В Spectate вышла моя рецензия на «Знаки препинания». Эта выставка укоренена в текстуальности, в речи и ее отсутствии; неудивительно — проект родился из практик совместного чтения и обсуждения книг. Письмо превратилось в игру: каждый визуальный объект тянул за собой теоретическое, оставалось все сшить, избегая упрощения, создать что-то, что бы рассыпа́лось при пристальном вчитывании.
Объекты выставки много, интенсивно и плотно говорят, в момент взаимодействия нам остается только усваивать их нарративы. Но стоит отойти в белые промежутки, отделяющие работы друг от друга, как начинается молчаливое обдумывание, затем — неуверенные перешептывания, из которых вырастает речь: кураторский текст, зрительская рецепция, в конце концов — эта рецензия. Этот недолгий момент запинки, передышки во время дистанцирования от работ структурирует весь проект, делает его возможным и дает место для рождения новой речи. После небольшой паузы пространство вновь заполняется разговорами, перекрикивая голос матери, прорывающийся из зеркального купола.
Прочесть можно здесь. Спасибо Кате Киселевой за приглашение и Анастасии Хаустовой за публикацию.
В Spectate вышла моя рецензия на «Знаки препинания». Эта выставка укоренена в текстуальности, в речи и ее отсутствии; неудивительно — проект родился из практик совместного чтения и обсуждения книг. Письмо превратилось в игру: каждый визуальный объект тянул за собой теоретическое, оставалось все сшить, избегая упрощения, создать что-то, что бы рассыпа́лось при пристальном вчитывании.
Объекты выставки много, интенсивно и плотно говорят, в момент взаимодействия нам остается только усваивать их нарративы. Но стоит отойти в белые промежутки, отделяющие работы друг от друга, как начинается молчаливое обдумывание, затем — неуверенные перешептывания, из которых вырастает речь: кураторский текст, зрительская рецепция, в конце концов — эта рецензия. Этот недолгий момент запинки, передышки во время дистанцирования от работ структурирует весь проект, делает его возможным и дает место для рождения новой речи. После небольшой паузы пространство вновь заполняется разговорами, перекрикивая голос матери, прорывающийся из зеркального купола.
Прочесть можно здесь. Спасибо Кате Киселевой за приглашение и Анастасии Хаустовой за публикацию.
Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. "The inflation fire was already hot and now with war-driven inflation added to the mix, it will grow even hotter, setting off a scramble by the world’s central banks to pull back their stimulus earlier than expected," Chris Rupkey, chief economist at FWDBONDS, wrote in an email. "A spike in inflation rates has preceded economic recessions historically and this time prices have soared to levels that once again pose a threat to growth." Individual messages can be fully encrypted. But the user has to turn on that function. It's not automatic, as it is on Signal and WhatsApp. Russian President Vladimir Putin launched Russia's invasion of Ukraine in the early-morning hours of February 24, targeting several key cities with military strikes.
from ca
