией партийного ландшафта: формирование состава Конституционного суда перестаёт быть «закулисным консенсусом старых партий».
И инициатива «Левых», как бы это ни было парадоксально, служит цели адаптировать процедуру под новые политические реалии. Это стремление к «демократизации» выбора судей можно было бы приветствовать, если бы не одно «но»: речь идёт только о праве выдвижения для «Левых» — в обход AfD, которая также находится в оппозиции и формирует вторую по величине фракцию в Бундестаге, но страдает от блокады в виде пресловутого «брандмауэра».
Таким образом, голосование, назначенное на четверг, перестаёт быть просто кадровым решением и превращается в показатель того, в какой мере немецкая политическая система всё ещё способна удерживать конституционный суд в рамках надпартийной нейтральности. На практике уже сегодня речь идёт о зачатках институциональной дилеммы будущего: либо расширить круг партий, участвующих в формировании высшего судебного органа, с риском дальнейшей политизации судебной власти, либо ограничить участие и тем самым спровоцировать кризис легитимности. Но так или иначе, очевидно, что все связанные с выбором судей пертурбации являются выражением более общей динамики — ослаблением традиционных партий.
@BundeskanzlerRU
❤15✍11🤔4🥴1
🇩🇪Политическое насилие слева и справа: немецкий взгляд
Разгоревшаяся после резонансного убийства американского консерватора Чарли Кирка дискуссия не могла не просочиться и в немецкоязычный политический дискурс. На этом фоне новостной портал Apollo News заказал серию опросов о восприятии политического насилия с разбивкой по идеологическим лагерям. Примечательно, что исследование провёл демоскопический институт INSA, известный своими регулярными «воскресными опросами» о партийных предпочтениях, что, в отличие от внутренних онлайн-опросов, гарантирует репрезентативность.
Выяснилось, что относительное большинство немецких левых не считают гибель Кирка достойной сожаления. Среди респондентов, идентифицирующих себя как «левоцентристы», 37% не выразили сочувствия, 36% сожалели о случившемся, а 27% воздержались от ответа. Это резко контрастирует с центристами и правыми: в «центре» отсутствие сожаления отметили лишь 21%, среди правых — 16%.
В партийном разрезе наименее сочувствующими ожидаемо оказались сторонники «Левых» и «Зелёных» (40% и 27% соответственно), что коррелирует с публичными заявлениями ведущих политиков обеих партий. Так, председательница Die Linke Хайди Райхиннек открыто заявила, что не следует испытывать «никакого уважения к фашисту Кирку». А бывший федеральный министр по делам семьи от «Зелёных» Лиза Паус осудила и «тех, кто скорбит по фашисту».
INSA задала и более общий вопрос: «Является ли насилие допустимым средством достижения политических целей?». Здесь позитивные ответы также чаще встречались в левом лагере — 26% против 17% у респондентов, позиционирующих себя к «справа от центра».
Отказ в сочувствии и готовность оправдывать насилие на словах — это ещё не действие. Однако статистика подтверждает тревожный тренд: число политически мотивированных преступлений в Германии достигло нового максимума. В 2024 году Федеральное управление уголовной полиции (BKA) зарегистрировало 84 172 таких дела — на 40,2% больше, чем в 2023-м. Насильственные преступления составили 4 107 случаев (+15,3%).
Превалирование правого экстремизма отчётах уголовной полиции при этом остаётся для Германии статистическим трюизмом, но данные BKA не настолько однозначны, чтобы делать политические выводы. Вся совокупность политически мотивированных правонарушений (PMK) делится на ненасильственные — пропагандистские акты, порча имущества, оскорбления и разжигание ненависти (Politisch motivierte Straftaten) — и насильственные (Politisch motivierte Gewalttaten). Первые составляют около 86,8% всех зафиксированных случаев, и почти половина из них (47,8%) приходится на правых. На долю левых — лишь 12%.
Именно здесь проявляется методологический перекос: большинство ненасильственных правонарушений связано с демонстрацией символики. А в силу исторических причин объём запрещённой правой символики в Германии неизмеримо больше, что закономерно ведёт к диспропорции, а иногда — к абсурдной категоризации. Так, в классификации преступлений на почве ненависти, например, криминализированы 17 тем, из которых лишь 4 (ненависть к мужчинам, христианам, Германии и по социальному статусу) в принципе близки «левым». Таким образом, в контексте дебата о политическом насилии совокупная статистика BKA, равно как и сегмент ненасильственных преступлений, не имеют объяснительной силы, поскольку отражают риторику и символику — зачастую в интернете.
