Если в российской политике и есть универсальный индикатор здравого смысла, то это синхронное возмущение Маргариты Симоньян и Екатерины Мизулиной. Когда обе медийно-государственные матроны дружно хватаются за голову, значит, где-то внизу, в недрах Госдумы, зреет редкий по качеству и последствиям правовой сюрреализм.
Повод — законопроект, вводящий штрафы за поиск экстремистских материалов в интернете. Да-да, не за распространение, не за пропаганду, не за публичное оправдание. А за сам факт интереса. Иными словами, до контента еще даже не дотянулся — уже экстремист.
Звучит как попытка впервые в истории человечества ввести уголовную ответственность за намерение знать. Отечественные законодатели подошли к этой задаче с присущей им прямолинейностью: хочешь прочитать манифест запрещенной организации, чтобы осудить его — сначала заплати штраф, потом осуждай. В поисковике, желательно, не гугли, а угадывай на интуиции.
Маргарита Симоньян в растерянности: как теперь разоблачать ФБК, если даже открывать материалы про них нельзя? Екатерина Мизулина бьет тревогу: как передавать сведения в МВД, если само изучение «опасного» контента становится административным правонарушением? Даже Даванков из «Новых людей» выражает озабоченность. Словно в зале засвистели — и артисты неожиданно поняли, что премьера не удалась.
Сенаторы и депутаты бросились тушить пожар. Шейкин из Совфеда клянется, что за вход в Instagram (он же у нас экстремистский, если кто забыл) никто штрафовать не будет. Матвейчев поясняет: журналистов и спецслужбы, вероятно, исключат из-под действия закона. Боярский записывает видеообъяснения в духе "всё не так страшно", уверяя, что в телефоны копаться никто не будет — только если очень сильно захотят и заведут уголовное дело.
Только вот юристы напоминают: законов, запрещающих чтение экстремистских материалов, до сих пор не было. То есть формально, просматривать, анализировать, даже сохранять можно было — нельзя было распространять. Новый закон подводит тонкую черту между «иметь мысль» и «реализовывать её». По сути, вводится наказуемый внутренний мотив, что сближает административное правонарушение с теологией: согрешил не делом, а мыслью.
Причем, как отмечают эксперты, доказать умышленность поиска без доступа к устройству будет сложно. Но, как показывает практика, это не остановит правоохранителей от того, чтобы под благовидным предлогом попросить показать экран или проверить автозаполнение браузера. В эпоху, когда “телефон — это продолжение мозга”, такая проверка становится инвазивной формой контроля над сознанием.
Ирония в том, что, пока правительство борется с западными цифровыми платформами, российский законопроект сам по себе представляет собой технологию — по подавлению свободного мышления. Контроль над информацией переходит от запрета «что говорить» к запрету «о чём думать». Даже если ты думаешь об этом лишь потому, что тебя останавливает полицейский — и ты хочешь быть уверен, за что тебя могут оштрафовать.
Кто бы мог подумать, что антиэкстремистский закон первым делом экстремизирует… право на сомнение. Но если даже Симоньян просит поправки, а Мизулина апеллирует к Конституции — возможно, где-то в этом сюжете и правда зарыта надежда.
Как говорили в старом анекдоте: если даже Евтушенко против колхозов — может, колхозы и правда были не очень.
Если в российской политике и есть универсальный индикатор здравого смысла, то это синхронное возмущение Маргариты Симоньян и Екатерины Мизулиной. Когда обе медийно-государственные матроны дружно хватаются за голову, значит, где-то внизу, в недрах Госдумы, зреет редкий по качеству и последствиям правовой сюрреализм.
Повод — законопроект, вводящий штрафы за поиск экстремистских материалов в интернете. Да-да, не за распространение, не за пропаганду, не за публичное оправдание. А за сам факт интереса. Иными словами, до контента еще даже не дотянулся — уже экстремист.
Звучит как попытка впервые в истории человечества ввести уголовную ответственность за намерение знать. Отечественные законодатели подошли к этой задаче с присущей им прямолинейностью: хочешь прочитать манифест запрещенной организации, чтобы осудить его — сначала заплати штраф, потом осуждай. В поисковике, желательно, не гугли, а угадывай на интуиции.
Маргарита Симоньян в растерянности: как теперь разоблачать ФБК, если даже открывать материалы про них нельзя? Екатерина Мизулина бьет тревогу: как передавать сведения в МВД, если само изучение «опасного» контента становится административным правонарушением? Даже Даванков из «Новых людей» выражает озабоченность. Словно в зале засвистели — и артисты неожиданно поняли, что премьера не удалась.
Сенаторы и депутаты бросились тушить пожар. Шейкин из Совфеда клянется, что за вход в Instagram (он же у нас экстремистский, если кто забыл) никто штрафовать не будет. Матвейчев поясняет: журналистов и спецслужбы, вероятно, исключат из-под действия закона. Боярский записывает видеообъяснения в духе "всё не так страшно", уверяя, что в телефоны копаться никто не будет — только если очень сильно захотят и заведут уголовное дело.
Только вот юристы напоминают: законов, запрещающих чтение экстремистских материалов, до сих пор не было. То есть формально, просматривать, анализировать, даже сохранять можно было — нельзя было распространять. Новый закон подводит тонкую черту между «иметь мысль» и «реализовывать её». По сути, вводится наказуемый внутренний мотив, что сближает административное правонарушение с теологией: согрешил не делом, а мыслью.
Причем, как отмечают эксперты, доказать умышленность поиска без доступа к устройству будет сложно. Но, как показывает практика, это не остановит правоохранителей от того, чтобы под благовидным предлогом попросить показать экран или проверить автозаполнение браузера. В эпоху, когда “телефон — это продолжение мозга”, такая проверка становится инвазивной формой контроля над сознанием.
Ирония в том, что, пока правительство борется с западными цифровыми платформами, российский законопроект сам по себе представляет собой технологию — по подавлению свободного мышления. Контроль над информацией переходит от запрета «что говорить» к запрету «о чём думать». Даже если ты думаешь об этом лишь потому, что тебя останавливает полицейский — и ты хочешь быть уверен, за что тебя могут оштрафовать.
Кто бы мог подумать, что антиэкстремистский закон первым делом экстремизирует… право на сомнение. Но если даже Симоньян просит поправки, а Мизулина апеллирует к Конституции — возможно, где-то в этом сюжете и правда зарыта надежда.
Как говорили в старом анекдоте: если даже Евтушенко против колхозов — может, колхозы и правда были не очень.
BY Плавильный котёл
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The regulator said it has been undertaking several campaigns to educate the investors to be vigilant while taking investment decisions based on stock tips. In the past, it was noticed that through bulk SMSes, investors were induced to invest in or purchase the stocks of certain listed companies. The Russian invasion of Ukraine has been a driving force in markets for the past few weeks. Unlike Silicon Valley giants such as Facebook and Twitter, which run very public anti-disinformation programs, Brooking said: "Telegram is famously lax or absent in its content moderation policy." Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred."
from us
