История с Гавриилом, многочисленные скандалы с Ткачевым, малофятами и сектантами из «Сорока сороков», все эти крестопады и прочее очень нехороши тем, что приучают общество к тому, что Церковь появляется в общественном пространстве только в рубрике: «Скандалы, интриги, расследования». Эти скандалы для стороннего человека сегодня и есть в значительной мере «жизнь Церкви». И для того, чтобы в этой ситуации, например, рассуждать о Богочеловечестве, смысле спасения, природе греха, нужно иметь немалые способности к абстрагированию от реальности.
Безусловно, вся эта чисто житейская, кухонно-трамвайная накипь не связана только с тем, что Церковь обмирщается в худшем смысле этого слова. Этот процесс идет, но не так стремительно, как хотелось бы многим. Главная проблема в том, что наступает смена поколений. Уходят те, кто в своем личном житейском, духовном опыте запечатлел советские гонения, кто выстрадал свое право быть священником, монахом, простым верующим. Кому службу духовного и житейского взросления сослужили тяжелые годы отвержения, подозрительности, насмешек, презрения. Особенность этого опыта в том, что он не передается, а может быть только лично выстрадан.
Сегодня уже основную часть верующих, епископата и духовенства составляют люди, которые этого опыта не имеют, для которых он книжный, чужой, сторонний. Значительная часть этих людей не застала в сознательном возрасте даже первые годы возрождения храмов и монастырей, той удивительной первохристианской атмосферы, когда, ночуя на самой простой кровати в паломнической гостинице, а то и на полу в храме, с ледяной водой в умывальнике, питаясь самой неприхотливой пищей, сотни людей работали на развалинах храмов и монастырей в едином порыве, помогали друг другу и поддерживали, вели умные, интересные разговоры, читали передаваемые как великую ценность из рук в руки тонкие книжечки с выдержками из святых отцов и поучений старцев.
Люди, о которых идет речь, без усилий получили все уже готовое, удобное, красивое. Получили культуру, обряд, атрибутику, но не то, что за ними стоит, что они выражают и воплощают. Не получили опыт. Поэтому у многих книги о страданиях, гонениях, нужде, страхе усваиваются мозгами, но не сердцем, ничем не отзываются в душе, в них есть словА, но нет СлОва, которое придает смысл словам.
Вместе с уходящими живыми мучениками и страдальцами уходит и непередаваемое ощущение причастности чему-то надмирному, опасному для всякого, кто боится испортить отношения с окружающими, к тайне, которая навсегда отделяет тебя от всех остальных. Уходит право быть одиночеством, внесенным в коллектив, теряется привилегия терпеть и страдать за слабых. Остались здания, чинопоследования, звания, терминологический ряд. Удобно то, что наработанная риторика, духовный пафос, форма – все есть. Отсутствует страх стать чужим этому миру, желание страданий, как пути, ощущения принадлежности к Церкви по праву лишений и мученичества. Но это мало кто замечает.
Христианин нашего времени, «не заставший», должен делать все то же самое, что делали его предшественники – с той лишь разницей, что предшественники были в Церкви, а он при Церкви. Они делали, потому что так жили, а он потому что так сказали. Он должен читать о страданиях (чужих), посещать службы (отстоять), молиться (произносить положенные слова), общаться с себе подобными (этому учить не надо).
Это не угрожает ни ему самому, ни кому бы то ни было, потому что этнография (а Христианство без страдания это этнография) никому никогда не угрожала, а была довольно почтенным, а иногда и доходным занятием. Современный христианин действует как герой Шекспира: «Ты мне напоминаешь храбрецов, которые, входя в трактир, снимают шпагу со словами – дай Бог, чтобы ты мне не понадобилась». Входя в храм и совершая молитву, этот христианин думает: «Дай Бог мне не пережить страдание, лишения и муки». Или следом за ранним блаженным Августином повторяет: «Господи, спаси меня, избавь меня от греха, но только не сейчас. Сейчас дай мне побыть так»…
История с Гавриилом, многочисленные скандалы с Ткачевым, малофятами и сектантами из «Сорока сороков», все эти крестопады и прочее очень нехороши тем, что приучают общество к тому, что Церковь появляется в общественном пространстве только в рубрике: «Скандалы, интриги, расследования». Эти скандалы для стороннего человека сегодня и есть в значительной мере «жизнь Церкви». И для того, чтобы в этой ситуации, например, рассуждать о Богочеловечестве, смысле спасения, природе греха, нужно иметь немалые способности к абстрагированию от реальности.