Другое дело — насильственные преступления. Из 4 107 случаев 1 488 (36%) отнесены к правым, 762 (18%) — к левым. Разрыв значительно меньше и выглядит реалистичнее. Но и здесь методология BKA традиционно вызывает вопросы: насилие классифицируется не только по фактам, но и по предполагаемым мотивам, фиксируемым полицией при заведении дела (Eingangsstatistik) и сразу попадающим в отчёт. Так, нападение на мигранта или беженца часто (но не автоматически!) классифицируется как «правое», даже если мотив в итоге бытовой. Аналогично и с антисемитизмом: если изначально не выявлено иного мотива (например, религиозного в контексте Ближнего Востока), дело также уходит в статистику «правых».
@BundeskanzlerRU
Разгоревшаяся после резонансного убийства американского консерватора Чарли Кирка дискуссия не могла не просочиться и в немецкоязычный политический дискурс. На этом фоне новостной портал Apollo News заказал серию опросов о восприятии политического насилия с разбивкой по идеологическим лагерям. Примечательно, что исследование провёл демоскопический институт INSA, известный своими регулярными «воскресными опросами» о партийных предпочтениях, что, в отличие от внутренних онлайн-опросов, гарантирует репрезентативность.
Выяснилось, что относительное большинство немецких левых не считают гибель Кирка достойной сожаления. Среди респондентов, идентифицирующих себя как «левоцентристы», 37% не выразили сочувствия, 36% сожалели о случившемся, а 27% воздержались от ответа. Это резко контрастирует с центристами и правыми: в «центре» отсутствие сожаления отметили лишь 21%, среди правых — 16%.
В партийном разрезе наименее сочувствующими ожидаемо оказались сторонники «Левых» и «Зелёных» (40% и 27% соответственно), что коррелирует с публичными заявлениями ведущих политиков обеих партий. Так, председательница Die Linke Хайди Райхиннек открыто заявила, что не следует испытывать «никакого уважения к фашисту Кирку». А бывший федеральный министр по делам семьи от «Зелёных» Лиза Паус осудила и «тех, кто скорбит по фашисту».
INSA задала и более общий вопрос: «Является ли насилие допустимым средством достижения политических целей?». Здесь позитивные ответы также чаще встречались в левом лагере — 26% против 17% у респондентов, позиционирующих себя к «справа от центра».
Отказ в сочувствии и готовность оправдывать насилие на словах — это ещё не действие. Однако статистика подтверждает тревожный тренд: число политически мотивированных преступлений в Германии достигло нового максимума. В 2024 году Федеральное управление уголовной полиции (BKA) зарегистрировало 84 172 таких дела — на 40,2% больше, чем в 2023-м. Насильственные преступления составили 4 107 случаев (+15,3%).
Превалирование правого экстремизма отчётах уголовной полиции при этом остаётся для Германии статистическим трюизмом, но данные BKA не настолько однозначны, чтобы делать политические выводы. Вся совокупность политически мотивированных правонарушений (PMK) делится на ненасильственные — пропагандистские акты, порча имущества, оскорбления и разжигание ненависти (Politisch motivierte Straftaten) — и насильственные (Politisch motivierte Gewalttaten). Первые составляют около 86,8% всех зафиксированных случаев, и почти половина из них (47,8%) приходится на правых. На долю левых — лишь 12%.
Именно здесь проявляется методологический перекос: большинство ненасильственных правонарушений связано с демонстрацией символики. А в силу исторических причин объём запрещённой правой символики в Германии неизмеримо больше, что закономерно ведёт к диспропорции, а иногда — к абсурдной категоризации. Так, в классификации преступлений на почве ненависти, например, криминализированы 17 тем, из которых лишь 4 (ненависть к мужчинам, христианам, Германии и по социальному статусу) в принципе близки «левым». Таким образом, в контексте дебата о политическом насилии совокупная статистика BKA, равно как и сегмент ненасильственных преступлений, не имеют объяснительной силы, поскольку отражают риторику и символику — зачастую в интернете.
