За что увольняют министров.
О напряжëнных отношениях королевы Виктории и министра иностранных дел, Палмерстона, хорошо известно по делу Пасифико. Но это был далеко не единственный инциндент.
Когда Палмерстон в третий раз занял пост министра иностранных дел, он возгордился и стал позволять себе излишнюю самостоятельность, то есть он мог провернуть какую-нибудь внешнеполитическую акцию и при этом не только не согласовать свой поступок с премьер-министром или с королевой, но даже не проинформировать их о своих намерениях.
Чаша терпения верхов переполнилась в декабре 1851 года, когда Палмерстон, не поставив в известность Её Величество королеву Викторию и не проконсультировавшись с коллегами по кабинету, приветствовал Луи-Наполеона Бонапарта, совершившего государственный переворот, который открывал путь к провозглашению Империи.
Палмерстон одобрил все действия Луи-Наполеона, покончившие с “детской чепухой” и "творением ветреных умов, сочинённым для того, чтобы мучить и смущать французский народ".
То есть он одобрил отмену Луи-Наполеоном конституции Второй республики.
Её Величество королева Виктория и премьер-министр лорд Рассел очень сильно разозлились на самоуправство своего министра. Лорд Рассел пригласил Палмерстона и заявил тому, что неосторожные и неблагоразумные поступки Палмерстона сделали невозможным его дальнейшее пребывание на посту министра иностранных дел. Вместо этого премьер-министр предложил Палмерстону пост генерал-губернатора Ирландии.
Палмерстон учтиво отказался от этого предложения, заявив, что отсутствующие у него осторожность и благоразумие необходимы и на должности генерал-губернатора Ирландии.
Отставка Палмерстона стала грандиозной сенсацией!
Чарлз Гревилл в своём дневнике записал:
"Палмерстон уволен! Уволен окончательно и бесповоротно! Я чуть со стула не свалился, когда вчера в пять вечера сразу после заседания кабинета ко мне ворвался лорд Гренвилл и с порога сообщил: “Пам уволен!” - видимо, если Кларендон откажется, этот пост предложат ему".
Королева Виктория в своём дневнике тоже отметила это радостное для неё событие:
"Наша радость просто не знает границ... Многие наши неприятности за последние пять с половиной лет были вызваны в основном, если не полностью, безобразным поведением лорда Палмерстона. Для нас это великая и совершенно неожиданная милость судьбы".
О напряжëнных отношениях королевы Виктории и министра иностранных дел, Палмерстона, хорошо известно по делу Пасифико. Но это был далеко не единственный инциндент.
Когда Палмерстон в третий раз занял пост министра иностранных дел, он возгордился и стал позволять себе излишнюю самостоятельность, то есть он мог провернуть какую-нибудь внешнеполитическую акцию и при этом не только не согласовать свой поступок с премьер-министром или с королевой, но даже не проинформировать их о своих намерениях.
Чаша терпения верхов переполнилась в декабре 1851 года, когда Палмерстон, не поставив в известность Её Величество королеву Викторию и не проконсультировавшись с коллегами по кабинету, приветствовал Луи-Наполеона Бонапарта, совершившего государственный переворот, который открывал путь к провозглашению Империи.
Палмерстон одобрил все действия Луи-Наполеона, покончившие с “детской чепухой” и "творением ветреных умов, сочинённым для того, чтобы мучить и смущать французский народ".
То есть он одобрил отмену Луи-Наполеоном конституции Второй республики.
Её Величество королева Виктория и премьер-министр лорд Рассел очень сильно разозлились на самоуправство своего министра. Лорд Рассел пригласил Палмерстона и заявил тому, что неосторожные и неблагоразумные поступки Палмерстона сделали невозможным его дальнейшее пребывание на посту министра иностранных дел. Вместо этого премьер-министр предложил Палмерстону пост генерал-губернатора Ирландии.
Палмерстон учтиво отказался от этого предложения, заявив, что отсутствующие у него осторожность и благоразумие необходимы и на должности генерал-губернатора Ирландии.
Отставка Палмерстона стала грандиозной сенсацией!
Чарлз Гревилл в своём дневнике записал:
"Палмерстон уволен! Уволен окончательно и бесповоротно! Я чуть со стула не свалился, когда вчера в пять вечера сразу после заседания кабинета ко мне ворвался лорд Гренвилл и с порога сообщил: “Пам уволен!” - видимо, если Кларендон откажется, этот пост предложат ему".
Королева Виктория в своём дневнике тоже отметила это радостное для неё событие:
"Наша радость просто не знает границ... Многие наши неприятности за последние пять с половиной лет были вызваны в основном, если не полностью, безобразным поведением лорда Палмерстона. Для нас это великая и совершенно неожиданная милость судьбы".
