***
меня углядел
березовый часовой

скрипнул
почувствовала — врастаю в землю

селю его скрип
в каждой полости своего ствола

Юрий Фомиченко

***
у меня был костюм цыгана
я порывался плясать
но кто-то сказал громким голосом мамы
сынок быстро спать

быстро спать не получается
все время что-то возникает в голове
ворочаешься
переворачиваешься
и оказываешься во сне

в огне на дне в раю

на верхней полке поезда мчащего тебя из тюмени в тюмень
иголки от осыпавшейся в прошлом году елки
и темень

и темень
многоголосая темень
которая едва ли лучше
чем лунный свет
я говорю
я ленин
ты говоришь нет


***
когда дети
укроются в
школах
наступят
тихие минутки
снег
скроется
скромно
бабка сходит в ленту
дед принесет с НЭРЗ изоленту
положит ее в прихожей
умоется
пройдут сутки

я изолентой клюшку обмотаю
Latvijas Berzs
и вылечу
на своих моднейших salvo
никто меня не обгонит и не обведет
сейчас я вам продемонстрирую дриблинг харламова
ребятишки

Вышла подборка в несовременнике. Спасибо редакции и особенно Алисе Вересовой за бережное отношение к стихам!

На этой неделе в несовременнике вышла подборка Анастасии Головановой "Исправленному верить". Наш редактор Алиса Вересова сопроводила стихотворения комментарием: «Поэтика Анастасии Головановой не претендует на присвоение. Чистое состояние, необходимое для поэта и рождения светящегося слова – отходить, отрешаться, кружить над стихотворением, но не сметь тронуть.

ладонь следа не потревожь
не свистни

«Исправленному верить» – тому, что закутываешь и поправляешь во имя самого беззащитного.

При прочтении подборки хрустальные объекты в стихотворениях показались неслучайными. Если человеческое стремится обладать, то природное – высвободить… Человек себя возвеличивает, а капле рябины всё равно. Поэт помнит об этом, тянется, ведь только каплю и возьмёт душа к берегу, «к миру в цвету».

Не привязывай мою красоту, просто смотри на меня, и я раскроюсь, – такое мироощущение оставили эти стихотворения. Спасти может самое безнадёжное:

достань мне красное весло
назови его тростью
назови его состраданием

Так «в ткани расходится шов», и «комнаты берега раздвигаются». Достаточно попросить весло – продолжать плыть, надеяться.

Интонационно отпущенные, разрастающиеся до прозрачности, оберегающие единый воздух…"

Читайте подборку «Исправленному верить» на сайте несовременника.

***
опадает мягкое тело
как будто случайно задремал
со всех сторон подхватили
завернули в плащаницу
вздернутая вымпелом рука
предвещает слово
сказанное во сне
выловленное в темноте
на поверхности голой кожи
тень уступает свету
чтобы скрыться в подреберье
под веками и во рту

***
целый день прошел не внесенный в журнал на вахте
мраморные гвоздики алеют под снегом
журавли танцуют но это на другом берегу
а здесь все склоняется в сон и скользит по направлению к набережной
пестрые крылья прохожих машут солнцу
мол смотри недогретый день необласканная трава
да и мы подмерзшие хрустящие под сапогами

20 апреля 1970 погиб Пауль Целан. К 55 годовщине его смерти "несовременник" и "журнал на коленке" подготовили замечательный совместный спецвыпуск, "Флаги" собрали материалы разных лет, посвященные Целану.

Больше десяти лет назад в "Капитале" мне случайно попался "ad marginem черный", объемное комментированное издание Целана "Стихотворения. Проза. Письма" под редакцией Татьяны Баскаковой и Марка Белорусца. Я мало что поняла, но эта поэзия осталась со мной надолго. Одним из подступов к ней стала написанная совместно с Юлианой Владимировной Каминской статья "Пауль Целан. Поэтическое творчество в свете философии диалога", опубликованная в прошлом году в "Журнале интегративных исследований культуры". Сегодня захотелось поделиться этими размышлениями, проникнутыми непониманием и восхищением.

В журнале появилась подборка стихов Денизы Левертов в переводе с английского Дмитрия Сабирова.

Произведения похожи на старинные фотографии: цвета потускнели, формы размыты, жизнь на пути к прерыванию. Левертов возводит эту тусклость в ранг "тишины в музыке" — двойственности, необходимой, чтобы звучали краски или играли звуки. И потому по-особому ярко ощущается стихотворение "Капустное поле", где детский взгляд находит неочевидные сходства явлений, и стихотворение "Старый Адам", где трагедия потерянного рая уравнивается с потерянной юностью.

***
мне часто кажется
что меня
в отличие от стихов
не существует

но когда выходит солнце
я дышу и фотосинтезирую
а когда солнце заходит
я лежу тяжёлым телом
слепленная из того же вещества
что все беспокойные люди

***
из одного уха в другое путешествует звон
заблудившиеся волны
гороскопы ушедшего столетия
радиопьесы зачитанные нестареющими голосами

сквозь метель
пробивается свет фар и тень моя пляшет
может подкинет домой
белая папина тойота

***
расскажу про соавтора моего
но сначала выйдем в последний из зимних дней
постоим под небом на голове
уподобимся непроклюнувшейся траве
погнием под ней
выгибай затекшую в ямку спину
глаза проращивай на стебле
косточки обглодают псины
рыжие плешеватые
они последнее живое вылижут
и нам останется только сиять на солнце

***
груда щебня на месте фрауэнкирхе
обнажившийся до арматуры город
рухнувший в собственные стопы
плюсна изгибается куполом чтобы впечатать равновесие в землю
на другой ноге перебита таранная кость

если найдется искусный хирург то первое время
собранная из обломков конструкция будет держаться на спицах
через полгода реабилитации хромота исчезает
через пару лет травма напоминает о себе лишь ноющей болью

блуждание приводит нас в самый центр
на экскурсию после которой можно заглянуть в цвингер с его чудесами техники
или в немецкий музей гигиены где все человеческие органы видны на просвет

В журнале появилась подборка произведений американской поэтессы Энн Лаутербах в переводе с английского Сергея Хана и Насти Головановой.

В этих стихах Энн изображает, как в окружающие "декорации"-пейзажи вплетаются переживания музыки и желания. Близость меняет воображаемый мир, а зрение насыщается цветовыми кодами. Поэтесса находится внутри картины или за окном, но показывает, как можно "флиртовать с границей" и как вещи и чувства проникают в пределы видимого и исчезают, поэтому эти стихи кажутся одновременно неподвижными и ускользающими, как неповторимый момент.

ВЕЧЕР В ГРАМЕРСИ-ПАРКЕ

В такие минуты я понимаю,
что многое оставляет желать лучшего,
многое остается желанным,
а остальное терпимо. Поздний час
всё приглушил; даже вечный гул колёс
почти незаметен. Я пыталась уснуть,
представляя нас у моря: свет
тощ и беззащитен, море —
рифленая плита, широкий синий абсолют,
розовый вступает в него, словно идея в музыку.

Желание – это аспект этики; вера — нет.
Ты можешь катать персик по столу,
и цвет не изменится, но свет, этот свет
отбрасывает тень сомнения. То, что мы воспринимаем —
отчасти сон, отчасти обман; то, чего мы хотим,
касается знания. Ты никак не мог знать
об этом парке: поздний вечер, прогулка,
та прогулка, которую я иногда совершаю, ведомая мелодией
реальных образов: ворота, трава, засов.
Ощущение, что вещи подсвечены
изнутри, высокие закрытые экипажи и женщины в шляпах.

Энн Лаутербах
перевод Сергея Хана и Насти Головановой