Другое дело — насильственные преступления. Из 4 107 случаев 1 488 (36%) отнесены к правым, 762 (18%) — к левым. Разрыв значительно меньше и выглядит реалистичнее. Но и здесь методология BKA традиционно вызывает вопросы: насилие классифицируется не только по фактам, но и по предполагаемым мотивам, фиксируемым полицией при заведении дела (Eingangsstatistik) и сразу попадающим в отчёт. Так, нападение на мигранта или беженца часто (но не автоматически!) классифицируется как «правое», даже если мотив в итоге бытовой. Аналогично и с антисемитизмом: если изначально не выявлено иного мотива (например, религиозного в контексте Ближнего Востока), дело также уходит в статистику «правых».
@BundeskanzlerRU
🤔19👍13❤12✍4
Кто победит, будь в Германии и Австрии прямые выборы канцлера?
Будь в соседствующих странах прямые выборы канцлера, фаворитами бы оказались правые — фиксируют свежие опросы «Kanzlerfrage»: в Австрии с 31% уверенно лидирует лидер «Свободной партии» (FPÖ) Герберт Кикль — причем с отрывом от действующего канцлера Кристиана Штокера (ÖVP) в фантастические 18%. В свою очередь в Германии в гипотетической дуэли между лидером AfD и действующим канцлером от христианских демократов с небольшим перевесом победу бы одержала Алис Вайдель (AfD): 29% против 27% у Фридриха Мерца (CDU/CSU).
При этом важно отметить, что гипотетические опросы о канцлерах имеют мало прикладного значения: в обоих государствах нет прямых выборов на этот пост. Тем не менее, именно поэтому эти цифры тревожны — они измеряют не столько шансы на кресло, сколько настроения в обществе. И так как треть немцев и более трети австрийцев не готовы назвать предпочтение, а поддержка новых правых (FPÖ и AfD) выше традиционных консерваторов (ÖVP и CDU/CSU), то по обе стороны границы настроения следуют одному тренду — усталость от старых партий, скепсис к мейнстриму и растущая симпатия к т.н. «популистам».
@BundeskanzlerRU
Будь в соседствующих странах прямые выборы канцлера, фаворитами бы оказались правые — фиксируют свежие опросы «Kanzlerfrage»: в Австрии с 31% уверенно лидирует лидер «Свободной партии» (FPÖ) Герберт Кикль — причем с отрывом от действующего канцлера Кристиана Штокера (ÖVP) в фантастические 18%. В свою очередь в Германии в гипотетической дуэли между лидером AfD и действующим канцлером от христианских демократов с небольшим перевесом победу бы одержала Алис Вайдель (AfD): 29% против 27% у Фридриха Мерца (CDU/CSU).
При этом важно отметить, что гипотетические опросы о канцлерах имеют мало прикладного значения: в обоих государствах нет прямых выборов на этот пост. Тем не менее, именно поэтому эти цифры тревожны — они измеряют не столько шансы на кресло, сколько настроения в обществе. И так как треть немцев и более трети австрийцев не готовы назвать предпочтение, а поддержка новых правых (FPÖ и AfD) выше традиционных консерваторов (ÖVP и CDU/CSU), то по обе стороны границы настроения следуют одному тренду — усталость от старых партий, скепсис к мейнстриму и растущая симпатия к т.н. «популистам».
@BundeskanzlerRU
👍47❤11🔥8🤡3🤯1
📊Северный Рейн-Вестфалия: не место для AfD?
Выборы в самой густонаселённой федеральной земле Германии, Северном Рейне-Вестфалии, традиционно привлекают много внимания, а сегодня интерес дополнительно подогревал рост популярности AfD: партия сумела утроить электоральный вес и избавиться от имиджа исключительно восточногерманского феномена. Однако, как и ожидалось, «на местах» — в больших городах, где проводился второй тур, — ни один из кандидатов «Альтернативы» не смог одержать победы.
Так, например, в Дуйсбурге кандидата от AfD Карстен Гросс с 21,4% обогнал социал-демократ Зёрен Линк, набрав впечатляющие 78,6% голосов. Его успех объясняют готовностью открыто говорить о болезненных темах, в том числе о злоупотреблениях социальными выплатами мигрантами, и даже называют «Дуйсбургским Трампом». В Гельзенкирхене мэром по итогам второго тура также стал кандидат от SPD, а в Хагене — кандидат от CDU. Решающее значение имела тактическая мобилизация: партии по левую сторону провозглашенного «брандмауэра» — от CDU до «Левых» — совместно призывали голосовать против кандидатов AfD. В итоге успех правых ограничился только ростом представительства в советах, хотя в Гельзенкирхене AfD может рассчитывать почти на треть мест.
