О скифской этике, левом евразийстве и страхе перед будущим Всякий раз, когда в России поднимается нечто живое — с корнями, с мечтой, с дерзостью — обязательно появляются те, кто начинает визжать о «диверсии», о «наивной провинциальности», о «заражении идеологической инфекцией». Как будто русский народ — это дохлая лягушка, которую можно отравить одним словом «скиф».
Выходит, мы снова кого-то испугали. Скифы, красные и левые, снова идут. С мечами, но не за головами — за смыслами. А у кого смыслов нет, тот сразу начинает визжать.
"Красные скифы и драники": юмор мёртвого Вы правда думаете, что шутки про «скифов и лепреконов» кого-то ранят, кроме вашего собственного чувства собственного ничтожия? Это уровень провинциального школьника, который прячется за мемом, потому что не может выдержать разговор по существу. Впрочем - пану Антоновскому это не в новинку. Мы уже знаем уровень его способностей.
Но ведь дело не в шутках. Дело в страхе. Вы боитесь самой идеи, что русская идентичность — не завершённая конструкция XIX века, а текучий, исторический процесс. Что она может включать в себя скифскую глубину, восточную открытость, левую чувствительность, евразийскую судьбу.
Вы боитесь, что русское — это не про царя и солдафона, а про народ, пространство и труд.
Скифская идея: не теория, а вызов Скиф — это символ. Это архетип в русской культуре: от Блока и Трубецкого до Гумилёва и Фрунзе. Скиф — это тот, кто не вписывается в вашу картотеку: не европеец, не азиат, не чиновник, не охранитель.
Скиф — это русский, который не боится быть собой, даже если это "собой" — трагично, степно, жертвенно, метафизически одиноко. Вы зовёте к покорности, а скифы зовут к судьбе. Вы зовёте к дряхлой европе, а мы — Домой на Восток.
Вот потому вы и трясётесь. Беларусь как "угроза"? — смейтесь дальше Вы называете белорусскую мысль «наивной провинциальной геополитикой», потому что втайне чувствуете: именно там сегодня рождается культурное содержание Евразии. В Минске, где срабатывает сцепка идеи и народа, формы и смелости. В речи философов, которые говорят языком этики и правды.
Ваша Европа — это мертвый город, полный тоски и тьмы . А мы соединяем веру с правдой, народ с надеждой, традицию с будущим. Потому что у нас — не система. У нас — мечта.
А у вас — только власть и страх, что кто-то скажет: "Русский — это не подданный, а человек".
Евразийство — это и Лукашенко. Для нас он — евразиец и настоящий русский человек по духу: соборный, твердый, народный. А вас выдаёт ваше латентное либеральное халдейство: вы начинаете шипеть про «авторитаризм», потому что боитесь силы, не купленной у Запада.
Мы опираемся не на циркуляры, а на Традицию. Ту, что не пыльная и не созданная в салонах Парижа и Лондона, а дышит — как нестяжатели, как странники сибирские, как волюшка Разина, как левый корень Блока, и как наша русская Атлантида - Советский Союз.
Вы не поняли главное: Вы обвиняете нас в том, что мы хотим «забалтывать» русский путь. А мы — его освобождаем от гнили, от музейного национализма, от идей которыми вы готовы уничтожить страну.
Вы говорите: «Они хотят, чтобы русские перестали быть русскими». А мы отвечаем: мы как раз за то, чтобы русский стал САМИМ СОБОЙ, а не слепком с уставов и имитаций.
Финал: вы проиграете Вы думаете, что можно остановить идею, выставив её смешной? А мы смеёмся последними. Потому что у нас — народ. У нас — история. У нас — глубина. И, главное, у нас — вера, не в «чувство ранга», а в справедливость.
Скифы идут. И они будут говорить. На языке огня, на языке духа, на языке, который вы не поймёте, но который услышат те, кто ещё способен чувствовать.
О скифской этике, левом евразийстве и страхе перед будущим Всякий раз, когда в России поднимается нечто живое — с корнями, с мечтой, с дерзостью — обязательно появляются те, кто начинает визжать о «диверсии», о «наивной провинциальности», о «заражении идеологической инфекцией». Как будто русский народ — это дохлая лягушка, которую можно отравить одним словом «скиф».
Выходит, мы снова кого-то испугали. Скифы, красные и левые, снова идут. С мечами, но не за головами — за смыслами. А у кого смыслов нет, тот сразу начинает визжать.