Карандаш современного вида изобрёл в 1794 году французский учёный Николя Жак Контэ. Он разработал рецептуру смешивания графита с глиной, научился формовать грифели и помещать их внутрь круглых деревянных палочек. Также, Контэ сообразил, что меняя пропорции смеси, можно делать грифели различной твердости.
Патент на карандаш с резинкой получил Хаймен Липман, но Верховный Суд Соединенных Штатов в 1875 году объявил его недействительным, поскольку это изобретение на самом деле было комбинацией двух уже известных изобретений без новых идей.
В конце 19 века граф Лотар фон Фаберкастл предложил делать карандаши шестигранными, чтобы они не скатывались с наклонной поверхности. Это было последним серьезным усовершенствованием классического карандаша.
Патент на карандаш с резинкой получил Хаймен Липман, но Верховный Суд Соединенных Штатов в 1875 году объявил его недействительным, поскольку это изобретение на самом деле было комбинацией двух уже известных изобретений без новых идей.
В конце 19 века граф Лотар фон Фаберкастл предложил делать карандаши шестигранными, чтобы они не скатывались с наклонной поверхности. Это было последним серьезным усовершенствованием классического карандаша.
Английский газон - притча во языцех.
В 19 веке, как и сейчас, во многих небольших садах Великобритании есть поросший травой участок в обрамлении цветочных клумб. Английский сад немыслим без травы. Любой газон требует постоянного ухода. Но тяжкие времена, когда для этого употребляли косу, давно прошли. Машину для стрижки травы изобрели ещё в 1830 году и постоянно совершенствовали.
В 1865 газонокосилка Шанкса, «новая, патентованная машина, которая стрижёт траву, формирует и укладывает валки, пять раз была одобрена Её Величеством Королевой». Разумеется, королева не испытывала газонокосилку лично, став к тому времени довольно тучной сорокашестилетней дамой. Однако с десятидюймовой моделью «легко могла управляться женщина», так что совершенно исключать эту возможность не следует.
Самая маленькая газонокосилка стоила 3 фунта 10 шиллингов. Самой большой была 48-дюймовая модель, в которую впрягали лошадь (фото 2); она стоила 28 фунтов. В качестве дополнения ко всем моделям предлагалось приобрести устройство для «бесшумного движения».
И, конечно же, газон выступал полем для игр: лаун-теннис вновь появился в середине 1870-х годов, примерно в то же время, когда крокет окончательно вышел из моды. За двадцать лет он снова выманил на газоны представителей верхних слоёв среднего класса – размеченный в собственном саду теннисный корт стал понятным символом богатства и респектабельности.
Девушки с самого начала проявили к теннису большой интерес. Газоны сыграли очень важную роль во взлёте популярности лаун-тенниса. Во многих местах газоны остались ещё со времён увлечения крокетом, и для того, чтобы превратить их в теннисный корт, требовалось совсем немного усилий. Несколько линий белой краски, сетка, пара ракеток и мячей – и вы можете заниматься новым модным видом спорта.
В 19 веке, как и сейчас, во многих небольших садах Великобритании есть поросший травой участок в обрамлении цветочных клумб. Английский сад немыслим без травы. Любой газон требует постоянного ухода. Но тяжкие времена, когда для этого употребляли косу, давно прошли. Машину для стрижки травы изобрели ещё в 1830 году и постоянно совершенствовали.
В 1865 газонокосилка Шанкса, «новая, патентованная машина, которая стрижёт траву, формирует и укладывает валки, пять раз была одобрена Её Величеством Королевой». Разумеется, королева не испытывала газонокосилку лично, став к тому времени довольно тучной сорокашестилетней дамой. Однако с десятидюймовой моделью «легко могла управляться женщина», так что совершенно исключать эту возможность не следует.
Самая маленькая газонокосилка стоила 3 фунта 10 шиллингов. Самой большой была 48-дюймовая модель, в которую впрягали лошадь (фото 2); она стоила 28 фунтов. В качестве дополнения ко всем моделям предлагалось приобрести устройство для «бесшумного движения».
И, конечно же, газон выступал полем для игр: лаун-теннис вновь появился в середине 1870-х годов, примерно в то же время, когда крокет окончательно вышел из моды. За двадцать лет он снова выманил на газоны представителей верхних слоёв среднего класса – размеченный в собственном саду теннисный корт стал понятным символом богатства и респектабельности.