Помимо неудач AfD выборы обозначили и болезненные символические потери для социал-демократов. Самым громким событием стало поражение SPD в Дортмунде — городе, который называют «сердцем социал-демократии». Действующий обер-бургомистр Андреас Вестфаль уступил кандидату от CDU Александру Омару Калути. Потеря города, семь десятилетий остававшегося опорой SPD, должна стать для партии очередным ударом по её идентичности, сформированной вокруг индустриальных центров Рура.
Впрочем, утешением для социал-демократов стало возращение Кёльна: Торстен Бурместер выиграл у кандидатки от «Зелёных» Бериван Аймаз. Здесь кампания вращалась вокруг вопроса расширения стадиона «1. FC Köln», и отказ Аймаз поддержать проект, очевидно, не добавил ей очков популярности. Кроме того, партия вернула позиции в Вуппертале, удержала Крефельд и Мёнхенгладбах, а в Зигене её кандидат Тристан Витт обошёл действующего мэра от CDU с перевесом всего в десять голосов.
В свою очередь для CDU выборы обернулись двойственным результатом. С одной стороны, христианские демократы добились стратегических побед, закрепив за собой Дортмунд, Леверкузен, Эссен и Падерборн, а также взяли власть в Ахене, Бонне и Хагене. С другой — утратили ряд городов, включая Бохольт, Мюльхайм-на-Руре и Оберхаузен.
Примечательно, что часто залогом успеха «народных партий», зацементировавшим статус-кво еще на пять лет, являлось ослабление позиций «Зелёных». В Аахене, Бонне и Дюссельдорфе, где они возглавляли городские советы, избиратели предпочли перемены. Исключением стал лишь студенческий Мюнстер, где победил кандидат от «Зелёных» Тильман Фукс.
Таким образом, SPD и CDU остались главными полюсами ротации власти, тогда как оппозиция в лице AfD зафиксировала успех в цифрах, но не смогла конвертировать их в реальные посты. Характерной особенностью кампании определенно стали вторые туры: количество таких муниципалитетов выросло с 128 до 148. Это связано не только с растущей фрагментацией партийной системы вообще, но и с усилением AfD в частности, которая осложнила получение абсолютного большинства кандидатам старых партий еще в первом туре.
@BundeskanzlerRU
Выборы в самой густонаселённой федеральной земле Германии, Северном Рейне-Вестфалии, традиционно привлекают много внимания, а сегодня интерес дополнительно подогревал рост популярности AfD: партия сумела утроить электоральный вес и избавиться от имиджа исключительно восточногерманского феномена. Однако, как и ожидалось, «на местах» — в больших городах, где проводился второй тур, — ни один из кандидатов «Альтернативы» не смог одержать победы.
Так, например, в Дуйсбурге кандидата от AfD Карстен Гросс с 21,4% обогнал социал-демократ Зёрен Линк, набрав впечатляющие 78,6% голосов. Его успех объясняют готовностью открыто говорить о болезненных темах, в том числе о злоупотреблениях социальными выплатами мигрантами, и даже называют «Дуйсбургским Трампом». В Гельзенкирхене мэром по итогам второго тура также стал кандидат от SPD, а в Хагене — кандидат от CDU. Решающее значение имела тактическая мобилизация: партии по левую сторону провозглашенного «брандмауэра» — от CDU до «Левых» — совместно призывали голосовать против кандидатов AfD. В итоге успех правых ограничился только ростом представительства в советах, хотя в Гельзенкирхене AfD может рассчитывать почти на треть мест.
Помимо неудач AfD выборы обозначили и болезненные символические потери для социал-демократов. Самым громким событием стало поражение SPD в Дортмунде — городе, который называют «сердцем социал-демократии». Действующий обер-бургомистр Андреас Вестфаль уступил кандидату от CDU Александру Омару Калути. Потеря города, семь десятилетий остававшегося опорой SPD, должна стать для партии очередным ударом по её идентичности, сформированной вокруг индустриальных центров Рура.
Впрочем, утешением для социал-демократов стало возращение Кёльна: Торстен Бурместер выиграл у кандидатки от «Зелёных» Бериван Аймаз. Здесь кампания вращалась вокруг вопроса расширения стадиона «1. FC Köln», и отказ Аймаз поддержать проект, очевидно, не добавил ей очков популярности. Кроме того, партия вернула позиции в Вуппертале, удержала Крефельд и Мёнхенгладбах, а в Зигене её кандидат Тристан Витт обошёл действующего мэра от CDU с перевесом всего в десять голосов.
