Наступает День Победы.
С каждым годом этот день все больше опошляется. На улицах мигранты торгуют маскарадными пилотками и фальшивыми знаменами, на машинах копеечные наклейки «Спасибо деду за победу», «На Берлин», на стаканах с кофе портреты ветеранов, победные пляски в гимнастерках на батутах. Во всем видно ленивое желание праздновать Победу и абсолютная неспособность это сделать. Духовное и эстетическое достояние Победы переходит на наших глазах в неоспоримую собственность массовой культуры.
Но флажки и пилотки это не просто пошлость. Это игры в то, во что играть нельзя. В церковной традиции сколько бы с оригинала чудотворной иконы ни списали копий, от каждой из них все равно может быть чудо. Копия в этом чуде равна оригиналу. Так же в каждой пилотке – частица памяти, отблеск трагедии, зачем же надевать ее, если не готов идти воевать и погибнуть? Зачем придавать китчу трагическое, историческое измерение, которое он не вместит?
С помощью пилоток, флажков и гимнастерок, которые потом лежат в урнах и просто на земле, Победа становится на уровень потребительского блага и ее предназначение в этом качестве только одно. Быть израсходованной, потребленной, так же, как и прочие блага массовой культуры. Из Победы ухитряются извлечь развлечение, становится нормальной мысль о том, что Победа может быть таким же шоу, как Камеди-клаб. Подлинная Победа заменяется целлулоидной развлекательной версией, которую она не переживет.
В чем проблема этой версии? В ней Победа зависит не от объективных исторических причин, а от стихийных реакций потребителей, склонных к упрощениям и отсутствию рефлексии. Победа утрачивает уникальность и выпускается массовым тиражом для всех, теряя свое важнейшее свойство - вести за собой сквозь десятилетия туда, на ступени Рейхстага, к каждому из тех, кто погиб и кто выжил.
Пилотки и знамена сегодняшних дней это валюта, на которую культурное мещанство, ходящее в музеи только чтобы «пощупать за бока вечность» (С.Черный) пытается купить трагедию. В ходе этой оплаты неизбежно происходит инфляция этих вещей, а с ней и Победы. Поэтому с каждым годом все больше пафоса, шума, наклеек, квазипатриотической риторики, веселья, развлечений, с помощью которых ведется возгонка победного настроения, надлежащих, как всем кажется, чувств.
И именно в экспоненциальном росте пилоток и преувеличенно фальшивом внимании к ветеранам отчетливо видно ощущение утраты той трагической реальности, которую мы называем Победой. Уходящие на глазах ветераны передали нам право на Победу, а наследники все чаще оказываются недостойны чести. Последние и сами это чувствуют и оттого столько трескотни и пафоса, которыми стараются задрапировать отчетливое понимание того, что Победа бездарно растрачивается внуками.
Победа это не место трескотни и мишуры. Это пространство немоты, ибо выразить ее нельзя, нельзя ни с чем сравнить. Молчания, ибо сегодня уже погибли почти все, кто помнит Победу, ушли “на страну далече”, воссоединились. Мы никогда не сможем поставить себя на место погибших, не сможем воссоздать их жизнь и сказать “с их точки зрения”. И не стоит себя обманывать. Они ушли, а, значит, больше не будет подлинных, правдивых, горьких фильмов и книг о войне. Значит, не нужно больше ничего снимать и писать – это будет ложь, что видно по современным бондарчуковским поделкам. Можно только помолчать. У фотографии или могил. И в этом молчании, в его «гласе хлада тонка» мы услышим, почувствуем Победу. Если настроена душа.
С наступающим Днём Победы!
С каждым годом этот день все больше опошляется. На улицах мигранты торгуют маскарадными пилотками и фальшивыми знаменами, на машинах копеечные наклейки «Спасибо деду за победу», «На Берлин», на стаканах с кофе портреты ветеранов, победные пляски в гимнастерках на батутах. Во всем видно ленивое желание праздновать Победу и абсолютная неспособность это сделать. Духовное и эстетическое достояние Победы переходит на наших глазах в неоспоримую собственность массовой культуры.
Но флажки и пилотки это не просто пошлость. Это игры в то, во что играть нельзя. В церковной традиции сколько бы с оригинала чудотворной иконы ни списали копий, от каждой из них все равно может быть чудо. Копия в этом чуде равна оригиналу. Так же в каждой пилотке – частица памяти, отблеск трагедии, зачем же надевать ее, если не готов идти воевать и погибнуть? Зачем придавать китчу трагическое, историческое измерение, которое он не вместит?
С помощью пилоток, флажков и гимнастерок, которые потом лежат в урнах и просто на земле, Победа становится на уровень потребительского блага и ее предназначение в этом качестве только одно. Быть израсходованной, потребленной, так же, как и прочие блага массовой культуры. Из Победы ухитряются извлечь развлечение, становится нормальной мысль о том, что Победа может быть таким же шоу, как Камеди-клаб. Подлинная Победа заменяется целлулоидной развлекательной версией, которую она не переживет.