Девушки с самого начала проявили к теннису большой интерес. Газоны сыграли очень важную роль во взлёте популярности лаун-тенниса. Во многих местах газоны остались ещё со времён увлечения крокетом, и для того, чтобы превратить их в теннисный корт, требовалось совсем немного усилий. Несколько линий белой краски, сетка, пара ракеток и мячей – и вы можете заниматься новым модным видом спорта.
Не только женщины, но и карты!
Королева Виктория была уверена, что две страсти – женщины и карты – не доведут её сына, будущего короля Эдуарда VII до добра. Она как в воду глядела.
Первый громкий скандал, в котором был замешан принц Уэльский, разразился в 1869 году. Некая леди Гарриет Мордаунт созналась мужу в измене, упомянув среди своих любовников принца Альберта Эдуарда, сына королевы Виктории. Тогда принцу удалось отбиться. Но это было только начало.
В 1890 году принц вновь был втянут в скандал, вот только поводом стали не женщины, а карты. В сентябре принц гостил в йоркширском имении своего приятеля Артура Уилсона. Среди гостей был их общий знакомый – подполковник Шотландского гвардейского полка сэр Уильям Гордон-Камминг. Играя в баккара, мужчины несколько раз замечали, что Гордон-Камминг жульничает, и договорились поймать шулера с поличным. Так и вышло. Несмотря на свой баснословный доход в 80 тысяч фунтов годовых, сэр Уильям был нечист на руку. Друзья потребовали от него подписать документ, в котором он давал обещание никогда более не садиться за карточный стол. Сэр Уильям согласился, но только в обмен на молчание.
Однако джентльменское соглашение длилось недолго. Кто-то, по всей видимости, сам принц, проболтался о неприятном инциденте, и вскоре слухи о Гордоне-Камминге гуляли по всему Лондону. Пытаясь спасти остатки репутации, подполковник подал на Уилсонов в суд за клевету.
На суде досталось всем, в том числе и принцу Уэльскому, который занял место на свидетельской трибуне. Зачем нужно было составлять странный договор? Как офицер, он обязан был сообщить о правонарушении вышестоящему начальству. Почему он нарушил армейский протокол? В ответ принц только мямлил и бормотал.
Для Гордона-Камминга дело закончилось скверно: суд оправдал Уилсонов, а подполковник на следующий же день был уволен с военной службы. Но принцу Уэльскому от этого было не легче. Когда он вместе с супругой посетил скачки в Аскоте, толпа взорвалась криками «Ах, баккара!» и «А карты не забыл?». И свежие карикатуры расходились, как горячие пирожки.
Королева Виктория была уверена, что две страсти – женщины и карты – не доведут её сына, будущего короля Эдуарда VII до добра. Она как в воду глядела.
Первый громкий скандал, в котором был замешан принц Уэльский, разразился в 1869 году. Некая леди Гарриет Мордаунт созналась мужу в измене, упомянув среди своих любовников принца Альберта Эдуарда, сына королевы Виктории. Тогда принцу удалось отбиться. Но это было только начало.
В 1890 году принц вновь был втянут в скандал, вот только поводом стали не женщины, а карты. В сентябре принц гостил в йоркширском имении своего приятеля Артура Уилсона. Среди гостей был их общий знакомый – подполковник Шотландского гвардейского полка сэр Уильям Гордон-Камминг. Играя в баккара, мужчины несколько раз замечали, что Гордон-Камминг жульничает, и договорились поймать шулера с поличным. Так и вышло. Несмотря на свой баснословный доход в 80 тысяч фунтов годовых, сэр Уильям был нечист на руку. Друзья потребовали от него подписать документ, в котором он давал обещание никогда более не садиться за карточный стол. Сэр Уильям согласился, но только в обмен на молчание.
Однако джентльменское соглашение длилось недолго. Кто-то, по всей видимости, сам принц, проболтался о неприятном инциденте, и вскоре слухи о Гордоне-Камминге гуляли по всему Лондону. Пытаясь спасти остатки репутации, подполковник подал на Уилсонов в суд за клевету.
На суде досталось всем, в том числе и принцу Уэльскому, который занял место на свидетельской трибуне. Зачем нужно было составлять странный договор? Как офицер, он обязан был сообщить о правонарушении вышестоящему начальству. Почему он нарушил армейский протокол? В ответ принц только мямлил и бормотал.
Для Гордона-Камминга дело закончилось скверно: суд оправдал Уилсонов, а подполковник на следующий же день был уволен с военной службы. Но принцу Уэльскому от этого было не легче. Когда он вместе с супругой посетил скачки в Аскоте, толпа взорвалась криками «Ах, баккара!» и «А карты не забыл?». И свежие карикатуры расходились, как горячие пирожки.
Модная королева.