В свою очередь для CDU выборы обернулись двойственным результатом. С одной стороны, христианские демократы добились стратегических побед, закрепив за собой Дортмунд, Леверкузен, Эссен и Падерборн, а также взяли власть в Ахене, Бонне и Хагене. С другой — утратили ряд городов, включая Бохольт, Мюльхайм-на-Руре и Оберхаузен.
Примечательно, что часто залогом успеха «народных партий», зацементировавшим статус-кво еще на пять лет, являлось ослабление позиций «Зелёных». В Аахене, Бонне и Дюссельдорфе, где они возглавляли городские советы, избиратели предпочли перемены. Исключением стал лишь студенческий Мюнстер, где победил кандидат от «Зелёных» Тильман Фукс.
Таким образом, SPD и CDU остались главными полюсами ротации власти, тогда как оппозиция в лице AfD зафиксировала успех в цифрах, но не смогла конвертировать их в реальные посты. Характерной особенностью кампании определенно стали вторые туры: количество таких муниципалитетов выросло с 128 до 148. Это связано не только с растущей фрагментацией партийной системы вообще, но и с усилением AfD в частности, которая осложнила получение абсолютного большинства кандидатам старых партий еще в первом туре.
@BundeskanzlerRU
❤22✍16👍13🤬3
«Осень обещаний» вместо «осени реформ»?
Весной, в начале своего канцлерства, Фридрих Мерц (CDU) обещал «улучшение ситуации» уже летом, а после летних каникул — «осень реформ», то есть болезненное, хотя и необходимое лечение. Больше он эту фразу не использует, а удовлетворенность рабой правительства продолжает падать. Будь то гражданское пособие, пенсионная система, здравоохранение, воинская обязанность или цифровизация — почти везде реформы буксуют. Но особенно это заметно в социальной сфере — из-за необходимых комитетских проверок, коалиционных компромиссов и предсказанной институциональной инерции. Генеральный секретарь ХДС уже пошел на попятную и заявил, что потребуется не просто осень реформ, а целый избирательный период.
В свою очередь на риторическом фронте работает и сам канцлер — с этим связано его турне по главным ток-шоу страны. С одной стороны, Мерц пытается развеять опасения по поводу чрезмерно радикальных изменений. С другой, оправдывает потухший реформаторский запал соображениями социальной справедливости, подыгрывая социал-демократическим партнерам по коалиции. Реформы, таким образом — будут, но чтобы сохранить стабильность и надёжность государства всеобщего благосостояния, гражданам по-прежнему придётся отчислять большего своего дохода на пенсии и здравоохранение. При этом правительство намерено представить проект фундаментальной пенсионной реформы только в конце следующего года.
В этом контексте ожидать облегчения острого финансового дефицита в системе социального обеспечения не приходится ни осенью, ни зимой. Наоборот, если бы черно-красная коалиция ничего не делала, она бы смогла высвободить более 20 миллиардов евро. Дело в том, что ранее партии договорились зафиксировать размер пенсий на текущем уровне до 2031 года и повысить материнские выплаты — ключевое предвыборное обещание SPD, которое кабинет стремится провести через Бундестаг до конца года.
Тот же модус «шаг вперед, два назад» справедлив и для других направлений. Так, до сих пор правительство противопоставляло бюрократии преимущественно ещё большую бюрократию, о чём свидетельствует создание Министерства цифровых технологий под руководством христианского демократа Карстена Вильдбергера. Его программа хотя и включает амбициозное сокращение расходов на 25% к 2029 году в общем, ставит под сомнение достаточность мер деталями. Например, Вильдбергер хочет сократить численность персонала Бундестага и министерств на 8% в следующие 4 года. Звучит неплохо, если не знать, что только «Светофор» успел увеличить персонал на те же 8%, а с 2017 по 2024 год количество должностей и вовсе выросло на целых 27%.
Есть, впрочем, и подвижки. Например, согласно программе модернизации, наконец заработает интернет-регистрация транспортных средств (I-Kfz), а компании смогут регистрироваться в течение 24 часов. Но экономисты единодушны: без комплексной реструктуризации и чёткой цели относительно того, где Германия должна оказаться через пять или десять лет, ничего не получится. Уже в следующем 2026 году с рекордным дефицитом столкнется не только пенсионная, но и системы медицинского и социального страхования. И правительству придется закрывать эти дыры субсидиями из также дефицитного федерального бюджета и, вероятно, за счет повышения взносов. Даже потенциально обсуждаемых сокращений, будь они имплементированы в ближайшем будущем, окажется недостаточно, чтобы выбраться из колеи отягощающего экономический рост социального государства.