В чем проблема этой версии? В ней Победа зависит не от объективных исторических причин, а от стихийных реакций потребителей, склонных к упрощениям и отсутствию рефлексии. Победа утрачивает уникальность и выпускается массовым тиражом для всех, теряя свое важнейшее свойство - вести за собой сквозь десятилетия туда, на ступени Рейхстага, к каждому из тех, кто погиб и кто выжил.
Пилотки и знамена сегодняшних дней это валюта, на которую культурное мещанство, ходящее в музеи только чтобы «пощупать за бока вечность» (С.Черный) пытается купить трагедию. В ходе этой оплаты неизбежно происходит инфляция этих вещей, а с ней и Победы. Поэтому с каждым годом все больше пафоса, шума, наклеек, квазипатриотической риторики, веселья, развлечений, с помощью которых ведется возгонка победного настроения, надлежащих, как всем кажется, чувств.
И именно в экспоненциальном росте пилоток и преувеличенно фальшивом внимании к ветеранам отчетливо видно ощущение утраты той трагической реальности, которую мы называем Победой. Уходящие на глазах ветераны передали нам право на Победу, а наследники все чаще оказываются недостойны чести. Последние и сами это чувствуют и оттого столько трескотни и пафоса, которыми стараются задрапировать отчетливое понимание того, что Победа бездарно растрачивается внуками.
Победа это не место трескотни и мишуры. Это пространство немоты, ибо выразить ее нельзя, нельзя ни с чем сравнить. Молчания, ибо сегодня уже погибли почти все, кто помнит Победу, ушли “на страну далече”, воссоединились. Мы никогда не сможем поставить себя на место погибших, не сможем воссоздать их жизнь и сказать “с их точки зрения”. И не стоит себя обманывать. Они ушли, а, значит, больше не будет подлинных, правдивых, горьких фильмов и книг о войне. Значит, не нужно больше ничего снимать и писать – это будет ложь, что видно по современным бондарчуковским поделкам. Можно только помолчать. У фотографии или могил. И в этом молчании, в его «гласе хлада тонка» мы услышим, почувствуем Победу. Если настроена душа.
С наступающим Днём Победы!
👍375💯154🔥45
group-telegram.com/yakemenko/18696
Create:
Last Update:
Last Update:
Наступает День Победы.
С каждым годом этот день все больше опошляется. На улицах мигранты торгуют маскарадными пилотками и фальшивыми знаменами, на машинах копеечные наклейки «Спасибо деду за победу», «На Берлин», на стаканах с кофе портреты ветеранов, победные пляски в гимнастерках на батутах. Во всем видно ленивое желание праздновать Победу и абсолютная неспособность это сделать. Духовное и эстетическое достояние Победы переходит на наших глазах в неоспоримую собственность массовой культуры.
Но флажки и пилотки это не просто пошлость. Это игры в то, во что играть нельзя. В церковной традиции сколько бы с оригинала чудотворной иконы ни списали копий, от каждой из них все равно может быть чудо. Копия в этом чуде равна оригиналу. Так же в каждой пилотке – частица памяти, отблеск трагедии, зачем же надевать ее, если не готов идти воевать и погибнуть? Зачем придавать китчу трагическое, историческое измерение, которое он не вместит?
С помощью пилоток, флажков и гимнастерок, которые потом лежат в урнах и просто на земле, Победа становится на уровень потребительского блага и ее предназначение в этом качестве только одно. Быть израсходованной, потребленной, так же, как и прочие блага массовой культуры. Из Победы ухитряются извлечь развлечение, становится нормальной мысль о том, что Победа может быть таким же шоу, как Камеди-клаб. Подлинная Победа заменяется целлулоидной развлекательной версией, которую она не переживет.
В чем проблема этой версии? В ней Победа зависит не от объективных исторических причин, а от стихийных реакций потребителей, склонных к упрощениям и отсутствию рефлексии. Победа утрачивает уникальность и выпускается массовым тиражом для всех, теряя свое важнейшее свойство - вести за собой сквозь десятилетия туда, на ступени Рейхстага, к каждому из тех, кто погиб и кто выжил.
Пилотки и знамена сегодняшних дней это валюта, на которую культурное мещанство, ходящее в музеи только чтобы «пощупать за бока вечность» (С.Черный) пытается купить трагедию. В ходе этой оплаты неизбежно происходит инфляция этих вещей, а с ней и Победы. Поэтому с каждым годом все больше пафоса, шума, наклеек, квазипатриотической риторики, веселья, развлечений, с помощью которых ведется возгонка победного настроения, надлежащих, как всем кажется, чувств.
