Гегельнегоголь

Второй том «Искателей Абсолюта» получен из типографии. На сцену диалектической драмы истории наших гегельянцев выходят новые действующие лица. Аполлон Григорьев, братья Жемчужниковы и А. К. Толстой, Страхов (а вместе с ним — Достоевский и другой Толстой — Лев Николаевич), Фёдоров, Чичерин, Соловьёв, Чернышевский, Сухово-Кобылин — вот герои нового акта диалектической драмы.

Герои — и одновременно (правда, не все) антигерои. Ибо такова была тенденция той эпохи русской философии — едва познакомившись с Гегелем и высшими результатами всей человеческой мысли («вот Гегель, и книжная мудрость, венец философии всей…»), она быстро развернулась на 180 градусов, к иррационализму. Поворот был радикальным — и особенно драматичным он был именно у гегельянцев.

И, конечно же, поворот философский был одновременно политическим поворотом. Если для первого поколения (Станкевич, Герцен и их кружки) гегельянство было тождественно с социализмом, вело к нему, служило интеллектуальной основой, его методом — вспомним: «Социализм есть приложение логики к государству» (Герцен), то второе поколение имело уже другую тенденцию. Тоже вкусив в младые годы и гегельянской премудрости, и социализма — это поколение быстро отказалось и от того, и от другого. (Что, кстати, есть историко-логическое свидетельство тесной связи Гегеля и социализма.) По сути, это был наш, русский вариант распада гегелевской школы. Поэтому, были, конечно, своего рода промежуточные типы — отказавшиеся от Гегеля, но не от социализма (тот же Чернышевский), но историческая роль таких типов всегда — лишь служить прологом к другому этапу развития мысли и практики (недаром большим фанатом Чернышевского был казанский студент Володя Ульянов). Были и одиночки типа Сухово-Кобылина, сохранившие верность и Гегелю, и социализму — но они так и остались одиночками, ибо время шло вперёд, гегелевская мудрость уже необходимо должна была стать практикой.

Но бóльшая часть наших «Искателей Абсолюта» (второго призыва) как раз выбросила Гегеля за борт. И здесь корень драмы: отказавшись от Гегеля, в философии дальше можно было идти лишь назад — к мистике, к иррационализму, а в политике — к реакции и обскурантизму всех сортов.

Вот об этом «разрушении разума по-русски» второй том. Но любое отрицание имеет своё отрицание отрицания — разрушению разрушения разума будет посвящён третий том «Искателей Абсолюта».

👍29🤔1

www.group-telegram.com/us/gegelnegogol.com/1362

402 viewsedited  Aug 9 at 19:22

Второй том «Искателей Абсолюта» получен из типографии. На сцену диалектической драмы истории наших гегельянцев выходят новые действующие лица. Аполлон Григорьев, братья Жемчужниковы и А. К. Толстой, Страхов (а вместе с ним — Достоевский и другой Толстой — Лев Николаевич), Фёдоров, Чичерин, Соловьёв, Чернышевский, Сухово-Кобылин — вот герои нового акта диалектической драмы.

Герои — и одновременно (правда, не все) антигерои. Ибо такова была тенденция той эпохи русской философии — едва познакомившись с Гегелем и высшими результатами всей человеческой мысли («вот Гегель, и книжная мудрость, венец философии всей…»), она быстро развернулась на 180 градусов, к иррационализму. Поворот был радикальным — и особенно драматичным он был именно у гегельянцев.

И, конечно же, поворот философский был одновременно политическим поворотом. Если для первого поколения (Станкевич, Герцен и их кружки) гегельянство было тождественно с социализмом, вело к нему, служило интеллектуальной основой, его методом — вспомним: «Социализм есть приложение логики к государству» (Герцен), то второе поколение имело уже другую тенденцию. Тоже вкусив в младые годы и гегельянской премудрости, и социализма — это поколение быстро отказалось и от того, и от другого. (Что, кстати, есть историко-логическое свидетельство тесной связи Гегеля и социализма.) По сути, это был наш, русский вариант распада гегелевской школы. Поэтому, были, конечно, своего рода промежуточные типы — отказавшиеся от Гегеля, но не от социализма (тот же Чернышевский), но историческая роль таких типов всегда — лишь служить прологом к другому этапу развития мысли и практики (недаром большим фанатом Чернышевского был казанский студент Володя Ульянов). Были и одиночки типа Сухово-Кобылина, сохранившие верность и Гегелю, и социализму — но они так и остались одиночками, ибо время шло вперёд, гегелевская мудрость уже необходимо должна была стать практикой.

Но бóльшая часть наших «Искателей Абсолюта» (второго призыва) как раз выбросила Гегеля за борт. И здесь корень драмы: отказавшись от Гегеля, в философии дальше можно было идти лишь назад — к мистике, к иррационализму, а в политике — к реакции и обскурантизму всех сортов.

Вот об этом «разрушении разума по-русски» второй том. Но любое отрицание имеет своё отрицание отрицания — разрушению разрушения разума будет посвящён третий том «Искателей Абсолюта».

BY Гегельнегоголь