@BundeskanzlerRU
Весной, в начале своего канцлерства, Фридрих Мерц (CDU) обещал «улучшение ситуации» уже летом, а после летних каникул — «осень реформ», то есть болезненное, хотя и необходимое лечение. Больше он эту фразу не использует, а удовлетворенность рабой правительства продолжает падать. Будь то гражданское пособие, пенсионная система, здравоохранение, воинская обязанность или цифровизация — почти везде реформы буксуют. Но особенно это заметно в социальной сфере — из-за необходимых комитетских проверок, коалиционных компромиссов и предсказанной институциональной инерции. Генеральный секретарь ХДС уже пошел на попятную и заявил, что потребуется не просто осень реформ, а целый избирательный период.
В свою очередь на риторическом фронте работает и сам канцлер — с этим связано его турне по главным ток-шоу страны. С одной стороны, Мерц пытается развеять опасения по поводу чрезмерно радикальных изменений. С другой, оправдывает потухший реформаторский запал соображениями социальной справедливости, подыгрывая социал-демократическим партнерам по коалиции. Реформы, таким образом — будут, но чтобы сохранить стабильность и надёжность государства всеобщего благосостояния, гражданам по-прежнему придётся отчислять большего своего дохода на пенсии и здравоохранение. При этом правительство намерено представить проект фундаментальной пенсионной реформы только в конце следующего года.
В этом контексте ожидать облегчения острого финансового дефицита в системе социального обеспечения не приходится ни осенью, ни зимой. Наоборот, если бы черно-красная коалиция ничего не делала, она бы смогла высвободить более 20 миллиардов евро. Дело в том, что ранее партии договорились зафиксировать размер пенсий на текущем уровне до 2031 года и повысить материнские выплаты — ключевое предвыборное обещание SPD, которое кабинет стремится провести через Бундестаг до конца года.
Тот же модус «шаг вперед, два назад» справедлив и для других направлений. Так, до сих пор правительство противопоставляло бюрократии преимущественно ещё большую бюрократию, о чём свидетельствует создание Министерства цифровых технологий под руководством христианского демократа Карстена Вильдбергера. Его программа хотя и включает амбициозное сокращение расходов на 25% к 2029 году в общем, ставит под сомнение достаточность мер деталями. Например, Вильдбергер хочет сократить численность персонала Бундестага и министерств на 8% в следующие 4 года. Звучит неплохо, если не знать, что только «Светофор» успел увеличить персонал на те же 8%, а с 2017 по 2024 год количество должностей и вовсе выросло на целых 27%.
Есть, впрочем, и подвижки. Например, согласно программе модернизации, наконец заработает интернет-регистрация транспортных средств (I-Kfz), а компании смогут регистрироваться в течение 24 часов. Но экономисты единодушны: без комплексной реструктуризации и чёткой цели относительно того, где Германия должна оказаться через пять или десять лет, ничего не получится. Уже в следующем 2026 году с рекордным дефицитом столкнется не только пенсионная, но и системы медицинского и социального страхования. И правительству придется закрывать эти дыры субсидиями из также дефицитного федерального бюджета и, вероятно, за счет повышения взносов. Даже потенциально обсуждаемых сокращений, будь они имплементированы в ближайшем будущем, окажется недостаточно, чтобы выбраться из колеи отягощающего экономический рост социального государства.
@BundeskanzlerRU
✍15❤13🤔8😢5😁3🤬1
«Левые» против свободы прессы: как партия хочет запугать «инакомыслящее» СМИ
Альт-Трептов — тихий район в восточной части Берлина. Именно здесь свой прямой мандат завоевал один из старых коммунистов Грегор Гизи. И в этом же районе базируется около-либертарианское интернет-издание «Apollo News». Но местное отделение партии «Левых», по всей видимости, радикально настроено это исправить: председатель районного отделения Мориц Варнке при поддержке т.н. «антифашистов» и НПО провёл целое мероприятие, целью которого было «ударить про клавиатуре» портала и сделать жизнь его редакторов «максимально некомфортной».
