Плавильный котёл

Когда бензин — это власть

В августе 2025 года Россия вновь оказалась в ситуации, когда приходится не управлять экономикой, а тушить пожар. Правительство ввело полный запрет на экспорт бензина — впервые распространив эмбарго не только на трейдеров, но и на производителей. Формальная причина — защита внутреннего рынка от дефицита в разгар сельхозсезона. Реальная — необходимость удержать хоть какой-то контроль над топливным суверенитетом, который ускользает одновременно из-за санкций, неработающей модели нефтяной экономики и политических ставок, поставленных слишком высоко.

Запрет на экспорт — это не стратегия. Это симптом.
Симптом того, что внутренний рынок становится заложником внешней логики: пока можно заработать на экспорте, бензин уходит туда, где платят в долларах. Когда курс рубля нестабилен, а нефтегазовая выручка падает из-за санкционных потолков, любая отгрузка за границу становится золотой. В такой ситуации — экспорт всегда приоритет, пока государство не скажет «стоп». Сказало. Потому что на оптовом рынке бензин превысил все разумные уровни. Потому что АИ-95 стал дефицитом. Потому что даже сезонные колебания спроса — теперь как землетрясение: рушат и так расшатанный баланс.

То, что Россия вновь прибегает к прямому запрету, означает следующее: механизмы регулирования рынка больше не работают. Ни демпферы, ни акцизы, ни запасы, ни фискальные стимулы не справляются. Когда на внутреннем рынке бензин дорожает, а в кассе правительства недобор нефтедолларов — проще разом перекрыть кран. На день, на неделю, на месяц — пока не выровняется. Или пока не кончатся политические аргументы, почему бензин в Саратове должен стоить дешевле, чем в Стамбуле.

Но дело не только в топливе. Запрет — это отражение макроэкономического парадокса, в котором живёт Россия: страна, в которой всё зависит от нефти, но экспорт нефти уже не выгоден. После 18-го пакета санкций ЕС, с потолком цен в $47,6 за баррель, экспорт перестал приносить прибыль — приносит выживание. Россия больше не торгует нефтью — она меняет её на отсрочку экономического коллапса. Поэтому каждый танкер — это компромисс: между бюджетом, логистикой, репутацией и политической риторикой. И когда внутренний рынок начинает трещать, Кремль жертвует внешними доходами, чтобы сохранить хотя бы иллюзию стабильности внутри.

В этом смысле, решение о запрете экспорта — не про бензин. А про власть. Про контроль. Про страх, что цены на АЗС станут ещё одним фронтом — наряду с курсом рубля, инфляцией, войной, переговорами, санкциями. Это попытка сказать: мы держим ситуацию в руках. Пусть даже эти руки в перчатках прямого регулирования и административного вмешательства. Пусть даже экономика этого не любит, а бизнес — тем более. В августе 2025-го ставка — не на эффективность, а на упреждение. Лучше потерять выручку, чем потерять доверие аграриев перед уборочной. Лучше перестраховаться, чем позволить новой волне недовольства качнуть лодку, и так перегруженную.

Есть и стратегический эффект. Каждый такой запрет — это сигнал. В первую очередь инвесторам, а не потребителям. Сигнал о том, что российский рынок — непредсказуем. Что экспортные правила меняются в зависимости от биржевого графика и политического прогноза. Что можно вложиться в переработку, построить логистику, наладить экспорт — и остаться с бензином на руках, потому что в Москве решили иначе. Такой рынок — это не бизнес. Это рулетка.

Продовження👇

www.group-telegram.com/us/plavkotell.com/13052

4.68K viewsedited  Jul 28 at 18:33

Когда бензин — это власть

В августе 2025 года Россия вновь оказалась в ситуации, когда приходится не управлять экономикой, а тушить пожар. Правительство ввело полный запрет на экспорт бензина — впервые распространив эмбарго не только на трейдеров, но и на производителей. Формальная причина — защита внутреннего рынка от дефицита в разгар сельхозсезона. Реальная — необходимость удержать хоть какой-то контроль над топливным суверенитетом, который ускользает одновременно из-за санкций, неработающей модели нефтяной экономики и политических ставок, поставленных слишком высоко.

Запрет на экспорт — это не стратегия. Это симптом.
Симптом того, что внутренний рынок становится заложником внешней логики: пока можно заработать на экспорте, бензин уходит туда, где платят в долларах. Когда курс рубля нестабилен, а нефтегазовая выручка падает из-за санкционных потолков, любая отгрузка за границу становится золотой. В такой ситуации — экспорт всегда приоритет, пока государство не скажет «стоп». Сказало. Потому что на оптовом рынке бензин превысил все разумные уровни. Потому что АИ-95 стал дефицитом. Потому что даже сезонные колебания спроса — теперь как землетрясение: рушат и так расшатанный баланс.

То, что Россия вновь прибегает к прямому запрету, означает следующее: механизмы регулирования рынка больше не работают. Ни демпферы, ни акцизы, ни запасы, ни фискальные стимулы не справляются. Когда на внутреннем рынке бензин дорожает, а в кассе правительства недобор нефтедолларов — проще разом перекрыть кран. На день, на неделю, на месяц — пока не выровняется. Или пока не кончатся политические аргументы, почему бензин в Саратове должен стоить дешевле, чем в Стамбуле.

Но дело не только в топливе. Запрет — это отражение макроэкономического парадокса, в котором живёт Россия: страна, в которой всё зависит от нефти, но экспорт нефти уже не выгоден. После 18-го пакета санкций ЕС, с потолком цен в $47,6 за баррель, экспорт перестал приносить прибыль — приносит выживание. Россия больше не торгует нефтью — она меняет её на отсрочку экономического коллапса. Поэтому каждый танкер — это компромисс: между бюджетом, логистикой, репутацией и политической риторикой. И когда внутренний рынок начинает трещать, Кремль жертвует внешними доходами, чтобы сохранить хотя бы иллюзию стабильности внутри.

В этом смысле, решение о запрете экспорта — не про бензин. А про власть. Про контроль. Про страх, что цены на АЗС станут ещё одним фронтом — наряду с курсом рубля, инфляцией, войной, переговорами, санкциями. Это попытка сказать: мы держим ситуацию в руках. Пусть даже эти руки в перчатках прямого регулирования и административного вмешательства. Пусть даже экономика этого не любит, а бизнес — тем более. В августе 2025-го ставка — не на эффективность, а на упреждение. Лучше потерять выручку, чем потерять доверие аграриев перед уборочной. Лучше перестраховаться, чем позволить новой волне недовольства качнуть лодку, и так перегруженную.

Есть и стратегический эффект. Каждый такой запрет — это сигнал. В первую очередь инвесторам, а не потребителям. Сигнал о том, что российский рынок — непредсказуем. Что экспортные правила меняются в зависимости от биржевого графика и политического прогноза. Что можно вложиться в переработку, построить логистику, наладить экспорт — и остаться с бензином на руках, потому что в Москве решили иначе. Такой рынок — это не бизнес. Это рулетка.

Продовження👇

BY Плавильный котёл