Юрий Долгорукий

Ближний Восток снова становится эпицентром мировой политики, и каждый новый виток конфликта меняет расклад сил далеко за пределами региона. Все это создает новую реальность, в которой России придется искать свое место без привычных точек опоры. Чтобы найти его, нужно верно понимать суть происходящих процессов, а это не так просто.

Что на самом деле стоит за нынешним обострением? Коллеги высказали интересную и достаточно практичную мысль: за всеми этими геополитическими комбинациями просматривается куда более глубокая тенденция — попытка объединения исламского мира под знаменем салафизма. И я бы даже не стал смягчать выражения, называя это конспироогией: Британия и стоящие за ней силы не раз использовали радикальный ислам как инструмент влияния. Иран же остается последним серьезным барьером на этом пути. Его модель «исламской революции» — шиитская, антизападная, идеологически жесткая — прямо противостоит проекту глобального салафитского халифата, который, по сути, стал бы удобным инструментом в руках внешних игроков.Только вот тут есть нюанс - эти игроки нередко переоценивают свою способность таким инструментом управлять, что порождает довольно затейливые комбинации. Если проследить историю радикального исламизма последних десятилетий, становится очевидным: проект «глобального джихада» никогда не был стихийным. От Афганистана 1980-х до «Аль-Каиды»* и ИГИЛ* — все эти движения, при всей их внешней «антизападности», удивительно точно вписывались в геополитические расклады третьих сил. Бен Ладен — идеальный пример такого «полезного монстра», взрощенного на салафитской традиции. Он стал олицетворением двойственности всей этой системы: его джихад сначала работал против Москвы, затем — против Белграда (в Боснии), а потом неожиданно развернулся против англосаксов - в лице США (хотя, надо заметить, что даже этот «разворот» в итоге привел к тому, что Вашингтон получил карт-бланш на переустройство Ближнего Востока после 11 сентября).

Сейчас, когда салафизм снова на подъеме, стоит задаться вопросом: не повторяется ли схема? Радикальные группировки — удобный инструмент для дестабилизации неугодных режимов. А если цель — консолидация исламского мира под жестким салафитским контролем, то Иран с его шиитской альтернативой действительно мешает. И кто, как не «джихадисты», могли бы стать ударной силой для его ослабления? Ведь если Тегеран падет, (или предельно ослабеет) освободившееся пространство неизбежно заполнят куда более управляемые (хотя и кровавые) силы — как когда-то «Талибан» или ИГИЛ (запрещены в РФ).

Для России это особенно тревожно. Ведь если за «объединенным салафитским фронтом» стоят те же игроки, что и за бен Ладеном в 1980-х, то следующий виток радикализации может ударить уже по постсоветскому пространству. И тогда Кавказ или Средняя Азия окажутся на линии огня — причем под предлогом «борьбы за чистый ислам», против которого Москва будет бессильна.

Остается лишь констатировать: мир действительно меняется на глазах. Но если раньше эти изменения создавали для России возможности, то теперь они все чаще несут угрозы. И главная из них — не просто потеря влияния, а приближение к границам проекта, в котором у Кремля нет ни союзников, ни рычагов. Остается лишь гадать, насколько далеко зайдет эта перестройка — и где в ней окажется место для самой России.

Ваш Юрий Долгорукий

Telegram

Кремлёвский безБашенник

Не слишком понятен смысл этого преребрасывания ракетами.
Измотать, разорить - возможно. Приведет ли это к революции в Иране? Сомнительно.
Без наземной операции перспективы победы для Израиля весьма сомнительны.
Вполне возможно, что существуют некие договоренности…

www.group-telegram.com/us/yuradolgoruk.com/1917

12.2K viewsJun 18 at 05:37

Ближний Восток снова становится эпицентром мировой политики, и каждый новый виток конфликта меняет расклад сил далеко за пределами региона. Все это создает новую реальность, в которой России придется искать свое место без привычных точек опоры. Чтобы найти его, нужно верно понимать суть происходящих процессов, а это не так просто.

Что на самом деле стоит за нынешним обострением? Коллеги высказали интересную и достаточно практичную мысль: за всеми этими геополитическими комбинациями просматривается куда более глубокая тенденция — попытка объединения исламского мира под знаменем салафизма. И я бы даже не стал смягчать выражения, называя это конспироогией: Британия и стоящие за ней силы не раз использовали радикальный ислам как инструмент влияния. Иран же остается последним серьезным барьером на этом пути. Его модель «исламской революции» — шиитская, антизападная, идеологически жесткая — прямо противостоит проекту глобального салафитского халифата, который, по сути, стал бы удобным инструментом в руках внешних игроков.Только вот тут есть нюанс - эти игроки нередко переоценивают свою способность таким инструментом управлять, что порождает довольно затейливые комбинации. Если проследить историю радикального исламизма последних десятилетий, становится очевидным: проект «глобального джихада» никогда не был стихийным. От Афганистана 1980-х до «Аль-Каиды»* и ИГИЛ* — все эти движения, при всей их внешней «антизападности», удивительно точно вписывались в геополитические расклады третьих сил. Бен Ладен — идеальный пример такого «полезного монстра», взрощенного на салафитской традиции. Он стал олицетворением двойственности всей этой системы: его джихад сначала работал против Москвы, затем — против Белграда (в Боснии), а потом неожиданно развернулся против англосаксов - в лице США (хотя, надо заметить, что даже этот «разворот» в итоге привел к тому, что Вашингтон получил карт-бланш на переустройство Ближнего Востока после 11 сентября).

Сейчас, когда салафизм снова на подъеме, стоит задаться вопросом: не повторяется ли схема? Радикальные группировки — удобный инструмент для дестабилизации неугодных режимов. А если цель — консолидация исламского мира под жестким салафитским контролем, то Иран с его шиитской альтернативой действительно мешает. И кто, как не «джихадисты», могли бы стать ударной силой для его ослабления? Ведь если Тегеран падет, (или предельно ослабеет) освободившееся пространство неизбежно заполнят куда более управляемые (хотя и кровавые) силы — как когда-то «Талибан» или ИГИЛ (запрещены в РФ).

Для России это особенно тревожно. Ведь если за «объединенным салафитским фронтом» стоят те же игроки, что и за бен Ладеном в 1980-х, то следующий виток радикализации может ударить уже по постсоветскому пространству. И тогда Кавказ или Средняя Азия окажутся на линии огня — причем под предлогом «борьбы за чистый ислам», против которого Москва будет бессильна.

Остается лишь констатировать: мир действительно меняется на глазах. Но если раньше эти изменения создавали для России возможности, то теперь они все чаще несут угрозы. И главная из них — не просто потеря влияния, а приближение к границам проекта, в котором у Кремля нет ни союзников, ни рычагов. Остается лишь гадать, насколько далеко зайдет эта перестройка — и где в ней окажется место для самой России.

Ваш Юрий Долгорукий

BY Юрий Долгорукий