В первой половине 19 века в Европе на волне романтизма возродился интерес к средневековой истории и эстетике, особенно это относилось к викторианской Англии.
Прическа а-ля Клотильда была одним из проявлений этой тенденции. Интересно, что популяризатором этой чрезвычайно простой и элегантной прически выступила вовсе не женщина с именем Клотильда, а сама королева Виктория, выбравшая именно это головное убранство для своей коронации 28 июня 1838 года.
Причёска а-ля Клотильда выглядела следующим образом: волосы были разделены на прямой пробор и гладко зачесаны в простой низкий пучок на затылке, из височных прядей с каждой стороны заплетались косички, которые обвивались вокруг ушей и прикреплялись к пучку. Изображения подобного головного убранства изредка встречались на страницах журналов мод начиная со второй половины 1830-х годов, однако только на рубеже 1830-х – 1840-х (сразу после коронации Виктории) годов эта прическа стала наиболее популярной и все чаще рекомендовалась парикмахерами.
История происхождения и названия причёски остается несколько туманной. В первом выпуске за 1837 год, описывая прическу по типу а-ля Клотильда, автор называет косички, обвитые вокруг ушей, «клотильдами» (фр. clotildes). Интересно, что в следующих номерах журнала «клотильды» пишутся с заглавной буквы, а позже головные убранства с такими элементами именуются в описании прической а-ля Клотильда (фр. coiffure à la Clotilde).
В первой половине 19 века в Европе на волне романтизма возродился интерес к средневековой истории и эстетике, особенно это относилось к викторианской Англии.
Прическа а-ля Клотильда была одним из проявлений этой тенденции. Интересно, что популяризатором этой чрезвычайно простой и элегантной прически выступила вовсе не женщина с именем Клотильда, а сама королева Виктория, выбравшая именно это головное убранство для своей коронации 28 июня 1838 года.
Причёска а-ля Клотильда выглядела следующим образом: волосы были разделены на прямой пробор и гладко зачесаны в простой низкий пучок на затылке, из височных прядей с каждой стороны заплетались косички, которые обвивались вокруг ушей и прикреплялись к пучку. Изображения подобного головного убранства изредка встречались на страницах журналов мод начиная со второй половины 1830-х годов, однако только на рубеже 1830-х – 1840-х (сразу после коронации Виктории) годов эта прическа стала наиболее популярной и все чаще рекомендовалась парикмахерами.
История происхождения и названия причёски остается несколько туманной. В первом выпуске за 1837 год, описывая прическу по типу а-ля Клотильда, автор называет косички, обвитые вокруг ушей, «клотильдами» (фр. clotildes). Интересно, что в следующих номерах журнала «клотильды» пишутся с заглавной буквы, а позже головные убранства с такими элементами именуются в описании прической а-ля Клотильда (фр. coiffure à la Clotilde).
Брайтон Бич.
Этот город на южном побережье Англии — не просто курорт или место на карте. Расположенный в графстве Ист-Сассекс Брайтон раскинулся вдоль живописной береговой линии.
Поворотным моментом в судьбе Брайтона стало открытие целебных свойств морской воды и свежего воздуха. Доктор Ричард Рассел, популярный врач из соседнего Льюиса, начал пропагандировать морские купания как средство от различных недугов, и небольшой посёлок постепенно начал привлекать состоятельных пациентов, ищущих исцеления и восстановления сил.
Первоначально людей привлекало на побережье именно море. Богатые приезжали сюда, чтобы дышать целебным воздухом и неторопливо прогуливаться по берегу. Более крепкому здоровьем путешественнику могло пойти на пользу купание в морской воде – считалось, что эта тонизирующая процедура стимулирует кровообращение и помогает выводить из организма вредные вещества.
Морское купание выглядело так: вы просто заходили в воду по пояс и два-три раза окунались, а затем выходили, вытирались и снова переодевались в обычную дневную одежду.
Железнодорожное сообщение, появившееся в 1841 году, сделало Брайтон ещё более доступным для жителей Лондона, и город быстро превратился в популярное место отдыха для всех слоёв населения. Строились элегантные террасы, разбивались парки, открывались отели и развлекательные заведения. Брайтон стал синонимом морского отдыха, развлечений и свободы (ну как свободы, к чаю все равно полагалось переодеваться, а женщина без перчаток — считалась голой).
Традиционная курортная мода предусматривала для женщин светлые хлопковые платья, часто в широкую яркую полоску, а для мужчин костюмы с элементами военно-морской униформы.