Безусловно, вся эта чисто житейская, кухонно-трамвайная накипь не связана только с тем, что Церковь обмирщается в худшем смысле этого слова. Этот процесс идет, но не так стремительно, как хотелось бы многим. Главная проблема в том, что наступает смена поколений. Уходят те, кто в своем личном житейском, духовном опыте запечатлел советские гонения, кто выстрадал свое право быть священником, монахом, простым верующим. Кому службу духовного и житейского взросления сослужили тяжелые годы отвержения, подозрительности, насмешек, презрения. Особенность этого опыта в том, что он не передается, а может быть только лично выстрадан.
Сегодня уже основную часть верующих, епископата и духовенства составляют люди, которые этого опыта не имеют, для которых он книжный, чужой, сторонний. Значительная часть этих людей не застала в сознательном возрасте даже первые годы возрождения храмов и монастырей, той удивительной первохристианской атмосферы, когда, ночуя на самой простой кровати в паломнической гостинице, а то и на полу в храме, с ледяной водой в умывальнике, питаясь самой неприхотливой пищей, сотни людей работали на развалинах храмов и монастырей в едином порыве, помогали друг другу и поддерживали, вели умные, интересные разговоры, читали передаваемые как великую ценность из рук в руки тонкие книжечки с выдержками из святых отцов и поучений старцев.
Люди, о которых идет речь, без усилий получили все уже готовое, удобное, красивое. Получили культуру, обряд, атрибутику, но не то, что за ними стоит, что они выражают и воплощают. Не получили опыт. Поэтому у многих книги о страданиях, гонениях, нужде, страхе усваиваются мозгами, но не сердцем, ничем не отзываются в душе, в них есть словА, но нет СлОва, которое придает смысл словам.
Вместе с уходящими живыми мучениками и страдальцами уходит и непередаваемое ощущение причастности чему-то надмирному, опасному для всякого, кто боится испортить отношения с окружающими, к тайне, которая навсегда отделяет тебя от всех остальных. Уходит право быть одиночеством, внесенным в коллектив, теряется привилегия терпеть и страдать за слабых. Остались здания, чинопоследования, звания, терминологический ряд. Удобно то, что наработанная риторика, духовный пафос, форма – все есть. Отсутствует страх стать чужим этому миру, желание страданий, как пути, ощущения принадлежности к Церкви по праву лишений и мученичества. Но это мало кто замечает.
Христианин нашего времени, «не заставший», должен делать все то же самое, что делали его предшественники – с той лишь разницей, что предшественники были в Церкви, а он при Церкви. Они делали, потому что так жили, а он потому что так сказали. Он должен читать о страданиях (чужих), посещать службы (отстоять), молиться (произносить положенные слова), общаться с себе подобными (этому учить не надо).
Это не угрожает ни ему самому, ни кому бы то ни было, потому что этнография (а Христианство без страдания это этнография) никому никогда не угрожала, а была довольно почтенным, а иногда и доходным занятием. Современный христианин действует как герой Шекспира: «Ты мне напоминаешь храбрецов, которые, входя в трактир, снимают шпагу со словами – дай Бог, чтобы ты мне не понадобилась». Входя в храм и совершая молитву, этот христианин думает: «Дай Бог мне не пережить страдание, лишения и муки». Или следом за ранним блаженным Августином повторяет: «Господи, спаси меня, избавь меня от греха, но только не сейчас. Сейчас дай мне побыть так»…
Поэтому все и меняется.
BY Якеменко
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Pavel Durov, Telegram's CEO, is known as "the Russian Mark Zuckerberg," for co-founding VKontakte, which is Russian for "in touch," a Facebook imitator that became the country's most popular social networking site. Update March 8, 2022: EFF has clarified that Channels and Groups are not fully encrypted, end-to-end, updated our post to link to Telegram’s FAQ for Cloud and Secret chats, updated to clarify that auto-delete is available for group and channel admins, and added some additional links. Messages are not fully encrypted by default. That means the company could, in theory, access the content of the messages, or be forced to hand over the data at the request of a government. But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. During the operations, Sebi officials seized various records and documents, including 34 mobile phones, six laptops, four desktops, four tablets, two hard drive disks and one pen drive from the custody of these persons.
from us