Особенно резонансно, что мероприятие было организовано при участии представителя скандального Фонда Амадеу Антонио, ежегодно получающего более четырёх миллионов евро федерального финансирования для «борьбы с ненавистью» и «защиты демократии». Тема встречи — «Apollo News: Правая редакция в нашем районе», а речь шла о «вытеснении правых идей из сознания людей» и стратегии «раздражения редакции» путём проведения митингов, срыва семинаров и давления на арендодателя. Для этой цели на листовках был указан адрес офиса издания.
Из-за скоординированной кампании вместе с формулировками на грани призывов к насилию мероприятие «Левых» и тематические буклеты вызвали закономерный скандал, ведь местный активизм на идеологических основаниях стал напоминать не столько легитимный политической диалог, сколько запугивание и давление на свободу прессы и мнений — один из столпов немецкой демократии даже по признанию самой Die Linke.
В этом контексте мероприятие осудил Немецкий союз журналистов (DJV) и ряд политиков, в частности, из AfD и FDP. Федеральное руководство «Левых», как и Грегор Гизи, тем не менее, оставили инцидент без комментариев, а председатель районного отделения Мориц Варнке и вовсе оправдал его тон и замысел, ведь целью служило «повышение осведомлённости о стратегиях правых альтернативных СМИ». Помимо «Apollo News», он также включил в этот список издание «Nius», возглавляемое бывшим редактором газеты Bild Юлианом Райхельтом. По его словам, темой встречи было то, как новые независимые издания пытаются «сделать свою крайне правую повестку совместимой со политическим центром».
Аргументация Варнке типична для леворадикальных кругов, где любое, даже умеренно-правое медиа, освещающее темы миграции, преступности или критики государства, автоматически объявляется ответственным за подъем AfD — а значит, «угрозой демократии». И в такой логике культурной войны, быстро перетекающей в практическую «борьбу с фашизмом», любые средства становятся допустимыми: от публичного шельмования до организации «банды молотков». Случай вокруг «Apollo News», таким образом, стал очередным тревожным звонком, свидетельством идеологического искривления немецкого политического дискурса и растущей общественной поляризации.
@BundeskanzlerRU
Альт-Трептов — тихий район в восточной части Берлина. Именно здесь свой прямой мандат завоевал один из старых коммунистов Грегор Гизи. И в этом же районе базируется около-либертарианское интернет-издание «Apollo News». Но местное отделение партии «Левых», по всей видимости, радикально настроено это исправить: председатель районного отделения Мориц Варнке при поддержке т.н. «антифашистов» и НПО провёл целое мероприятие, целью которого было «ударить про клавиатуре» портала и сделать жизнь его редакторов «максимально некомфортной».
Особенно резонансно, что мероприятие было организовано при участии представителя скандального Фонда Амадеу Антонио, ежегодно получающего более четырёх миллионов евро федерального финансирования для «борьбы с ненавистью» и «защиты демократии». Тема встречи — «Apollo News: Правая редакция в нашем районе», а речь шла о «вытеснении правых идей из сознания людей» и стратегии «раздражения редакции» путём проведения митингов, срыва семинаров и давления на арендодателя. Для этой цели на листовках был указан адрес офиса издания.
Из-за скоординированной кампании вместе с формулировками на грани призывов к насилию мероприятие «Левых» и тематические буклеты вызвали закономерный скандал, ведь местный активизм на идеологических основаниях стал напоминать не столько легитимный политической диалог, сколько запугивание и давление на свободу прессы и мнений — один из столпов немецкой демократии даже по признанию самой Die Linke.
В этом контексте мероприятие осудил Немецкий союз журналистов (DJV) и ряд политиков, в частности, из AfD и FDP. Федеральное руководство «Левых», как и Грегор Гизи, тем не менее, оставили инцидент без комментариев, а председатель районного отделения Мориц Варнке и вовсе оправдал его тон и замысел, ведь целью служило «повышение осведомлённости о стратегиях правых альтернативных СМИ». Помимо «Apollo News», он также включил в этот список издание «Nius», возглавляемое бывшим редактором газеты Bild Юлианом Райхельтом. По его словам, темой встречи было то, как новые независимые издания пытаются «сделать свою крайне правую повестку совместимой со политическим центром».