Сердцем архитектурного ансамбля Брайтона, безусловно, является Королевский павильон (фото 1). Фантастическое сооружение, созданное Джоном Нэшем, поражает воображение необычной смесью восточных мотивов и европейской элегантности. Яркие цвета, купола в форме луковиц, изысканные интерьеры делают его поистине уникальным памятником архитектуры. Нельзя не упомянуть и знаменитый Брайтонский пирс (фото 2). Построенный в 1899 году, он является важной достопримечательностью, ярким символом развлечений и отдыха.
Брайтон всегда был источником вдохновения для деятелей искусства. Хотя Джейн Остин, например, никогда не жила в Брайтоне, этот город играл важную роль в её романе «Гордость и предубеждение». Именно в Брайтон отправляется легкомысленная Лидия Беннет с офицерами, что приводит к серьёзным последствиям. Описание Брайтона как модного курорта того времени в романе весьма живописно.
Этот город на южном побережье Англии — не просто курорт или место на карте. Расположенный в графстве Ист-Сассекс Брайтон раскинулся вдоль живописной береговой линии.
Поворотным моментом в судьбе Брайтона стало открытие целебных свойств морской воды и свежего воздуха. Доктор Ричард Рассел, популярный врач из соседнего Льюиса, начал пропагандировать морские купания как средство от различных недугов, и небольшой посёлок постепенно начал привлекать состоятельных пациентов, ищущих исцеления и восстановления сил.
Первоначально людей привлекало на побережье именно море. Богатые приезжали сюда, чтобы дышать целебным воздухом и неторопливо прогуливаться по берегу. Более крепкому здоровьем путешественнику могло пойти на пользу купание в морской воде – считалось, что эта тонизирующая процедура стимулирует кровообращение и помогает выводить из организма вредные вещества.
Морское купание выглядело так: вы просто заходили в воду по пояс и два-три раза окунались, а затем выходили, вытирались и снова переодевались в обычную дневную одежду.
Железнодорожное сообщение, появившееся в 1841 году, сделало Брайтон ещё более доступным для жителей Лондона, и город быстро превратился в популярное место отдыха для всех слоёв населения. Строились элегантные террасы, разбивались парки, открывались отели и развлекательные заведения. Брайтон стал синонимом морского отдыха, развлечений и свободы (ну как свободы, к чаю все равно полагалось переодеваться, а женщина без перчаток — считалась голой).
Традиционная курортная мода предусматривала для женщин светлые хлопковые платья, часто в широкую яркую полоску, а для мужчин костюмы с элементами военно-морской униформы.
Сердцем архитектурного ансамбля Брайтона, безусловно, является Королевский павильон (фото 1). Фантастическое сооружение, созданное Джоном Нэшем, поражает воображение необычной смесью восточных мотивов и европейской элегантности. Яркие цвета, купола в форме луковиц, изысканные интерьеры делают его поистине уникальным памятником архитектуры. Нельзя не упомянуть и знаменитый Брайтонский пирс (фото 2). Построенный в 1899 году, он является важной достопримечательностью, ярким символом развлечений и отдыха.
Брайтон всегда был источником вдохновения для деятелей искусства. Хотя Джейн Остин, например, никогда не жила в Брайтоне, этот город играл важную роль в её романе «Гордость и предубеждение». Именно в Брайтон отправляется легкомысленная Лидия Беннет с офицерами, что приводит к серьёзным последствиям. Описание Брайтона как модного курорта того времени в романе весьма живописно.
Ещё во время предыдущих сериалов, мне не раз приходилось в голову, что по-настоящему страшным маньяком 19 века был не Джек-Потрошитель и не Амелия Дайер. Колониальная политика Британии - монстр пострашнее. А потому, опрос на следующую тему:
Anonymous Poll
75%
Опиумные войны 🫖🎩
25%
Англо-бурские войны 💎 🎩
Как торчала викторианская эпоха.
Выдающийся врач Рудольф Вирхов (1821–1902), работавший и преподававший в университетском медицинском комплексе «Шарите» в Берлине, однажды спросил у студента, сколько морфина бы он дал пациенту с почечной коликой. Когда молодой человек робко ответил: «Примерно пять граммов», Вирхов медленно кивнул, а затем сказал: «А что после этого вы будете делать с трупом?»
В современном мире много говорят об опиоидах и опиоидном кризисе. Хотя употребление опиоидов может показаться чем-то новым, морфин — это одна из последних глав в долгой истории употребления опиума людьми.
К началу 1800-х годов врачи и учёные знали о способности опиума вызывать привыкание и начали искать более безопасный способ применения опиоидов для облегчения боли и подавления кашля.
Именно тогда Фридрих Сертюрнерт (фото 1), 21-летний помощник аптекаря, начал проводить эксперименты с опиумом. В 1803 году он выделил органический алкалоид — растительное соединение, оказывающее физиологическое воздействие на человека, — из смолистой массы опийного мака.
