Велецкие тетради

Из работы «Эвола: романтик, декадент, солипсист» (доступна на платном канале)

--

...Цель Эволы – не утвердить бога, а утвердить человека, который мог бы стать божественным. Не благодатью, а собственным опытом трансцендирования – испытанием себя, магическими ритуалами, сексуальными практиками, мужественными поступками и прочим. Это принципиально важно – не будем забывать о том, что Эволу интересует человек, а не высший мир. Точнее, объектом его творчества является человек, а предметом (вопросом, которым исследователь задается в отношении объекта) – то, как именно человек может имплементировать в себя трансцендентную реальность.

Ницше интересен ему в том числе и с этих позиций – в частности, он обращает внимание на «архетипы» Аполлона и Диониса. Эвола говорит, что нужно дополнять дионисийство аполлонизмом, чтобы «опьяненность жизнью» сочеталась с бесстрастным холодным разумом – тогда человек достигает «неуязвимости» и высшей свободы. Чистая жизненная страсть Ницше ему не по нраву – он хочет достичь устойчивости в союзе с активной жизнью:

«Результатом этого союза является состояние совершенно особого рода, светлое, можно даже сказать интеллектуализированное и магнетическое, опьянение, полностью противоположное тому, которое возникает в результате экстатического открытия себя миру стихийных сил, инстинкта и "природы". Это исключительное состояние тончайшего и незамутнённого опьянения является жизненной пищей, необходимой для свободного существования в хаотическом мире, предоставленному самому себе».

Здесь следует сказать, что соединение дионисийства и аполлонизма не было собственной идеей Эволы – Ницше считал, что данный синтез уже был воплощен в греческом театре. Собственно, ровно об этом и повествует знаменитое его «Рождение трагедии». Здесь он говорит об «огромной пропасти, которая отделяет дионисовских греков от дионисовских варваров». Именно «гордое величие фигуры Аполлона» охраняла греков от чистого дионисизма, в котором «спускалось с цепи самое дикое зверство природы» и происходило «отвратительное смешение сладострастия и жестокости». Важно подчеркнуть, что это взгляд не Эволы, а Ницше (по крайней мере, раннего).

В любом случае для Эволы «дионисийский аполлонизм» как сочетание неуязвимости и жизненной страсти – одно из воплощений его антропологического и экзистенциального идеала.

Как мы, надеюсь, уже поняли, что в этом-то и суть мировоззрения Эволы: ему интересно все, что позволяет нам обрести свободу и неуязвимость. Ницше? – годится. Грааль? – отлично. Тантра, йога, Гиперборея, империя – все пойдет. И Генон, в конце концов – тоже пойдет, ведь он помогает понять, что там было в древности. Все, что может преобразить жизнь, укрепить дух и освободить человека от мира – все пригодно. Традиция – это не цель, это средство.

Теизм

Вернемся, однако, к теме теизма. Как мы уже говорили, при всей критике «антитрансцендентной» позиции Ницше, наш герой и сам не стремился постулировать существование бога в привычном нам понимании. Ницше отрицал и бога, и трансцендентность (как онтологическую, так и этическую – на чистый разум Канта, стремившегося обосновать априорную мораль без бога, Ницше нападает сильнее, чем на иных богословов). Эвола утверждает трансцендентность, но не бога. Более того, в критике концепции бога-личности как попечителя, законодателя и высшего судии Эвола полностью солидарен с Ницше...

www.group-telegram.com/us/velnotes.com/1134

1.6K viewsMar 29 at 18:39

Из работы «Эвола: романтик, декадент, солипсист» (доступна на платном канале)

--

...Цель Эволы – не утвердить бога, а утвердить человека, который мог бы стать божественным. Не благодатью, а собственным опытом трансцендирования – испытанием себя, магическими ритуалами, сексуальными практиками, мужественными поступками и прочим. Это принципиально важно – не будем забывать о том, что Эволу интересует человек, а не высший мир. Точнее, объектом его творчества является человек, а предметом (вопросом, которым исследователь задается в отношении объекта) – то, как именно человек может имплементировать в себя трансцендентную реальность.

Ницше интересен ему в том числе и с этих позиций – в частности, он обращает внимание на «архетипы» Аполлона и Диониса. Эвола говорит, что нужно дополнять дионисийство аполлонизмом, чтобы «опьяненность жизнью» сочеталась с бесстрастным холодным разумом – тогда человек достигает «неуязвимости» и высшей свободы. Чистая жизненная страсть Ницше ему не по нраву – он хочет достичь устойчивости в союзе с активной жизнью:

«Результатом этого союза является состояние совершенно особого рода, светлое, можно даже сказать интеллектуализированное и магнетическое, опьянение, полностью противоположное тому, которое возникает в результате экстатического открытия себя миру стихийных сил, инстинкта и "природы". Это исключительное состояние тончайшего и незамутнённого опьянения является жизненной пищей, необходимой для свободного существования в хаотическом мире, предоставленному самому себе».

Здесь следует сказать, что соединение дионисийства и аполлонизма не было собственной идеей Эволы – Ницше считал, что данный синтез уже был воплощен в греческом театре. Собственно, ровно об этом и повествует знаменитое его «Рождение трагедии». Здесь он говорит об «огромной пропасти, которая отделяет дионисовских греков от дионисовских варваров». Именно «гордое величие фигуры Аполлона» охраняла греков от чистого дионисизма, в котором «спускалось с цепи самое дикое зверство природы» и происходило «отвратительное смешение сладострастия и жестокости». Важно подчеркнуть, что это взгляд не Эволы, а Ницше (по крайней мере, раннего).

В любом случае для Эволы «дионисийский аполлонизм» как сочетание неуязвимости и жизненной страсти – одно из воплощений его антропологического и экзистенциального идеала.

Как мы, надеюсь, уже поняли, что в этом-то и суть мировоззрения Эволы: ему интересно все, что позволяет нам обрести свободу и неуязвимость. Ницше? – годится. Грааль? – отлично. Тантра, йога, Гиперборея, империя – все пойдет. И Генон, в конце концов – тоже пойдет, ведь он помогает понять, что там было в древности. Все, что может преобразить жизнь, укрепить дух и освободить человека от мира – все пригодно. Традиция – это не цель, это средство.

Теизм

Вернемся, однако, к теме теизма. Как мы уже говорили, при всей критике «антитрансцендентной» позиции Ницше, наш герой и сам не стремился постулировать существование бога в привычном нам понимании. Ницше отрицал и бога, и трансцендентность (как онтологическую, так и этическую – на чистый разум Канта, стремившегося обосновать априорную мораль без бога, Ницше нападает сильнее, чем на иных богословов). Эвола утверждает трансцендентность, но не бога. Более того, в критике концепции бога-личности как попечителя, законодателя и высшего судии Эвола полностью солидарен с Ницше...

BY Велецкие тетради