И именно в экспоненциальном росте пилоток и преувеличенно фальшивом внимании к ветеранам отчетливо видно ощущение утраты той трагической реальности, которую мы называем Победой. Уходящие на глазах ветераны передали нам право на Победу, а наследники все чаще оказываются недостойны чести. Последние и сами это чувствуют и оттого столько трескотни и пафоса, которыми стараются задрапировать отчетливое понимание того, что Победа бездарно растрачивается внуками.
Победа это не место трескотни и мишуры. Это пространство немоты, ибо выразить ее нельзя, нельзя ни с чем сравнить. Молчания, ибо сегодня уже погибли почти все, кто помнит Победу, ушли “на страну далече”, воссоединились. Мы никогда не сможем поставить себя на место погибших, не сможем воссоздать их жизнь и сказать “с их точки зрения”. И не стоит себя обманывать. Они ушли, а, значит, больше не будет подлинных, правдивых, горьких фильмов и книг о войне. Значит, не нужно больше ничего снимать и писать – это будет ложь, что видно по современным бондарчуковским поделкам. Можно только помолчать. У фотографии или могил. И в этом молчании, в его «гласе хлада тонка» мы услышим, почувствуем Победу. Если настроена душа.
С наступающим Днём Победы!
С каждым годом этот день все больше опошляется. На улицах мигранты торгуют маскарадными пилотками и фальшивыми знаменами, на машинах копеечные наклейки «Спасибо деду за победу», «На Берлин», на стаканах с кофе портреты ветеранов, победные пляски в гимнастерках на батутах. Во всем видно ленивое желание праздновать Победу и абсолютная неспособность это сделать. Духовное и эстетическое достояние Победы переходит на наших глазах в неоспоримую собственность массовой культуры.
Но флажки и пилотки это не просто пошлость. Это игры в то, во что играть нельзя. В церковной традиции сколько бы с оригинала чудотворной иконы ни списали копий, от каждой из них все равно может быть чудо. Копия в этом чуде равна оригиналу. Так же в каждой пилотке – частица памяти, отблеск трагедии, зачем же надевать ее, если не готов идти воевать и погибнуть? Зачем придавать китчу трагическое, историческое измерение, которое он не вместит?
С помощью пилоток, флажков и гимнастерок, которые потом лежат в урнах и просто на земле, Победа становится на уровень потребительского блага и ее предназначение в этом качестве только одно. Быть израсходованной, потребленной, так же, как и прочие блага массовой культуры. Из Победы ухитряются извлечь развлечение, становится нормальной мысль о том, что Победа может быть таким же шоу, как Камеди-клаб. Подлинная Победа заменяется целлулоидной развлекательной версией, которую она не переживет.
В чем проблема этой версии? В ней Победа зависит не от объективных исторических причин, а от стихийных реакций потребителей, склонных к упрощениям и отсутствию рефлексии. Победа утрачивает уникальность и выпускается массовым тиражом для всех, теряя свое важнейшее свойство - вести за собой сквозь десятилетия туда, на ступени Рейхстага, к каждому из тех, кто погиб и кто выжил.
Пилотки и знамена сегодняшних дней это валюта, на которую культурное мещанство, ходящее в музеи только чтобы «пощупать за бока вечность» (С.Черный) пытается купить трагедию. В ходе этой оплаты неизбежно происходит инфляция этих вещей, а с ней и Победы. Поэтому с каждым годом все больше пафоса, шума, наклеек, квазипатриотической риторики, веселья, развлечений, с помощью которых ведется возгонка победного настроения, надлежащих, как всем кажется, чувств.
И именно в экспоненциальном росте пилоток и преувеличенно фальшивом внимании к ветеранам отчетливо видно ощущение утраты той трагической реальности, которую мы называем Победой. Уходящие на глазах ветераны передали нам право на Победу, а наследники все чаще оказываются недостойны чести. Последние и сами это чувствуют и оттого столько трескотни и пафоса, которыми стараются задрапировать отчетливое понимание того, что Победа бездарно растрачивается внуками.
Победа это не место трескотни и мишуры. Это пространство немоты, ибо выразить ее нельзя, нельзя ни с чем сравнить. Молчания, ибо сегодня уже погибли почти все, кто помнит Победу, ушли “на страну далече”, воссоединились. Мы никогда не сможем поставить себя на место погибших, не сможем воссоздать их жизнь и сказать “с их точки зрения”. И не стоит себя обманывать. Они ушли, а, значит, больше не будет подлинных, правдивых, горьких фильмов и книг о войне. Значит, не нужно больше ничего снимать и писать – это будет ложь, что видно по современным бондарчуковским поделкам. Можно только помолчать. У фотографии или могил. И в этом молчании, в его «гласе хлада тонка» мы услышим, почувствуем Победу. Если настроена душа.
С наступающим Днём Победы!
BY Якеменко
Share with your friend now:
group-telegram.com/yakemenko/18696