После нескольких лет экспериментов (в основном на себе) Сертюрнер понял, что алкалоид является значительно более сильным обезболивающим и средством от кашля, чем сам опиум. Он назвал это вещество в честь греческого бога сна Морфея, потому что оно вызывало сонливость. Но в 1850-е годы морфин становится проклятием.
К середине 19 века морфин уже производился в промышленных масштабах, а с изобретением иглы для подкожных инъекций его стало проще вводить. Врачи регулярно назначали его при хронической боли, и его даже рекламировали как способ избавиться от опиумной зависимости. Примерно в то же время европейские страны начали войну с Китаем, борясь за право импортировать опиум, выращиваемый в Китае.
Первые намёки на то, что морфин следует применять с осторожностью, по большей части игнорировались.
К сожалению, побочные эффекты морфина проявились довольно быстро. Во время Гражданской войны в США (с 1861 по 1865 год) раненых солдат лечили морфием, и после войны у некоторых из них развилась зависимость на всю жизнь, что приводило к передозировке и смерти.
Наркотики — лютое зло!
Выдающийся врач Рудольф Вирхов (1821–1902), работавший и преподававший в университетском медицинском комплексе «Шарите» в Берлине, однажды спросил у студента, сколько морфина бы он дал пациенту с почечной коликой. Когда молодой человек робко ответил: «Примерно пять граммов», Вирхов медленно кивнул, а затем сказал: «А что после этого вы будете делать с трупом?»
В современном мире много говорят об опиоидах и опиоидном кризисе. Хотя употребление опиоидов может показаться чем-то новым, морфин — это одна из последних глав в долгой истории употребления опиума людьми.
К началу 1800-х годов врачи и учёные знали о способности опиума вызывать привыкание и начали искать более безопасный способ применения опиоидов для облегчения боли и подавления кашля.
Именно тогда Фридрих Сертюрнерт (фото 1), 21-летний помощник аптекаря, начал проводить эксперименты с опиумом. В 1803 году он выделил органический алкалоид — растительное соединение, оказывающее физиологическое воздействие на человека, — из смолистой массы опийного мака.
После нескольких лет экспериментов (в основном на себе) Сертюрнер понял, что алкалоид является значительно более сильным обезболивающим и средством от кашля, чем сам опиум. Он назвал это вещество в честь греческого бога сна Морфея, потому что оно вызывало сонливость. Но в 1850-е годы морфин становится проклятием.
К середине 19 века морфин уже производился в промышленных масштабах, а с изобретением иглы для подкожных инъекций его стало проще вводить. Врачи регулярно назначали его при хронической боли, и его даже рекламировали как способ избавиться от опиумной зависимости. Примерно в то же время европейские страны начали войну с Китаем, борясь за право импортировать опиум, выращиваемый в Китае.
Первые намёки на то, что морфин следует применять с осторожностью, по большей части игнорировались.
К сожалению, побочные эффекты морфина проявились довольно быстро. Во время Гражданской войны в США (с 1861 по 1865 год) раненых солдат лечили морфием, и после войны у некоторых из них развилась зависимость на всю жизнь, что приводило к передозировке и смерти.
Наркотики — лютое зло!
Британский еженедельный журнал сатиры и юмора Punch опубликовал в 1855 году вот такую карикатуру.
Мистер Панч трубит о победах союзной армии в Крыму, Керчи и в Азовском море – «Поражение русских в Англии и за границей».
Кого же подразумевают под «Russians at home»? В 1854 году пустили слух о том, что супруг королевы Виктории, принц Альберт (немец), являлся русским агентом. Он , как и его кузен, король Пруссии, был сторонником нейтралитета. Слева один из представителей консерваторов-изоляционистов, также выступающий против участия в Крымской войне, получившей в самой Великобритании название «Русская война (The Russian War)».
Мистер Панч трубит о победах союзной армии в Крыму, Керчи и в Азовском море – «Поражение русских в Англии и за границей».
Кого же подразумевают под «Russians at home»? В 1854 году пустили слух о том, что супруг королевы Виктории, принц Альберт (немец), являлся русским агентом. Он , как и его кузен, король Пруссии, был сторонником нейтралитета. Слева один из представителей консерваторов-изоляционистов, также выступающий против участия в Крымской войне, получившей в самой Великобритании название «Русская война (The Russian War)».
В викторианскую эпоху люди стали больше путешествовать, в том числе и в экзотические страны, оттуда привозили животных и растения. Стало модным держать у себя дома живые диковинки.
