КГБ-НКВД

Иранская ядерная программа, как минимум, на 5 лет старше Исламской республики.
Более того, идеолог и создатель последней Рухолла Хомейни в 1980-м приостановил все атомные разработки в стране, назвав их «антиисламским явлением».

Тот факт, что вскоре Тегеран не просто реанимировал высокотехнологичное начинание поверженного шаха (в части строительства АЭС Бушер), но даже занялся обогащением урана, дав повод для обвинений в стремлении создать ядерное оружие, -- яркое доказательство серьезных противоречий в высшем иранском руководстве.
А точнее – неспособности аятолл полностью определять развитие созданного ими теократического режима.

Это кажется парадоксом лишь на первый взгляд.
Ленинский «закон стоимости революции» работает вне зависимости от того, кто ее инициирует – безбожники-марксисты или религиозные радикалы.
Другое дело, что у большевиков было две «силовых» опоры – РККА и ЧК, чему отчасти способствовала Первая мировая война и наличие большого числа не только солдат, но также младших, а иногда и старших, офицеров, ставших на сторону новой власти.
Хомейни и его сподвижники не могли рассчитывать на столь же значительную поддержку в армейских кругах.
В результате созданный «живым творчеством масс» Корпус стражей исламской революции (КСИР) стал де-факто монопольным «оператором» революционного насилия. Что в свою очередь, не могло не наделить его политической (а затем и экономической) субъектностью.

При этом реанимация и милитаризация иранской ядерной программы – едва ли не самое яркое проявление КСИРовской «своей игры».
Не случайно, 4-й иранский президент Хашеми Рафсанджани, который еще во время войны с Ираком пытался наладить контакт с пакистанским атомщиком Абдулом Кадыром Ханом, считается и одним из основателей КСИР.
Тогда как духовный преемник Хомейни, нынешний рахбар Али Хаменеи еще в 2005-м году издал фетву, согласно которой создание, накопление и применение ядерного оружия запрещено исламом.

Понятно, что внешнее давление вынуждало иранские власти микшировать имеющиеся противоречия, тем самым де-факто усиливая позиции КСИР.
С другой стороны, уничтожение производств, связанных с обогащением урана, -- не просто обнуление главного «милитаристического» компонента иранской ядерной программы, но и лишение «стражей» ключевого актива.
Это – намного более серьезный и системный удар по «стражам», чем ликвидация даже самых влиятельных командиров. Потеряв возможность капитализировать контроль над «ядерной дубинкой», КСИР лишается главного преимущества перед политическими конкурентами – прежде всего, религиозными консерваторами (во главе с Хаменеи) и либералами (во главе с Пезешкианом).

Впрочем, усматривать в таком дисконтировании иранских силовиков предпосылки для падения «режима аятолл», -- значит, по меньшей мере, «подгонять решение под ответ».
Особенно, до тех пор, пока у «стражей» остаются поводы для оправдания своего существования и усиления.
В этом смысле Израиль нужен КСИР не меньше, чем центрифуги для обогащения урана.

www.group-telegram.com/us/vchk_gpu.com/34387

802 viewsJun 25 at 06:03

Иранская ядерная программа, как минимум, на 5 лет старше Исламской республики.
Более того, идеолог и создатель последней Рухолла Хомейни в 1980-м приостановил все атомные разработки в стране, назвав их «антиисламским явлением».

Тот факт, что вскоре Тегеран не просто реанимировал высокотехнологичное начинание поверженного шаха (в части строительства АЭС Бушер), но даже занялся обогащением урана, дав повод для обвинений в стремлении создать ядерное оружие, -- яркое доказательство серьезных противоречий в высшем иранском руководстве.
А точнее – неспособности аятолл полностью определять развитие созданного ими теократического режима.

Это кажется парадоксом лишь на первый взгляд.
Ленинский «закон стоимости революции» работает вне зависимости от того, кто ее инициирует – безбожники-марксисты или религиозные радикалы.
Другое дело, что у большевиков было две «силовых» опоры – РККА и ЧК, чему отчасти способствовала Первая мировая война и наличие большого числа не только солдат, но также младших, а иногда и старших, офицеров, ставших на сторону новой власти.
Хомейни и его сподвижники не могли рассчитывать на столь же значительную поддержку в армейских кругах.
В результате созданный «живым творчеством масс» Корпус стражей исламской революции (КСИР) стал де-факто монопольным «оператором» революционного насилия. Что в свою очередь, не могло не наделить его политической (а затем и экономической) субъектностью.

При этом реанимация и милитаризация иранской ядерной программы – едва ли не самое яркое проявление КСИРовской «своей игры».
Не случайно, 4-й иранский президент Хашеми Рафсанджани, который еще во время войны с Ираком пытался наладить контакт с пакистанским атомщиком Абдулом Кадыром Ханом, считается и одним из основателей КСИР.
Тогда как духовный преемник Хомейни, нынешний рахбар Али Хаменеи еще в 2005-м году издал фетву, согласно которой создание, накопление и применение ядерного оружия запрещено исламом.

Понятно, что внешнее давление вынуждало иранские власти микшировать имеющиеся противоречия, тем самым де-факто усиливая позиции КСИР.
С другой стороны, уничтожение производств, связанных с обогащением урана, -- не просто обнуление главного «милитаристического» компонента иранской ядерной программы, но и лишение «стражей» ключевого актива.
Это – намного более серьезный и системный удар по «стражам», чем ликвидация даже самых влиятельных командиров. Потеряв возможность капитализировать контроль над «ядерной дубинкой», КСИР лишается главного преимущества перед политическими конкурентами – прежде всего, религиозными консерваторами (во главе с Хаменеи) и либералами (во главе с Пезешкианом).

Впрочем, усматривать в таком дисконтировании иранских силовиков предпосылки для падения «режима аятолл», -- значит, по меньшей мере, «подгонять решение под ответ».
Особенно, до тех пор, пока у «стражей» остаются поводы для оправдания своего существования и усиления.
В этом смысле Израиль нужен КСИР не меньше, чем центрифуги для обогащения урана.

BY КГБ-НКВД