Аргументация Варнке типична для леворадикальных кругов, где любое, даже умеренно-правое медиа, освещающее темы миграции, преступности или критики государства, автоматически объявляется ответственным за подъем AfD — а значит, «угрозой демократии». И в такой логике культурной войны, быстро перетекающей в практическую «борьбу с фашизмом», любые средства становятся допустимыми: от публичного шельмования до организации «банды молотков». Случай вокруг «Apollo News», таким образом, стал очередным тревожным звонком, свидетельством идеологического искривления немецкого политического дискурса и растущей общественной поляризации.
@BundeskanzlerRU
🤬35🤯6❤3👍2
Бундесканцлер
«Левые» против свободы прессы: как партия хочет запугать «инакомыслящее» СМИ Альт-Трептов — тихий район в восточной части Берлина. Именно здесь свой прямой мандат завоевал один из старых коммунистов Грегор Гизи. И в этом же районе базируется около-либертарианское…
К слову об идеологическом искривлении медийного пространства: согласно исследованию Университета Иоганна Гутенберга в Майнце на основе количественного контент-анализа ~10 000 новостных материалов, большинство немецких СМИ, включая общественные теле- и радиовещатели (ÖRR), освещают новости через призму лево-либеральной парадигмы.
Именно в этом контексте медиа, пейоративно нареченные «альтернативными», как «Apollo News» и «Nius», приобретают бóльшую ценность для поддержания общественной дискуссии.
Правда, чтобы восстановить идеологический паритет хотя бы до американского уровня, немецкому медиаландшафту не хватает еще 10-15 подобных консервативных и либертарианских изданий.
@BundeskanzlerRU
Именно в этом контексте медиа, пейоративно нареченные «альтернативными», как «Apollo News» и «Nius», приобретают бóльшую ценность для поддержания общественной дискуссии.
Правда, чтобы восстановить идеологический паритет хотя бы до американского уровня, немецкому медиаландшафту не хватает еще 10-15 подобных консервативных и либертарианских изданий.
@BundeskanzlerRU
🔥28🤯10🥴4👏3👍1🤡1
Forwarded from OstWest
Бундестаг отменил гражданство за 3 года – так называемую «турбо-натурализацию»
Теперь немецкий паспорт можно будет получить только после 5 лет проживания в стране. В правительстве считают, что устойчивая интеграция в немецкое общество требует времени – и трех лет недостаточно. Сегодня большинство депутатов Бундестага (450 человек) проголосовали за соответствующую поправку в законе в гражданстве. Против высказались 134 парламентария, двое воздержались.
При этом для получения паспорта по «турбо-натурализации» требовалось продемонстрировать значительные успехи в интеграции: в том числе знать немецкий на С1 и иметь особые заслуги перед Германией.
Напомним, отмена «турбо-натурализации» была одним из главных предвыборных обещаний Фридриха Мерца и его партии ХДС. Изначально консерваторы хотели полностью отменить реформу правительства Шольца и вернуться к прежней схеме: восемь лет проживания в стране и отказ о предыдущего гражданства. Однако против этого выступили в СДПГ, которая считала реформу закона о гражданстве одним из своих главных достижений. В итоге, в коалиции выбрали компромиссный вариант.
Закон вступит в силу, когда будет опубликован в Bundesgesetzblatt – то есть после того, как закон в своей финальной формулировке пройдет через Бундесрат и будет подписан бундеспрезидентом.
Теперь немецкий паспорт можно будет получить только после 5 лет проживания в стране. В правительстве считают, что устойчивая интеграция в немецкое общество требует времени – и трех лет недостаточно. Сегодня большинство депутатов Бундестага (450 человек) проголосовали за соответствующую поправку в законе в гражданстве. Против высказались 134 парламентария, двое воздержались.
При этом для получения паспорта по «турбо-натурализации» требовалось продемонстрировать значительные успехи в интеграции: в том числе знать немецкий на С1 и иметь особые заслуги перед Германией.
Напомним, отмена «турбо-натурализации» была одним из главных предвыборных обещаний Фридриха Мерца и его партии ХДС. Изначально консерваторы хотели полностью отменить реформу правительства Шольца и вернуться к прежней схеме: восемь лет проживания в стране и отказ о предыдущего гражданства. Однако против этого выступили в СДПГ, которая считала реформу закона о гражданстве одним из своих главных достижений. В итоге, в коалиции выбрали компромиссный вариант.
Закон вступит в силу, когда будет опубликован в Bundesgesetzblatt – то есть после того, как закон в своей финальной формулировке пройдет через Бундесрат и будет подписан бундеспрезидентом.
👍34🤬23❤4🤯2