Для того, чтобы довезти их издалека и сохранить у себя дома, "коллекционеры" сажали растения в запаянные стеклянные террарии, зачастую украшенные изысканной резьбой. Первые подобные контейнеры были придуманы в 1829 году врачом Натаниелем Багшоу Уордом (фото 1) в честь которого и получили своё название "Ящик Уорда".
Уорд впервые заметил действие герметично закрытого стеклянного контейнера в 1829 году. Он поместил куколку моли-сфинкса во влажную почву на дне бутылки и накрыл её крышкой. Неделю спустя он заметил, что из почвы проросли папоротник и саженец травы. Его интерес возрос, он увидел, что испаряющаяся влага конденсировалась на стенках бутылки в течение дня и стекала обратно в почву к вечеру, поддерживая постоянную влажность.
Стеклянный ящик, который он использовал для выращивания бабочек и растений, широко использовался в то время для ввоза растений в британские колонии. Его первые эксперименты с растениями внутри стеклянных ящиков начались в 1830 году.
В 1833 году Джордж Лоддиджес использовал ящики Уорда для перевозки растений из Австралии и сказал, что «тогда как раньше я терял девятнадцать из двадцати растений, которые я импортировал во время путешествия, сейчас девятнадцать из двадцати — это среднее количество тех, которые выживают». Лоддиджес был вице-президентом Общества садоводов, и террарии Уорда стали популярными.
Доктор Уорд прочитал лекцию о своем открытии способа сохранения растений в 1854 году Королевскому обществу в Chelsea Physic Garden (Аптекарский сад в Лондоне). Он также работал над микроскопией и помогал в развитии Chelsea Physic Garden. А в качестве члена совета был избран членом Королевского научного общества в 1852 году.
Для того, чтобы довезти их издалека и сохранить у себя дома, "коллекционеры" сажали растения в запаянные стеклянные террарии, зачастую украшенные изысканной резьбой. Первые подобные контейнеры были придуманы в 1829 году врачом Натаниелем Багшоу Уордом (фото 1) в честь которого и получили своё название "Ящик Уорда".
Уорд впервые заметил действие герметично закрытого стеклянного контейнера в 1829 году. Он поместил куколку моли-сфинкса во влажную почву на дне бутылки и накрыл её крышкой. Неделю спустя он заметил, что из почвы проросли папоротник и саженец травы. Его интерес возрос, он увидел, что испаряющаяся влага конденсировалась на стенках бутылки в течение дня и стекала обратно в почву к вечеру, поддерживая постоянную влажность.
Стеклянный ящик, который он использовал для выращивания бабочек и растений, широко использовался в то время для ввоза растений в британские колонии. Его первые эксперименты с растениями внутри стеклянных ящиков начались в 1830 году.
В 1833 году Джордж Лоддиджес использовал ящики Уорда для перевозки растений из Австралии и сказал, что «тогда как раньше я терял девятнадцать из двадцати растений, которые я импортировал во время путешествия, сейчас девятнадцать из двадцати — это среднее количество тех, которые выживают». Лоддиджес был вице-президентом Общества садоводов, и террарии Уорда стали популярными.
Доктор Уорд прочитал лекцию о своем открытии способа сохранения растений в 1854 году Королевскому обществу в Chelsea Physic Garden (Аптекарский сад в Лондоне). Он также работал над микроскопией и помогал в развитии Chelsea Physic Garden. А в качестве члена совета был избран членом Королевского научного общества в 1852 году.
«Умирают кошки, умирают мышки, умирают все»
@"Агата Кристи"
Чем вдохновлялась создательница детективов.
Никаких ритуалов, «подобающих писателю» в ведении записей, у Агаты не было. Она могла писать где угодно — за кухонным столом в Эдисон-меншн с дочерью Розалиндой на коленях; в гостиничной ванной комнате; за столом в домике на раскопках.. Ей никогда не требовалось специальной ручки, особой пишущей машинки или подпорок, чтобы облегчить себе долгое сидение. Идеи возникали у неё легко: она черпала их повсюду, а вот к сюжетам подбиралась на удивление трудно. Читатель может подумать, будто в основе её книг лежал один, центральный сюжетный ход, или трюк, вокруг которого возводилось всё сооружение. На самом деле всё происходило гораздо более хаотично.
Правда, была у Агаты специальная тетрадочка. В ней она хранила разрозненные бумажки:
заметки о ядах;
письмо в «Британский медицинский журнал» о пациенте, прожившем несколько часов после того, как он был практически заколот;
письмо от её собственных адвокатов, Хупера и Уоллена из Торки, в котором излагаются сведения об Акте 1926 года о законнорожденности;
письмо 1935 года от Мэдж, в котором та делится найденной ею информацией об инсулине: «Очень рада, кстати, что тебе понадобилось это знать в профессиональных, а не в личных целях» и т.д.
