Как-то в Холме во время работы подошел ко мне старший врач лагеря и попросил помочь ему.

Оказалось, что в эту ночь один из солдат, побывавший на работе, раздобыл там несколько штук картофеля, запасся дровами и пытался этот картофель сварить. Часовой с вышки открыл огонь по костру и несколькими пулями тяжело ранил сидевшего у огня предприимчивого пленного, варившего картофель.

Товарищи унесли раненого, но они вынуждены были скрывать его от лагерной администрации. Вызванный к больному старший врач не имел ни медикаментов, ни перевязочных средств и потому не мог помочь пострадавшему. Он просил меня раздобыть необходимые ему материалы. Материалы эти врачу были доставлены, но этот случай открыл мне совершенно новую для меня область жизни пленных.

Оказывается, в лагерях водились санитарные землянки (я говорю о лагерях, где люди размещались в землянках, но были и лагери, где пленные жили в палатках, а в некоторых лагерях их размещали в сохранившихся старых русских казармах), но в распоряжении врачей не было никакого инструмента, медикаментов и перевязочных средств. Больные в этих землянках лежали на голой земле и обслуживались примитивными народными средствами.

Этот же врач (русский) рассказал мне, как однажды ночью ему пришлось сделать операцию больному аппендицитом, изъяв отросток при помощи гвоздя, причем освещением служили спички, зажигаемые стоявшим рядом «ассистентом»-пленным.

Случай этот оказался тяжелым, и отложить операцию до утра было невозможно, а для немедленной операции под руками у врача ничего не было. Поэтому пришлось идти ва-банк: достать спички, раздобыть гвоздь (гвозди в лагере являлись продуктом для обмена, и каждый пленный, выходивший на работу, старался подобрать или иным способом раздобыть гвоздь), расплющить его, наточить и заменить им операционный нож.

И поразительнее всего, что проведенная таким образом операция оказалась удачной и пациент остался жить.

Начало Зимней войны вызвало всплеск антисоветских настроений в мире. Очевидно, что симпатии как общественности, так и политического руководства западных стран находились полностью на стороне Финляндии. Многие государства оказывали финнам поддержку поставками вооружения и отрядами добровольцев. Даже Германия, стремившаяся в этот период к сохранению благоприятных отношений с СССР и официально заявлявшая о своём строгом нейтралитете в советско-финском конфликте, негласно оказывала помощь Финляндии.

Не остались в стороне и русские эмигрантские организации, которые уже имели опыт сотрудничества с финскими спецслужбами по организации разведывательной и террористической деятельности на территории СССР в 1920 – 1930-х гг. Как отмечал в подготовленном по итогам войны циркуляре председатель Русского общевоинского союза генерал-лейтенант А.П. Архангельский, для возобновления борьбы белой эмиграции против большевиков советско-финский конфликт явился «одним из наиболее благоприятных для нас случаев и притом в наиболее выгодных для нас условиях».

В связи с этим с самого начала войны в адрес финского командования и лично маршала Маннергейма посыпались различные предложения по участию русских эмигрантов в войне против СССР. Так, капитан II ранга Б.М. Четверухин в рапорте от 20 января предложил Маннергейму помощь в разведывательной и пропагандистской деятельности на территории Эстонии, утверждая, что располагает там сетью сотрудников.

Народно-трудовой союз нового поколения выступил с предложением создания из военнопленных парашютно-десантных отрядов для выброски в район исправительно-трудовых лагерей на севере СССР.

А генерал-лейтенант В.К. Витковский даже отправил Маннергейму письмо с планом «короткого удара по Петрограду». Однако первоначально все подобные идеи наталкивались в Финляндии, по выражению побывавшего там представителя НТСНП А.П. Столыпина, «на настороженность и страх».

На все письма русских эмигрантов с предложениями помощи Маннергейм отвечал твёрдым отказом, мотивируя это тем, что «Финляндия имеет свои твёрдые принципы, благодаря которым никто не может обвинить её в агрессии и свержении в России советской власти».

В направленной в дипломатические представительства Финляндии инструкции о регистрации добровольцев принимать русских было запрещено.

Не заинтересовала Маннергейма и помощь, предложенная крупнейшей эмигрантской организацией – Русским общевоинским союзом. В своём письме от 16 декабря 1939 года председатель РОВС Архангельский обратился к маршалу «с предложением нашего участия в борьбе с нашим общим врагом и просил высказать его взгляд на возможность такого участия, дабы затем, по получении принципиального согласия, обсудить вопросы о форме нашего участия», отмечая при этом, что «помощь Финляндии должна выразиться не в виде простой живой силы, а в качестве специалистов разного рода для работы в тылу Красной армии для поднятия гражданской войны в СССР».

Ответ главнокомандующего и в этот раз был отрицательным: «В настоящем периоде нашей войны я не вижу никакой возможности воспользоваться сделанными Вами предложениями. Втянувшись в войну против нашего желания, мы боремся на жизнь и смерть, один против пятидесяти и, в таких условиях, мысль, высказанная в Вашем письме, неосуществима по причинам, на которых мне трудно более подробно остановиться».

Аналогичным был и ответ специального уполномоченного Маннергейма в Лондоне и Париже по вопросам вербовки добровольцев О. Энкеля: «Будучи атакована Советским Союзом, свободная Финляндия борется сегодня за своё существование и не желает и не может, в настоящих условиях предпринять задания иного порядка».

При этом параллельно с вышеизложенными предложениями в Хельсинки рассматривалась и возможность создания некоего альтернативного русского правительства.

По выражению В. Таннера, занимавшего в 1939–1940 гг. пост министра иностранных дел, оно должно было стать «своего рода ответом на образование правительства Куусинена в Териоки».

15 декабря на заседании Государственного совета премьер-министр Финляндии Р. Рюти сообщил, что «выдвинута мысль… об образовании Российского альтернативного правительства».

В качестве главы этого правительства рассматривались кандидатуры Керенского, который обращался к финскому руководству с предложением создания в Финляндии «радикального русского комитета» во главе с ним, и Троцкого.

Подобные планы вызвали неоднозначную реакцию как в Финляндии, так и в среде белой эмиграции.