"Красные скифы и драники": юмор мёртвого Вы правда думаете, что шутки про «скифов и лепреконов» кого-то ранят, кроме вашего собственного чувства собственного ничтожия? Это уровень провинциального школьника, который прячется за мемом, потому что не может выдержать разговор по существу. Впрочем - пану Антоновскому это не в новинку. Мы уже знаем уровень его способностей.
Но ведь дело не в шутках. Дело в страхе. Вы боитесь самой идеи, что русская идентичность — не завершённая конструкция XIX века, а текучий, исторический процесс. Что она может включать в себя скифскую глубину, восточную открытость, левую чувствительность, евразийскую судьбу.
Вы боитесь, что русское — это не про царя и солдафона, а про народ, пространство и труд.
Скифская идея: не теория, а вызов Скиф — это символ. Это архетип в русской культуре: от Блока и Трубецкого до Гумилёва и Фрунзе. Скиф — это тот, кто не вписывается в вашу картотеку: не европеец, не азиат, не чиновник, не охранитель.
Скиф — это русский, который не боится быть собой, даже если это "собой" — трагично, степно, жертвенно, метафизически одиноко. Вы зовёте к покорности, а скифы зовут к судьбе. Вы зовёте к дряхлой европе, а мы — Домой на Восток.
Вот потому вы и трясётесь. Беларусь как "угроза"? — смейтесь дальше Вы называете белорусскую мысль «наивной провинциальной геополитикой», потому что втайне чувствуете: именно там сегодня рождается культурное содержание Евразии. В Минске, где срабатывает сцепка идеи и народа, формы и смелости. В речи философов, которые говорят языком этики и правды.
Ваша Европа — это мертвый город, полный тоски и тьмы . А мы соединяем веру с правдой, народ с надеждой, традицию с будущим. Потому что у нас — не система. У нас — мечта.
А у вас — только власть и страх, что кто-то скажет: "Русский — это не подданный, а человек".
Евразийство — это и Лукашенко. Для нас он — евразиец и настоящий русский человек по духу: соборный, твердый, народный. А вас выдаёт ваше латентное либеральное халдейство: вы начинаете шипеть про «авторитаризм», потому что боитесь силы, не купленной у Запада.
Мы опираемся не на циркуляры, а на Традицию. Ту, что не пыльная и не созданная в салонах Парижа и Лондона, а дышит — как нестяжатели, как странники сибирские, как волюшка Разина, как левый корень Блока, и как наша русская Атлантида - Советский Союз.
Вы не поняли главное: Вы обвиняете нас в том, что мы хотим «забалтывать» русский путь. А мы — его освобождаем от гнили, от музейного национализма, от идей которыми вы готовы уничтожить страну.
Вы говорите: «Они хотят, чтобы русские перестали быть русскими». А мы отвечаем: мы как раз за то, чтобы русский стал САМИМ СОБОЙ, а не слепком с уставов и имитаций.
Финал: вы проиграете Вы думаете, что можно остановить идею, выставив её смешной? А мы смеёмся последними. Потому что у нас — народ. У нас — история. У нас — глубина. И, главное, у нас — вера, не в «чувство ранга», а в справедливость.
Скифы идут. И они будут говорить. На языке огня, на языке духа, на языке, который вы не поймёте, но который услышат те, кто ещё способен чувствовать.
To that end, when files are actively downloading, a new icon now appears in the Search bar that users can tap to view and manage downloads, pause and resume all downloads or just individual items, and select one to increase its priority or view it in a chat. Telegram has become more interventionist over time, and has steadily increased its efforts to shut down these accounts. But this has also meant that the company has also engaged with lawmakers more generally, although it maintains that it doesn’t do so willingly. For instance, in September 2021, Telegram reportedly blocked a chat bot in support of (Putin critic) Alexei Navalny during Russia’s most recent parliamentary elections. Pavel Durov was quoted at the time saying that the company was obliged to follow a “legitimate” law of the land. He added that as Apple and Google both follow the law, to violate it would give both platforms a reason to boot the messenger from its stores. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. He said that since his platform does not have the capacity to check all channels, it may restrict some in Russia and Ukraine "for the duration of the conflict," but then reversed course hours later after many users complained that Telegram was an important source of information. At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup.
from br
