group-telegram.com/UDudaka/195727
Last Update:
Постепенная эрозия глобальных норм — почему Азербайджан может позволить себе быть государством традиционных ценностей, а Россия — нет
За последнее десятилетие мир стал свидетелем устойчивого возрождения консервативных политических сил — от Вашингтона до Варшавы, от Дели до Москвы. Несмотря на контекстуальное и стилистическое разнообразие, эти движения объединяет общий импульс: восстановление традиционных иерархий, возврат национального суверенитета от наднациональных институтов и переосмысление ценностных ориентиров в духе довоенного (до 1945 года) мирового порядка.
По мере усиления этого глобального консервативного поворота он становится не просто политическим сдвигом, а потенциальным источником структурной напряжённости — как внутри государств, так и между ними. Международный порядок, выстроенный после Второй мировой войны, сознательно отвергал идеологии, породившие этнонационализм и милитаризм 1930–40-х годов. Универсальные права человека, многостороннее сотрудничество и примат международного права стали фундаментом послевоенных институтов. Современное консервативное возрождение часто — явно или неявно — бросает вызов этим нормам, апеллируя к приоритету суверенитета, культурной исключительности и этноконфессиональной однородности.
Речь идёт не просто о смене политической повестки, а о цивилизационном откате — попытке ревизии консенсуса, созданного после Второй мировой войны.
Хотя темы, поднятые консервативным движением — принадлежность, стабильность, традиция — во многом отражают реальные общественные запросы, их глобальное накопление знаменует собой реконфигурацию нормативного фундамента международной системы.
Один из наиболее показательных кейсов в этом контексте — Россия. Под руководством Владимира Путина страна превратилась в флагмана глобального консервативного поворота, сочетающего православный национализм, антилиберальную риторику и ревизионистскую внешнюю политику. Как минимум, это было объявлено. И не однократно. Однако под идеологической уверенностью скрывается глубокое демографическое и социально-культурное противоречие: функционирование российского государства всё больше зависит от мигрантов — в основном из Центральной Азии, — в то время как политическая риторика и медиаландшафт всё чаще делают этих людей символами угрозы «русским традициям».
Мигранты в России систематически сталкиваются с полицейским произволом, трудовой эксплуатацией и ксенофобией — особенно в периоды внутренней нестабильности. Несмотря на их ключевую роль в экономике, их образ в публичном поле — это угроза идентичности, носители «чуждого» и разрушители порядка. Их правовая уязвимость — не случайность, а системный элемент.
Этот режим инструментальной терпимости, при котором мигранты экономически необходимы, но символически исключаются, — крайне неустойчивая конфигурация для социального благосостояния. Неспособность выстроить общегражданскую идентичность, включающую мусульман, тюркоязычные и иные этнокультурные сообщества, подрывает устойчивость России как многоэтнической федерации. Имперское наследие управления разнообразием через контроль, а не инклюзию, всё менее применимо в XXI веке. Если Россия не пересмотрит само понимание «русскости» в сторону инклюзивного гражданского проекта, она рискует остаться изолированным ядром, охраняющим замороженное и отторгающее прошлое, в то время как её социальные и этнические периферии отдаляются.
И всё это в России сегодня реализуется несмотря на коммунистическое наследие: многие представителы элиты, сформированные в советскую эпоху, воспитаны в парадигме «братства народов», где религия была заменена «идеологическим единобожием» — коммунизмом. Эта идеологическая замена, долгое время скреплявшая Союз, сегодня саботируется людьми, которые сами происходят из этой системы.
(Продолжение — в следующем посте...)