Есть там также письма от друзей Агаты, врачей Маклеодсов, с которыми она познакомилась в Ираке: «Питер немного сомневается, правильно ли описано убийство Ивипан, — писала Пегги, отвечая на вопрос Агаты, касавшийся „Смерти лорда Эджвера“.
В записной книжке конца 1930-х Агата написала заголовок «Алфавит идей» — трогательный вызов себе самой: она постановила найти двадцать шесть заготовок для возможных сюжетов. Некоторые из них более, некоторые менее убедительны, но все свидетельствуют о том, что Агата могла отыскать потенциал в чём угодно.
В пункте С, например, говорится о дебютантках: «Чайные приемы и тому подобное. Матерей убивают одну за другой…» Этот пункт бросает свет на то, что происходило в голове Агаты в то время, когда она выводила в свет Розалинду.
«Р. Опасные препараты, украденные из машины врача», — они сыграли свою эпизодическую роль почти двадцать лет спустя в романе «Хикори-дикори».
«Е. Пуаро просят поехать в деревню… Он находит там дом с трупом внутри и множество фантастических деталей…» — этот визуальный образ был использован в «Лощине».
«Е. Безногий мужчина» и «I. Способ отравления цианидом… похож на чёрную икру» — к этим идеям Агата возвращалась неоднократно, хотя они так и не нашли применения в её сочинениях.
«J. Убийца… после казни находится доказательство его невиновности» — этот ход лёг в основу «Пяти поросят»…
Отсюда можно сделать вывод — вдохновить Агату Кристи на очередное «убийство» могло что угодно.
@"Агата Кристи"
Чем вдохновлялась создательница детективов.
Никаких ритуалов, «подобающих писателю» в ведении записей, у Агаты не было. Она могла писать где угодно — за кухонным столом в Эдисон-меншн с дочерью Розалиндой на коленях; в гостиничной ванной комнате; за столом в домике на раскопках.. Ей никогда не требовалось специальной ручки, особой пишущей машинки или подпорок, чтобы облегчить себе долгое сидение. Идеи возникали у неё легко: она черпала их повсюду, а вот к сюжетам подбиралась на удивление трудно. Читатель может подумать, будто в основе её книг лежал один, центральный сюжетный ход, или трюк, вокруг которого возводилось всё сооружение. На самом деле всё происходило гораздо более хаотично.
Правда, была у Агаты специальная тетрадочка. В ней она хранила разрозненные бумажки:
заметки о ядах;
письмо в «Британский медицинский журнал» о пациенте, прожившем несколько часов после того, как он был практически заколот;
письмо от её собственных адвокатов, Хупера и Уоллена из Торки, в котором излагаются сведения об Акте 1926 года о законнорожденности;
письмо 1935 года от Мэдж, в котором та делится найденной ею информацией об инсулине: «Очень рада, кстати, что тебе понадобилось это знать в профессиональных, а не в личных целях» и т.д.
Есть там также письма от друзей Агаты, врачей Маклеодсов, с которыми она познакомилась в Ираке: «Питер немного сомневается, правильно ли описано убийство Ивипан, — писала Пегги, отвечая на вопрос Агаты, касавшийся „Смерти лорда Эджвера“.
В записной книжке конца 1930-х Агата написала заголовок «Алфавит идей» — трогательный вызов себе самой: она постановила найти двадцать шесть заготовок для возможных сюжетов. Некоторые из них более, некоторые менее убедительны, но все свидетельствуют о том, что Агата могла отыскать потенциал в чём угодно.
В пункте С, например, говорится о дебютантках: «Чайные приемы и тому подобное. Матерей убивают одну за другой…» Этот пункт бросает свет на то, что происходило в голове Агаты в то время, когда она выводила в свет Розалинду.
«Р. Опасные препараты, украденные из машины врача», — они сыграли свою эпизодическую роль почти двадцать лет спустя в романе «Хикори-дикори».
«Е. Пуаро просят поехать в деревню… Он находит там дом с трупом внутри и множество фантастических деталей…» — этот визуальный образ был использован в «Лощине».
«Е. Безногий мужчина» и «I. Способ отравления цианидом… похож на чёрную икру» — к этим идеям Агата возвращалась неоднократно, хотя они так и не нашли применения в её сочинениях.
«J. Убийца… после казни находится доказательство его невиновности» — этот ход лёг в основу «Пяти поросят»…
Отсюда можно сделать вывод — вдохновить Агату Кристи на очередное «убийство» могло что угодно.